Человек-оркестр
Наконец-то закончился день. День, который не задался с самого утра. То, что ночью сел телефон и не сработал будильник, что сбежал кофе, что я забыл с вечера почистить туфли - в этом был виноват только я. А вот то, что из-за моего опоздания шеф на меня жестоко наорал, и вдобавок на общем совещании насмехался над моим проектом… Такое прощать нельзя, и он пожалеет. Очень пожалеет!Придя домой, я долго выбирал, на чем сыграть достойный завершающий аккорд этого безумного дня.
Выбрал скрипку. Проверил настройку, зажег обязательную свечу, и, вдыхая островатый дымок, стал играть…
...Я обнаружил его на террасе загородного особняка. Он сидел, развалившись в плетеном кресле, лениво потягивал какой-то коктейль и перекидывался какими-то фразами с двумя гостями. О чем - я вслушиваться не стал, это было неважно.
Неслышной тенью я скользил среди травы, направляясь к террасе. Мое длинное гибкое тело блестело чешуей в свете из окон дома. Раздвоенный язык с тихим шелестом исследовал путь, зубные каналы наполнялись смертоносным ядом...
Меня заметили слишком поздно, когда я уже впился в его вену, наслаждаясь волнами ужаса и страхом окружающих. Мне хватило тех секунд, которые были отведены для свершения акта возмездия. После впрыска яда я, не дожидаясь возможной расправы, молнией метнулся в траву и на самой большой скорости, на которую было способно мое тело, пополз к забору...
Закончив играть на предельно высокой ноте, я без сил повалился на диван. Свеча догорела, натруженная скрипка, казалось, дрожала от напряжения. Все! День завершен!
На следующий день, когда я пришел на работу, офис гудел как разоренный улей. Шеф умер! Поздно вечером его укусила змея во дворе его же дома! Очень странно - откуда взялась тропическая змея в наших широтах, но факт есть факт.
В тот же день к вечеру у нас появился новый директор. Как показало время, он сильно отличался от предшественника. Тот считал нужным вникать во все текущие вопросы, контролировал рабочий процесс от получения задачи и до финального отчета. Новый же шеф придерживался демократичных принципов управления, предпочитая поставить задачу, назначить срок выполнения и в последний день спросить по полной. Вначале народ радовался нежданным послаблениям, но после того, как уволили пару специалистов, забивших на сроки, сотрудники поняли, что с новым шефом не до шуток, и заработали в прежнем режиме.
Одним из уволенных был начальник нашего отдела. Когда стал вопрос о замене, я набрался наглости и пошел к шефу предлагать себя. Но не успел я приступить к объяснению цели своего прихода в кабинет, как в дверь постучали, и внутрь протиснулся Виталик, наш толстый одышливый очкарик. Он пришел не с пустыми руками, как я, а принес с собой приличной толщины синюю папочку, открыл ее и, не стесняясь меня, стал излагать анализ статистических данных по работе нашего отдела за последние три года, в конце каждого показателя приводя обзор возможных путей дальнейшей работы и основных методов достижения желаемых целей.
Шеф не дурак, понял, что-то у меня спросил для проформы, я ответил, и даже неплохо, но, судя по виду шефа, не сомневался, что начальником отдела он видит Виталия. Не меня.
Вечером я выбрал гитару. Не забыв зажечь свечу, я, полулежа на диване, перебирал тонкие струны.
...Вот он, медленно идет по вечернему парку по боковой аллее, держит на поводке маленького той-терьера, держит в пухлой руке телефон и смотрит в светящийся экран. Людей вокруг нет, фонари тусклые. Надо ждать, когда он выйдет на главную аллею, хорошо освещенную, по которой еще гуляют припозднившиеся романтики и подвыпившие бездельники. Вот удобный момент. Под фонарем, чтобы хорошо было видно происходящее.
Я выпрыгнул из кустов и стал перед ним, растопырив лапы, ощерившись. Шерсть на загривке - я чувствовал, стала дыбом. В моих глазах, я был уверен, отражался свет фонаря, отчего казалось, что от них исходит преисподней блеск.
Той-терьер с храбрым лаем бросился на меня, вырываясь с поводка. Его хозяин застыл на месте и в ступоре смотрел на меня, безвольно опустив руку с телефоном. Прыгающая собачонка сводила меня с ума. Я в два прыжка настиг собачонку, открыл пасть и с наслаждением откусил ее бестолковую гавкающую голову. Потом я поднял голову на продолжающего неподвижно стоять толстяка, выплюнул мокрый комок и, обнажив окровавленные клыки, медленно стал приближаться.
О, это было совсем несложно - броситься, метя зубами в лицо, вгрызться в мясистые щеки, а потом, когда он, отбиваясь, упадет на землю, одним резким движением челюстей разорвать артерию на шее. Я собирался уйти сразу же, но увидев, что поодаль собралось некоторое количество зрителей, не отказал себе в театральном жесте, положил лапу на уже затихшее тело, поднял морду вверх и заунывно, по-волчьи, завыл на Луну. Спустя полминуты я резко отпрянул от изуродованного тела, в несколько длинных прыжков достиг кустов и скрылся в темноте...
Гитара смолкла. Я бережно погладил ее лаковый корпус и, отдышавшись, положил в чехол до следующего раза…
Утром новостные каналы наперегонки транслировали потрясающие видеоролики очевидцев нападения огромного дикого волка на человека в городском парке, назывались имя и фамилия несчастной жертвы. Поэтому, входя в офис, пришлось обеспечить выражение скорби на лице.
Само собой, до конца недели начальником отдела стал я, и, не выпуская из рук драгоценную синюю папочку, в ответной речи не преминул посетовать, что почивший Виталий был бы более предпочтительным для общего дела руководителем, однако я постараюсь не посрамить память, оправдать надежды, развить начатое и т.д. и т.п.
Я не испытываю раскаяния от того, что делаю. Никто не может переходить мне дорогу. Если же попытаются, что ж... Мои обидчики долго не живут.
Иногда я задумываюсь, как бы я жил без всего этого. Прозябал бы в несправедливости, изнывая от невозможности отомстить, мучился бы на вторых ролях театра жизни, не имея способа подняться на достойный уровень существования. Спасибо родителям, которые дали мне самое лучшее, что могли дать - свои гены и наследственные способности.
Мой отец - гениальный музыкант, владеющий игрой на очень многих, если не всех, музыкальных инструментах. Пока он жил с нами - научил меня играть на восьми из них - скрипке, гитаре, барабанах, флейте, контрабасе, фортепиано, саксофоне и волынке. Потом он ушел, уехал из страны и сейчас успешно концертирует по всему миру в составе знаменитого оркестра.
Моя мать не имела никаких сколько-нибудь выдающихся талантов, кроме, разве что, кулинарных. А вот ее родители...
Деда я никогда не видел, помню только, как лет в пять нашел в материной шкатулке выцветшее черно-белое фото широколицего прищурившегося мужчины средних лет в странной косматой одежде с огромной круглой штукой в одной руке и толстой палкой в другой. На мой вопрос мать ответила, что это мой дедушка, но больше ничего объяснять не стала.
Бабка моя, которую я видел каждое лето, не была классической бабушкой – дородной, в беленьком платочке, с глубокими дорожками добрых морщинок на обветренном лице. Высокая, худая, всегда в длинном черном глухом платье, с причудливо уложенными темными локонами, она меня явно недолюбливала. О причине такого отношения к себе я узнал уже почти в двадцать лет, когда мы с матерью приехали к ней попрощаться перед ее смертью - она сама нас позвала. Во второй вечер после нашего приезда, когда мать в сенях вполголоса разговаривала с соседкой, бабка тонким пальцем подозвала меня к себе, схватила за руку и, блестя слезящимися глазами, жарким шепотом начала нести какую-то околесицу. Я же просто стоял, не пытаясь вырваться и жалея о проходящем впустую времени.
В какой-то момент бабка сорвалась на визг, прибежала мать, пыталась оттолкнуть меня от кровати, но старуха мою руку держала крепко и громко верещала что-то на непонятном языке. Потом я отключился. Пришел я в себя, лежа на диване, весь мокрый от испарины. Вокруг молча сновали туда-сюда какие-то люди. Оказалось, что бабка скончалась.
После скромных похорон, на которые я не ходил по причине странной слабости, мы с матерью вечером сидели в бабкиной избе, пили чай и мирно беседовали. Тогда-то я и узнал, что мой дед был известным якутским шаманом, мог излечить любую хворь, народ к нему ехал со всей страны. И бабка моя, когда еще девкой была, к нему ездила, не лечиться, а с другой целью. Хотелось ей парня одного присушить. То ли языковой барьер оказался непреодолимым, и шаман не понял, чего девка хотела, то ли она сама передумала парня присушивать, теперь уже неизвестно, но вернулась она домой, парня знать забыла, и через восемь месяцев после той поездки родила круглолицую темноглазую дочку - мою мать. А после родов открылись в ней необычные способности - сама могла болячку заговорить, присушить-отсушить, а если что-то не по ней было – то и мор на скотину навести, пожар на сеновале устроить или другую какую напасть учинить. В дочке своей она души не чаяла. Но когда спустя почти десять лет после свадьбы моих родителей родился я, между ними как черная кошка пробежала. Не могла бабка простить дочке, что внучки у нее не будет. Поэтому и не жаловала она меня, так… мирилась с моим существованием. А как пришло время помирать, то попыталась все-таки передать свои способности уже хоть кому-нибудь. Мне.
Рассказывая все это, мать пытливо, с опаской смотрела на меня, стараясь определить, принял ли я бабкин дар, или у старой ведьмы ничего не получилось.
Взял. Получилось. Но матери об этом знать было необязательно.
Со временем я понял, что нужно делать. Надо просто играть. От игры я перевоплощался и, оставаясь в комнате и музицируя, одновременно был то зверем, то птицей, то иной тварью, в зависимости от того, на чем играл. Я просто нежился в солнечных лугах, купался в воздушной высоте, вдыхал запахи трав, освежался в девственных снегах… Это было ни с чем не сравнимое чувство счастливой свободы или свободного счастья!
Но однажды я пошел дальше. После того, как мне приснилась бабка. Она грозила крючковатым пальцем и требовала жечь серные свечи. Повинуясь какой-то необъяснимой уверенности, на следующий же день я купил в «Саде-огороде» серные шашки, размолол их в порошок, растопил несколько парафиновых свечей, смешал с порошком и залил смесь в пустые пивные жестянки, не забыв вложить фитиль. Вечером я достал застывшую свечу, зажег ее и сел играть на пианино. Много раз до этого, играя вальсы и мазурки, я пребывал в ипостаси огромного пушистого кота, вальяжно развалившегося на прогретом летним солнцем крыльце деревенского дома. Но не в этот раз. Сегодня я был бешеным диким котом, остервенело разрывающим крысу в темном подвале, утробно урчащим от пьянящего ощущения на языке свежей горячей крови.
В другой раз я сел сыграть на контрабасе. Настроение в тот вечер было отвратительным из-за продавца, обсчитавшего меня на значительную для моего полупустого кошелька сумму. Когда пламя свечи достаточно разгорелось, я вскинул смычок и, раздумывая, что бы сыграть такого… жесткого… провел им по струнам... Неожиданно перед глазами возник тот самый продавец, молодой тощий парень. Он шел по улице мимо здания цирка. Я энергично выводил партию на контрабасе, одновременно косолапо выходя из-за угла цирка, мотая огромной мохнатой башкой и рыча вслед уходящему парню. Он оглянулся, его глаза расширились и, не переставая на меня смотреть, он бросился убегать. Но медведи только с виду такие неповоротливые. Я настиг его в несколько секунд, повалил на тротуар и с наслаждением выгрыз огромный кусок из бедра, не обращая внимания на его вопли и крики прохожих, издалека с ужасом взиравших на происходящее. Потом я свернул ему шею и в несколько прыжков скрылся за темным углом цирка.
Когда унялось сердцебиение, я осторожно отложил смычок, задул свечу и стал думать. Первым важным открытием стало то, что меня видят. Вторым - что безнаказанно мстить - это приятно, а мстить инкогнито - приятно вдвойне. Нужно только совершать эти акты возмездия при свидетелях, чтобы гибель выбранных мной жертв не могли связать со мной.
Таким было начало моего пути справедливого возмездия.
Спустя время я познакомился с симпатичной девушкой, но она отвергла меня, отдав предпочтение тупому футболисту из местной команды высшей лиги. Я разделался с ними обоими. Его я, играя на волынке ирландскую плясовую, подкараулил на пляже дорогого курорта, дождался, когда он войдет в воду, и, не стараясь скрыть черный треугольник акульего плавника, искусал его мускулистое тело до густого кровавого тумана в теплой океанской воде. Остальное довершила стая моих собратьев, удачно проплывавших неподалеку.
Девушку я уничтожил, весьма изящно играя на флейте и кружа в небе над маленьким красным автомобилем на пустынной загородной дороге. Этот случай стал единственным исключением из моего правила мстить при свидетелях. В момент апофеоза печального ноктюрна я ринулся в открытое окно машины, и, впившись когтями в голову, острым изогнутым клювом превратил ее глаза в зияющие кровавые дыры. Она кричала, отбивалась, но что были для моих сильных крыльев эти слабеющие попытки спастись. Правда, несколько перьев я все же потерял, последствием чего стали заметные царапины на моих руках и груди после завершения ноктюрна.
Играя на саксофоне, я нашел и навсегда успокоил учителя математики, который в свое время вдоволь поиздевался надо мной на своих уроках. Он очень удачно выехал с компанией на охоту и наверняка так и не понял, откуда вдруг в наших окрестных лесах появился круторогий североамериканский бизон. Пробитое рогами насквозь тело подобрали его ошарашенные увиденным зрелищем товарищи.
С помощью барабанов я устранил слишком нервную соседку, которую раздражали мои вечерние концерты. Это было легко и неинтересно. Увидев ее в зоопарке с внуком, я подкрался к ней сзади и просто громко рыкнул, потряхивая роскошной львиной гривой и демонстрируя безупречно наточенные клыки. И все. Она тут же грузно осела на землю, прижимая левую руку к груди и шумно хватая воздух синеющими губами. Ее внук громко заревел, я рыкнул и на него, но, увидев бегущих ко мне служителей зоопарка, молниеносно покинул сцену и спрятался сначала за палаткой с пирожками, а потом окончательно, когда завершилось соло на ударных.
Бывали и другие случаи. Все эти нахальные промоутеры, хватающие за руки, чтобы сбыть очередную ненужную ерунду, навязчивые сотрудники кредитных контор, доставшие неурочными звонками, полицейский, посмевший проверить мои документы, громко храпящий попутчик в поезде, невоспитанные подростки, не уступившие мне место в автобусе... Я никому не даю спуску!
Правда, последнее время мне стало скучно от однообразности мести. Не развлекает даже периодически появляющаяся в газетах и интернете шумиха вокруг непонятных трагических происшествий.
Поэтому я решил самостоятельно освоить аккордеон. Я еще не зажигал свечу, но уже знаю, каким будет мое следующее перевоплощение. Я уже чувствую свое круглое мохнатое тельце, крепкие ядовитые жвала, я в нетерпении перебираю своими восемью ногами и собираю липкий секрет в своей паутинной железе…
Новость отредактировал Lycanthrope - 20-12-2016, 03:46
Ключевые слова: Месть оборотень музыка ведьмак авторская история