Тень древнего голода
В те дни, когда осенние ветры Северной Америки несли с собой шепот забытых эпох, профессор Эдмунд Харрис, отставной учитель истории из Бостона, решил уйти от суеты цивилизации. Он был человеком Просвещения, закаленным в горниле рационализма; его разум, подобно стальному механизму, отвергал всякую тень мистицизма. Сказания алгонкинских племен о духе голода, что бродит по снежным лесам, вызывали в нем лишь снисходительную улыбку. "Суеверия первобытных умов, — говаривал он, — порожденные голодом и изоляцией. Ничего более, чем антропологический курьез".Харрис арендовал скромный охотничий домик в глубине канадских лесов, на границе с Миннесотой, где ели и сосны смыкались в непроницаемый полог, а река, чье имя он даже не потрудился запомнить, журчала подо льдом. Он прибыл туда в конце октября, когда первые снега уже укутали землю белым саваном, намереваясь провести месяц в размышлениях над своей неоконченной монографией о колониальной истории. С ним были лишь книги, лампа на керосине и ружье — на всякий случай, хотя он не верил в опасности, кроме тех, что таятся в человеческой глупости.
Первые дни прошли в блаженном уединении. Харрис гулял по тропам, вдыхая морозный воздух, и мысленно высмеивал местных жителей, тех немногочисленных лесорубов и индейцев, что предупреждали его о "ветре, который зовет по имени". Один из них, старый оджибве по имени Джо, с лицом, изборожденным шрамами времени, рассказал ему у костра о Вендиго: "Это не зверь, профессор. Это голод, что старше звезд. Он приходит, когда лес молчит, и шепчет о мясе, о теплой плоти. Не ешьте, если услышите зов — иначе станете им". Харрис рассмеялся, похлопав старика по плечу. "Мой дорогой, — сказал он, — ваш Вендиго — всего лишь метафора каннибализма, вызванного суровой зимой. Наука объясняет все".
Но по мере того, как дни таяли в ноябрьскую тьму, лес начал меняться. Поначалу это были мелочи: отдаленный вой, который он списывал на волков, хотя эхо звучало слишком... осмысленно, словно слова на неизвестном языке. Ночью, у лампы, он замечал тени за окном — не просто ветви, качающиеся на ветру, но формы, удлиненные и изогнутые, как будто деревья тянулись к нему с голодной жадностью. Его запасы еды, аккуратно уложенные в погребе, начали исчезать: сначала банка консервов, потом кусок вяленого мяса. "Крысы, — бормотал он, — или, быть может, еноты". Но следы на снегу были странными — слишком большие для зверей, слишком нечеловеческие для людей, с отпечатками, что напоминали когти, впивающиеся в землю с неутолимой яростью.
На четвертый день снегопад усилился, изолируя домик от мира. Харрис попытался читать, но слова в книгах расплывались, словно чернила таяли под взглядом невидимого наблюдателя. Ночью он проснулся от звука — не воя, но шепота, проникающего сквозь бревенчатые стены. "Голод... плоть... тепло..." — шептал ветер, и в нем слышался ритм, древний и чуждый, как будто эхо из бездны, где нет звезд. Он встал, зажег лампу и выглянул в окно. Там, в вихре снега, мелькнула фигура: высокая, костлявая, с рогами, ветвящимися как корни мертвого дерева. Глаза — два провала тьмы, полные бесконечного голода. Харрис отшатнулся, убеждая себя, что это галлюцинация, вызванная одиночеством и холодом. "Рационализм, — твердил он, — наука объяснит".
Но на следующую ночь шепот стал громче, и в нем Харрис услышал свое имя: "Эдмунд... присоединяйся... ешь..." Его тело начало изменяться — кожа натянулась на костях, желудок скрутило спазмом, хотя он ел досыта. В зеркале он увидел свое отражение: глаза впали, зубы казались острее, а в глубине зрачков мелькал тот же голодный блеск. Он вспомнил легенды — не как сказки, но как предупреждения о чем-то древнем, что пришло не из этого мира. Вендиго не был духом индейцев; нет, это было нечто иное, вырвавшееся из трещин реальности, из тех безымянных измерений, где формы жизни не знают насыщения. Оно питалось не только плотью, но и разумом, превращая материалистов в безумцев, а скептиков — в своих слуг.
К утру пятого дня Харрис больше не мог отрицать. Он вышел в лес, ведомый зовом, и увидел следы — свои собственные, ведущие в никуда, в сердце тьмы. Вендиго ждал там, в гуще деревьев, что шептали секреты космоса: о голоде, что родился в пустоте между звездами, о существах, чьи аппетиты поглощают миры. Профессор упал на колени, и в его разуме вспыхнуло видение — бесконечная пасть, пожирающая реальность. "Это не суеверие, — прошептал он, прежде чем тьма сомкнулась. — Это правда, ужасная и вечная".
Когда весной лесорубы нашли домик, он был пуст. Только дневник, испещренный безумными каракулями: "Голод... он реален... он зовет..." И в снегу, таящем под собой древние кости, свежие следы — слишком большие, слишком голодные.
Новость отредактировал Estellan - Сегодня, 21:03
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Голод Вендиго Северная Америка лес