Банька по-белому
В деревне Ключи, что под Арзамасом, лето 2015-го выдалось таким жарким, что даже ночью кирпичные стены домов хранили дневное пекло. Антон и его младший брат Ваня приехали к деду на каникулы. Родители остались в городе, а мальчишкам – раздолье: речка, лес, полная свобода.Дедушка их, Семён Игнатьевич, был человеком суровым и немногословным. Жил он на отшибе, на самом краю деревни, а через огороды уже начинался густой, нехоженый лес, который местные звали «Барским». Старик сам держал баньку по-черному, топил ее раз в неделю, по субботам.
В ту пятницу вечером дед собрался в деревню на посиделки к старому другу. Наказал внукам не шалить и никуда не ходить. Особенно ткнул пальцем в сторону леса: «Там, за буреломом, старое кладбище немецкое есть, военное. Не ходите туда. Там… неспокойно».
Но какое же лето без приключений? Антону было шестнадцать, он чувствовал себя взрослым и умным, а все дедовы «байки» считал дремучими суевериями.
Как только дед скрылся за поворотом, Антон подмигнул Ване:
— Пошли баньку топить. Дед разрешил.
Ваня, мальчик тихий и послушный, испугался: «Дедушка сказал только в субботу!»
— А мы «по-белому» истопим, не по-черному. Удивим его! — уже загорелся идеей Антон.
Они нарубили лучины, натаскали дров. Банька стояла метрах в пятидесяти от дома, у кромки леса. Солнце уже село, небо стало фиолетовым, а с леса потянуло влажной, густой прохладой. Запели сверчки.
Истопили баньку. Пар получился отменным, легким. Помылись, попарились вениками, выбежали на свежий воздух остывать, завернувшись в простыни. Сидели на лавочке, пили ледяной квас из погреба и смеялись. Было хорошо и беззаботно.
И тут Ваня замер и тихо сказал:
— Слышишь?
Антон прислушался. Из леса, оттуда, где, по словам деда, было то самое кладбище, донесся звук. Негромкий, ритмичный, металлический. Скреб-скреб-скреб. Точно кто-то железной лопатой ровно и методично вскапывал землю.
— Это кто-то работает, — неуверенно сказал Антон. — Может, тракторист...
— Ночью? — прошептал Ваня, глаза у него стали круглыми от страха.
Звук не стихал. Он был монотонным, навязчивым и от этого жутко неестественным. Ни голосов, ни других звуков — только это бесконечное, мертвое скреб-скреб-скреб из темноты леса.
Луны не было, и подступивший лес был черной, непроглядной стеной.
— Давай зайдем в баньку, простоим еще немного и домой, — предложил Антон, уже сам чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Они зашли в предбанник. Антон прикрыл дверь, но не полностью. Свет от керосиновой лампы отбрасывал на стены пугающие, пляшущие тени. Звук снаружи не прекращался. Он, казалось, стал ближе.
Вдруг Ваня вцепился ему в руку.
— В окошко... смотри...
Маленькое запотевшее окошко в моечное отделение выходило в сторону леса. Антон подошел и осторожно выглянул.
На опушке, в двадцати метрах от бани, в кромешной тьме, стояла фигура. Высокая, худая, одетая во что-то темное и болтающееся, как мешок. Лица не было видно, только черный провал. А в руках она держала длинный острый предмет – то ли лопату, то ли костыль. И она не двигалась. Просто стояла и смотрела на баню. А звук... звук лопаты, скребущей землю, теперь раздавался прямо от нее, хотя она не шевелилась.
Антон отпрянул от окна лампы, сердце колотилось где-то в горле. Он захлопнул дверь на щеколду, хотя понимал, что это смешно.
— Это кто-то... просто стоит... — пробормотал он, пытаясь успокоить себя и брата.
В этот момент щеколда на двери сама медленно, со скрипом, отъехала. Дверь приоткрылась на сантиметр. Звук «скреб-скреб-скреб» стал слышен четче. Он был теперь прямо за дверью.
И тут же раздался стук. Не в дверь, а по стене бани. Тупой, тяжелый удар, будто по деревянной стене ударили чем-то железным и тяжелым. Банька содрогнулась. Потом второй удар. Третий. Методичный, как тот скрежет. Кто-то или что-то медленно обходило баню по кругу, ударяя в стены.
Мальчишки замерли в ужасе, прижавшись друг к другу. Они не кричали, не плакали — они окаменели от животного, первобытного страха. По стенам внутри забарабанили сухие березовые ветки, словно предупреждая.
Обход завершился. Стук затих. Стала тишина. Давящая, полная. Даже сверчки замолчали.
Антон, собрав всю волю, подполз к двери и прильнул глазом к щели.
Снаружи, в полуметре от двери, в темноте, стояли два сапога. Старые, кирзовые, в густой, влажной земле. И больше ничего.
Они просидели так, не двигаясь, до самого рассвета. Когда через щели в стенах пробился первый серый свет, сапоги исчезли.
Выбежали они из бани, когда уже совсем рассвело. Птицы пели, солнце поднималось над лесом. Все было как всегда. Никого вокруг. Они бросились домой и заперлись на все замки.
Дед вернулся днем. Выслушал их сбивчивый, испуганный рассказ, помрачнел.
— Говорил я вам, не трогать баньку в пятницу. Нечисть это старую потревожили. Та, что в земле тоскует. Она на пар человеческий, на чистоту злится. Ей покой нужен, а вы ее шумом да паром разбудили.
Больше они баню не топили. А Ваня еще долго вздрагивал по ночам, и ему чудился за окном тихий, мерный скрежет — будто где-то очень близко скребут лопатой по мерзлой земле.
Новость отредактировал Летяга - Сегодня, 09:38
Причина: Стилистика автора сохранена
Ключевые слова: Деревня Лес Баня дед нечесть Призрак неизвестное лето авторская история