Смертные не оригинальны
– Прушник! – с отвращением выплюнул инкуб и швырнул карты на стол.
Ифрит ухмыльнулся, мановением брови подгребая к себе очередную кучку металла. Играли по-простому, на железо.
– Это все потому, что ты упал на мизер и получил паровоз, – раздумчиво изрек джинн.
– Нет! – окрысился инкуб. – Это все потому, что кто-то убил мой марьяж с подпоркой!
– Это все потому, что я таки прушник, – покаялся ифрит и длинными пальцами лихо отбил бодрый ритм на карточной колоде. Из-под ногтей сыпались искры. – Еще пульку?
– Давай, – легко согласился джинн.
– Да чтоб тебя по всему пятому кругу волоком, – ругнулся инкуб и махнул рукой, – расписывай.
И тут джинн охнул и с неприличным громким чпоканьем дематериализовался.
– Ну твою ж, – окончательно расстроился инкуб. – Какой-то умник решил призвать демона! Это мы теперь лет через полсотни доиграем!
– Да выкрутится он, – уверенно возразил ифрит и принялся тасовать карты.
*
Пентаграмма на подгнившем дощатом полу была начерчена коряво, но старательно. Почему-то розовым мелком. Свечи, судя по всему, горели уже десятки раз.
– Так-так-так, – джинн с любопытством огляделся. – Какое угнетающее зрелище.
Холодный и ленивый утренний свет с трудом вваливался через сроду не мытые окошки. С потолка свисала паутина, пушистая пыль барханами покрывала мебель в углах. Из середины комнаты мусор вымели.
– И кто это у нас такой смелый?
Желтые глаза джинна без всякого восторга уставились на паренька лет двадцати, который с открытым ртом таращился на дело рук своих. Забавный был паренек – вихрастый, темноволосый, загорелый, по-крестьянски одетый. Рассыпающийся фолиант в лопатообразных руках выглядел телом инородным: заподозрить паренька в любви к чтению можно было только сильно спьяну.
Впрочем, джинн видал и не такое.
– Ну? – с нажимом произнес он и засунул большие пальцы за пояс широких штанов.
– Так это, – хрипло выдавил паренек и стиснул фолиант, – три желания у меня!
– Можно было догадаться, – проворчал джинн и лениво переступил розовую меловую черту. Свечи разом потухли. Паренек попятился. – И я действительно догадался. Эти смертные совершенно не оригинальны.
– Вы-вы-вы, – парень, допятившись до старого буфета, уперся в него спиной и зачем-то выставил фолиант перед собой, – вы же не можете выйти из пентаграммы!
– Да? – удивился джинн, вразвалку подошел к дубовому столу, вокруг которого стояли почти целые резные стулья, уселся на один из них. – В чем еще твоя книжица тебе наврала? Впрочем, неважно. Что ты говорил про желания?
Паренек помялся, недоверчиво зыркая на джинна, решил, что жрать его демон не станет, и чуть приободрился.
– Мне бы это, – сипло начал парень, прочистил горло и поуверенней продолжал: – мне во-первых – чтоб старший горшечник надо мной не ругался, уважал чтобы, значит. А то хожу на работу как на каторгу какую! То наорет, то подзатыльника отвесит, да всё через такую-то матерь! Ты, говорит, Фельк, не подспорье, а наказание одно! И под руку зыркает, и лезет во все! Нет моей мочи больше! Хочу, чтоб он уважал меня, вот!
– Фельк, – пробурчал джинн, цапнул из ниоткуда пухлую потрепанную книженцию и зашуршал страницами. Те выглядели так, словно должны были рассыпаться в прах примерно три тысячелетия назад, однако небрежнее джинново обращение переносили на удивление стойко. – Дали ж родители имечко. Эге. Ага. Ну, с мастером сложно будет. Что дальше?
– Дальше, – парень окончательно успокоился и даже чуток разрумянился. Замызганный фолиант отложил на низенький табуретик. – Дальше – чтоб сестренка не болела. Сердце кровью умывается прямо, сколько мучится дите! Чуть ветерок подует – таким кашлем заходится, что аж в грудях колокочет! Считай, на одном гусином жиру с золой живет. Мыслимо?
– Предсказуемо, – пожал плечами джинн, прищурившись на строчки в книжице. – На что еще могла рассчитывать твоя полоумная родительница, когда выкинула ребенка чуть ли не голышом на мороз в наказание за мелкую шалость? А ты тогда что ж сидел и глаза прятал? Постучал бы кулаком по столу, побежал бы забрать сестру с улицы. А ты что сделал? Ничего? Ну вот, что натворили – то и получили.
– Мамаша, конечно, того, – Фельк постучал себя костяшками пальцев по голове. Получилось звонко. – Да и я сплоховал. Но сестренка-то за что страдает?
Джинн скривил губы.
– Ну а третье желание?
– А третье, – паренек прижал руки к груди, – чтоб мир настал во всем мире!
Джинн фыркнул.
– Чего? – надулся Фельк.
– Смертные, – джинн закатил глаза. – Абсолютно не оригинальны. Вот всякий раз одно и то же. Какой еще мир? Да вам только дай! Расплодитесь как крысы по всем континентам, все ресурсы выжрете, попутно еще загадите все выше своей головы. И что с вами делать потом? Молчишь, представитель тупиковой ветви эволюции? Астероидов на вас не напасешься, вот что! Нет уж, парень. Вы убивайте лучше друг друга и дальше, как у вас испокон веков повелось – и сами дольше протянете, и всем вокруг мороки меньше!
Фельк восхищенно выслушал отповедь джинна и переспросил:
– Так нельзя мир во всем мире, что ли? Тогда пусть так: чтоб с соседями воевать не довелось! А то слухи ходят нехорошие, ох, и поганые!
– Они на то и слухи, чтоб быть погаными, – пожал плечами ничуть не впечатленный джинн. – Хорошие ж никто не побежит пересказывать, ломая пальцы – или что там у вас на ногах в нынешней ипостаси? Это какое время хоть?.. Ай, да тьфу на вас на всех, мне не всё едино?
Фельк переступил с ноги на ногу.
– Так чего с желаниями?
– Ну, скажем, так, – джинн сделал вид, что послюнявил палец, хотя у него и слюнных желез-то не было. – На то, чтоб мастер тебя зауважал, придется потратить года три. Но это если возьмешься за ум и за руки. Способности у тебя неплохие, сам до мастера можешь дорасти, только дурь из башки надо вымести поганой метлой, понял? Старание и спокойствие – вот что тебе нужно. И неспешно так, понемножечку, потихо…
– Какие такие три года? – возмутился Фельк. – Я сейчас хочу!
– Тогда надо было начинать три года назад, – невозмутимо ответствовал джинн.
– Мне начинать? – еще больше обалдел парень. – Это ж ты желания исполняешь!
Джинн отвалился на стуле и с жалостью оглядел Фелька, изогнув одну бровь.
– Парень, ты что-то путаешь. Я ничего не исполняю, кроме пары оперных арий по праздникам. Советы дельные еще даю. Иногда. По доброте душевной, фигурально выражаясь, потому как души у меня нет. Но чтобы желания исполнять – ни в коем случае. Это тебя кто-то обманул.
Фельк сполз спиной по буфету.
– Это как же так? Как же так – не исполняешь желания? Ты джинн или кто?!
Демон выпятил губу.
Парень нашарил на табурете фолиант, открыл страницу, заложенную подорожниковым листом. Хмурясь, отыскал нужную строчку и ткнул в нее грязным пальцем:
– Во! Сказано ж ясно: «И ставший хозяином джинна вправе буде требовать с него выполнения трех хоть каких желаний, ежели таковые не превышают возможности оного джинна».
– И что?
– Как что? Я твой хозяин!
Джинн расхохотался, и смех гулко прокатился по заброшенному дому. Фельк, сообразив, что сморозил чушь, нахохлился и сопел.
Отсмеявшись, джин уставился на него почти добродушно.
– Хозяин он мой. Ага. На каком таком основании, горшечник ты недоученный? Ты что, подчинил себе мою волю? Поборол в нечестном бою? Побил в магическом противостоянии? Или напоил меня до беспамятства, чтоб я тебе наобещал незнамо чего?
– А что, можно? – оживился Фельк.
Джинн закатил глаза.
– Ифрита на тебя нет. И чего я время теряю, спрашивается? В твоей книжице не сказано про то, что вы, суетные человечки, не можете тягаться с джиннами по силе и возможностям? Ты даже мизинца моего не одолеешь! – мизинец, предъявленный разошедшимся джинном, стал быстро толстеть и удлиняться в сторону Фелька. – Или хочешь попробовать?
– Нет! – в ужасе заорал парень и вжался в буфет, заполошенно загребая ногами по полу.
Мизинец тут же принял нормальные очертания.
– Это правильно, – одобрил джин и подуспокоился. – Смертные. Подавай им все разом. Просто так, безо всяких усилий. Сидел дуралей на печи, поедал калачи, а потом раз – и всё у него есть, да? Только и можете, что навыдумывать баек и ждать, когда ж ваша жизнь начнется по-настоящему!
– А что? – обиделся Фельк за себя и за все человечество разом.
– А ничего, глаза-то разуй! Твоей настоящей жизни уже лет двадцать укатилось, а ты все сидишь и в небо пялишься в ожидании чуда. Придет добрый джинн и починит все то, что вы, человеки, наломали! И старший горшечник тебя, раздолбая, уважать начнет незнамо за что. И сестру твою я вот так вылечу, да?
Джинн щелкнул пальцами. По комнате шухнуло горячим воздухом, и Фельк поежился.
– И войнушки ваши мелочные отменю. И выключу вашу вечную тягу крушить все вкругаря. И благодать по земле рассыплю из большого мешка. Да?
– Нет, – понурился парень. – То есть оно-то да, но я уже смекнул, что нет.
– Правильно смекнул, – джинн поднялся. – Что посеешь, то и сожрешь, или как там у вас говорят? В общем, сей, парень, сей, пободрей работай ручками! И разгребай свои посевы сам, не маленький уже. Все понятно?
Судя по взгляду исподлобья, которым Фельк наградил джинна, понятно парню было в основном то, что демон – большая сволочь. Но что-то еще в этом взгляде мелькало, в самой его глубине, и джинн на это мелькание хмыкнул почти одобрительно.
– Ну, бывай. И чтиво подыщи себе пополезней. А то как блаженный какой, честное слово. Джинны, пентаграммы, мир во всем мире. Тьфу!
С элегантным звуком плюхнувшейся в пруд больной коровы демон исчез. Фельк вздохнул, поднялся на ноги и потопал к двери. На замызганный фолиант даже не обернулся.
*
– Ну, что я говорил? – обрадовался ифрит. – И получаса не прошло! Вразумил заблудшую душу?
– Отчасти, – решил джинн и принялся наливать в стакан настойку пепельного корня: в горле ужасно пересохло после устроенной Фельку отповеди, обычно-то джинн был немногословен. – Терпеть не могу человеков. Желания им исполняй! Жар загребай! Соломку подстилай! Совсем обленились, ни работать, ни думать, ни дело делать не хотят!
– Что, правда выкрутился? – цокнул раздвоенным языком инкуб. – Просто так ушел, ни одного желания не исполнил?
– Почему? – возмутился-обиделся джинн. – Исполнил: девчонку одну подлечил! Что я, сволочь какая-то, что ли?
Автор - Ирина Лазаренко.
Источник.
Ключевые слова: Джин ифрит пентаграмма желания