Тропинка через овраг
Это было в июле 2010-го. Жара в то лето в Нижегородской области стояла такая, что асфальт плавился даже в тени. Мы тогда только закончили школу, кто-то поступил, кто-то в армию собирался. Самое беззаботное время: Шатковский район, наша деревня (название палить не буду, местные поймут), и полная свобода.Днем мы обычно гоняли на речку Тешу или на пруды на старых отцовских «Ижаках» и «Юпитерах», купались до посинения, а вечером — стандартная программа: сельский клуб. Дискотека, дешевое пиво, дешевые сигареты и бесконечные разборки с пацанами из соседних сел.
В ту ночь все было как обычно. Музыка долбила так, что стекла в ДК дрожали, на улице ревели моторы — кто-то красовался перед девчонками. Я был с Ленкой. Мы с ней крутили уже месяц, и дело шло к серьезному. Часам к двум ночи, когда диджей уже в десятый раз поставил какой-то ремикс на «Руки Вверх», мы сбежали.
Пошли к ней. Родители у Ленки строгие, в дом нельзя, но у них на участке стояла баня — добротная, бревенчатая. Предбанник там был просторный, пахло сухими березовыми вениками, дегтярным мылом и немного сыростью. Там мы и остались. Помню, как стучало сердце, как где-то за стеной орали сверчки, и это чувство запретного, липкого летнего счастья.
Я вышел от неё, когда небо на востоке уже начало сереть. Было около половины четвертого утра. Самое странное время суток — «волчий час». Птицы еще не проснулись, дискотека давно затихла, и тишина стояла такая, что звенело в ушах.
Мне нужно было пройти через полдеревни, спуститься в овраг к мостику через ручей, а потом подняться на свою улицу. Голова была тяжелая, ноги ватные от усталости и пережитого, но настроение отличное. Я шел, пинал камешки и улыбался, вспоминая запах Ленкиных волос.
Спустился в овраг. Там всегда холоднее градусов на пять, даже в жару. А в то утро низина была забита туманом — густым, как молоко. Видимость — метра три, не больше. Я перешел деревянный мостик, доски под ногами гулко скрипнули в тишине.
И тут я увидел её.
Чуть выше по тропинке, у старой ракиты, стояла женщина. Она стояла спиной ко мне, в каком-то длинном темном халате или платье.
Сначала я не испугался. Подумал, может, у кого корова отвязалась или просто кому-то не спится. Я ускорил шаг, хотел буркнуть «здрасьте» и проскочить мимо. Но когда я поравнялся с ней, меня как ледяной водой окатило.
Это была тетя Надя. Соседка Ленки, жившая через два дома.
Всё бы ничего, но тетю Надю мы всем селом похоронили ровно неделю назад. Она умерла скоропостижно, сердце прихватило прямо на огороде, в жару. Я сам помогал крышку гроба в «Газель» грузить.
Она стояла неестественно прямо. Голова была повязана платком, но как-то криво, съехав набок, открывая седые, всклокоченные волосы. Халат был тот самый, синий в цветочек, в котором её часто видели у колодца. Только сейчас он казался мокрым, будто она только что вылезла из реки.
Я замер. Ноги прилипли к тропинке. В горле встал ком, и вкус Ленкиных поцелуев сменился металлическим привкусом ужаса.
Она медленно, с каким-то сухим хрустом, повернула голову в мою сторону. Лицо было серым, восковым, совсем не таким, как у живого человека. Глаза запали так глубоко, что казались просто черными дырами в предрассветных сумерках.
— Сережа... — прошелестела она. Голос был тихий, но такой отчетливый, будто она говорила мне прямо в ухо. — Ты калитку закрыл?
Я не мог дышать. Я стоял и смотрел на мертвую женщину посреди летнего тумана.
— Сквозит, Сережа... Душа болит, как сквозит... — продолжила она, и её губы даже не шевелились.
В этот момент где-то вдалеке заорал петух. Этот звук словно снял с меня оцепенение. Я рванул с места так, что чуть не вывихнул лодыжку. Я бежал в гору, не чувствуя ног, не оборачиваясь, слыша за спиной только своё бешеное дыхание и шорох травы. Мне казалось, что если я обернусь, то увижу этот синий халат прямо за своей спиной.
Влетел домой, запер дверь на все замки, чего никогда не делал, и забился под одеяло, дрожа как в лихорадке. Уснул только когда солнце уже пекло вовсю.
Проснулся разбитый. Весь день меня знобило. Вечером встретился с пацанами, но ничего рассказывать не стал — засмеют, скажут, перепил или перегрелся.
Но самое жуткое случилось через два дня. Были поминки — девять дней, как раз. Мать пришла с поминок и рассказывает отцу:
— Представляешь, странность какая. У Нади-покойницы на могиле земля просела сильно, и крест покосился. А соседка её, баба Валя, божится, что видела ночью, как у Нади калитка в огороде сама собой хлопала, хотя ветра не было. Открыта была настежь всю ночь.
Меня тогда прошиб холодный пот. Я понял, про какую калитку она спрашивала. Не ту, что в огороде.
С Ленкой мы расстались к осени. Не мог я больше ходить к ней через тот овраг и мимо дома тети Нади. И в предбанник тот заходить не мог — всё казалось, что в углу, где веники висят, пахнет не березой, а сырой могильной землей.
Новость отредактировал Estellan - Сегодня, 21:54
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Деревня лето подростки призрак покойница могила крест неизведанное поминки авторская история