Цветы зла
Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят.
Упорен в нас порок, раскаянье - притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.
Шарль Бодлер
Часть первая (Вместо предисловия)
Ботинки окружного судьи Мэтта Гринхоффа с чавканьем месили грязную жирную землю, неистово поливаемую дождем. "Вот ведь повезло," - думал Мэтт, поправляя широкополую шляпу, с которой стекали дождевые капли. - "Проклятый дождь никогда не закончится, наверное..." Все мысли окружного судьи были заняты лишь одним - поисками неожиданно исчезнувшей восьмилетней дочери четы Гринхофф - Мэри Роуз. Озираясь по сторонам, мужчина кутался в насквозь промокшую накидку из тонкого сукна, которую он прихватил с собой, отправившись на поиски. Мысли о дочери сплетались с мыслями о собачьем холоде на улице и образовывали внутри головы судьи причудливые хитросплетения, начала и конца которым он явно не видел.
- Мэээрииии! Мэри Роуз Гринхофф, где вы? Клянусь Богом, юная леди, если вы сейчас же не прекратите свои дурацкие прятки, которые так взволновали нас с Хеленой, вы будете наказаны, и очень, повторяю, очень строго! Отзовись, Мэри!
Немолодой мужчина, вздохнув, опустился на садовую лавку, не обращая внимания на дождь, который, казалось, совершенно не собирался заканчиваться. Все его поиски закончились абсолютно ничем, разве что судья охрип от громкого крика.
- Где же она может быть... - удрученно прошептал Мэтт.
- Как это не нашел? Как это "пропала бесследно"? Мэтью, старый ты черт, ты в своем уме? - Хелена Гринхофф в гневе была похожа на разъяренную фурию. Окружной судья, несмотря на мощную фигуру и громогласный голос, имел один существенный недостаток. Он находился в полном подчинении своей супруги, которая была ниже Мэтта на целых две головы и легче примерно вполовину, но несмотря на это, держала своего мужа в ежовых рукавицах, ездила на нем, как хотела.
- Хелен... Я правда... Не знаю, почему ее нет... - мямлил перепуганный судья, с которого потоками стекала дождевая вода.
- Идиот! - неистово кричала Хелена, не думая о том, слышат ли их соседи. - Ночь на дворе, наша дочь неизвестно где, а он тут прохлаждается и даже пальцем не изволит пошевелить, чтобы найти ее! Ко мне только что заходила наша соседка Эмбер Джонс, так вот, ее Флорентина тоже пропала, и еще, говорит, около полдесятка детей! Срочно собирай мужчин, болван, всю округу носом ройте, делайте что хотите, но чтобы наших детей отыскали, понятно тебе?!
- Да... Да, дорогая, конечно... - трясся судья, отчаянно собирая в кучу расшалившиеся мысли. - Всех соберем, сейчас...
Сбросив мокрую накидку, Гринхофф набросил на плечи тяжелое пальто и вновь превратился в того, кем его привыкли видеть жители городка Стоункасл - властного мужчину огромного роста. Окружного судью, одним словом. Хелена подала мужу фонарь со свечой внутри и придала ускорение при помощи пинка под зад. Судья моментально очутился на улице под проливным дождем, не успев даже пикнуть. Горестно вздохнув, он поправил свою шляпу и через несколько минут уже направлялся к воротам соседнего дома, где жила семья его закадычного приятеля, богатого торговца тканями Роберта Джонса.
- Роб! Эй, Роб, черти бы тебя побрали, открой дверь сейчас же! Ты слышишь, Роб? Не откроешь немедленно, Богом клянусь, я сломаю эту чертову дверь! - Гринхофф отчаянно молотил пудовыми кулаками в ни в чем не повинную дубовую дверь.
- Сейчас, сейчас открою, погоди... - послышалось за дверью. Она открылась, и судья увидел перед собой жалкое зрелище - своего приятеля Роберта, но в каком виде? Лицо, опухшее от многодневного пьянства, глаза превратились в две узкие щелочки, навевая Мэтту мысль о китайских моряках, некогда пышная, напоминающая львиную гриву, борода теперь скорее была похожа на кусок грязной, спутанной пакли. Да и несло от торговца, мягко говоря, не степными цветами. Судья, мужчина крепкий и повидавший всякое, даже прикрыл нос ладонью.
- Роб, ради всего святого, во что ты превратился? Что с тобой случилось?
Издав странный, похожий на рыдание звук, Роб с мерзким хлюпающим звуком вытер нос и приложился к здоровенной квадратной, коричневого стекла бутыли. Насыщенный аромат пшеничного виски поплыл по прихожей, смешиваясь с утонченным ароматом перегара, исходившим от Джонса, и сотворяя ни с чем не сравнимое амбрэ. Поморщившись, Мэтт повторил вопрос.
- Что со мной? Ты хочешь узнать, что со мной, Мэттью? - язвительным тоном вусмерть пьяного человека вопросил его Роберт. - Так я тебе скажу, что со мной, Гринхофф, да, скажу... Ты понимаешь, что моя дочь ПРОПАЛА?! Вот уже третий день нету моей радости, моей Флорентины, понимаешь ты или нет?
Роб горько зарыдал. Гринхофф вздохнул. Созерцать пьяного циркового шута, в которого превратился его приятель, Мэтту порядком надоело. Замахнувшись, он от души отвесил тому тяжелую пощечину. Пошатнувшись, Джонс картинно повалился на пол, словно сломанная марионетка. Бутылка с виски, звякнув, разлетелась дождем стеклянных осколков, выпущенная из рук Роба. Хрипя и подвывая, словно восставший из могилы упырь, торговец уставился на Мэтта пораженным взглядом, и, кажется, понемногу трезвел.
- Проснулся, пьянь? - судья подал руку низверженному титану, которого из себя изображал его приятель. - Вставай, не время рыдать. Моя дочь тоже пропала, и я подозреваю, что не только наши дети исчезли. Нужно найти того, кто это сделал, и судить его со всей строгостью закона!
- Ты же у нас закон, Мэттью, - хохотнул Роберт. - Но будь я неладен, если позволю этому похитителю детей разгуливать на свободе, так и знай, Гринхофф!
- Вот это уже тот Роб, которого я знаю, - удовлетворенно произнес Мэтт. - Есть факел, Роб? Отлично, и мне еще один прихватишь, а то от этого фонаря со свечой толку немного. Пойдем, Джонс, нужно собрать еще людей..
Вопреки самым смелым ожиданиям окружного судьи, на поиски пропавших детей выдвинулось чуть ли не все мужское население Стоункасла - все, от мала до велика, вооружившись чем попало - вилами, топорами, на скорую руку обструганными кольями, факелами, наплевав на непрекращающийся дождь, собралось на главной городской площади.
- Слушайте все! - крикнул Мэтт, потрясая огромным факелом. - Кто бы это ни был, женщина, мужчина, либо другое существо, мы поймаем его и заставим ответить за все злодеяния, им совершенные!
Толпа разъяренно взревела, а судья продолжил:
- Итак, разделимся на три группы: первую возглавлю лично я, вторую - Роберт Джонс, а третью - наш почтенный пастор Теренс Гилмор. Вы согласны, святой отец? - обратился судья к тщедушному старику, прижимавшему к груди деревянное распятие.
- Да, сын мой, - прошамкал тот. - Истинно говорю вам, жители Стоункасла, делами и помыслами сего достойного мужа руководит сам Господь!
- Достаточно, святой отец, - прервал речь взволнованного пастора Гринхофф. - Вперед же! Найдем наших детей, где бы они ни были!
Толпа удивительно быстро разделилась на три вполне организованные группы, которые разошлись в разных направлениях, методично прочесывая окрестности Стоункасла.
Миновал второй час безрезультатных поисков. Мэтт усталым взглядом оглядел тех, кто вызвался вместе с ним отправиться на это дело. Энтузиазм его группы заметно поубавился, факелы, сжатые в руках, еле тлели. Постепенно вера в то, что он наконец отыщет дочь, стремительно покидала окружного судью. Мысли, одна чернее другой, терзали его мозг, словно пустынные грифы мертвую антилопу. Внезапно сквозь пелену дождя Мэтт разглядел бегущую к группе фигуру с факелом в руке.
- Эээээй, людиии! Все сюда, мы нашли их!
Судья встрепенулся, словно громом пораженный.
- Где? Когда? Что с ними? Среди них нашли Мэри? Отвечай, сейчас же! - крикнул тот, схватив за грудки тщедушного, совсем еще юного посланца.
- Прошу вас, успокойтесь, сэр... - прохрипел тот в тщетных попытках освободиться. - Следуйте за мной и сами все увидите.
Юнец привел толпу к небольшому озерцу практически на окраине леса. Окружив водоем, над ним сгрудились остальные участники поисков.
- Расступитесь! Расступитесь немедленно, слышите? - судья прокладывал себе дорогу в толпе.
Когда Мэтт наконец-то пробился к берегу озерца, перед его глазами предстало ужасное зрелище - в мутной озерной воде, покачиваясь, словно большие белые кувшинки, плавали... пропавшие дети. Все пятеро, маленькие мальчики и девочки, одеты лишь в ночные рубашки, были мертвы. Окончательно добило окружного судью осознание того факта, что среди этих несчастных утопленников находилась и его дочь, его Мэри Роуз... Маленькое счастье, папина красавица... Теперь уже поздно. Больше никогда они не пойдут вместе гулять по городскому парку, никогда больше тонкий голосок не прошепчет на ухо: "Папочка, расскажи сказку!" Все закончилось, его счастье поглощено мутными водами этого проклятого озера... Судья потерял ощущение реальности. Покачиваясь, словно сомнамбула, он бросился к озеру, не обращая внимания на воду, быстро пропитавшую ткань пальто, Мэтт помогал передавать детские тела на берег. И лишь когда из озера достали всех утопленников, Гринхофф подошел к своей дочери, лежащей рядом с остальными, и, опустившись на колени, зарыдал, уткнувшись лицом в волосы Мэри Роуз, горько и безутешно зарыдал. Его плеча коснулась рука Роба Джонса.
- Держи, Мэтт, выпей. Будет лучше... Мою дочь там вообще не нашли...
- Иди к чертям, Джонс, - прохрипел, содрогаясь от рыданий, Мэтт. В конце концов торговцу пришлось насильно влить примерно полбутылки виски в глотку окружного судьи. Огненная волна растеклась по желудку Гринхоффа, обожгла пищевод и придала разбросанным мыслям некую точность. Но судья знал, что это все равно ненадолго...
- Что это? - прошептал пастор Гилмор, склоняясь над одним из тел. На груди каждого из утопленников алел ярко-красный розовый бутон, резко выделяясь на фоне белых ночных рубашек. В тусклом свете факелов розы казались пятнами крови неестественной, внеземной красоты. Их тонкие кровавые лепестки манили к себе, приковывали взор и пленили душу, делая все остальное аморфным, ирреальным. Судья, вздрогнув, избавился от иллюзий и тут услышал чей-то голос.
- Сэр Мэтью! Я знаю, чьи это розы! Это же розы старой Элизабет Вандейл, которая живет недалеко отсюда! Но зачем столь милой старушке понадобилось топить детей в озере?
- Это не насильственная смерть, - произнес склонившийся над телами судовой врач. - Налицо самоубийство.
- Старая ведьма, - прохрипел Мэтт. - Клянусь Богом, ты ответишь за все, что содеяла! Отнесите детей в лазарет, послезавтра похороним их по-христиански. А сейчас найдем эту старую каргу и заставим ее отплатить за все ее злодеяния! - пьяно расхохотался судья и, поддерживаемый криками толпы, первым направился к дому торговки цветами. Люди расходились, а дождь, как и раньше, неистово продолжал истязать все вокруг упругими струями ледяной воды, как будто пытаясь смыть с земли все грехи поселившихся на ней людей...
Ветер гнал серые угрюмые тучи на север, к большим городам, словно стадо заблудившихся овец. Городская площадь была полна народу, казалось, собралось все население Стоункасла - мужчины, женщины, дети, старики. Посреди городской площади стоял огромный деревянный столб, к нему была привязана та самая Элизабет Вандейл. В белом чепчике и нарядном переднике она походила на одну из тех добрых бабушек, которые души не чают в своих внуках, но на самом деле все было немного иначе. Когда поздней ночью к ней в дом вломились жаждущие расплаты мужчины во главе с судьей Гринхоффом, ведьма, проявив недюжинную силу, разбросала их, словно тряпичных кукол, по всему дому. Лишь вдесятером удалось связать старую кошелку и бросить ее за решетку, дожидаться суда. Стол для присяжных поставили недалеко от столба, чтобы те могли видеть сам процесс допроса и казни. Среди присяжных заседателей были также Роберт Джонс и пастор Теренс Гилмор. Сам судья Гринхофф с бутылкой виски сидел возле стола присяжных и время от времени прикладывался к ней, издавая при этом странные неопределенные звуки. Люди волновались, глядя на старуху, привязанную к столбу. Слишком свежи были в памяти многих процессы над ведьмами в Салэме, когда сотни невинных людей были казнены по приказу суда из-за массовой паники среди населения. Ведьма же вместо проклятий и угроз в сторону людей приветливо улыбалась, как будто недоумевая, почему же ее, бедную торговку цветами, приковали к этому столбу, на обозрение всего Стоункасла?
- Итак, жители города Стоункасл, я обращаюсь к вам! - нетвердой походкой окружной судья прошелся вокруг столба. - Взгляните же, взгляните в лицо этой богомерзкой твари, которую мы поймали вчера у нее дома, практически застали врасплох во время ее злодеяния! Это она похищала наших детей, совершая над их телами богопротивные деяния, это она принудила пять этих ни в чем не повинных ангелков к самоубийству! Да будет известно вам, жители Стоункасла, что мы застали ее за разделкой тела юной Флорентины Джонс, и лишь Бог либо дьявол ведают, что же она хотела сделать с телом несчастной девочки! А когда сегодня утром мы раскопали ее двор, то обнаружили под ее розовыми кустами тела еще шести пропавших детей... Жители Стоункасла, я взываю к вам! Неужели всего этого недостаточно, чтобы предать мерзкую ведьму Божьему суду?
Толпа взревела, в ведьму полетели гнилые овощи, мусор, камни. Но та не издала ни звука недовольства, даже когда тяжелые булыжники рассекли ей лицо, сделав его похожим на ужасную кровавую маску.
- Думаю, нечего играть в благородство с этой поганью, - довольно произнес судья. - Я передаю ее в ваши руки, святой отец, - обратился он к пастору Гилмору. - А после начните казнь! - крикнул Мэтт и еще раз приложился к бутыли.
- Братья и сестры мои во Христе! - обратился к толпе пастор. - Все мы стали свидетелями ужасного злодеяния, совершенного той, от которой этого можно было ожидать в последнюю очередь - одной из самых ревностных прихожанок в лоне матери нашей англиканской Церкви - Элизабет Вандейл! Почему, почему ты лишила жизни этих бедных малюток, этих ангелков, которые не успели даже нагрешить в своей жизни? Покайся, Элизабет Вандейл, и тогда, может быть, Господь наш всеблагий, всемилостивый примет твою душу в чистилище, где будут тебе прощены гре...
- Да полно вам, святой отец! - расхохоталась старуха. - Пугаете меня своими басенками о чистилище, рае и преисподней? Так их можете оставить для тех старых клуш, которые трясутся о своих насквозь гнилых христианских душонках, смирно повторяя за вами строки из Евангелия, а на самом деле уже давно находятся в безумии алчности, разврата и прочих смертных грехах, не так ли? - она окинула взглядом притихших в ужасе людей. - Вы все здесь погрязли в грехе, вы дышите им вместо воздуха, вы едите и пьете его на завтрак, обед и ужин, а сами этого даже и не замечаете, потому что вам так лучше живется, не так ли? Печать порока будет цвести на ваших лицах до самой вашей смерти, а вы будете тешить себя лишь минутным раскаянием... Вы спрашиваете, зачем же я лишила жизни ваших детей? Ведь причина проста, как все простое: если в вас накопилось такое количество грешных деяний и помыслов, то что же будет с вашими детьми, детьми их детей, представьте! Кроме того, моим цветам нужны хорошие удобрения для роста, а ваши дети были самыми подходящими для этого. Юные души, не успевшие нагрешить - что может быть лучше, не правда ли? А те пятеро, которых вы нашли утопленными в озере, они рвали мои цветы. которые я растила с такой любовью и заботой. А они испортили мой труд, и когда я сказала им об этом, им стало так стыдно, что они сочли за лучшее покончить с собой, да...
- Ты врешь, ведьма! - вскрикнул пастор Гилмор. - Твоими устами говорит сам Люцифер!
- А что, если и говорит, святой отец? - криво усмехнулась Вандейл. - Что если так? К тому же я знаю все о ваших грехах, жители Стоункасла, да-да! Вот вы, почтенный Роберт Джонс, уважаемый торговец тканями, неужто до сих пор никто не догадался, что вы обвешиваете своих покупателей, а вырученные от этого деньги складываете в свой сундук, боясь так же быть обманутым кем-то похожим на вас? А вы, окружной судья Гринхофф, вы пользуетесь огромным уважением жителей этого города, но мало кто знает, что ваша жена ездит на вас, а вы ей во всем подчиняетесь.
- ТЫ ЛЖЕШЬ, МЕРЗКАЯ ТВАРЬ! - крикнул Мэтт, бросив в ведьму бутылкой. Усмехнувшись, та продолжила:
- Но и это еще не все, жители Стоункасла! Представьте, у этого жалкого подкаблучника еще хватает смелости содержать любовницу и бегать к ней, как только его жена выходит за порог! А что до вас, святой отец Гилмор, - ведьма обернулась к побледневшему пастору, - вы же не будете против, если мы поделимся с вашей паствой маленьким секретом вашей истинной сущности? Дело в том, жители Стоункасла, что наш пастор живет по законам Святого - ведьма сплюнула - Писания, где сказано: "Возлюби ближнего своего." Вот наш святой отец искренне спешит исполнить эту заповедь, но в обществе маленьких мальчиков, к которым он так неравнодушен, правда ведь, святой отец?
- Эта ведьма лжет! - истерически завизжал пастор Гилмор. - Нету смысла в ее покаянии, на костер ведьму, сейчас же!
- Итак, судом города Стоункасл вынесен вердикт! - пьяно икнул судья Гринхофф. - За богомерзкие деяния против жителей города Стоункасл и матери нашей англиканской Церкви ведьма по имени Элизабет Вандейл присуждается к сожжению на костре, а прах ее будет развеян по ветру!
- Ныне и присно и вовеки веков, аминь! - выкрикнул пастор, поднеся к дровам, на которых стояла ведьма, факел.
- Гори в аду, богомерзкое создание!
- Не думайте, что предав меня сожжению, вы заслужите прощение на небесах! - мерзко захихикала Элизабет. - Вы так наивны и глупы, словно дети, жители Стоункасла! Но время откроет вам глаза на сотворенное вами, рано или поздно! Увидимся в аду!
И долго еще тяжелые серые тучи содрогались от ужаса, растворяя в себе пронзительный ведьмин хохот..
Новость отредактировал Melford - 23-07-2013, 10:37
Ключевые слова: Ведьма розы ритуал дети озеро костёр город авторская история