Проект «Дейминар»
К Кёлеру Рихард прибыл глубокой ночью, когда в пропитанном смертью воздухе повис густой холодный туман. В помещении было зябко. За спиной Кёлера сквозь лохмотья плывущих облаков в окно смотрела луна. Кёлер сидел как на параде: прямая спина, плечи расправлены, руки спокойно лежали на столе. Лицо было воистину арийским: прямой без горбинки нос, высокий лоб, прямо посаженные голубые глаза, взгляд которых был с одной стороны суров и, казалось, при этом чем-то утомлён. Несмотря на солидный возраст, волосы у него оставались тёмно-русыми без какого-либо намёка на седину.В свете неярких мутноватых ламп Кёлер внимательно рассматривал своего собеседника в молчании, которое угнетало Рихарда, от чего он ощущал себя маленьким мальчиком, трепещущим перед строгим учителем в школе. Молчание было почти осязаемым. Оно словно окутывало их и отделяло от остального мира. От этого стул, на котором сидел молодой эсэсовец, казался жутко неудобным.
С минуту спустя Келер, наконец, заговорил отчётливо и медленно:
- Вас рекомендовали как очень ответственного и преданного делу человека. Это так?
- Да, - не колеблясь ответил Рихард.
Кёлер скрестил длинные тонкие пальцы и кивнул.
- Хорошо. Вы помогаете в работе доктору Менгеле?
- Именно так.
- Нравится ли вам у него работать?
- Да.
- Действительно?
Рихард утвердительно кивнул, не греша против истины. В работе с Менгеле он отвечал за поставку человеческого «материала». И исполнял свои обязанности с большим удовольствием, потому что прекрасно осознавал, что служит великому делу. Отбор людей обычно проводил сам Менгеле, который был назначен главным врачом в Биркенау – во внутреннем лагере Освенцима. Но когда доктор был занят медицинскими опытами, отбирать людей полагалось Рихарду.
Работа была не тяжелой. Всех узников в концентрационный лагерь Аушвиц привозили по железной дороге. Зачастую это были евреи и поляки. Поезда прибывали попеременно: по два по три эшелона в день. Весь отбор заключался в том, что трудоспособных узников посылали на работы; стариков детей и калек отправляли прямиком в крематорий. Среди этого сброда Рихард выбирал для Менгеле людей с теми или иными отклонениями в генах: уродов, карликов и прочих недочеловеков.
Перед тем как Менгеле прибыл в лагерь, Рихард участвовал в процессе истребления. Ему нравилось, когда голых узников загоняли в камеры и пускали газ. Он слышал, как кричали умирающие, и следил за тем, как их потом бросали в печи. Нравилось смотреть на дым крематориев. Бывало, когда на небе не было туч, дым, поднимавшийся из труб от сжигаемых тел, был виден на тридцать, а то и больше километров. Производительность была на высшем уровне.
- А знаете, чем занимаюсь я? – прервав его мысли, спросил Кёлер.
- Если говоря откровенно, то немного.
- А именно? Что вам известно о моей работе?
- Ну, - начал Рихард и сглотнул ком подступивший к горлу, - в качестве испытуемых для вас подходят любые пленные и, конечно же, дети.
Именно на них как я полагаю, в вашей лаборатории возлагается особая надежда. После создания вируса из лагеря должен быть организован побег с целью распространения его среди местного населения, а через него и в войска красной армии.
- Моя лаборатория, - как-то загадочно улыбнувшись, проговорил Кёлер. - Хорошо. А для чего же тогда дети?
- Дети легко поддаются болезни, и отношение советских солдат к ним всегда положительно.
- Ну, да. И это всё?
Рихард кивнул.
- Тогда скажите мне: для чего было построено вообще всё это? – Кёлер обвёл взглядом помещение.
Вопрос поставил эсэсовца в тупик, и он посмотрел на собеседника с удивлением. Рихард хотел было ответить, что лагерь построили для того, чтобы очистить мир от недочеловеков, но Кёлер не дал ему ничего сказать, и сам начал отвечать на свой вопрос:
- Всё это выстроено для того, чтобы скрыть то, что творится там. – Он разъединил руки и указал пальцем на пол.
Рихард удивлённо посмотрел вниз и увидел лишь свои идеально начищенные сапоги.
– Все помнят о Боге на небе, - понизив голос, прошептал как-то зловеще Кёлер, - и возносят ему молитвы, но забывают о Боге в земле, которому тоже необходима молитва.
В это мгновенье сдержанное спокойствие стёрлось с лица Кёлера. Доброжелательность потухла в голубых глазах, а сами они стали чёрными и пустыми, как дно колодца, скрывающее на илистом дне неведомый ужас. Лицо, живое и строгое, стало непроницаемым, как и глаза. Оно превратилось в неподвижную маску – хотя, скорее всего, как раз маска спала, открыв истинное лицо - бледное и чем-то напуганное. Лишь на долю секунды Кёлер позволил соскользнуть маске, но этого было достаточно, чтобы по телу Рихарда пробежала неприятная дрожь.
- Земле нужна кровь, – невозмутимо продолжал говорить он, - есть рай и ад. И наша задача накормить этот ад! Никто не думал, что советские войска так быстро продвинуться вперёд. У нас мало времени, поэтому нужно увеличить темпы работы!
Кёлер сглотнул и продолжил говорить, глядя не на собеседника, а куда-то сквозь него.
- В этом мире и за его пределами есть такое, чего мы и представить себе не можем даже в самом страшном сне. Как вы думаете, не странно ли вам осознавать, что в критическую стадию войны, мы используем множество ресурсов, чтобы привести с Европы и России евреев и прочих отбросов для умерщвления? Как будто у Германии сейчас нет других проблем?
- Это бесплатная рабочая сила, которая играет важную роль в экономике. – Отчеканил эсэсовец. - Но, на мой взгляд, миру будет лучше, когда все евреи лягут в землю, чем, когда они её топчут.
- Большинство немцев, - продолжал Кёлер, не обратив внимания на слова молодого эсэсовца - как глупые рабы, как слепой скот. Их удел - это стоять возле закрытой двери и извлекать из разговоров политиков те немногие понятные для них слова, а потом обдумывать и предполагать, как отразятся на их ничтожных судьбах дела великих мира сего.
Рихарда насторожили слова Кёлера. Насторожило, с каким пугающим спокойствием он сказал об этом.
- Когда война будет закончена, мир будет обсуждать, что мы натворили здесь, - он обвёл взглядом помещение, - наверху, чтобы отвлечь внимания от того, что делали внизу. – Он вновь указал пальцем на пол, но Рихард на этот раз не отвел взгляда.
Когда война будет закончена, и мир будет обсуждать, что мы натворили здесь? Что он имеет в виду?
- Вы хотите сказать, что Германия проиграет войну? – спросил удивлённо Рихард.
Кёлер не стал отвечать на этот вопрос, словно не услышав его.
- Здесь, - продолжал он, - мы исполняем великий долг, корни которого уходят глубоко в прошлое. Но исполняем мы его не перед Гитлером, а перед теми, кто стоит намного выше. Теми, кто позволил Германии стать такой, какой вы видите её сейчас.
Кёлер улыбнулся, но это была не улыбка, а волчий оскал. Взгляд остался таким же жёстким.
- То, что вы услышите от меня, должно остаться в этих стенах, в противном случае – Кёлер развёл руками, - нам с вами в этой жизни будет не по пути. Поэтому я хочу спросить: вы действительно хотите работать со мной? Если да, то знайте - назад дороги не будет.
«Сначала неуместные размышления о поражении Германии, потом какие-то не понятные угрозы. В своём ли уме этот человек?»
Насколько знал Рихард, когда началась война, Кёлера отправили в оккупированную Польшу, где тот прошел обучение и был принят в состав секретного проекта «Дейминар» по созданию бактериологического оружия, которое могло решить исход войны на Востоке.
Впоследствии сам возглавил этот проект. А до войны возглавлял институт антропологии и генетики.
По-своему Рихард восхищался им, так как тот по достоинству оценивал наследственную биологию и расовую чистоту крови. Кёлер всегда говорил: чтобы раса была чистой, необходимо оставлять на земле только те особи, которые были достойны жить. Однако на данном этапе он занимался опытами в сфере подготовки бактериологической войны, путём создания внутри своей лаборатории бактериологического оружия.
- Да, - наконец ответил Рихард, - раз меня порекомендовали, значит, я сделаю всё что нужно!
- Хорошо, тогда вы должны знать, что человека, вместо которого вас поставят, пришлось ликвидировать, так как тот плохо держал язык за зубами, да и вообще вёл себя неподобающим образом для арийца.
Кёлер подался вперёд, внимательно разглядывая лицо Рихарда чуть ли не с антропологическим интересом.
- Я не подведу! – Отчеканил эсэсовец.
Кёлер кивнул и вернулся на место.
- Как вам известно, - продолжил он, - а вам, кстати, не должно быть известно, я возглавляю проект по созданию бактериологического оружия. Но это не совсем так, это только прикрытие. На самом же деле…
Кёлер не договорил, покосившись на находившуюся за спиной эсэсовца дверь, словно боясь, что их разговор может кто-то подслушать.
Рихард же внимательно вглядывался в лицо собеседника и замечал за морщинами какую-то тщательно скрываемую тайну, бьющий ключом источник ужаса, - выпусти его наружу, и он заставит содрогнуться мир.
Кёлер нервно облизнул губы, а потом продолжил, переведя разговор вообще в другое русло:
- Если говорить откровенно, то мы по горло в дерьме, и оно прибывает. Германия оказалось не такой неприступной, как нам рисовал Гитлер, точнее его воображение. Как вы считаете, мы победим в этой войне?
- Я думаю да, если союзники врага не откроют второй фронт.
Кёлер широко улыбнулся, обнажив идеально белые зубы.
- Знайте, что так называемые «союзники» не откроют второй фронт. Они будут смотреть и оценивать, сможет ли Гитлер заарканить поднявшуюся из-за наших танков бурю на Востоке, которая с ужасающейся скоростью движется на нас. Если у него не получится этого сделать, то союзники вступят в войну, но не для помощи, а для того, чтобы сдержать эту бурю, чтобы она как можно меньше территории смогла подмять под себя.
Голос звучал твёрдо, но Рихард чувствовал, что какая-то неведомая тревога терзала ум Кёлера.
Он опустил взгляд на свои руки, сильно сжал кулаки, разжал и вновь поднял глаза на Рихарда.
- Эти Иваны оказались не такими недочеловеками, как нам рисовала пропаганда. Не правда ли? Я думаю, мы не такие суровые утёсы, чтобы противостоять этой буре. Как вы считаете?
- Я… - эсэсовец примолк, взвешивая вопрос должным образом.
По его лицу прошла тень ужаса от слов Кёлера. Рихард смертельно побледнел и стал мучиться в сомнениях: ему было тяжело согласиться с мнением Кёлера, однако признать, что тот был не прав, он не мог. А что если это всего лишь проверка? Проверка на преданность великому делу Германии? Разве он может сомневаться в победе?
Спустя некоторое время Рихард очень медленно кивнул и, наконец, сказал: – Я с вами согласен.
Уж лучше согласиться с правдой, чем быть лжецом. Он никогда не сталкивался с русскими на полях сражений, но видел этих пленных.
Более того, некоторых убивал собственноручно. И это не так, как убивать еврея. Эти русские в большинстве своём не боялись смерти, они всегда смотрели ей в лицо и это пугало. Пугала стойкость и необъяснимое безразличие к смерти.
- Хорошо, - ответил Кёлер, - мне нравится ваше откровение, а главное здравый смысл. Гитлеру уже не удастся порвать с обуявшим его злом, расстаться с этими безумными планами о победе, и послужить на благо Германии. Он предпочтёт остаться в Берлине, и до окончания войны обгладывать кости своих неудавшихся замыслов. Но кем эти замыслы были ему нашептаны? Кто помог Германии стать с колен? Уж не думаете ли вы, что это лишь гениальность нашего фюрера?
Голос Кёлера был низким и завораживающим, а слова казались настолько правильными и неоспоримыми, что в голове зарождалось желание, не думая, согласиться, чтобы не показаться глупцом.
Какое-то мгновение Рихард медлил с ответом, а затем сказал:
- Я думаю, что здесь не обошлось без серьёзных финансовых вливаний.
- Именно так! – Заулыбавшись, сказал Кёлер. – И вот теперь нам нужно отрабатывать деньги. Нас попросту наняли, чтобы сделать то, что делается на протяжении всей человеческой истории теми или иными способами!
Рихард не знал, что помимо Освенцима, заключенных отправляли ещё по одной ветке железной дороги, которая уходила восточнее основного концентрационного лагеря. Туда их отряд, насчитывающий шестнадцать человек, и направлялся на полугусеничном военном грузовике.
Основной задачей было доставить узников из точки «А» в точку «Б». Точкой «А», как понимал Рихард, будет железнодорожная станция. Но какая конечная точка? Он не знал. Не понимал, к чему нужна была вся эта скрытность. Даже переговариваться было запрещено, если эти разговоры не касались дела, поэтому что-то выведать у рядом сидящих с ним людьми Рихард и не надеялся. Более того на каждом эсэсовце была маска и понять кто из них кто не представлялось возможным. От этого казалось, что его нахождение в отряде подчинено какому-то чрезвычайно секретному регламенту, всё исполняется по сценарию, из которого он один пока не видел ни строчки.
Дорога до станции заняла около двух часов. По прибытию их уже ожидали пять вагонов, утрамбованные заключенными. Станцией эту площадку было назвать трудно. Это была не чем не оборудованная платформа, с хорошо протоптанной дорогой, уходившей прямиком к вздымавшемуся под тёмным мрачным небом остроконечному холму. Редкие деревья на нём, пробивающиеся сквозь лишенные растительности отвесные камни, напоминали вены великана, пытающегося вылезти из-под земли.
Узников высадили и построили. Их было порядка шестисот человек. Выглядели они жалко: грязные тощие собаки с ввалившимися щеками, горбящиеся от усталости с костистыми безволосыми лбами. Их лица хранили выражение недоумения, словно у всех был ограниченный ум, который они унаследовали при рождении. Таких нельзя было посылать на работы, только прямиком в газовую камеру.
Эта ночь приносила много вопросов. Зачем такая куча людей? Живыми их точно не оставят, тогда, что с ними сделают? Кёлер ничего не говорил об этом. Да и расспрашивать не было смысла, так как выражение сдерживаемого изо всех сил ужаса и какой-то ярости, запечатлённого в чертах ночного собеседника, говорило о том, что этого делать не стоит. Зато тот много толковал об оккультных науках и запрещенных книгах. Тогда Рихард посчитал эти разговоры глупыми и смешными, но теперь, ведя с отрядом узников к холму, он думал иначе.
Сейчас он должен был проявлять уверенность и твёрдость, но в сердце закрадывался животный неведомый страх. Задувал холодный пронизывающий ветер, а беззвёздное небо, затянутое тучами, действовало гнетуще. И этот странный, одиноко стоящий уродливый формы холм, окрест за которым тянулись леса, вселял в душу трепет.
Спустя двадцать минут, они подошли к холму, в котором зиял вход. Ещё потребовалось минут десять, прежде чем все успешно прошли внутрь и Рихард увидел обширную пещеру, освещённую тусклыми лампами, которые были подключены к автономному генератору. Теперь глупо было думать, что здесь занимались созданием бактериологического оружия. Посередине пещеры стояли огромные уродливые двери, которые походили скорей всего на вход в бомбоубежище, нежели в лабораторию.
Два человека из отряда с немалым усилием открыли их, и Рихард увидел слабо освещённый коридор с тёмными стенами. Круто уходивший вниз проход напоминал глотку, исчезающую в неизвестной бесконечности. От взгляда Рихарда не ускользнула пара отвратительных огромных крыс, шмыгнувших вниз, когда открылись двери.
А ведь эти крысы очень похожи на узников, которых они поведут туда, - подумал про себя Рихард. Такие же паразитические разносчики заразы и болезни. Они готовы на всё, чтобы выжить и перегрызут глотки своим сородичам, если придется.
Заключённых выстроили в колонну.
Первые вниз зашагали восемь эсэсовцев. За ними потянулся смердящий смертью ручей пленников. Рихард с оставшимися из отряда людьми замкнули колонну, закрыв за собой массивные двери.
Идти вниз приходилось медленно. В ушах стоял шум несметного множества шаркающих ног. В подземелье эти звуки казались Рихарду столь же нежелательными, как их присутствие здесь. Они как будто нарушали чей-то покой. И эсэсовцу нестерпимо хотелось пустить добрую «очередь» по ползущей вниз колонне, чтобы разбудить этих сонных мух и заставить их идти нормально, а не волочить свои иссохшие кости по земле.
Рихард отмечал, что известняковые стены пещеры были пропитаны разнообразными органическими отложениями, состоящие из позвонков рыб, птиц, раковин и ещё каких-то непонятных костей. Ему трудно было определить, кому они принадлежали, но, именно так, думал он, выглядит рай для палеонтолога.
Ступени по змеиной кишке тоннеля с низким потолком ползли всё вниз, петляя то вправо, то влево и, казалось, не было им конца. Каждый шаг давался с трудом, и время словно замедляло ход. Пока нога, оторвавшись от одной ступени, опускалась на другую, проходили, как казалось, не секунды, а минуты.
От усталости узники пыхтели и стонали, и эти звуки превратились в действующий на нервы фон, как писк комара, летающего ночью и не дающего тебе заснуть. Рихард пробовал отвлечься, считал ступени, но на шестидесятой сбился и прекратил это глупое занятие.
В подземелье чувствовалось чудовищное зловоние. Да, так пах скот, который вели на убой, пах выгребной ямой, и впору было зажимать нос, а не держать оружие, но был тут ещё какой-то запах. Толщи воздуха были насыщены тяжкой, неизвестной вонью. И чем ниже они спускались, тем труднее становилось дышать; ощущалось, что ему приходилось разгребать какой-то густой осязаемый студень, а не воздух. От этого Рихарда бил неприятный озноб, ладони потели, и он крепче сжимал в руках MP 40, боясь его выронить.
В какое-то мгновенье он почувствовал, - как где-то в бездне прокатился глухой гул, словно внизу пробудился долго томившийся в заточении подземный гром. Ступени и всё подземелье сотрясала мелкая дрожь, и у Рихарда закралась мысль: а не атаковала ли их советская артиллерия? Но он тут же выкинул эти мысли из головы, так как шагавшие рядом эсэсовцы не обратили на дрожь никакого внимания.
Через минут тридцать – хотя сказать наверняка было трудно, так как время и расстояние спуска перестало существовать – он очутился перед массивной железной дверью, всем своим видом напоминающую дверь газовой камеры. Она была грубо помещена в идеально гладкую стену, порода которой отличалась от известнякового туннеля. Ничего подобного Рихарду никогда не приходилось видеть. Он смотрел на стену с пересохшим ртом и гулко бьющимся сердцем, ощущая суеверный трепет. Темно зелёная с белыми вкраплениями стена, казалось, слабо флуоресцировала, давила на тебя и заставляла дрожать. Там за ней чувствовался смрадный запах, просачивающиеся сквозь дверь, куда и были загнаны все узники.
Теперь, подумал Рихард, предстоит самое трудное – путь назад, но отряд двинулся вдоль стены и вскоре они поднялись по спиральным ступеням и очутились на небольшом балконе, с которого открывался вид на стоящих в запертой пещере заключенных.
Высота была около десяти метров. У него кружилась голова, и возникало тошнотворное осознание вовлеченности в происходящее какой-то неведомой силы. Он ощущал лишённый конкретики испуг: так хищник ощущает, что кто-то начинает охотиться на него самого.
Рихард медленно, словно вступая на залитый льдом каток, подошёл поближе к низким металлическим перилам. Тяжело и нервно дыша, он схватился одной рукой за железные прутья, словно боясь упасть. Потолок и пол огромной пещеры был густо усеян сталактитами и сталагмитами самых разнообразных и причудливых форм.
Узники стояли внизу как стадо баранов. Это были не жильцы на этом свете – бледные тени, призраки живых существ, никому не нужный человеческий балласт, потерпевший поражение и дрожащий от необъяснимого ужаса. Рихард тоже ощущал этот странный безликий ужас и смертельную угрозу, которая пока не обретала видимый облик.
Он с большим интересом смотрел вниз, гадая, что будет дальше. Больше склонялся к тому, что сейчас увидит доселе не известное ему оружие истребления или его испытание, что-то намного эффективней газовых камер.
Среди заключенных повисла мёртвая, напряженная тишина. В отсветах немногочисленных фонарей, Рихард стал различать в толпе каждого смертника. В их затуманенных, ничего до этого момента не выражавших глазах появился ужас. Им было тесно, и Рихард увидел, как один из узников толкнул другого в спину и тот, не устояв на иссохших ногах, повалился вперед. Увидел, как упавший попытался встать, но ничего из этого не получилось. Увидел, как его худое лицо перекосилось, когда он поднёс руки к глазам и увидел кровь. Увидел рядом стоящего и равнодушно смотревшего на эту картину недочеловека, лицо которого покрывали ужасные шрамы. Его пытали, подумал Рихард. И пытали очень жёстко. Увидел, как некоторые из смертников зашевелились, и стали пытаться открыть дверь, а потом громко забарабанили в неё вопя на ломаном немецком:
- Выпустите нас!
И тут же услышал, как в глубине раздался грохот, словно там, где-то внизу, беспристрастно заработали какие-то огромные машины. Но было в этом гуле и что-то живое. Глаза узников заметались по сторонам, предвещая нечто ужасное. Они озирались и не могли понять, что всё это значит и куда бежать. Некоторые стали проталкиваться к плотно закрытой двери, но не успели сделать и нескольких шагов, как раздался булькающий звук, ужасный и неповторимый.
Рихарду показалось, что он услышал рёв – нарастающий и далёкий, леденящий, заставляющий обернуться и бежать. Эсэсовец побелел как мел и сильнее сжал металлический поручень. Во мраке пещеры зарождалось напряженное ожидание – будто нависла на горе огромная лавина, которая вот-вот хлынет вниз. Земля дрогнула, и по пещере прокатился глухой шум, перевоплотившийся затем в оглушительный треск и грохот. Земля заходила ходуном, и казалось вот-вот пойдет трещинами.
Царившее напряжение распространяло волны болезненной дрожи по телу Рихарда. Он почувствовал, как волосы на голове поднимаются дыбом и замирают по стойке «смирно». Паника среди узников полыхала и грозила извергнуться, как раскалённая магма через кратер вулкана. Он никогда не видел такого безысходного животного отчаяния на пороге смерти, даже в газовых камерах. Узники пытались лезть на стены, давя тех, кто падал и не мог встать.
На долю секунды грохот стих, а потом пол под ногами заключенных провалился вниз, точно распахнулись двери, и те, кто находился в центре, с воплями ужаса упали в открывшуюся пропасть. Смертельная злоба, которая чувствовалась на протяжении всего спуска, тут же обрела своё ужасающее и нереальное обличие. Глаза Рихарда вылезли из орбит. Освещения было немного, но его хватило, чтобы узреть открывшийся вид на самый настоящий ад, а в нём нечто невообразимое: несметное количество длинных извивающихся щупалец.
В это мгновение весь мир Рихарда – всё его понимание мира – перевернулось вверх ногами. Дикий животный ужас полыхнул в нём, выбрасывая ослепительные искры, как при ударе кресало о кремень. Оковы напряжения сковали тело, а иррациональные мысли подхватили рассудок и потащили по каменистым порогам со скоростью горной реки. И, несмотря на то, что их отряд находился наверху, как казалось, на недосягаемом уровне от творящегося внизу кошмара, его не покидало ощущение, что они вышли в открытое море на маленькой лодке – а вокруг разразилась страшная буря.
«Створки» пола распахнулись лишь на половину, и не все узники провалились в открывшуюся пропасть. Кто-то успел ухватиться за сталагмиты и отсрочить свою страшную кончину. Но те, кто не в силах был держаться, скатывались вниз с криками, которые морозили кровь. Они становились надрывней, пока в глубине не достигали высочайшей и последней запредельной ноты, а потом обрывались.
«Смерть, - подумал Рихард, - в газовых камерах, оказывается, была не самым плохим исходом для этого биологического мусора».
Наверно, ничто не могло подготовить его к тому, что он увидел. Ему казалось, что он намертво застрял внутри жуткого сна, начавшегося, когда он пришёл к Кёлеру. Но постепенно шок от увиденного стал уступать, как прилив, который, тем не менее, оставлял после себя грязный ил и водоросли. Нездоровое любопытство побеждало ужас, и, сделав глубокий вдох, Рихард с осторожностью преследуемой жертвы шагнул вперёд.
Несметное количество щупалец обвивали державшихся за сталагмиты как за спасательный круг заключенных и утаскивали их во мрак бездны.
Завороженный зрелищем Рихард потерял равновесие и стал заваливаться вперёд. Он хотел заглянуть во мрак разлома, посмотреть, кому принадлежали эти щупальца, и не ощутил, как перевалился за невысокое ограждение. В это мгновение лицо эсэсовца перекосило как у волка, который впился зубами в добычу и внезапно получил ногой по рёбрам. Его губы сжались, и он издал непонятный, сдавленный, полный отчаяния вскрик.
Стоявшие позади эсэсовцы, как и он ниспускавшие глаз с происходящего, среагировали слишком поздно. Рихард только почувствовал, как чьи-то пальцы скользнули по его штанам, и он сорвался вниз.
Падение было очень болезненным. Он успел рефлекторно ухватиться за край торчащего сталагмита и не соскользнуть в расщелину. Правая нога изогнулась под неестественным углом, и он понял, что она серьёзно повреждена. Сквозь разорванную штанину потекла кровь. Это был перелом. Неожиданно смещённые нервы с сосудами запульсировали в разорванных мышцах так отчаянно, словно пытались воссоединиться. Боль растеклась по ноге жгучим пламенем, но это было не самое страшное. На боль Рихард не обратил никакого внимание. Он не чувствовал боли, потому что всё внимание сосредоточилось на дыре – точнее на длинных щупальцах, плясавших в чудовищном диком хороводе, утаскивая тела узников во мрак бездны. Лоснящиеся щупальца были увенчаны когтями; кривыми и загнутыми.
Сейчас они меня схватят. Надо уползти....
Он огляделся. Выпущенное при падении из рук оружие валялось в метрах пяти выше. Шокированный, с раздробленной ногой и вопящий от боли, он собрался с силами и пополз вверх. Высоко над собой увидел солдат, перегнувшихся через ограждение.
- Помогите! – крикнул он. Голос был хриплым и тихим.
Но они молча смотрели на него. Рихард решил, что они не услышали его, и уже собирался повторить просьбу, когда увидел, как у одного из солдат голова двинулась направо, налево и вновь направо. Он качал головой. Это движение было таким ужасным, как закрывание гроба и отсекающего от мира живых человека, который не умер, а находился в состоянии каталепсии. И не было смысла больше просить о помощи.
Он пополз вверх, волоча покалеченную ногу. Эсэсовец не испытывал ненависти к солдатам и не хотел всадить в них очередь, просто оружие в руках придаст уверенности.
Кровь текла с лица и капала на острые камни, по которым он медленно продвигался вверх, крича от дикой боли волоча искалеченную ногу о каменные выступы. Потом остановился. Ему стало ясно, что он не сможет доползти до оружия. Сейчас сил едва хватало, чтобы просто не соскользнуть вниз.
Что-то липкое и сочащееся упало ему на голову и скатилось вниз. Повернувшись на спину, Рихард с ужасом увидел, что это чья-то оторванная рука.
Несмотря на холод подземелья, по лбу потекли капли пота. Накатывала жара – невыносимая, опасная, как будто он оказался в кратере вулкана. В голове забушевал шторм, состоящий из панического страха, полностью затмевавшего рассудок.
Щупальца тянулись к Рихарду. Они чувствовали его. В сознании, которым они принадлежали, ощущалась невероятная ярость и неутомимая жажда крови.
Держаться было тяжело, хватка слабела.
- Нет, - выкрикнул он, до предела напрягая голосовые связки. Но голос звучал очень тихо, в сравнении с рёвом чудовища. Рихард сглотнул ком страха, подкативший к горлу. На губах ощущался вкус собственной крови.
Думай… легко сказать… но, что тут можно сделать?
– Нет. – Рихард попытался встать, подтянуться вновь, но руки и ноги не слушались. А тем временем щупальца приближались всё ближе и ближе. – Не надо! Пожалуйста, не надо! – Голос сорвался на визг, и безысходно завывая, он взмолился Богу, которого высмеивал всю свою жизнь.
Бившись в истерической панике, ему хотелось потерять сознание, просто отключиться. Он пожалел, что упав, не ударился головой и не проломил череп. Так он бы спасся от поджидающего внизу кошмара. Но сознание не спешило расставаться с ним, оно упорно продолжало биться как последний оставшийся в живых боец, который должен сдерживать наступление врагов любой ценой. Но Рихарду совсем не нравилась эта цена.
Он поднял голову наверх, пытаясь найти спасения там, но солдаты стояли неподвижно.
– Все помнят о Боге на небе, - раздались в голове эсэсовца слова Кёлера - и возносят ему молитвы, но забывают о Боге в земле, которому тоже необходима молитва.
Рихард опустил взгляд вниз на змеящиеся щупальца.
Солдаты даже не выстрелят, не посмеют. Не для того они сюда пришли, чтобы убивать добычу.
Рихард ощущал, как тают силы – хватит лишь на минут пять. Но у него не осталось этого времени, потому что мерзкая щупальца обвела и сжала ногу до хруста и резко потащила вниз. Хватка была такой силы, что Рихард не мог воспрепятствовать ей и покатился в чёрную бездну. Он хотел заорать во всё горло, но зловонный воздух застыл в окаменевших лёгких.
Он оказался в мясорубке, где боль раскалывала на множество кусков, и сквозь образовывающиеся трещины хлынула темнота, которая поглотила его вскоре без остатка.
Автор - Вячеслав Захаревич.
Новость отредактировал Kiria - 30-12-2020, 09:56
Ключевые слова: Работа доктор опыты узники лагерь крематорий война страх муки темнота авторская история