Стивен Кинг. Уилла
"Ты дальше собственного носа ничего не видишь", - сказала она. И была не совсем права. Может, он отчасти и заслуживал ее презрения, но слепым кротом он не был. И когда последние брызги заката над Виндриверской грядой окрасились в тона апельсиновой горечи, Дэвид окинул взглядом железнодорожную станцию и понял, что Уилла пропала. Он тут же сказал себе, что, возможно, ошибся, но так говорил его разум, а вот холодок в животе свидетельствовал обратное.Он отправился на поиски Ландера, которому она немного нравилась. Когда Уилла брякнула, мол, пусть этот «Амтрак», бросивший их на произвол судьбы, собственным дерьмом подавится, Ландер сказал: боевая девка. Большинству до нее не было никакого дела, шла ли речь об Амтраке или о чем другом.
— Здесь пахнет заплесневелыми крекерами! — крикнула ему Хелен Палмер, когда он проходил мимо. Она нашла скамеечку в углу — у нее был нюх на такие вещи. Компанию ей составила миссис Райнхарт, тем самым дав мужу короткую передышку. Она одарила Дэвида улыбкой.
— Вы не видели Уиллу? — спросил он.
Миссис Райнхарт, не переставая улыбаться, покачала головой:
— У нас на ужин рыба! — заорала Палмер. В ямочке у нее на виске пульсировали голубые вены. Кое-кто обернулся на крик. — Черт-те что!
— Тише, Хелен, — попросила ее миссис Райнхарт. Кажется, она была Салли, а впрочем, такое простое имя он бы запомнил. Оно осталось в прошлом. Мир теперь принадлежал девушкам, которых звали Эмбер, Эшли и Тиффани. Уилла тоже принадлежала к вымирающей породе, и от этой мысли внутри у него снова похолодело.
— Заплесневелые крекеры! — Хелен сплюнула с омерзением. — Мерзкие прогорклые крекеры, которые давно пора выбросить!
Генри Ландер сидел на скамейке под часами, одной рукой обняв жену. Еще только увидев Дэвида, он отрицательно покачал головой:
— Ее здесь нет. Увы. Пошла в город, при удачном для тебя раскладе. При неудачном — отвалила, — он сделал жест, каким голосуют на дороге.
Вряд ли его невеста одна отправилась автостопом на Запад, это была бредовая идея, в которую он не мог поверить, а вот то, что ее здесь не было, выглядело вполне правдоподобно. Он это понял еще до того, как всех пересчитал. Почему-то вспомнилась фраза из какой-то старой книжки или, может быть, строчка из стихотворения: «Крик пустоты, пустоты в сердце».
Вокзал представлял собой узкую деревянную горловину, вдоль которой бесцельно прогуливались одни, пока другие просто сидели на скамейках под флуоресцентными лампами. Плечи у этих последних были опущены, как это обычно бывает, когда люди долго ждут, пока вышедшую из-под контроля ситуацию, наконец, исправят и тогда они смогут продолжить прерванное путешествие. В таком месте, как Кроухарт Спрингс, по своей воле не останавливаются.
— Дэвид, не вздумай ее искать, — сказала Руфь Ландер. — Уже смеркается, а тут полно всякого зверья. И не каких-то там койотов. Этот книготорговец-хромоножка говорит, что видел парочку волков по ту сторону железнодорожного полотна, неподалеку от пакгауза.
— Биггерс, — уточнил Генри. — Его зовут Биггерс.
— Да будь он хоть Джек Риппер, — отмахнулась Руфь. — Запомни, Дэвид, ты не в Канзасе.
— Но она-то…
— Она ушла средь бела дня, — перебил его Генри Ландер.
Как будто средь бела дня волк или, к примеру, медведь не может напасть на беззащитную женщину! Конечно, в таких делах я профан, подумал Дэвид, я всего лишь специалист по банковским вкладам, молодой специалист, но лично я бы такую возможность не исключал.
— Если за нами пришлют аварийный состав, она может его пропустить, — он никак не мог втолковать им эту простую мысль. Говоря языком его коллег в чикагском банке, народ не въезжал.
Генри удивленно поднял брови:
— Ты хочешь сказать, будет лучше, если вы оба его пропустите?
Если они оба его пропустят, то поедут дальше автобусом или подождут следующего поезда. Неужели непонятно? Похоже, что так. При взгляде на этих людей, прежде всего, бросалась в глаза усталость. Но разве им есть дело до Уиллы? Если она сгинет на просторах Высоких равнин, кто, кроме Дэвида Сандерсона, это заметит? Кое-кому она активно не нравилась. Эта стерва Урсула Дэвис однажды ему сказала, что если бы не это «а» на конце, Уилла была бы очень даже ничего.
— Я попробую разыскать ее в городе, — сказал Дэвид.
Генри вздохнул:
— Ты совершаешь большую глупость, сынок.
Он попробовал обратить все в шутку:
— Если она застрянет в Кроухарт Спрингс, мы не сможем с ней пожениться в Сан-Франциско.
С ним поравнялся Дадли. Дэвид не знал, это его имя или фамилия, знал только, что он отвечает за поставку товаров фирмы «Стейплс» и едет в Мизулу на какое-то региональное совещание. Это был тихоня, поэтому ослиное ржание, которое он ни с того ни с сего издал, вызвало у всех даже не удивление, а настоящий шок.
— Если ты пропустишь поезд, мировой судья поженит вас прямо на вокзале, а когда вернетесь в Чикаго, будешь рассказывать друзьям, что сыграл на Западе настоящую «свадьбу с пузом». Ииии-ааа!
— Не глупи, — повторил Генри. — Недолго нам осталось тут куковать.
— По-вашему, я должен бросить ее на произвол судьбы? Ну, знаете!
Он отошел, не дожидаясь ответа Ландера или его жены. На соседней скамейке сидела Джорджия Андерсон и смотрела, как ее дочь в дорожном красном платьице скачет козочкой по грязному кафельному полу. Памми, кажется, не ведала усталости. Дэвид попытался вспомнить, видел ли он ее когда-нибудь спящей с тех пор, как их поезд сошел с рельсов возле железнодорожного узла Уинд Ривер и они застряли здесь, как всеми забытая бандероль на почте. Может, один раз, на коленях у матери. Если это не ложное воспоминание, основанное на убеждении, что пятилетние дети должны много спать.
Памми, затеяв игру в «классики», скакала с плитки на плитку как заведенная. Ее красное платьице задиралось, обнажая пухлые коленки.
— Я подошла на улице к копу, а он поскользнулся и сел на попу, — пропела она на такой пронзительной ноте, что у Дэвида заломило в висках. — А еще я знаю Дэвида, он ужасная ябе-да! — захихикала девочка, показывая на него пальцем.
— Памми, прекрати, — приказала ей мать и виновато улыбнулась Дэвиду, откинув с лица волосы. Он подумал, что в этом механическом жесте сквозит смертельная усталость, и еще подумал о том, что с этой егозой миссис Андерсон — при отсутствии всяких признаков мистера Андерсона — еще намучается.
— Вы не видели Уиллу? — спросил он.
— Улетела пташка, — она показала на дверную табличку:
ВЫХОД К РЕЙСОВЫМ АВТОБУСАМ И ТАКСИ. О НОМЕРАХ В ГОСТИНИЦЕ СПРАВЛЯЙТЕСЬ ПО БЕСПЛАТНОМУ ТЕЛЕФОНУ.
Навстречу ему ковылял Биггерс.
— На твоем месте я бы не затевал прогулки на свежем воздухе без хорошего дробовика. Здесь водятся волки. Я видел их своими глазами.
— Я знаю девочку по имени Уилла, она от мигрени принимает мыло, — Памми пропела стишок и от смеха повалилась на пол.
Книготорговец Биггерс, не дожидаясь ответной реакции, заковылял дальше. Его длинная тень несколько укоротилась под флуоресцентным светом фонарей, а затем снова вытянулась.
В проеме двери с табличкой насчет автобусов и такси стоял Фил Палмер, страховой агент на пенсии. Они с женой ехали на недельку-другую в Портленд, к старшему сыну и невестке, но Палмер сообщил по секрету Дэвиду с Уиллой, что его жена едва ли вернулась бы домой. У Хелен рак и Альцгеймер в придачу. «Хорошенький дуплет», — высказалась тогда Уилла. Когда Дэвид ей заметил, что это звучит жестоко, она уже хотела сказать что-то в ответ, но передумала и только мотнула головой.
Палмер обратился к нему со своим обычным приветствием:
— Эй, сучок, есть бычок?
На что Дэвид по обыкновению ответил:
— Я не курю, мистер Палмер.
На что тут же последовало:
— Шутка.
Дальше начиналась бетонная платформа для пассажиров, ожидающих рейсовый автобус до Кроухарт Спрингс. Лицо Палмера приняло озабоченный вид:
— Ты хорошо подумал, мой юный друг?
По ту сторону станции, где заросли полыни и дрока подступали к железнодорожной насыпи, раздался вой — это, конечно, могла быть какая-нибудь бродячая собака, но вряд ли. Через мгновение ему подпели, такое двухголосие. Песня стала отдаляться.
— Понял, братец, к чему я веду? — Палмер ухмыльнулся, как будто он лично дал отмашку певцам — так сказать, в порядке иллюстрации.
Дэвид начал спускаться по ступенькам, поднявшийся ветер трепал на нем ветровку. Он ускорил шаг, чтобы вдруг не дать слабину. Трудным был только первый шаг, а дальше все его мысли уже были заняты Уиллой.
— Дэвид, — позвал его Палмер, уже без всякой насмешливости или ерничанья в голосе. — Не надо.
— Почему? Она же не побоялась. А волки, они там, — он показал пальцем себе за спину. — Если это они.
— Они, кто ж еще. Я не говорю, что они непременно на тебя нападут, в это время года они не такие уж и голодные. Просто глупо, если еще и ты застрянешь бог знает на сколько в этой дыре только потому, что она может пропустить состав.
— Вы не понимаете, речь идет о моей девушке.
— Сейчас я скажу тебе неприятную вещь, дружище. Если бы она считала себя твоей девушкой, она бы этого не сделала. Ты так не думаешь?
Дэвид не сразу ответил; он и сам толком не знал, что думает по этому поводу. Уж не потому ли, что, как утверждала Уилла, он дальше собственного носа ничего не видит? Наконец он повернулся и посмотрел вверх на Фила Палмера в дверном проеме.
— Я думаю, человек не должен бросать свою невесту в этой дыре. Вот что я думаю.
Палмер вздохнул.
— В каком-то смысле было бы даже неплохо, если бы одна из этих безмозглых зверюг цапнула-таки тебя за задницу — может, малость поумнел бы. Крошка Уилла Стюарт думает только о себе, и все это знают. Все, кроме тебя.
— Если мне по дороге попадется магазинчик «Ночная сова» или «С семи до одиннадцати», купить вам пачку сигарет?
— Почему нет?
Дэвид уже пересекал привокзальную зону, перед которой, прямо на асфальте, было написано краской НЕ ПАРКОВАТЬСЯ, когда Палмер его окрикнул.
Дэвид обернулся.
— До города три мили пешком, а рейсовый автобус будет только завтра. Так написано на информационной будке. Туда-обратно, шесть миль. Считай, уже два часа, а пока ты ее в городе найдешь…
Дэвид поднял руку в знак того, что все слышал, но не сбавил шаг. Холодный ветер с гор трепал его одежду и волосы, но ему это нравилось. Поначалу, памятуя о волках, он с тревогой озирался вокруг, но вскоре все его мысли переключились на Уиллу. Сказать по правде, после их второй или третьей встречи голова его не была занята ничем другим.
Она может пропустить состав, в этом Палмер прав; неправда, что она только о себе думает. Она просто устала от бесконечного ожидания среди этих старперов, постоянно брюзжащих из-за того, что они опаздывают. Соседний городок — это, конечно, тоже не бог весть что, но там есть хоть какие-то развлечения, и это соображение в ее глазах, видимо, перевесило риск пропустить аварийный состав, который «Амтрак» должен вот-вот прислать за ними.
И какие же, спрашивается, развлечения могли ее привлечь?
Ясно, что в таком захолустье, как Кроухарт Спрингс, где железнодорожный вокзал может похвастаться примитивным зеленым навесом, а прямо на стене красно-бело-синим от руки намалевано ВАЙОМИНГ — ШТАТ РАВЕНСТВА, не может быть настоящего ночного клуба. Ни ночных клубов, ни дискотек, ну разве что бары, где ее и надо искать. Музыкальный автомат, на худой конец, ей тоже сгодится.
С наступлением ночи усыпанное звездами небо стало похоже на огромный ковер в блестках. Повисший меж двух гор месяц сочился больничным светом на шоссе и поля, раскинувшиеся по обе стороны. Ветер, который под станционным навесом только посвистывал, здесь, на открытом плато, тянул одну высокую ноту, и Дэвиду невольно вспомнилось «пение» маленькой Памми во время игры в «классики».
Он шел, ожидая в любой момент услышать за спиной нарастающий стук колес железнодорожного состава, но вместо этого, в короткой паузе между завываниями ветра, услышал отчетливое цок-цок-цок. Он обернулся и увидел волка в двадцати шагах от себя, на разделительной линии автострады № 26. Здоровенный зверь, почти с теленка, и лохматый, как шапка-ушанка. В лунном свете его мех казался черным, а глаза мутно-желтыми, как моча. Остановился Дэвид, остановился и волк. Он смотрел на человека, ощерясь и дыша, как небольшой насос.
На страх времени не оставалось. Дэвид сделал шаг навстречу и, громко хлопая в ладони, закричал:
— А ну, пошел отсюда! Живо!
Волк поджал хвост и потрусил прочь, оставив на асфальте дымящуюся кучу. Дэвид хмыкнул, но смеяться от души себе не позволил; это уже был бы открытый вызов богам. Сейчас, помимо страха, он испытывал невероятное, полнейшее спокойствие. Пожалуй, ему надо сменить имя и фамилию. Вместо Дэвида Сандерсона — Страшила Вольф. А что, для банковского служащего в самый раз.
Он все-таки не удержался от смеха и снова зашагал в сторону Кроухарт Спрингс. Теперь он не только озирался по сторонам, но и поглядывал назад, однако волк больше не появлялся. Зато пришла уверенность, что вот-вот раздастся пронзительный свисток тепловоза. С путей, наконец, уберут покореженные вагоны, и в скором времени заждавшиеся пассажиры — все эти Палмеры, Ландеры, хромой Биггерс, попрыгунья Памми с мамашей и прочие — продолжат свое путешествие.
Ну, так что? «Амтрак» подержит их багаж в Сан-Франциско — могут же они хоть что-то сделать по уму! А они с Уиллой поищут автобусную станцию. Надо думать, «Грейхаунд» уже проложил маршрут через Вайоминг.
На дороге валялась пустая банка «Будвайзера», и он попинал ее немного, прежде чем запулить в придорожную траву. Он чуть было не пошел за ней, как вдруг издалека донеслась музыка: партия баса и всхлипы электрогитары с педалью — эти звуки у него всегда ассоциировались со слезами расплавленного металла, даже в оптимистичных песнях.
Наверняка она в баре, где играют эту музыку. Не потому что в других не играют, а потому что это место в ее вкусе. Он сразу понял. Поэтому он оставил в покое жестянку и взял курс на электрогитару, вздымая своими кедами пыль, которую ветер тут же уносил прочь. Вскоре он услышал барабанную дробь, а еще через пару минут увидел неоновую стрелу под табличкой с двумя цифрами «26». А что? Мимо проходит автострада № 26, так что вполне логичное название для бара, где играют хонки-тонк.
Его взгляду открылись две автостоянки. Одна, замощенная, непосредственно перед входом, была забита пикапами и легковушками как минимум пятилетней давности и в основном американского производства. На другой, гравиевой, стояли в ряд дальнобойные фуры, поблескивая хромированными боками в слепящих лучах неоновых ламп. Теперь уже отчетливо слышались звуки ритм-гитары. На козырьке над входом можно было прочесть:
ВСЕГО ОДИН ВЕЧЕР. «СОШЕДШИЕ С РЕЛЬСОВ». ВХОД $5. ИЗВИНИТЕ.
«Сошедшие с рельсов». Что ж, подумал он, она нашла подходящую группу.
У Дэвида в кармане завалялась пятерка, но некому было ее отдать. В глубине открывалась большая деревянная танцплощадка, забитая медленно танцующими парочками, в основном в джинсах и ковбойских шляпах; руки танцующих дружно лежали на ягодицах, а ноги так же дружно переступали в такт «Растраченным дням и ночам». Оркестр играл громко, «со слезой» и, насколько Дэвид Сандерсон мог судить, попадая в ноты. В нос шибанул букет из пива, пота, дезодоранта и духов из «Уолмарта». Раскаты смеха и разноголосица и даже лихой выкрик из дальнего угла танцплощадки казались звуками из повторяющихся снов, каким бывает сон о неподготовленном важнейшем экзамене, или сон о появлении среди толпы народа в чем мать родила, или сон о бесконечном падении, или сон, в котором ты оказываешься в незнакомом городе и ноги сами несут тебя куда-то далеко, где должна решиться твоя судьба.
Дэвид решил было сунуть пятерку назад в карман, но затем просунул голову в пустую билетную кассу и положил деньги на стол, где лежал роман Даниэлы Стил в бумажной обложке, а поверх него — пачка «Лаки страйкс».
«Сошедшие с рельсов» грянули что-то разудалое, и молодняк задрыгался, как чертик на резинке. Слева от Дэвида две дюжины пожилых пар выстроились танцевальным «паровозиком». Только сейчас Дэвид отметил про себя, что это благодаря задней зеркальной стене танцзал казался таким огромным.
Послышался звон разбитого стекла.
— С тебя, приятель, причитается! — крикнул в зал певец под бравурную инструментальную коду, и все восторженно зааплодировали ему за находчивость. Когда выпито столько текилы, подумал Дэвид, даже самая обычная реплика кажется верхом остроумия.
Бар был в виде подковы, под потолком — неоновые контуры Виндриверского ранчо красно-бело-синих цветов; в Вайоминге эти цвета, похоже, пользовались успехом. Другая неоновая вывеска, решенная в той же цветовой гамме, сообщала:
ТЫ В ГОСПОДНИХ ВЛАДЕНИЯХ, ПРИЯТЕЛЬ.
Слева — логотип «Будвайзера», справа — «Корса». Посетители, уже сильно нагрузившиеся, требовали добавки. Бармены в белых рубашках и красных жилетках не успевали смешивать коктейли.
В этом огромном сарае, где разом гудели человек пятьсот, он, как ни странно, сразу нашел свою Уиллу. Это мой приворотный амулет, подумал Дэвид, лавируя и пританцовывая среди всей этой раздухарившейся ковбойской братии и таким образом прокладывая себе дорогу.
Позади танцплощадки располагался полутемный отсек с высокими кабинками. В каждой стояла на столике одна, а то и две бадьи с пивом, над которыми слаженно работала команда из четырех человек… или восьми, считая их отражения в зеркалах. И только одна кабинка практически пустовала; именно там сидела Уилла в своем цветастом платье со стоечкой, разительно выделяясь среди всей этой джинсы и рубашек с жемчужными пуговицами. Ко всему прочему она сидела за пустым столом — ни еды, ни выпивки.
Она разглядывала танцующих и поэтому не сразу его заметила. На ее щеках играл румянец, а в уголках рта залегли морщинки, обещавшие улыбку. В этом бойком месте она смотрелась инопланетянкой, в которую он был по уши влюблен.
— Привет, Дэвид, — сказала она, когда он протиснулся и сел с ней рядом. — Я надеялась, что ты придешь. Почему-то так подумала. Шикарно играют, да? А как громко! — ей приходилось кричать, чтобы быть услышанной, но, судя по всему, ей это тоже нравилось. Она снова устремила взгляд на танцплощадку.
— Хорошо играют, — согласился он, чувствуя, как опять накатывает эта волна беспокойства. Теперь, когда он ее нашел, вернулся страх пропустить этот чертов поезд. — Их певец — вылитый Бак Оуэнс.
— Да? — улыбнулась она. — А кто этот Бак Оуэнс?
— Неважно. Нам надо возвращаться на станцию. Или ты хочешь здесь застрять неизвестно на сколько?
— А что, неплохая мысль. Мне здесь нра… ух ты, гляди!
Стеклянная кружка, пролетев над танцующими и коротко блеснув зеленью и золотом в лучах прожекторов с цветными фильтрами, разбилась вдребезги. Послышались одобрительные крики и аплодисменты — Уилла тоже зааплодировала, — а между тем двое амбалов, у которых на майках можно было прочесть два слова, ПОРЯДОК и БЛАГОДАТЬ, уже направлялись к месту предположительного запуска боевого снаряда.
— В таком месте четыре драки за вечер тебе гарантированы, — сказал Дэвид. — Это только на автостоянке. Плюс большая заварушка в самом баре, непосредственно перед закрытием.
Она засмеялась и, наставив на него указательные пальцы, как два кольта, изобразила губами выстрелы.
— Класс! Я хочу на это посмотреть!
— А я хочу вернуться на станцию, — повторил он. — Если в Сан-Франциско тебе вздумается послушать хонки-тонк, я тебе это устрою. Обещаю.
Она выпятила нижнюю губу и мотнула копной рыжеватых волос.
— Это совсем другое дело, сам знаешь. В Сан-Франциско тебе подадут в баре какое-нибудь вегетарианское пиво или что-то в этом роде.
Это его развеселило. Так же как мысль о визитке банковского служащего, на которой написано «Страшила Вольф». Но где-то подспудно в нем все равно сидело беспокойство.
Может, отсюда и этот нервный смех?
— Небольшой перерыв, и мы продолжим, — объявил в микрофон певец, вытирая пот со лба. — А вы пока пропустите по кружке за Тони Вилланеву и ансамбль «Сошедшие с рельсов»!
— Это нам знак: сунули ноги в туфли со стразами и — вперед с песней, — сказал Дэвид и взял Уиллу за руку. Он почти выбрался из-за стола, но она его примеру не последовала, хотя и руку не отпустила. Он вынужден был снова сесть, не без легкой паники. Кажется, он понял, что чувствует рыба на крючке, который вошел ей намертво в губу; мистер Лещ, пожалуйте на берег, где у вас еще будет возможность потрепыхаться напоследок. Она глядела на него своими убийственно синими глазами, а в уголках рта залегли морщинки, обещавшие улыбку. Уилла, его без пяти минут жена, читавшая по утрам романы, а перед сном стихи и называвшая теленовости… постой, как она о них говорила?… «это эфемерно».
— Посмотри на нас, — сказала она, обращая лицо к зеркальной стене.
Он увидел в зеркале молодую пару с восточного побережья, застрявшую в Вайоминге. В своем ситцевом платье она смотрелась лучше, чем он, но так ведь будет всегда, подумал он, с недоуменным видом снова переводя взгляд с зеркальной Уиллы на настоящую.
— Смотри внимательно, — сказала она. Морщинки в уголках рта уже не обещали улыбки, сейчас она была серьезна, насколько можно быть серьезной, когда идет такая гульба.
— И подумай над тем, что я тебе говорила.
С его губ уже готово было сорваться «ты мне много чего говорила, и я только об этом и думаю», но то был бы ответ влюбленного, столь же красивый, сколь и бессмысленный. А поскольку он понял, о чем идет речь, то просто, ни слова не говоря, снова посмотрел в зеркало. На этот раз действительно внимательно. И никого не увидел. В кабинке бара «26» никого не было. Он перевел взгляд на Уиллу, испуганный… но не удивленный.
— Ты не задумывался, — спросила она, — как может симпатичная девушка весь вечер просидеть одна, когда рядом нет ни одного свободного места и дым стоит коромыслом?
Дэвид покачал головой. Он над многими вещами не задумывался — скажем так, до этой минуты. Когда он последний раз ел или пил, например. Или сколько сейчас времени. Или когда закончился день. Он даже толком не мог сказать, что с ними произошло. Одно он знал точно: «Северный экспресс» сошел с рельсов, и вот теперь по стечению обстоятельств они сидели здесь и слушали «кантри» в исполнении ансамбля под названием…
— Я пинал пустую банку, — сказал он. — По дороге сюда я пинал пустую банку.
— Понятно. А еще ты сначала увидел нас в зеркале. Ощущения — это еще не всё, правда? Важно, чтобы они совпали с ожиданиями. — Она подмигнула ему и, подавшись вперед, поцеловала в щеку. Если говорить об ощущениях, то оно было очень даже приятное: что-то теплое и живое. — Дэвид, бедняжка. Мне очень жаль. Но ты молодец, все-таки пришел. Если честно, я не верила.
— Мы должны вернуться и сказать им правду.
Она поджала губы:
— Зачем?
— Это…
Двое в ковбойских шляпах и их хохочущие спутницы в джинсах и ковбойках, с прической «конский хвост», направились к их кабинке. Но стоило им приблизиться, как у всех на лицах выразился… нет, не страх, а, скорее, озадаченность… и они резко повернули в сторону бара.
Почувствовали, подумал Дэвид. От нас веет холодком.
— …самое правильное решение.
Уилла засмеялась. Это был усталый смех.
— Ты мне напоминаешь того старичка, что рекламировал по телевизору овсянку.
— Рыжик, они ведь ждут, что за ними придет этот спасительный поезд!
— Может, и придет! — Его немного испугала внезапная ярость, с которой она это выкрикнула. — Поезд обетованный, экспресс грядущей славы, вагон-салон избранных, где нет места для шушеры всех мастей…
— Я сильно сомневаюсь, что «Амтрак» уже ходит прямиком в рай, — вставил Дэвид. Он надеялся ее рассмешить, но она с мрачным видом разглядывала свои руки, и у него закралось новое подозрение. — Есть что-то еще, чего они не знают? Что-то такое, о чем мы должны им сказать? Да?
— К чему все это, когда можно просто остаться здесь! — Кажется, в ее голосе прозвучали нотки раздражения. Он даже не подозревал, что есть и такая Уилла. — Дэвид, хоть ты у нас малость близорук, но все же ты пришел, и за это я тебя люблю. — И она снова наградила его поцелуем.
— А еще я по дороге сюда встретил волка, — сказал он. — Я несколько раз хлопнул в ладоши и спугнул его. Возьму-ка я себе, пожалуй, новое имя. Страшила Вольф.
Секунду она смотрела на него с отвисшей челюстью, и он успел подумать: неужели надо было умереть, чтобы хоть раз по-настоящему удивить любимую девушку? Тут она откинулась на мягкую спинку и разразилась гомерическим хохотом. Проходившая мимо официантка уронила полный поднос с пивом и смачно выругалась.
— Страшила Вольф! — веселилась Уилла. — Вот как я буду звать тебя в постели! Ты такой большой, Страшила Вольф! Ты такой лохматый!
Официантка таращилась на пенящееся у ее ног море, матерясь, как пьяный матрос. При этом она старалась держаться подальше от пустой кабинки.
— Думаешь, это еще возможно? Заняться любовью? — спросил Дэвид.
Уилла смахнула слезы:
— Помнишь, я тебе сказала? Ощущения должны совпасть с ожиданиями. Когда это происходит, можно свернуть горы. — Она снова взяла его руку в свою. — Я тебя люблю. А ты меня?
— Не будь я Страшила Вольф! — Он позволял себе шутить, пока еще не допуская мысли, что он уже мертвец. Он глянул в зеркало за ее спиной и увидел их обоих. Потом только себя и свою руку, сжимающую пустоту. Потом никого. А вместе с тем… он дышал, его нос ловил запахи пива, виски и женских духов.
Подошел парень-уборщик, чтобы помочь официантке собрать осколки.
— Точно в пропасть шагнула, — объясняла парню официантка.
Подходящая фраза для загробной жизни, подумал Дэвид.
— Может, я с тобой и пойду, — сказала она, — но с этими занудами на станции не останусь. Мне и здесь хорошо.
— Ладно, — согласился он.
— Кто этот Бак Оуэнс?
— Я тебе о нем расскажу, — пообещал Дэвид. — О нем и о Рое Кларке. Но только после того, как ты мне скажешь, что еще тебе известно.
— Мне до них вообще дела нет, — сказала она, думая о своем. — Кто там нормальный? Генри Ландер и его жена.
— Фил Палмер тоже ничего.
Она поморщила нос:
— Фил Всех Отбрил.
— Уилла, что тебе известно?
— Смотри в оба, и сам все увидишь.
— Слушай, не проще ли тебе…
Нет, не проще. Она вдруг привстала, насколько позволял столик, и показала пальцем:
— Оркестр возвращается!
Луна стояла высоко в черном, усыпанном звездами небе, когда они с Уиллой, держась за руки, вышли на дорогу. Дэвид удивлялся, как могло пройти столько времени, ведь они задержались всего на две песни после перерыва. Это его обескураживало, но если бы только это.
— Уилла, какой у нас сейчас год? — спросил он.
Она задумалась. Ветер трепал подол ее платья… ну чем не живая женщина?
— Не помню, — наконец ответила она. — Странно, да?
— Не так уж и странно. Я, например, не могу вспомнить, когда последний раз ел или пил. А навскидку? Не задумываясь?
— Восемьдесят… восьмой?
Он кивнул. Это было близко к тому, что назвал бы он сам: 1987.
— Там была девчушка в футболке с надписью СРЕДНЯЯ ШКОЛА КРОУХАРТ СПРИНГС. ВЫПУСК-03. Если по возрасту ее пускают в ночной бар…
— Значит, она окончила школу по крайней мере три года назад.
— Вот и я о том же. — Он остановился. — То есть сейчас 2006 год? Уилла, по-твоему, это возможно? Двадцать первый век?
Прежде чем она успела что-то ответить, послышалось легкое цоканье когтистых лап по асфальту. У них за спиной стояли сразу четыре волка. Тот, что ближе к ним, самый крупный, был давешний знакомец Дэвида. Он сразу узнал эту лохматую черную шкуру. Его глаза светились еще ярче, и в каждом плавало по лунному серпику.
— Они нас видят! — в возбуждении закричала Уилла. — Дэвид, они нас видят! — Она опустилась на одно колено, точно в белый штрих разделительной полосы, и, вытянув правую руку, тихо фыркнула, а затем позвала:
— Иди ко мне, малыш!
— Уилла, — в голосе Дэвида явственно звучала тревога, — по-моему, это не лучшая идея.
Но она его проигнорировала — в своем коронном стиле. У нее по каждому поводу были собственные соображения. Например, отправиться из Чикаго в Сан-Франциско поездом — ей хотелось узнать, каково это, трахаться под стук колес, в скоростном экспрессе, когда вагон слегка раскачивается.
— Ну давай, толстячок, иди к мамочке!
Здоровый волчище пошел к ней, за ним увязалась волчица и их… годовички, кажется, так их называют? Оскаленная морда потянулась к узкой девичьей руке; в свете луны желтые глаза неожиданно засеребрились. Но, когда до человеческой кожи оставались считанные сантиметры, волк вдруг отпрянул так, что встал на задние ноги, обнажив на мгновение белое плюшевое подбрюшье, крутанулся на месте и, поджав хвост, с пронзительным визгом метнулся в придорожный кустарник, а следом за ним и его семейство.
Уилла встала во весь рост и посмотрела на Дэвида с такой невыразимой печалью, что он опустил глаза.
— Ты ради этого вытащил меня сюда, не дав послушать музыку? Чтобы лишний раз продемонстрировать, в кого я превратилась? А то я не знала!
— Уилла, мне очень жаль.
— Пока еще нет, но будет. — Она взяла его за руку. — Ладно, пошли.
Он рискнул встретиться с ней взглядом.
— Ты на меня не сердишься?
— Есть немного, но ты — это всё, что у меня осталось, и я тебя не отпущу.
Вскоре после свидания с волками Дэвид заметил на дороге пустую банку «Будвайзера». Он готов был поклясться, что это та самая банка, которую он несколько раз пнул по пути в город, а потом запулил в траву на обочине. Банка лежала на том же самом месте… да и как иначе, если ее никто не пинал. Ощущения — это еще не всё. А где ожидания, о которых говорила Уилла? Одно без другого — как бутерброд без масла.
Он отшвырнул банку в придорожную траву, и они продолжили путь, но, когда через несколько секунд он оглянулся, банка снова лежала на асфальте, там, где ее выбросил из окна своего пикапа какой-нибудь ковбой по дороге в бар «26». Он вспомнил «Ржачку», старое ток-шоу с Баком Оуэном и Роем Кларком, которые эти грузовички-пикапы называли не иначе, как ковбойскими кадиллаками.
— Чему это ты улыбаешься? — спросила Уилла.
— Потом скажу. Нам теперь спешить некуда.
Они стояли перед зданием вокзала Кроухарт Спрингс, держась за руки, как Гензель и Гретель перед пряничным домиком. В лунном свете зеленая стена показалась Дэвиду пепельно-серой и красно-бело-синяя надпись ВАЙОМИНГ — ШТАТ РАВЕНСТВА такой же бесцветной. Листок на одном из столбов вдоль лестницы, что вела к двустворчатой двери, был на своем месте. В дверном проеме стоял Фил Палмер, как будто и не уходил.
— Привет, сучок! — приветствовал его Палмер. — Есть бычок?
— Нет, мистер Палмер, — Дэвид развел руками.
— Ты вроде как собирался купить мне пачку.
— По дороге не было ни одного магазина, — объяснил он.
— А там, где была ты, куколка, разве не продают сигарет? — обратился Палмер к Уилле.
Он был из той категории мужчин, кто всех более или менее хорошеньких женщин называет куколками, а если вы такого встретите в разгар августовского зноя, он сдвинет шляпу на затылок и, утерев пот со лба, доходчиво объяснит вам, что все дело не в жаре, а в сильной влажности.
— Наверняка продают, — ответила Уилла, — но мне было бы непросто их купить.
— Это почему же, золотце?
— А вы как думаете?
Палмер молча скрестил руки на впалой груди. Через открытую дверь донесся голос жены Палмера:
— У нас на ужин рыба! Черт-те что! Ненавижу этот запах прогорклых крекеров!
— Мы мертвецы, Фил, — пояснил за нее Дэвид. — Вот почему. Призракам не продают сигареты.
Палмер несколько секунд пристально смотрел ему в глаза, прежде чем рассмеяться, но этих секунд Дэвиду хватило, чтобы увидеть: Палмер не просто поверил, он и сам знал правду.
— Мне доводилось слышать много разных объяснений на своем веку, — сказал он, — но это безусловно заслуживает первого приза.
— Фил…
Через открытую дверь:
— Рыба на ужин! Черт знает что!
— Извините, ребятки. Труба зовет, — с этими словами Палмер скрылся в здании вокзала. Дэвид подумал, что Уилла сейчас скажет: ну вот, ты ожидал чего-то другого? Но ее внимание было занято листком на столбе.
— Объявление видишь? — сказала она. — Читай вслух.
Сначала он ничего не мог прочесть, так как листок был закрыт плексигласом, который бликовал в лунном свете. Ему пришлось подвинуть Уиллу в сторону и приблизить лицо.
— Сверху написано: ЧЕСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ ОХРАНЯЕТСЯ ЗАКОНОМ, а внизу… слишком мелко, не разберу…
И тут же получил от нее локтем в бок.
— Не валяй дурака, Дэвид. Читай. Я не собираюсь тут с тобой до утра торчать.
Ты дальше собственного носа ничего не видишь.
Его блуждающий взгляд упал на поблескивающие рельсы, а потом — на меловой холм со срезанной верхушкой. Так называемая столовая гора, какие можно увидеть в старых ковбойских фильмах Джона Форда.
Он снова уткнулся взглядом в листок и только сейчас понял свою ошибку. Да, Дэвид Сандерсон, тебе бы не в банке работать…
— Сверху написано: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ ОХРАНЯЕТСЯ ЗАКОНОМ, — уточнил он.
Две строчки внизу никак ему не давались, сливаясь в неразборчивые знаки; может, из-за того, что его мозг, отказывавшийся верить написанному, безуспешно подыскивал какую-то интерпретацию, которая бы свела на нет неугодный ему смысл. Поэтому он перевел взгляд на рельсы и даже не слишком удивился тому, что они уже вовсе не блестели в лунном свете, а были насквозь проржавевшими и из стыков здесь и там пробивалась сорная трава. На этот раз он критическим взором окинул саму станцию и увидел полуразрушенное строение, забитые досками окна и ветхую деревянную крышу практически без дранки. В привокзальной зоне с асфальта, который вдруг оказался весь в трещинах, куда-то исчезло предупреждение НЕ ПАРКОВАТЬСЯ, а слова на стене ВАЙОМИНГ — ШТАТ РАВЕНСТВА, хотя и не исчезли, казались словами-призраками. Вроде нас, подумал он.
— Ну же, — подгоняла его Уилла. Девушка, у которой по каждому поводу были свои соображения. Девушка, которая сама все видела у себя под носом и хотела, чтобы это видели другие, даже ценой огромного разочарования. — Это твой последний экзамен. Прочитай, что там написано внизу, и вернемся в бар слушать музыку.
Он вздохнул.
— Тут написано: ПРЕДНАЗНАЧЕНО НА СЛОМ. И ниже:
ДАТА ПРЕДПОЛАГАЕМОГО СНОСА — ИЮНЬ 2007.
— Пять баллов. А теперь пойдем, спросим, не хочет ли кто-то еще послушать «Сошедших с рельсов». Я скажу Палмеру, что во всем можно найти свои плюсы. Да, он не купит сигарет, но зато ему не придется платить за вход.
Но никто не захотел идти в город.
— Мы — мертвецы? Что она хочет этим сказать? — возмутилась Руфь Ландер. Дэвида окончательно добило (фигурально выражаясь) даже не само возмущение, а выражение ее глаз, которое он успел поймать, прежде чем она уткнулась в плечо мужа. Она тоже знала.
— Руфь, — мягко сказал Дэвид, — я это говорю не для того, чтобы огорчить вас…
— Так молчите! — раздался сдавленный крик.
Все они, кроме Хелен Палмер, смотрели на него с гневом и откровенной враждебностью. Хелен же согласно кивала и что-то вполголоса говорила мужу и миссис Райнхарт, она же, возможно, Салли. Они стояли маленькими группками под флуоресцентными лампами… однако стоило ему сморгнуть, как лампы исчезли и забытые пассажиры превратились в смутные силуэты, кое-как освещенные луной, чьи лучи пробивались сквозь щели заколоченных окон. Ландеры сидели не на скамейке, а прямо на пыльном полу, рядом с какими-то потрескавшимися чашками — кажется, край Джона Форда был весь в трещинах, — а на стене, в углу, где приткнулась ворчливая Хелен Палмер, виднелось выцветшее круглое пятно. Дэвид сморгнул, и снова засияли флуоресцентные лампы, а там, где мгновение назад зияло выцветшее пятно, возникли большие вокзальные часы.
— Дэвид, тебе лучше уйти, — сказал Генри Ландер.
— Послушайте, Генри… — начала Уилла.
Он перевел на нее взгляд, в котором читалась неприязнь. От симпатии, с которой он раньше относился к Уилле Стюарт, не осталось и следа.
— Не хочу ничего слушать, — оборвал ее Генри. — Ты расстроила мою жену.
— Да, — поддержал его плотный молодой человек из Сиэтла в фуражке морского пехотинца. Кажется, его зовут О’Кейси, подумал Дэвид. В общем, что-то ирландское, с апострофом.
— Заткни фонтан, детка!
Уилла приблизила лицо к Генри, и тот слегка отшатнулся, как будто у нее неприятно пахло изо рта.
— Я позволила Дэвиду притащить меня обратно, чтобы только сказать вам всем: это здание скоро разрушат! Вам ведь известна штуковина под названием «баба копра»? Такая чугунная болванка, которая не оставляет камня на камне?
— Остановите ее! — закричала Руфь сдавленным голосом.
Уилла наклонилась еще ближе к Генри, глаза ее блестели.
— А потом самосвалы увезут все, что останется от этого старого, заброшенного вокзала, и куда вы тогда денетесь?
— Оставь нас, пожалуйста, в покое, — взмолился Генри.
— Генри, как сказала архиепископу девочка из церковного хора: «Несознанка — это не река в Египте».
Урсула Дэвис, которая невзлюбила Уиллу с первого дня, выставила вперед волевой подбородок и по инерции сделала за ним еще пару шагов:
— Убирайся, мерзкая тварь!
Уилла окинула их всех быстрым взглядом:
— Неужели вы не понимаете? Вы мертвецы, мы все мертвецы, и чем дольше вы здесь торчите, тем труднее вам потом будет найти себе приют!
— Она права, — вмешался Дэвид.
— А если она скажет «луна сделана из сыра», ты поддакнешь «из рокфора», — съязвила Урсула, высокая, редкой красоты женщина лет сорока. — Я, конечно, извиняюсь за свой французский, но она тебя так зафакала, что это даже не смешно.
Дадли издал свое ослиное хи-ха, а миссис Райнхарт захлюпала носом.
— Смотрите, что вы делаете с пассажирами, — подал голос Раттнер, проводник вагона, коротышка с виноватой мордочкой. Он редко открывал рот. Дэвид сморгнул, вокруг все враз потемнело, и в слабом свете луны обнаружилось, что пол-лица у Раттнера отсутствует, а другая половина обуглилась и почернела.
— Они скоро снесут этот вокзал, и где вы окажетесь? — закричала Уилла. — В заднице! — Она кулаками смахнула брызнувшие из глаз слезы ярости. — Почему вы не хотите пойти с нами в город? Мы покажем вам дорогу. Там люди… там… свет… там музыка.
— Мам, я хочу музыку, — заканючила маленькая Памми.
— Тсс, — цыкнула на нее мать.
— Если бы мы были мертвецами, мы бы это знали, — сказал Биггерс.
— Вот так вот, сынок! — Дадли ехидно подмигнул Дэвиду. — А что, по-твоему, с нами случилось? Как мы погибли?
— Я… я не знаю, — Дэвид перевел взгляд на Уиллу, но та только пожала плечами.
— Ну что? — продолжал Раттнер. — Наш поезд сошел с рельсов. Дело такое… я чуть не сказал «обычное», но это не совсем так, даже здесь, где железнодорожное полотно явно нуждается в ремонте. И все же, то тут, то там происходят нештатные ситуации…
— Мы попадали, — решительно заявила Памми. Дэвид впервые рассмотрел ее внимательно: перед ним был обгорелый, безволосый труп в черных лохмотьях. — Пум, пум, пум. А потом… — она издала нарастающий горловой звук и вдруг резко развела свои вымазанные сажей ручонки: — Бабах!
Она собиралась еще что-то сказать, но в этот момент мать наотмашь ударила ее по щеке, так что обнажились зубы, и из уголка рта потекла слюнка. Пару секунд Памми оторопело таращилась на мать, а потом завыла на высокой ноте, и это было еще хуже, чем ее пение во время игры в «классики».
— Не болтай глупости, Памела! — завопила Джорджия Андерсон и вцепилась девочке в предплечье с такой силой, что пальцы будто провалились.
— Это не глупости! — вступилась за нее Уилла. — Поезд сошел с рельсов и упал в овраг. Теперь я вспомнила, так же как и вы! Что, я не права? Не права? У вас это на лице написано! На вашем поганом лице!
В ответ Джорджия Андерсон не глядя показала ей средний палец, потому что другой рукой она в это время трясла, как грушу, несчастную Памми, которая на глазах у Дэвида ежесекундно меняла свое обличье: то обгорелый труп, то обыкновенный ребенок. Что тогда загорелось? Он вспомнил само падение, но не последовавший за этим пожар. Может, потому, что не хотел вспоминать?
— Не болтай, не болтай чего не надо! — продолжала орать Джорджия Андерсон.
— Мама, не надо! — ревела девочка.
Мать утащила ее куда-то в темноту, откуда та продолжала пронзительно голосить на высокой ноте.
Все какое-то время молчали, слушая ее визг, а потом Уилла повернулась к Дэвиду:
— Ну что? Достаточно?
— Да, — ответил он. — Пойдем.
— Не стой под дверью, Боб, не то получишь в лоб! — разрядил атмосферу Биггерс, чем привел Дадли в состояние истерики.
Уилла потащила Дэвида к выходу. В дверях по-прежнему стоял Фил со скрещенными на груди руками. Дэвид решил подойти к сидевшей в углу Хелен Палмер, которая монотонно раскачивалась взад-вперед. Она окинула его мутным, бессмысленным взглядом и едва слышно прошептала:
— У нас на ужин рыба.
— Насчет рыбы не знаю, — сказал он, — а что касается запаха, то тут вы правы. Заплесневелые крекеры. — Он обернулся и увидел, что на него с Уиллой устремлены десятки глаз из темноты, прорезанной слабыми лунными лучами, которые при большом желании можно было принять за флуоресцентные лампы. — Наверно, так всегда пахнет заброшенное жилье.
— Слушай, Яго, кончай бодягу, — подытожил Фил Палмер. — То, что ты впариваешь, здесь никому не нужно.
— Это я понял, — сказал Дэвид и вышел следом за Уиллой в ночь, где царила одна луна.
А им вдогонку, как скорбный шелест ветра, летело знакомое:
— Рыба на ужин… черт-те что.
Хотя за этот вечер он отмахал пешком девять миль, Дэвид чувствовал себя все таким же бодрым. Надо полагать, призракам неведома усталость, как им неведомы голод и жажда. Ночь успела поменять краски. Высоко в небе теперь стояла полная луна, начищенная, как серебряный доллар. Автостоянка перед самим баром «26» опустела, а на гравиевой еще стояли большие фуры; у одной из них полусонно работал мотор и горели дополнительные фары. Неоновая вывеска на козырьке оповещала:
В ВЫХОДНЫЕ ПОЮТ «КОЗОДОИ». ПРИХОДИ С ПОДРУЖКОЙ, ПРОПУСТИ КРУЖКУ.
— Это мне нравится, — сказала Уилла. — Ты приведешь меня сюда, Страшила Вольф? Я ведь твоя подружка?
— Ты моя подружка, и я тебя сюда приведу, — сказал Дэвид. — А сейчас что будем делать? Хонки-тонк уже того.
— Пошли, пошли.
— Закрыто же.
— Это как посмотреть. Ощущения и ожидания. Еще не забыл?
Нет, он не забыл. Он потянул на себя дверь, и она открылась. Внутри витали прежние запахи, но теперь к ним примешивался приятный сосновый аромат освежителя воздуха. Сцена опустела, и табуретки в баре уже стояли на стойке ножками вверх, но красно-бело-синие контуры Виндриверского ранчо под потолком продолжали все так же ярко светиться — то ли по прихоти владельцев, то ли по их с Уиллой желанию. Скорее, второе. Отраженная в зеркалах площадка для танцев, и без того огромная, сделалась просто необъятной. Навощенный паркет казался водной гладью, в глубине которой плавали перевернутые неоновые горы.
Уилла потянула носом.
— Пахнет пивом и духами, — объявила она. — Гремучая смесь. Мне нравится.
— Мне нравишься ты, — сказал Дэвид.
Она повернулась к нему.
— Тогда поцелуй меня, ковбой.
Он поцеловал ее у самой танцплощадки, и, судя по некоторым признакам, любовная развязка этого затянувшегося вечера выглядела в этот момент очень даже реальной. Более чем.
Она ответила на его поцелуй и, слегка отстранившись, спросила:
— Бросишь монетку в музыкальный автомат? Я хочу потанцевать.
Дэвид подошел к автомату, бросил в щель четвертак и запустил песню под номером D19. — «Растраченные дни и ночи» в исполнении Фредди Фендера.
На стоянке водитель-дальнобойщик, решивший соснуть часа четыре в машине, чтобы поутру продолжить путь в Сиэтл вместе с большой партией электроники, приподнял голову с подушки: музыка? Но потом решил, что это ему приснилось, и тут же снова провалился.
Они двигались в медленном танце по пустой площадке, то отражаясь, то не отражаясь в огромном зеркале во всю стену.
— Уилла…
— Шшш. Девочка еще не натанцевалась.
Дэвид зарылся носом в ее волосы и отдался музыкальной волне. Он подумал о том, что они останутся здесь насовсем. Иногда, Бог даст, люди даже смогут их увидеть. Может, «26» даже прославится как место с привидениями, хотя вряд ли; когда люди пьют, им как-то не до привидений, если, конечно, они не пьют в одиночку. После закрытия бармен и старшая официантка (та, что отвечает за распределение чаевых) временами будут испытывать неприятное чувство, будто за ними кто-то наблюдает. Временами они будут слышать музыку, притом что никто не приближался к автомату, или на короткий миг ловить в зеркале отражение танцующей пары. Обычно краешком глаза. Дэвид подумал о том, что, наверно, есть места и получше, но, в принципе, «26» тоже неплохо. Вон сколько людей допоздна. И музыка играет.
Он задавался вопросом, что станется с остальными, когда чугунное ядро вдребезги разобьет их иллюзию, а это случится очень скоро. Он подумал о том, как Фил Палмер будет пытаться прикрыть свою насмерть перепуганную, вопящую жену от падающих обломков, которые не могут причинить ей никакого вреда, потому что, строго говоря, ее там нет. Он подумал о маленькой Памми Андерсон, прижимающейся к своей заполошной мамаше. О тишайшем Раттнере, чьи слова «все хорошо» тонут в реве огромных желтых машин. О колченогом Биггерсе, который побежит вприпрыжку к выходу и, споткнувшись об обломки, упадет, а тем временем чугунное ядро и рычащие бульдозеры довершат свое разрушительное дело.
Ему хотелось думать, что еще до наступления конца света придет поезд, которого они все так ждали, что их совместный призыв в конце концов заставит его прийти, но верилось в это с трудом. У него даже появилась мысль, что такое потрясение может лишить их последних сил, и они просто угаснут, как свеча от сильного порыва ветра, но по большому счету в это он тоже не верил. Зато он ясно себе представлял, как после отъезда бульдозеров и доверху груженных самосвалов они все стоят под луной, глядя на ржавые рельсы, по которым давно никто не ездит, а ветер с гор воет в пустом пространстве и приминает сухую траву. Да, он без труда мысленно видел их, сбившихся в кучу под звездным небом в ожидании поезда.
— Тебе холодно? — спросила Уилла.
— Нет, а что?
— Ты задрожал.
— Гусь по могиле прошелся.
Он закрыл глаза, и их одинокий танец продолжался. Иногда они отражались в зеркале, а когда пропадали, оставалась только песня в стиле «кантри», которая звучала в пустом зале при свете неоновых гор.
Ключевые слова: Уилла вокзал путешествие поезд