Санта Муэрте. Глава - 1
Глава -1. Чёрный конь
Последним, что Эдуардо помнил хорошо, была просьба Игона припомнить тот день. Он ответил, что всё время был дома один, читал потрёпанную книжку про мексиканские праздники. Когда папа с братом уходили на работу, Эд всегда оставался дома — выходить на улицу даже на несколько минут ему запрещал Карлос, говоря, что должен же кто-то заботиться о семейном очаге. Эдуардо не спорил и втайне гордился тем, что ему поручали следить за домом.
— Эдуардо, поторопись! Пока ты соберёшься, скоро дождь пойдёт!
Стоп. Куда он собирался? Да ещё и вместе с отцом? Разве папа не был на дневном дежурстве?
— Я уже готов! Это всё Карлос, он спрятал мои носки.
Сидевший за столом молодой полицейский в форме отставил стакан в сторону и приподнялся:
— Сколько тебе повторять, меня зовут Карл! И не разбрасывай одежду по всему дому!
— Карлос, прекрати, ну что ты как маленький, — улыбнулся отец, за спину которого Эдуардо юркнул за защитой. — У тебя же скоро дежурство, зачем ты настраиваешь себя на дурной лад?
— Потому что знаю, что другого не будет, — отрезал Карлос, насупившись, и отвернулся.
— Не слушай его, — Хорхе взял младшего сына за руку и вышел из маленькой кухни, так что Эдуардо даже не успел показать брату язык. — Идём, Эдуардо, сегодня будет длинный день, нам много чего нужно посмотреть.
— Я знаю! Когда мы уже поедем?
— Сейчас и поедем.
Куда они поедут? До этого дня Эдуардо казалось, что лишь поздно вечером, когда он, сонный, уставший, голодный, встретил Карлоса, тот сказал, что отца убили... Но сейчас клубок воспоминаний раскручивался, нитка за ниткой, и Эдуардо вдруг вспомнил, что да, действительно, в тот день отец взял его с собой в «латинский квартал» посмотреть, как настоящие мексиканцы готовятся ко Дню мёртвых.
Хорхе Ривера выгнал из маленькой пристройки, временно служившей гаражом, старый «Форд», и Эд быстро забрался на заднее сиденье. Ехать на переднем папа всё равно бы не разрешил ему, потому что это небезопасно, хотя Эдуардо очень хотелось прокатиться на нём разок. Отец немного задержался на крыльце с Карлосом, и Эд от скуки начал колупать резиновую прокладку между стеклом и дверцей.
Странно, отец вроде бы был старше. Эдуардо помнил его высоким, широкоплечим, с такими же усами, как у Карлоса, с морщинками вокруг глаз... Когда отец, усталый, приходил после ночных выездов, он казался ещё старше. Эдуардо с удивлением отметил, что Хорхе Ривера ещё молодо выглядел для своего возраста, и у него не было никаких проблесков седины в волосах, которые почему-то врезались в память Эдуардо.
— Пап, а почему именно сегодня?
На улице — необычайно солнечно и тепло для конца октября. Эд даже расстегнул куртку в машине: хотя обогреватель не работал, было слегка душновато. Отец давно рассказывал про странную традицию почитать умерших, разговаривать с ними, и Эдуардо уже успел уяснить, что никакой другой народ больше не мог таким похвастаться. Он понял это, случайно обмолвившись в школе: тогда ребята в ужасе шарахнулись от него, когда Эд объяснил, что будет общаться с умершими родственниками. Правда, у отца никогда не хватало времени, чтобы рассказать всё в подробностях, а старую книжицу Эдуардо уже успел зачитать до дыр.
— Скоро там будет не протолкнуться, — легкомысленно отозвался отец, не отвлекаясь от дороги, — а где много людей, тем легче тебя потерять, — в ответ Эд улыбнулся. Папа всегда повторял, что в латинском квартале им надо держаться вместе. — Ты же помнишь, какое это небезопасное место.
— Это не может быть небезопасным местом, — безапелляционно заявил Эдуардо, и Хорхе с удивлением взглянул на него в зеркало.
— Почему же?
— Потому что ты наводишь там порядок, конечно.
Отец рассмеялся, но Эдуардо-то знал, что за «латинский квартал» отвечал именно папин участок. Когда они приходили сюда, многие местные жители, завидев капитана Риверу, расплывались в улыбке и благодарили его. Эдуардо не знал, за что именно, но его просто распирало от гордости, и тогда он ещё сильней сжимал папину руку, давая понять всем встречным мальчишкам, что это его отец. Такими завистливыми взглядами Эда нигде больше не провожали. А вот Карлос, дурак, только и мог, что занудно твердить, как ему хочется перевестись в другой участок.
— Нет, на самом деле, для здешних людей это очень важный праздник, — продолжил отец после короткого молчания, — и было бы плохо прерывать их, когда подготовка уже близка к концу. Ты ведь знаешь, как может рассердиться Миктлансиуатль, если увидит, что кто-то мешает будущему торжеству?
— Пап, я уже не верю в детские сказки, — впереди что-то мелькнуло, и Эдуардо прильнул к стеклу. — Ну как эта богиня может обидеться, её же не существует!
— Ты так в этом уверен?
— Конечно! У нас ведь двадцатый век, а боги жили только в древности. Сейчас поклонение им — не больше, чем красивая традиция.
Эдуардо усмехнулся. Эти слова от самого себя прозвучали так, словно их произнесла Кайли. А он и не думал даже, что в детстве походил на вампиршу.
— Тебе определённо стоит поменьше читать ту книгу, — в голосе отца Эдуардо чётко услышал нотки недовольства, — далеко не всё, что там написано - правда. Но кое в чём ты прав, — Эд гордо приосанился, — это очень красивая традиция. Пойдём, посмотрим на прилавки.
Эдуардо с готовностью выбрался из машины и, по давно уже выработавшейся привычке, крепко схватил отца за руку. В «латинском квартале» они чувствовал себя как дома: здесь все выглядели так же, как они с папой, и никто не тыкал в него пальцем, как в школе. Ещё здесь было очень много красок, и даже в октябре мексиканцы носили свои яркие платья; по сравнению с ними остальной Нью-Йорк казался серым и выцветшим. Но, конечно, самыми потрясающими были игрушки, и Эд потянул отца к многочисленным прилавкам, заваленным катринами.
— Круто! Я тоже должен сделать такую, — восхищённо прошептал он, не спуская глаз с разноцветного великолепия.
Карлос неизменно ворчал каждый раз, когда отец в преддверии первых чисел ноября приносил в дом крошечных девочек-скелетиков, но выбросить не решался. А здесь Катрин было просто море, да такое, что у Эда разбегались глаза: только на прилавке перед ним лежало штук двадцать игрушек, и каждая приветливо скалила зубы, словно заигрывая, призывая посмотреть, в какой восхитительный наряд она одета.
Слепая пожилая мексиканка (её веки были плотно-плотно прикрыты, словно сшиты между собой), торговавшая за этим столиком, что-то сказала по-испански, и отец усмехнулся.
— Может, попробуешь сделать вот такого? — наклонившись к Эдуардо, произнёс папа и указал на небольшой скелетик из фанеры, качавшийся на ветру подобно ловцу снов. Этот скелет только что принёс молодой парень по имени Диего (Эд слышал, как он назвал торговку абуэлой), он коротко взглянул на подошедших и исчез внутри соседнего дома. — Катрин делают девчонки, а не мальчишки.
Эдуардо помедлил с ответом: подняв голову, он вдруг увидел за спиной торговки двух девочек, которые, тихо переговариваясь на испанском, шили крохотные платьица для кукол, и иголки быстро-быстро мелькали в их пальцах. Поняв, что за ними наблюдают, девчонки остановились и замолчали, и последним, что Эдуардо успел уловить, было: «Он на нас смотрит!»
— Пойдём, — со смехом сказал ему отец, — не смущай девчат, рановато тебе ещё.
Эд послушался, ощущая, как его лицо запылало от смущения. Отец горазд был на такие шуточки, особенно, когда Карлос был не в настроении. Тогда папа очень часто повторял, чтобы Карлос опасался брата: того и гляди, Эдуардо скорее заведёт себе подружку и женится. Карлос злился ещё больше, и Эд никак не мог понять почему.
Всюду, сколько видел глаз, были черепа. Эдуардо с интересом рассматривал их — особенно те, которые были из шоколада или покрыты глазурью. Некоторые из калавер были просто произведением искусства: в их глазницах художники-самоучки умудрились нарисовать целые картины, какие-то невероятные узоры... Эд простаивал возле каждого такого черепа по несколько минут, вздыхая, что он сделать так, наверное, никогда не сможет. Кто-то тронул его за плечо, и Эдуардо, развернувшись, обнаружил отца, который нахлобучил себе на голову сомбреро, и выглядел он в нём так комично, что Эд прыснул.
— Жаль, что мы не в Мексике, — вдруг произнёс отец, когда они отошли от очередного прилавка. — Тебе бы понравилось там.
— Там ещё лучше, чем здесь? — поинтересовался Эд, замерев от предвкушения. Правда, он плохо представлял себе, каким должно быть место, чтобы быть лучше «латинского квартала». Эдуардо наслаждался его неторопливостью, испанской речью, лившейся отовсюду (ни слова на английском!), широченными улыбками, которыми приветствовали друг друга вроде бы незнакомые люди. — Тогда почему вы с дедушкой уехали оттуда?
— Были причины, — неожиданно уклончиво ответил папа, но Эдуардо не увидел, как сумрачные тени вдруг легли на его лицо. — Вырастешь, узнаешь.
На его странный тон Эдуардо не обратил внимания, наслаждаясь плывшим вокруг запахом. На подоконниках, прилавках, везде — стояли горшки с ярко-оранжевыми цветами, чьи бутоны с лепестками в складочку напоминали бархат. Цветы здесь были явно не по сезону — Эдуардо раньше никогда не видел их в парках или скверах Нью-Йорка — наверное, их откуда-то специально привезли, и этот резковатый, сильный аромат дурманил и кружил голову. В книге они назывались бархатцами, и, если Эд не ошибался, мексиканцы россыпьями украшали ими могилы своих близких.
— Почему все американцы так боятся смерти? — задал Эдуардо давно волновавший его вопрос, когда отец остановился у прилавка с напитками. Эду они были неинтересны: там не было ни колы, ни другого лимонада, лишь эта, как её, текила в смешных бутылках с сомбреро вместо пробки. — Они могли бы тоже здорово здесь повеселиться.
Отец, вертевший в руке плоскую бутылку с красивой этикеткой, не сразу его услышал:
— Потому что они американцы. Для них жизнь важнее всего. Это мы, наш народ, понимаем, что живём слишком долго, а им кажется, что слишком мало. Ведь ты же знаешь, что мы никогда не...
— Не умираем по-настоящему, наша кровь вернётся в мир, который нас создал, — Эдуардо вздохнул. — Ну да, я-то это знаю. Но я не понимаю, почему остальные...
— Главное, что ты это понимаешь, а о других не думай. Это разница менталитетов, её никогда не изменить.
— Разница чего?
— Способа мыслить... Я же сказал, не думай, Эдуардо! — Хорхе улыбнулся и потрепал его по волосам. Эд, фыркнув, отшатнулся и несколькими движениями снова пригладил волосы. — Хотя американцы тоже любят пугаться, у них скоро канун дня всех святых.
— Пап, это не то! Они любят пугаться, но когда я говорю с ними о смерти, они боятся по-настоящему, — пожаловался мальчик и, закусив губу, потёр левую ключицу под футболкой. — Чешется...
— Не чеши, тогда и перестанет, — посоветовал папа.
— Они вроде бы понимают, когда я им говорю, что бояться нечего, но когда видят настоящий череп на экскурсии в музее, то смотрят на него в таком ужасе... Наверное, если я покажу им свою татуировку, они от меня шарахаться будут.
— Я тебе говорил, чтобы ты никому её не показывал?
Эдуардо удивился той грозности, которая послышалась ему в папином голосе, но всё же ответил:
— Говорил.
— Вот и не показывай.
— Тогда какой в ней тогда смысл? — негромко проворчал Эд.
Тогда он не понимал, зачем вообще нужна была татуировка? Эдуардо гордился тем, что папа сделал ему такой же рисунок, какой был у него и у Карлоса, правда, у них калавера была наколота на внутренней стороне запятья; Эду же (папа настоял) калаверу сделали на левой ключице. Мальчик долго предвкушал тот момент, когда можно будет похвастаться перед друзьями в школе, но отец тут же запретил показывать татуировку кому бы то ни было. В чём тогда смысл? Эдуардо много думал, но никак не мог сообразить.
Они гуляли уже долго, забравшись далеко в глубину «латинского квартала», так что Эдуардо успел уже потерять направление. Впрочем, Эд не особенно следил за тем, куда и как они шли, зная, что отец уж точно сможет выбраться обратно, он ведь знал эту территорию назубок. Карлос был полным дураком, отказавшись пойти сюда: Эдуардо не знал, на что ещё можно было променять подобное развлечение. И если здесь было так здорово ещё задолго до праздника, можно было только представить себе, что на этих улочках творилось первого и второго ноября. Эд спросил у отца, смогут ли они сходить сюда снова через неделю, но получил слишком размытый ответ, что им самим нужно будет посетить могилу дедушки.
Когда впереди показались двое полицейских в форме, Хорхе сначала замедлил шаги, а затем и вовсе остановился.
— Эдди, подожди-ка меня, — Эдуардо удивился тому, что отец первым выпустил его руку. Обычно папа так делал, лишь когда Эд застревал возле прилавков со сладостями да и то, чтобы затем вложить в его ладонь сладкую черепушку. — Только не уходи далеко.
— Ладно!
Пожав плечами, Эдуардо отошёл. Тех полицейских он узнал — они работали с папой в одном участке и, наверное, патрулировали территорию. Взрослым, должно быть, приспичило поговорить о работе прямо сейчас, когда у отца был выходной... Неужели им непонятно, что он занят? И хотя соблазн подслушать, о чём они говорили, был очень велик, Эдуардо послушно отошёл в сторону. Наверное, опять о расследовании какого-нибудь преступления, а это так неинтересно... Двое полицейских подошли к его отцу, отдали честь, а Эд со скучающим видом начал рассматривать дома, возле которых они оказались. Торговые ряды уже закончились, начались обычные жилые домики, переполненные и обветшалые. От них веяло старостью и унынием, Эдуардо тут не нравилось и, улучив момент, когда никто из взрослых не смотрел в его сторону, он выскользнул на соседнюю улочку, откуда веяло свежим ветром.
Обычно он не уходил далеко, но тут был другой случай. Хотя папа и сказал, что это ненадолго, Эдуардо по своему опыту знал, что полицейские могут болтать долго, значит, что минут десять у него было. И он направился туда, откуда неожиданно послышалось конское ржание.
До этого момента Эдуардо был уверен, что в «латинском квартале» нет животных. Ну, в смысле, нет крупных животных. Кошки и собаки здесь встречались повсеместно, но не лошади, а Эд отчётливо слышал, как ржала одна из них.
— Где их тут можно держать? — подумал он вслух, оглядывая хлипкие домики. — И зачем?
Может, это была какая-то традиция Дня мёртвых, о которой Эдуардо не знал? В его книге всё описывалось довольно подробно, но она всё-таки была очень старой, и за это время могло произойти... да всё что угодно! К тому же, выходцы из Мексики могли добавить к своему празднику местный колорит. С этими мыслями Эд завернул за угол... и никого не увидел.
— Но я же слышал, — озадаченно пробормотал он, оглядывая тупик, в котором оказался. Ничего, кроме переполненных мусорных баков и постиранного белья на верёвках между домами. Но только Эдуардо развернулся, чтобы уйти, как ржание повторилось снова, уже с металлическим звоном, и Эду показалось, что совсем рядом мелькнула чёрная грива. — Что это? Где ты?
Ответное ржание послышалось совсем близко, хотя Эдуардо никак не мог понять, как такому большому зверю удавалось оставаться незамеченным в маленьком тупике. Резко повернувшись, он успел выхватить взглядом чёрный распушённый хвост с проблесками серебра. Следом послышался какой-то костяной стук, и почти перед самым носом Эда мелькнула целая вереница настоящих скалящихся черепов. И вдруг резко стало очень-очень холодно.
— Эд? Эдуардо!
— Ой, — Эдуардо со всех ног бросился обратно, закусив губу.
Как же он так ошибся? Отец должен был задержаться надолго, а тут... Эдуардо едва успел остановиться и перевести дух, когда папа — рассерженный, с пылающими от злости глазами — появился из-за угла:
— Я где говорил тебе быть, Эдуардо Ривера?
На секунду Эд даже зажмурился, ожидая наказания. Никакие оправдания не помогут, он и правда ослушался отца, пускай и не без причины.
— Ты разве забыл, как легко здесь потеряться? Я жду ответа.
— Не забыл, — буркнул Эдуардо, низко опустив голову. — Но ты говорил... Я думал, ты будешь долго... И я услышал тут лошадь и решил пойти посмотреть.
Он ожидал чего угодно, но только не того, что отец, резко запнувшись, вдруг поинтересовался странным тоном:
— Лошадь? Здесь?
— Ну да. Я тоже сначала не поверил, но потом повернул туда, — расхрабрившись, Эдуардо махнул рукой в сторону того тупика. — Я видел её! Она чёрная, как ночь, а к седлу приделаны черепа. Это тоже в честь Дня мёртвых, да?
Поняв, что наказывать его прямо сейчас, не будут, Эдуардо рискнул поднять голову и... Лучше бы он этого не делал. На лице отца застыло странное выражение, смесь злости и страха, и в его широко раскрытых глазах Эд не мог прочесть ничего, кроме испуга.
— Пап? — спросил он осторожно. — Ты прости, я больше не буду, правда.
— Эдуардо, — сглотнув, резко ответил отец, — мы возвращаемся домой.
Он схватил Эда за руку с такой силой, что тот ойкнул, и потащил за собой, не давая опомниться. Эдуардо споткнулся о выступавший из дороги камень и едва не упал, но папа не дал ему нормально встать на ноги.
— Пап, куда мы? Я... я же извинился!..
Отец словно чего-то испугался, и его страх передался и Эду. Из-за угла в любой момент мог выскочить какой-то опасный преступник с пистолетом, гранатами и базукой... Ничего другого папа бояться не мог!
Всего за пару минут они промчались по всем улицам до той, на которой отец утром оставил в машину. Эдуардо с трудом поспевал за ним, но больше не пытался жаловаться: ему и самому было жутко страшно, и хотелось поскорей убраться домой. «Латинский квартал», казавшийся ярким, сочным и тёплым, вдруг стал холодным и жутким, но другие люди смеялись и веселились. Отец молчал, только на его лице то страшное выражение почему-то застыло, как маска.
Когда до их «Форда» оставалось всего несколько ярдов, Эд вдруг снова услышал то самое ржание... Как же так, ведь лошадь была другом конце квартала? Но спросить Эдуардо не успел. На его отца этот звук произвёл странное, почти жуткое впечатление: Хорхе разжал похолодевшую ладонь, отпустив сына, и не своим голосом сказал:
— Эдуардо, иди к машине.
Оставшись без его поддержки, Эдуардо вдруг ощутил, как всё вокруг заполонил ужас. Он не мог двинуться с места, и тогда отец довольно грубо подтолкнул его вперёд, к машине; Эд запнулся от неожиданности и упал, больно ударившись коленками.
— Пап?
Хорхе выступил вперёд, постоянно оглядываясь, ожидая нападения в любой момент. Но сколько Эдуардо ни смотрел, он не видел ничего, чего можно было бы бояться.
— Беги, — резко выдохнул отец, но Эд поначалу не придал его словам нужного значения. — Я сказал, беги! — рявкнул он, развернувшись, и Эдуардо, подскочив на ноги, рванул, не разбирая дороги. — Беги и не оглядывайся!
Но Эдуардо преступно оглянулся: его испуга и повелительного окрика отца хватило только на несколько шагов, а потом пришла мысль — а как же папа? И Эд, мгновение поколебавшись, замедлил шаги и остановился, боясь оглянуться.
Он увидел, что отец, замерший в полицейской стойке, потянулся рукой к заднему карману джинсов, где всегда держал пистолет. Вот только до сих пор не было видно того, кого папа так испугался, в кого он собирался — Эд зажмурился — стрелять.
Открыть глаза его вынудило громкое, нечеловеческое фырканье и металлический цокот. Эдуардо замер, боясь пошевелиться, не в силах отвести взгляда от огромного, какого-то нереального зверя, который появился перед его отцом и всё приближался, угрожающе увеличиваясь. Это был конь — но какой ужасный! Его чёрная шерсть поглощала свет, грива и хвост развевались, хотя ветра не было; под чёрным седлом, показавшимся Эду огромным, был подложен кроваво-алый коврик, а вокруг о лошадиные бока бились черепа — настоящие, человеческие — их было не меньше шести. Пустые стремена слегка покачивались, когда конь, закусив костяные удила, медленно двинулся навстречу застывшему Хорхе, не спуская с человека круглых, невозможных глаз.
Широкие копыта мерно опускались на асфальт, пока Эдуардо, который беззвучно и молился, чтобы папа развернулся и бежал вместе с ним.
— О Господи, — отец давно уже не говорил по-испански, и потому Эд испугался ещё больше, услышав его слова. — Она нашла нас... Она нашла нас!
Кто нашёл? Кого нашёл? Эдуардо только на мгновение успел задаться этими вопросами, потому что демон, стоявший впереди, всхрапнул и рванулся им навстречу, и тут отец внезапно вскинул пистолет, целясь зверю в голову.
— Ни шагу больше, — Эдуардо даже почудилось, что это сказал кто-то другой. Это не мог быть голос его отца, такой суровый, такой жестокий! — Ты его не получишь.
Ответом ему было такое громкое ржание, что Эду захотелось зажать уши. Это чудовище всё понимало и даже отвечало отцу! Конь слегка наклонил голову, заглядывая за спину полицейскому, и Эдуард весь похолодел, ощущая на себе испытующий потусторонний взгляд. Отец тоже обернулся, и на его лице вдруг отразилась смертельная мука.
— Папа!
Эд вскрикнул, когда конь, заржав, устремился к ним. Чудовище за один прыжок преодолело половину расстояния, разделявшего его и отца, и когда прогремел выстрел, Эдуардо упал на землю, закрыв глаза. В воздухе зазвенел вопль боли — так не может кричать живое существо! — и он напрасно пытаясь прогнать этот жуткий крик из своей головы.
Демон, всхрапывая и фыркая, отступил в сторону, по его левому плечу стремительно текла кровь. Эдуардо воспрянул духом — если папа смог его ранить, значит, сможет и победить! Раненое чудовище подалось назад, но Эдуардо не было видно, как дрожала папина рука, и как крупные капли пота текли по лбу мужчины, смотревшего на своего противника обречённым взглядом. Секунды текли, Эд всё никак не мог понять, почему папа не стрелял снова... Хотя нет, понимал. Он и сам бы не смог поднять руку на раненого врага.
А потом кто-то пустил перед его глазами плёнку в замедленном действии. Конь неожиданно встал на дыбы, оглушив их громким ржанием, и отец снова нажал на курок, но следом за грохотом выстрела Эд услышал металлический звон, и сноп искр посыпался вниз от копыт лошади... А папа, его папа, пошатнулся и стал медленно оседать на землю.
— Пап? Папа? — Эдуардо не видел, когда демон окончательно отступил и исчез. Всё его внимание было приковано к телу отца, неловко распростёршегося на дороге. Пистолет выпал из ослабевшей руки, когда Эд, рухнув рядом на колени, подполз к отцу и заглянул в его невидящие глаза. — Папа?
На светлой рубашке отца расплывалось тёмно-бурое пятно.
***
Когда в приёмном покое больницы появился Карлос, Эдуардо продрог, замёрз и ужасно хотел, чтобы всё это закончилось. Мимо него проходили медсёстры и доктора, но никто не обращал внимания на мальчика, жадно ловившего каждое их слово. Эд не помнил, как их с отцом привезли в госпиталь. Кажется, он кричал и плакал, пока местные жители не услышали и не вызвали полицию и медиков.
— Эдуардо! — Карлос, бросив фуражку на соседний стул, опустился рядом с ним на колени. — Как это случилось?
— Я не знаю! Мы просто... просто гуляли.
Он и в самом деле не помнил. Кажется, они с папой прошли всю улочку, где торговали Катринами, долго гуляли, когда им навстречу попались двое папиных коллег. Тогда Эд убежал, а потом, непонятно почему, отец начал стрелять.
— В кого? — не дослушав, спросил брат. Не дождавшись ответа, он схватил Эда за плечи и грубо встряхнул: — Приди в себя, Эдвард! В кого отец стрелял? Это был Рауль, так? Рауль из «Лас Ночес»?
— Я не знаю, — жалобно протянул Эдуардо, и слёзы полились у него из глаз. — Я ничего не видел!
Он залился слезами, закрыв лицо ладонями, и Карлос отпустил его, поднялся с колен. В шуме больничных коридоров не было слышно, как к нему подошли ещё двое полицейских. Эдуардо, если бы мог, узнал в них тех самых коллег, которые встретились им в «латинском квартале», но сейчас это были уже не те бравые копы, какими они в первый раз показались мальчику. Оба мужчины, уже не молодые, выглядели страшно виноватыми, расстроенными и одновременно злыми, потому-то Карлос, резко развернувшись к ним, заорал:
— Что вы встали? Говорю же, это был Рауль из «Лас Ночес»! Он давно хотел поквитаться с отцом. Ищите его, он не мог далеко уйти!
Красный от возмущения и злости, Карлос с силой впечатал свой кулак в стену, так что проходившая мимо медсестра испуганно вскрикнула и велела ему вести себя тише. Эдуардо же не видел ничего, кроме жуткой черноты, жуткой — потому что даже с закрытыми глазами он продолжал видеть того демона, зверя, который так напугал отца, что тот даже не смог убежать. Почему папа остановился? Почему не побежал вместе с ним?!
— Я видел, — начал он совсем тихо, — видел там дьявола.
Его брат резко развернулся:
— Что ты сказал?
— Я видел дьявола, — Эдуардо поднял на него глаза, полные неописуемого ужаса. Перед его мысленным взором внезапно вновь встали те страшные мгновения, когда папа заслонил его собой от монстра. — Он выглядел как огромный чёрный конь. Дьявол хотел напасть на нас, но папа стрелял в него и один раз попал, а второй...
Эдуардо так и не смог договорить — его начали душить слёзы. Карлос несколько секунд просто стоял и смотрел, раздумывая, а потом, сердито сдвинув брови, снова сел перед ним на колено.
— Слушай меня, Эдвард, — сказал он так жёстко, что Эд, утерев глаза кулаком, поднял голову. — Никакого чёрного коня там не было. Никакого демона тоже... Не перебивай меня! Это только твоё воображение, Эдвард. Ни демонов, ни дьяволов не существует, запомни это! Нашего отца застрелил Рауль Гарсиа со своими пьяными дружками, и...
— Как — застрелил? — неверяще прошептал Эдуардо, чувствуя, как его покидают последние силы. Карлос ничего не ответил, и Эд потянулся к нему, просительно шепча: — Ведь папа же не умер? Скажи мне, что папа не умер!
Полицейский так ничего не ответил, только молча поднялся с колен и, отряхнув брюки, взял свою фуражку. Ослеплённый и оглушённый Эдуардо сполз на пол, ударившись, но боли он не почувствовал. Папа... папу убили?
***
А потом были страшные и тяжёлые дни, потому что Эдуардо всё время плакал, а Карлос кричал, приказывая ему угомониться. В их дом всё приходили и приходили коллеги отца, жали руку брату, сочувствующе обнимали Эда, который подолгу останавливался в гостиной, где на старом, давно не зажигавшемся камине, стояла фотография отца в чёрной рамке и с чёрной лентой.
— Собирайся, — сказал ему Карлос в четверг, когда Нью-Йорк с утра заливало дождём, непривычным для октября. На кровать Эдуардо полетел его чёрный пиджак вместе с чёрной рубашкой. — Нам выходить через полчаса, иначе опоздаем на похороны.
Сами похороны плохо запечатлелись в его памяти. Большой зал, полный людей в форме. Большой портрет отца, ещё молодого, красивого, улыбающегося. Траурные речи, монотонные и страшные настолько, что Эдуардо хотелось убежать и забиться куда-нибудь, чтобы их не слышать, но он вынужден был стоять рядом с братом, и рука Карлоса всё сильней сжималась на его плече.
— Наши соболезнования, Ривера. Хорхе ещё многое мог сделать.
— Ума не приложу, как такое могло с ним случиться! На глазах у сына! Он ведь считал «латинский квартал» своим вторым домом, его там все любили.
— Мы все скорбим, Карлос. Очень надеюсь, что этот подонок Рауль поплатится за то, что совершил.
«Какой Рауль?» — хотел спросить Эдуардо, но только лишь он открывал рот, как пальцы брата стискивали его плечо до боли.
— Но там был... — беспомощно начал он, когда они вдвоём остались на кладбище у могилы, и замолк, когда Карлос развернулся к нему с пышущим от злости лицом:
— Никого там не было! Запомни это!
А Эдуардо продолжал повторять, что там был дьявол, потому что этот дьявол в лошадином обличье всё продолжал приходить: его грива мелькала за окном зала, где прощались с Хорхе Риверой, его отпечатки копыт остались в грязи возле могилы... но вскоре повторять он перестал.
После того дня, когда остался один в пустом доме, вокруг которого с воплями кружил здоровенный чёрный конь.
Это... это просто невозможно!
Эдуардо дёрнулся, вновь услышав крик. Он инстинктивно отшатнулся и вдруг ударился коленями обо что-то твёрдое.
Автор: Tinuviel-f.
Источник.
Ключевые слова: Охотники за привидениями смерть призрак привидение демон воспоминание