Казнь

Раз уж лишили тела, так значит, было за что. Праведников не расчленяют. Казнят умалишённых. Например, тех, кто во время мессы имеет дерзость аккомпанировать на бесовском тамбуре звону церковных колоколов. Впрочем, как знать. Рубят, пожалуй, и праведников, ведь, в конечном счёте, праведность и ум в одном кувшине едва ли совместимы… Но не в этом дело. Это уже не важно.

...Почувствовав сильный удар, я с облегчением отвалилась от шеи и упала в корзину, уткнувшись лицом в плетёную стенку, щели которой позволяли увидеть происходящее снаружи.

Сквозь плетение таловых прутьев я разглядела сидевшую на краю грязного помоста спину в изношенном бархатном камзоле. Над спиной раскачивался зелёный колпак, обшитый тусклыми бубенцами. В такт колпаку спина довольно умело трогала струны лютни, которую держала в руках, но не справа налево, как обычно, а наоборот, как это сделала бы и я, будь у меня руки.

Помимо колпака, спину венчал высокий, скошенный набок горб, рядом с которым скучал храмовый стражник в лёгкой кольчуге и стёганой кожаной рубахе. Солдат уныло опирался на алебарду и от нечего делать кивал головой в такт грустным нотам, извлекаемым горбатым колпаком из умело настроенных струн.

Дальше за этой странной парой открывалась площадь с дымными кострами, отделяющими помост от шумного скопища гомонящего народа. Я будто видела всё это недавно, но где и когда, не было никакого желания вспоминать.

Зачарованно вперившись в горб, я всё глубже и глубже погружалась в поток грустных звуков, рождаемых мелодичными аккордами.

В корзину с глухим стуком упало ещё что-то твёрдое и увесистое, но, не имея возможности оглянуться, я не знала, что это было. Размеренно и тяжело били в колокол. Напоенный набатом воздух вязкой волной заполнял корзину. Толпа плакала, но больше - смеялась и время от времени, как будто ей показывали нечто интересное, взрывалась ликующим ором.

Среди зевак сновали и орудовали воры. Купцы били по рукам, заключая сделки. Какая-то толстая торговка с увлечением грызла зелёное яблоко и показывала на меня пальцем, а её малолетнее чадо, держась одной рукой за материнский подол, другой сосредоточенно ковыряло в своём носу, время от времени отправляя в рот его содержимое. Рядом на корточках сидел мальчик постарше и сухой веточкой сосредоточенно ковырял конское яблоко будто надеялся найти в нём что-нибудь интересное.

Две толстые торговки в белых чепцах и накрахмаленных воротничках громко спорили про какую-то Урсуллу. Та, что была в коричневом платье, утверждала, что Урсулла разбавляет молоко сверх всякой меры, тогда как синее платье, подхваченное ситцевым передником, считало, что нет, не разбавляет, а если и делает это, то совсем чуть-чуть так, что и не заметить даже, ежели захочешь.

Неподалёку кто-то истошно кричал, моля о пощаде, мокро чавкала плоть, натужно скрипело дерево и скрежетало железо. В воздухе пахло сырой кровью и горелым мясом, и птицы носились в лохмотьях дыма хлопьями чёрного пепла. Глашатай выкрикивал имена и деяния тех, кому предстояла встреча со смертью. Слушая сальные шутки вальяжных герольдов, дамы света стыдливо улыбались, прикрывая пухлые губки кружевными ладошками. Я же продолжала внимать музыке, что играл горбун, ибо музыка его была подобна серебряной нити, сшивавшей клочья растерзанного времени в единое покрывало бытия.

На трибуне бургомистр, склонившись к полям кардинальского галеро и держа у рта надушенную перчатку, сопливо проворковал:
- Mon cher ami, не кажется ли вам, что палач сегодня несколько однообразен?

Однообразен... Скотина! А у самого пальцы дрожат, губы мокрые, и налившийся кровью пах тяжким томлением пульсирует... Его высокопреосвященство - не лучше. Взгляд подобен змеиному, замерший, и острый кончик языка то и дело снаружи воздух пробует. Впрочем, дьявол им судья. Они оба уже не актуальны. Вот музыка...

Очень скоро, словно почувствовав уделяемое ему внимание, музыкант перестал вдруг играть. Он отложил инструмент, кряхтя, поднялся и резко обернулся в мою сторону.

Это был карлик. Он оказался очень неказистым, ростом не более двух футов и необыкновенно уродливым. Жилистые руки с узкими запястьями и тонкими пальцами доходили ему до колен. Ноги росли из короткого тела кривыми скобами с корявыми наростами суставов, а голова походила на вдавленную с одной стороны тыкву, боком всаженную в узкие плечи.

Лицо горбуна поразило меня, хотя и показалось знакомым. Глаза карлика не имели век. Надбровные дуги занимали весь лоб, нависая над узкой и хрящеватой переносицей и глубокими глазницами. Кончик лишённого ноздрей носа загибался к верхней губе, переходя в зияющую расщелину волчьей пасти, а нижнюю практически всю скрывал далеко выдающийся вперёд массивный подбородок. Лоб и щёки калеки покрывали гнойные язвы. Правый глаз его был сильно воспалён. Он вылез из орбиты и сочился сукровицей.

Тонким чутьём своим горбун, верно, ощутил мой взгляд, потому что, шаркая, уверенно подковылял к корзине и прижался к ней лицом, разглядывая меня, лежащую внутри. Нет, я точно видела его раньше!

Чтобы как-то выказать ему своё расположение, я попыталась ухватиться зубами за ивовые прутья. Не сразу, но у меня это получилось, и наши глаза оказались прямо напротив. Я почувствовала густое зловоние, исходящее от калеки, и улыбнулась: я, наконец, вспомнила, где видела его!

Согбенный калека-музыкант – это была я, только не та, что сейчас, а что жила некоторое, совсем малое, время назад. Лёжа в корзине, я, к своем изумлению, взирала в прошлое, чудесным образом сотканное с настоящим в единое полотно бытия! Это было неожиданно и пусть всё выглядело невероятным и невозможным, но это было именно так!

Я улыбнулась горбуну как старому знакомому и в знак своей симпатии подмигнула и показала ему язык. Ужас исказил и без того страшный лик калеки. Он испуганно отпрянул и, беспорядочно гремя бубенцами, припадая и оглядываясь, подковылял к стражнику.

Брызгая слюной и тыча пальцем в мою сторону, карлик что-то плаксиво замычал. Солдат сначала грубо оттолкнул музыканта и громко расхохотался, но потом, видимо, передумал, потому что, лениво развернувшись, медленно взял алебарду наперевес и с силой ударил железным остриём прямо сквозь прутья корзины.

Что ж, так тому и быть. По крайней мере, я увидела себя со стороны...