Прометей
[quote]«Жизнь есть борьба с болезнью бытия, и эта борьба не может быть закончена до самой смерти.»]— Мигель де Унамуно
Мы все уже умерли…
1.
Часы давно перевалили за три ночи. На улице льёт начавшийся ещё вчера днём ливень. Тяжёлые, почти свинцовые дождевые капли стекают по плотно зашторенному ролетами окну, отбивают неровную дробь по металлическому подоконнику. Подобно вою неких потусторонних призраков гудит ветер. Вязкая чернота туч сливается с угрюмыми бетонными коробками. Неровные вспышки фонарей, свет рекламных экранов и огоньки дронов-доставщиков ослепляют улицу яркими бликами, отражаясь от густых лужиц на старом, растрескавшемся асфальте. Торчащие между жилых кварталов трубы промышленных предприятий стабильно дымят. Во влажном воздухе стоит едкий смог, в котором растворяются неоновые огни далёких небоскрёбов. По идущему сквозь район железнодорожному мосту проносится электропоезд. Где-то слышны сирены полицейских машин.
ТТесную захламлённую комнатушку освещает только старый, видавший виды ноутбук, доставшийся Никону ещё от покойного отца.
Вставать надо рано, но сна у Ника нет ни в одном глазу. Ночь — это его самое ненавистное время суток.
И все десять лет так.
Была осень, такая же, как сейчас. Отец уехал в командировку на Новую Землю. Через пару дней на Северном острове случилось землетрясение, ставшее сильнейшим за всю историю человеческой цивилизации. Толчки привели к цунами, ударившему по всему побережью Северного Ледовитого океана и унёсшему жизни миллионов людей. И жизнь отца...
А затем появился Он.
Титан. Существо, названное Первобогом. Военные оказались бессильны — никакое обычное оружие не смогло нанести ему ни малейшего урона. Остановить его смог только ядерный удар.
С тех пор, до сих пор, Никону почти каждую ночь снится отец. Эти сны, такие приятно вязкие, затягивающие, вызывают у него чувство умиротворения, спокойствия, придают ему такое шаткое, хрупкое ощущение безопасности. Но они же оставляют его абсолютно опустошённым от приходящего после пробуждения мучительного осознания, что отец оставил его. И каждый раз осознавать это всё больнее.
Ник смотрит аниме, особо не вникает в сюжет. Так он и засыпает в кресле, укутавшись пледом и заткнув уши допотопными проводными наушниками.
Наконец-то Никону повезло. Ему ничего не приснилось. Только темнота. Пустота. Прямо как то, что, по мнению многих, ждёт всех нас после смерти.
Его бабушка, Люда, в это не верит. Наглядевшись всяких сомнительных каналов по телевидению, она уверила себя, что не за горами «Второе пришествие» Первобога, который освободит всех грешных и заблудших от страданий, а достойных одарит вечным блаженством. Ник понимает, что всё это полная чушь, но... Ему хочется в это верить. Хочется понимать немного меньше... И верить в лучшее.
2.
Раздаётся звонок будильника.
Никаких сил подыматься с кровати и что-либо делать у Никона нет от слова совсем. Ему хочется просто повернуться на другой бок и забыться во сне, но он с трудом заставляет себя встать.
Ник вечно, ещё с первого класса, прогуливает школу из-за болезней, но ему нет до этого особого дела. Всё равно никаких планов на будущее у него нет. Он в целом питает сомнения, что будущее у него есть. Может, в считанные дни, из-за какой-то новой катастрофы, человечество исчезнет с лица Земли. Как динозавры, хотя... Скорее просто, как обычные паразиты. И как мне тогда поможет этот пресловутый диплом об окончании школы? — думает он.
Если бы не мать, кладущая надежды на своего единственного ребёнка, то он, скорее всего, бы вообще ничего не делал. Но пока она есть, пока не оставила его... как отец, совесть не позволяет ему забить на все свои обязанности и подвести её, чтобы потом до конца жизни корить себя за свою же никчёмность.
Никона нестерпимо мутит, есть нет ни малейшего желания. Он идёт на кухню. Заваривает крепкий чёрный чай. Возвращается в комнату, ставит поднос с чаем на стол. Пока тот остывает, Ник может ещё чуток поспать. Укутавшись пледом и уткнувшись лицом в подушку, он в один миг проваливается в царство Морфея.
Никон уже второй раз пробуждается от звона будильника. Несколькими большими глотками выпивает остывший чай. Идёт в ванную, на скорую руку чистит зубы, дабы убрать сон с лица, умывается ледяной водой. Одевается. Тихо, чтобы никого не разбудить, идёт в прихожую. Клацает по выключателю — загорается светодиодный светильник с белым плафоном. От соседской квартиры тесный коридор отделяет только стена из стеклоблоков.
Ник из-за спины слышит неприятный скрип открывающей двери и еле слышное, едва различимое бормотание. Оборачивается. По носу неприятно бьёт старческий дух. Из своей комнаты выходит Люда. Старуха одета в ночнушку, взгляд обесцвеченных возрастом глаз затуманенный. Засаленные седые волосы спутаны, на их концах ещё остались остатки копеечной краски из районной парикмахерской. Она путает Ника с отцом:
— Витя, сынок! Ты на работу опять собираешься?
Раньше она соображала лучше, но вела себя агрессивно, заводила склоки из-за каждой чепухи, считала, что Никон и его мать хотят выжить её из дома и выгнать жить на улицу. Неделю назад врач прописал ей какие-то препараты, от которых она круглыми днями спит и туго соображает. Никон в принципе сомневается, что Люда ещё осознает, какой сейчас год, где она находится и что случилось с отцом.
У него нет желания опять всё ей объяснять. Да и чёртово время поджимает. Да и не надо оно ей. Пусть хоть поживёт счастливо на старости лет. В неведении. Иногда оно так даже лучше.
— Иди поспи, рано ещё, — говорит Ник слегка раздражённым голосом. — Мне пора уже.
Бабушка целует его в щёку.
— Ну, удачи тебе, Витюш. Ты днём зайдёшь хоть пообедать? Я супа сварю.
— Да, конечно, мам, — уподобляется ей Никон, чтобы побыстрее убраться.
Юноша накидывает на спину рюкзак, стоящий на тумбочке в коридоре ещё с вечера. Обувается. Открывает ржавеющую год за годом и противно скрипящую металлическую дверь-решётку, а затем и старую, хлипкую входную дверь.
Подъезд сильно загромождён всяким старым пылящимся барахлом. Его тускло освещают связанные запутанными сетками проводов неоновые лампы с блестящими ржавчиной защитными решётками. Стены и потолок отделаны сайдингом, тут и там заклеены ободранными объявлениями. Внимание Ника привлекает стоящая рядом с соседской дверью миска с кошачьим кормом и пустое блюдечко с остатками молока. Видимо, в подъезде завёлся кот.
Никон жмёт на кнопку вызова лифта. Тёмная, трясущаяся кабинка не заставляет себя долго ждать.
Ник приезжает на первый этаж.
Облокотившись на стену, курит Саша Костин, друг отца. По словам бабушки, они с отцом учились в одной школе и с ранних лет хорошо ладили. Потом они вместе работали в том самом институте на Новой Земле. Вроде, он был даже как-то связан с разведкой, из-за этого информация о нём настолько строго засекречена. Во время «Первого пришествия» Саша был в отпуске в столице. После гибели своего лучшего друга он пропил ум, вскоре был уволен за неподобающее поведение и разгильдяйство. И вот уже десять лет он подрабатывает кем попало за сущие гроши, лишь бы купить себе очередную бутылку «Балтики» и дешёвую пачку сигарет в ларьке.
— Здравствуйте, дядь Саша, — здоровается с ним Никон.
Саша тушит сигарету об стену и жмёт юноше руку.
— Да, здравствуй, давно тебя не видел, — отвечает мужчина. — Как жизнь молодая вообще?
— Та нормально, — говорит Ник без особого рвения продолжать разговор. — Живу ещё, как видишь.
— Ладно, бывай, удачи тебе в школе, ты спешишь, вижу, — отвечает Саша, подмигнув.
— Да, в-вам тоже удачи.
На противоположной стене, выкрашенной облупившейся жёлтой краской, приклеена наклейка с такбиром, поверх которой баллончиком нарисован коловрат и надпись «Россия для русских».
Никон с трудом отворяет тяжёлую металлическую входную дверь и выходит на улицу. На него сразу же обрушивается леденящий, пробирающий до костей ветер. Моросит дождь.
Юноша в один момент промокает и замерзает, и поэтому переходит с шага на лёгкую трусцу. Чтобы как-то согреться, он пытается спрятать лицо за воротником куртки, сделанным из приятно согревающего синтетического меха, а заледеневшие руки запихивает поглубже в карманы.
Через дорогу от его дома монументально возвышаются три высотные панельки. Со стены одной из них на прохожих взирает ярко светящийся огромный экран с рекламой нового обновления ВКонтакте.
Немного пройдя вдоль своего дома, Ник поворачивает в освещенную двумя светодиодными прожекторами арку, ведущую вглубь района. Мокрый асфальт усыпан окурками и прочим мусором. На обитых металлическими фасадными блоками стенах прохода красуются граффити арабской вязью, тэги и наиболее притягивающая к себе внимание неаккуратная, явно созданная своим творцом на скорую руку, надпись на русском языке — «Мы все уже умерли». Интересно даже, почему её до сих не закрасили, как несущую угрозу госбезопасности, — думает Никон.
Ник выходит из арки на парковку. Под козырьком нависающих балконов на матрасе сидит бомж, закутавшийся узорчатым ковром, таким, какие обычно висят на стенах в старых советских квартирах. Неподалёку от его укрытия стоит недопитая чекушка. На голове мужчины надет шлем виртуальной любви с логотипом «Яндекса». На испещрённом морщинами лице застыла удовлетворённая гримаса, беззубый рот приоткрыт, а по подбородку стекает слюна.
3.
Школа, блочное четырёхэтажное здание, выкрашенное белой штукатуркой, была построена ещё при Союзе.
К учебному заведению понемногу стягиваются ученики. Ник замечает неразлучную парочку своих одноклассников — Алексея Яшина, заносчивого и высокомерного отрока из обеспеченной семьи, и его вечного хвоста, Никиту Миронова, бритого налысо и крепкого пацана, вечно таскающего одни и те же, вероятно поддельные, чёрные спортивки «Адидас».
Оба раньше, чтобы иногда приподнять себе настроение, досаждали Никону.
Но два месяца назад Ник подрался с Лёшей. Причиной послужило то, что на перемене последний в присутствии Миронова и ещё нескольких своих шестёрок, заливаясь противным хохотом, сказал, что отец Никона «ушёл за хлебом», потому что не хотел терпеть рядом такое безнадёжное ничтожество, как он.
Никон заведомо тщетно попытался заставить его извиниться, но тот лишь больше глумился над ним. Тогда его терпение лопнуло, и он в аффекте набросился на Яшина.
Удача улыбнулась Нику. Лёшины прихвостни не успели никак вмешаться, так как, развращённые извечной безнаказанностью, не были готовы к такому повороту событий. За считанные секунды подростков разняла дежурившая на этаже учительница. Оба посетили кабинет директора, которому ожидаемо не было дела до того, кто виноват. Ведь первым начал Никон. Остальное не важно.
После этого Яшин перестал портить Нику жизнь, но сохранил к тому неприязнь. Неоспоримый авторитет Алексея среди остальных парней в классе привёл к тому, что от Никона все шарахались как от прокажённого.
Чтобы лишний раз не пересекаться с неразлучными друзьями, Ник юрко шмыгает в двери школы, несколько раз нервно оглядывается и старается, как ему кажется, оставаться незамеченным. Юноша быстро стягивает куртку, меняет обувь и идёт на урок, до которого остаётся всего лишь пять минут.
Никто из однокашников с ним не здоровается, да и в целом не обращает на него ни малейшего внимания. Но он рад этому. Раньше, когда Ника травили почти каждый день, ему только и хотелось того, чтобы в один день все просто перестали его замечать. Будто бы его просто не существует. Будто бы на его месте никого нету. И наконец-то оставили в покое. Так что, как ни как, его мечта сбылась.
Звенит звонок. Первый урок сегодня — история. Историчка, Лилия Николаевна, ещё не старая, но уже измождённая низкооплачиваемой работой и пренебрежением со стороны учащихся, как всегда опаздывает на несколько минут.
К счастью Ника, в классе он уже давно сидит один. Он садится за парту у стены, кладёт рюкзак на второе пустующее кресло, достаёт все учебные принадлежности.
Лилия Николаевна включает компьютер, выводит список учеников на интерактивную доску, чтобы провести перекличку и отметить всех присутствующих.
— Смирнов Никон!
— Есть, — отвечает юноша тихим, неуверенным голосом, подняв руку.
Перекличка спустя какое-то время подходит к концу.
— Сегодняшняя тема — «Первое пришествие», — говорит Лилия Николаевна, после чего на интерактивной доске появляется цифровая версия учебника. — Страница семьдесят пять в учебнике.
Ник старательно, почти каллиграфически, такой уж у него был почерк, записывает тему лекции, после чего открывает названную историчкой страницу. К теме приведены две иллюстрации — фото кроваво-красного северного сияния над выжженной ядерным ударом тундрой на Ямале и карта России с заштрихованной Арктической зоной отчуждения.
Преподавательница встаёт с кресла, поправляет кардиган, начинает рассказывать тему:
— В 2028 году случилась одна из самых ужасных катастроф в истории человечества — «Первое пришествие». Его причина нам, к сожалению, неизвестна до сих пор.
Ну да, неизвестна, — иронизирует Никон сам с собой. — Это только нам, маленьким людям, ничего не известно, как обычно.
— Ядерный удар по полуострову Ямал, нёсший целью уничтожение Первобога, повлёк за собой колоссальный выброс в стратосферу дыма и сажи, — продолжает историчка. — Это привело к тому, что во всём Северном полушарии на три года воцарилась ядерная зима. Сильно похолодало, а кислотные дожди отравили почву, из-за чего уже в следующем году случился катастрофический неурожай. Дефицит и голод привели к массовым грабежам и голодным бунтам, многие страны утонули в пучине гражданских войн за оставшиеся продукты и прочие ресурсы. Кроме этого, весь Северный Ледовитый океан был сильно загрязнён радиацией, что привело к гибели подавляющей части арктической флоры и фауны. Была образована Арктическая зона отчуждения. Но, несмотря ни на что, наша цивилизация, в первую очередь благодаря консолидации усилий ведущих мировых держав, с горем пополам пережила все потрясения и понемногу пришла в себя.
Никон не слушает речь Лилии Николаевны. Всё это он и так знает более чем отлично.
Чтобы как-то убить медленно текущее время, юноша рисует всякую дребедень на полях тетрадки. Но не только он скучает. С задних парт слышны разговоры шёпотом, Яшин, как обычно, играет в телефон под партой, две лучшие подруги и отличницы — Даша Глушко и Настя Селяева — о чём-то увлечённо сплетничают и постоянно хихикают, притягивая к себе внимание старосты класса, Вики Фроловой.
Ник смотрит на часы, висящие на стене над доской. До конца урока остаётся ещё двадцать минут. Его сильно клонит в сон, глаза слипаются. Он непроизвольно теряет связь с реальностью и отключается.
4.
Ник слышит шум прибоя и крики чаек. По босым ногам бьют прохладные пенящиеся волны. Он обводит пляж взглядом. Глубоко вдыхает, будто бы пытаясь съесть чистый, слегка солёный морской воздух. Море штормит, небо плотно затянуто тучами, песок под ногами абсолютно белый. Ник осторожно идёт, старается не наступить на ракушки, которыми усыпан берег.
Резко Никон ощущает какое-то прикосновение к спине, оборачивается. Перед ним стоит девушка, на вид его ровесница. Невысокая, худощавая, с тонкими, андрогинными чертами лица и коротко остриженными иссиня-черными волосами. Кожа ее совершенно белая, как лист бумаги. Глаза карие, но на свету отливают кроваво-красным. На ней надета белая рубашка с галстуком и расстёгнутый чёрный кожаный плащ, на шее неаккуратно замотан алый, в тон глаз, шарф.
Никон теряется, пытается что-то сказать, но незнакомка опережает его. Она приближается к нему и кладёт холодный палец ему на губы. Юноша отшатывается, стыдливо отводит взгляд и краснеет.
— А, э, что? — говорит Ник в недоумении первое, что приходит на ум, заикается. — Ты... ты кто вообще?
Девушка загадочно ухмыляется, проводит пальцем по его губам. Кажется, что лишь окинув его взором своих алых глаз, она уже узнала о нём больше, чем он сам знает о себе.
— Мы с тобой ещё встретимся, Никон Смирнов, — говорит она нежным и тихим, почти беззвучным голосом.
Откуда она знает моё имя, — думает Ник. На долю секунды он смыкает глаза, пытается проснуться, а когда открывает их, перед ним уже никого нет. Девушка испарилась так же, как и объявилась.
Никон смотрит на море. Усталые чайки качаются на волнах. На горизонте виден одинокий белый парус. Вдруг облачную пелену разрезает нечто, напоминающее сигару внушительных размеров. От него отваливаются отдельные небольшие части, которые падают в воду.
Ник слышит женский голос:
— Никон, не спи!
Он открывает глаза. Рядом с его партой стоит Лилия Николаевна.
— А, х-хорошо... — говорит Ник неуверенным голосом, смотря в пол.
5.
Наконец-то раздаётся звонок.
— Можете выходить, домашнее задание на доске, — говорит Лилия Николаевна.
Никон на скорую руку закидывает школьные принадлежности в портфель и выходит из класса одним из последних, дабы не идти в толпе. Ник не любит быть в окружении говорящих о чём-то людей. Ему постоянно кажется, что говорят о нём. Тем паче, после сна у него болит голова, левый глаз слегка дёргается. Яшин и Миронов, наверное, опять будут со своими подхалимами тихо отпускать шутки о нём, будто бы Никон их не видит или слишком глуп, чтобы догадаться, о ком они говорят.
Да и лицо этой девушки въелось в память. Будто бы он где-то видел её. Но где? Она кажется ему такой знакомой, близкой, даже родной, будто бы он уже где-то встречался с ней. Но одновременно она какая-то неземная, потусторонняя, чужая. Будто бы она какой-то призрак из его забытой прошлой жизни, которой никогда и не было. Да и что это появилось после её исчезновения...
Следующим уроком будет английский. Никон бросает рюкзак перед дверью в кабинет и идёт в школьный санузел. Он открывает кран, умывает лицо ледяной водой.
В уборной на этом этаже часто было пусто и тихо. Никон, не имеющий желания толкаться в коридоре среди однокашников, проводит там перемену, заткнув уши наушниками и бесцельно скроля ленту соцсетей, довольствуясь тем, что его никто не донимает.
Ник смотрит на время. До начала урока остаётся одна минута. Он выходит из санузла, накидывает портфель на спину, становится у окна, подальше от остальных, в ожидании появления учительницы.
Внезапно коридор заполоняет леденящий душу вой сирены воздушной тревоги. Ник застывает. Отшатывается от окна. Тревожно оглядывается. Глаз дёргается и невольно слезится, уже почти прошедшая головная боль напоминает о себе.
Сирена замолкает. Из громкоговорителя доносится выразительный женский голос:
— Внимание! На территории города федерального значения Москва введено чрезвычайное положение. Если вы находитесь в помещении, не покидайте его, а если объявление застало вас на улице — найдите ближайшее укрытие! Следуйте дальнейшим указаниям правительства, не поддавайтесь панике и не верьте дезинформации!
Никон достаёт телефон. Надеется вычитать что-либо в новостных пабликах. Тщетно. Связь не ловит. Он смотрит в окно. Вроде бы ничего необычного. Но... все дроны-доставщики замерли, а их огоньки стали красными.
— Что, какой-то теракт... — говорит Вика Фролова, нервно поправляя прядь волос. — Или война началась?
— Связи нет, — демонстративно возмущается Лёша. — Глушат, видать, падлы. Как всегда, блядь.
— Это сто процентов натовцы напали, я ж говорил, — отвечает ему Миронов с умным видом, который вкупе с его прикидом непроизвольно вызывает у Никона смешок.
— Какие натовцы, ты что? — отвечает ему Яшин. — Мы с ними теперь типа братья. Меньше своих ватных родаков слушать надо.
Проходит минута. Появляется встревоженная учительница английского, Вера Павловна.
— Стройтесь по парам, живо, надо идти в подвал, — даёт она указание. — Чего стоите ещё?
Класс строится. Ник, ожидаемо, не находит себе пары, но, к его счастью, англичанку в этот момент это не особо интересует. Ученики строем идут по лестнице. Последнее, что юноша успевает увидеть в окне, это подымающиеся столбы дыма и колоссальный тёмный силуэт между блочных многоэтажек.
…но некоторые ещё сопротивляются.
1.
Усталый генерал тыкает истлевшую до фильтра сигарету в переполненную пепельницу и разочарованно говорит:
— Они дали нам всего десять лет…
К потухшему экрану подходит начальник воздушной разведки.
— Товарищ генерал! — говорит она. — У нас появилось изображение объекта. Выводим на экран.
Вспыхивает голографическая проекция. Посреди мглистого октябрьского утра шагает невообразимое исчадье. Такое была не в силах породить даже больная фантазия Босха. Четыре костлявые конечности заканчиваются где-то на уровне двадцатых этажей, а там, где должна быть голова, торчит бесформенный отросток на продолговатой шее.
2.
Невиданное зрелище для столицы — на улицах ни единой души. Только сидящие на линиях электропередач вороны недовольно каркают.
Командир танка, сержант Гришин, с ужасом в глазах смотрит на титана, шагающего по дымящейся стекляшке ТЦ.
По рации раздаётся приказ:
— Останавливайтесь. В течение минуты по объекту будет нанесён авиаудар. Если цель двинется в вашу сторону — сразу открывайте огонь.
Колонна замирает. Гришин уставляется в небо. Группа чёрных скоростных боевых вертолётов проходит низко. Вороны разлетаются. Над головой свистят ракеты, сержант инстинктивно пригибается.
Гремят взрывы. Сразу семь попаданий по одной ноге. Титан содрогается, сносит железнодорожный мост, но удерживается на ногах. Танкисты ликуют:
— Да! Есть! Ура!
Вертолёты кружат вокруг титана и ведут шквальный огонь. Внезапно на долю секунды небо заполоняет яркая молния внушительных размеров. От ослепления Гришин закрывает глаза. Несколько вертушек теряют управление.
— Ложись! — Кричит сержант.
Один из вертолётов совершает жёсткую посадку в десятке метров от его танка, лопастями задевая линии электропередач.
Наводчик танка, Сашка Дегтярёв, выбирается из открытого настежь люка, трясущимися руками крестится и дрожащим голосом говорит:
— Да что оно такое…
3.
Начальник воздушной разведки указывает на экран и констатирует:
— Объект невредим и продолжает двигаться в направлении Остафьево-12. Наша авиация не нанесла ему существенного урона. Также ему, как и Первобогу, под силу создавать электромагнитные импульсы. Два СБВ потеряли управление. Кроме этого, мы смогли установить, что существо почти полностью покрыто вантаблэком. Это субстанция из углеродных нанотрубок, одно из самых чёрных известных нам веществ, она поглощает почти сто процентов света.
Командир танковой дивизии, сидящий около генерала, отдаёт приказ:
— Его надо уничтожить любой ценой! Надо использовать все силы. Срочно! — Хочет грохнуть кулаком по столу, но сдерживается. — Перебросьте в Южное Бутово 275-й самоходный артполк!
4.
С глухим шипением серую мглу ноябрьского утра пронзают пылающие молнии. Начинают работу шесть реактивных систем залпового огня «Ураган», а вслед за ними ещё один «Торнадо-С». «Тэшки» палят без остановки. Всё пространство наполняется грохотом, от которого уши закладывает.
Оживает рация.
— Будьте готовы, — раздаётся приказ. — Через две минуты будет повторный авиаудар.
Гришин различает в небе силуэты, похожие на маленьких скатов — «Посланники» в небе. Один… два… три... Сержант ныряет в люк. Мир вокруг содрогается.
5.
Генерал выкуривает очередную сигарету и смотрит на экран. Несколько десятиэтажных панельных коробок обрушиваются почти до основания, а там, где был титан, вздымается огромный столб чёрного дыма.
— Объект исчез из зоны видимости, — говорит начальник воздушной разведки с еле уловимой надеждой в голосе. — Ждём, когда дым развеется.
Внезапно из дыма появляется уродливая голова на вытянутой шее, а за ней и всё существо.
Досель мрачный генерал расщедривается на ухмылку. Повисшую в штабе гробовую тишину нарушает командир авиаполка, который размашисто бьёт кулаком по столу и ругается:
— Твою дивизию! Да как это понимать!? Три ФАБа на него сбросили, а он как с гуся вода!
Генерал говорит с кем-то по телефону. Кладёт трубку, после чего говорит:
— Выманите титана из Южного Бутово в Новокурьяново. Плевать на технику, от неё всё равно толку ноль. На линии заграждения подорвём ядерную мину, разрешение от главкома уже получено. Другого выхода у нас нет.
Новость отредактировал Летяга - 9-08-2025, 17:45
Причина: Стилистика автора сохранена
Ключевые слова: Никон школа остров генерал авторская история