Загадка Тызыльского ущелья, в котором живут джинны
Для начала предыстория: конец девяностых годов прошлого века. Кабардино-Балкария, как и вся страна, все еще переживает кризис – в частности, полностью разрушена туриндустрия. Люди выживают, а при выживании не до отдыха: практически полностью иссяк поток туристов, опустели здравницы, лагеря.В ущельях республики, где еще в советские времена голоса экскурсантов не замолкали, совершенно безлюдно. Эта преамбула нужна, чтобы стало ясно дальнейшее.
От жителя Кенделена, в силу обстоятельств сменившего заводскую проходную на пригляд за овечьим стадом, я узнаю следующее: В Тызыльском ущелье, где он чабанит, стали происходить странные вещи. По ночам кто-то разжигает костры, которые горят долгими часами. Кто это может быть, непонятно.
Тызыльское ущелье
Дело в том, что Тызыльское ущелье тупиковое. В его верховьях с окружающих горных массивов вниз спуститься можно, но это весьма затруднительно. В темноте же практически нереально – угол спуска невероятно велик. По самому же ущелью более-менее нормальная дорога сохранилась только до турбазы «Тызыл», ранее принадлежавшей Нальчикскому заводу полупроводниковых приборов.
Дорога была и дальше, но только в пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века, когда здесь основали поселок Солнечный. Впоследствии заброшенный, так как шахты, пробитые для добычи полиметаллов, оказались нерентабельны. Но дело даже не в том, что дороги до места, где по ночам горели костры, как таковой не было. По самому ущелью никто из туристов не проходил, уж в этом житель Кенделена был уверен: мимо него так просто не проскользнешь – дорога из кошары перед глазами.
Тем не менее, слухи о кострах, горящих по ночам где-то в районе заброшенного поселка Солнечный, стали циркулировать постоянно. О них рассказывали местные жители, волею обстоятельств (чаще всего связанных с охотой), застигнутые ночью на горных массивах, окружающих ущелье. Один из них – туманный и малодоступный Инал.
Кто-то, увидев пламя в ночи, тем более в совершенно заброшенном месте, удивился, поделился с друзьями. Те в свою очередь попытались проверить и убедились, что костры не выдумка. Получалось, что в ущелье, где никто не бывает, куда забыли дорогу не только туристы, но и местные жители (для последних ничего привлекательного в этих местах нет, даже пастбищ и сенокосов), тем не менее, кто-то живет.
Ходил хабар, что один из кенделеновцев, заинтересовавшись, решил проверить, кто именно. Спустился сверху, со стороны знаменитого массива Тещины зубы (гора Науджидзе), побродил по развалинам поселка Солнечный, облазил окрестности, но никого не увидел и не услышал. Принялся искать места, где (как виделось сверху) горело пламя, но ни одного кострища так и не нашел.
Это было странно. Никто ущелье не посещал (в него нельзя попасть незаметно, так как оно начинается непосредственно за селением Кенделен), никто не был замечен в самом ущелье, а костры, тем не менее, продолжали гореть по ночам. Вероятно, именно тогда пошли слухи, что здесь что-то нечисто…
О загадочных кострах я услышал через пару-другую лет после того, как их заметили впервые, то есть, в самом начале двухтысячных. Загорелся желанием самому увидеть, разобраться, в чем тут дело; и если нет тех, кто разжигает костры, узнать, в чем причина столь массовой галлюцинации. Но сразу столкнулся с трудностями – очень долго не мог найти попутчика, а одному идти в такую глухомань, да к тому же совершенно не зная дороги, было достаточно рискованно. Тем более, что выдвигаться надо было с ночевкой – одной как минимум, а скорее двумя.
Впрочем, относительно попутчиков я не совсем точен – пара человек соглашались составить мне компанию, но ставили свои условия. Один только после завершения сенокоса, а следовательно, где-то в начале сентября; второй убеждал, что по такой траве, какая вымахала в этим летом, мы далеко не уйдем, надо подождать, пока она уляжется, что отодвигало поход на октябрь. А костры видели в прошлые годы именно в июле начале августа. Неизвестно, было ли это связано со временем года, конкретным месяцем, но поход в ущелье, итак носивший авантюрный характер, грозил вообще завершиться ничем.
Тем не менее, проводника я нашел. Причем совершенно неожиданно. Встретился в маршрутке с Исхаком, с которым был знаком еще по университету. И хоть он был старше меня лет на двенадцать, мы одно время довольно тесно общались. Разговорились, вспоминая студенческие годы. Зашел разговор о Тызыле и Исхак заинтересовался, тем более, что он, как оказалось, был родом из Быллыма, в молодости чабанил, знал и ущелье.
Добирались мы тяжело. Да, разбитый «уазик» одного из знакомых Исхака добросил нас достаточно далеко, но спуск оказался очень непростым – отвесным и затяжным, занявшим несколько часов. К тому же гнус не давал покоя, а о репеллентах мы не позаботились.
Спустились в Солнечный когда солнце уже уходило за горы. Осмотрелись. Полное отсутствие следов недавнего пребывания людей. Разбили палатку непосредственно под стеной одного из разрушенных зданий, перекусили. Здесь, внизу, в одном из ответвлений, где некогда располагался ныне заброшенный поселок, трудно было понять, в каком именно месте видели огни. Единственное, что мы знали твердо: поблизости от Солнечного. Но что значит – поблизости? А если за ответвлением? Ведь тогда окружающие поселок небольшие возвышенности не позволят ничего заметить.
Приняли решение подняться повыше – тогда перед глазами окажется куда больший обзор. Пошли налегке, захватив с собой лишь бинокль, но что в него увидишь ночью? Решение по существу мы приняли правильное, но карабкаться вверх в сгущающейся темноте (солнце уже село и чернота скрыла все вокруг), ориентируясь лишь на звезды и луну (они оказались настолько близко, что кажется можно было дотянуться рукой), без фонарика (о нем мы тоже не позаботились), по густой, достаточно высокой траве – радость, откровенно говоря, небольшая. И хоть подъем оказался не так уж крут, но рыхлая земля то и дело уходит из-под ног, небольшие камни летят вниз и производимый ими шум затихает где-то внизу.
Тишина вокруг полная. Даже река практически не слышна. Принимаем решение остановиться. Звездный полог неба над головой, темные силуэты гор, скрывающие его край, мы одни. Никого и ничего. Несмотря на недавнюю жару, холод начинает проникать под летнюю одежду – свитера мы захватили, но они остались внизу, в палатке.
Приходит понимание совершенной глупости: поверил каким-то слухам. Кто-то сверху увидел костер, а вернее свет от непонятно чего, а я повелся, забрел черти знает куда, и теперь вынужден мерзнуть и страдать. Ничего не происходит.
Исхак предлагает спуститься к палатке, тем более, что это займет немало времени и будет весьма непросто. Расстроенные, мы осторожно начинаем движение вниз. Сделав несколько шагов выходим на горный изгиб с которого открывается вид на долину и… И оба замираем в удивлении: где-то там, судя по всему на небольшой поляне, на которую мы обратили внимание еще при спуске и на которую даже заглянули, а прошли по ее краю, горит костер…
То, что это костер, не подлежит сомнению. И хоть до него достаточно далеко, но четко видно, как языки пламени вздымаются вверх. Я резким движением подношу бинокль к глазам, лихорадочно фокусирую и от увиденного буквально замираю. Около костра танцуют люди. В отблесках пламени видны их силуэты. Вижу, что танцующие держаться за руки, образуя круг. И этот круг находится в постоянном ритмичном движении.
Сколько их понять невозможно, но можно догадаться, что как минимум с десяток. Не меньше, ведь костер достаточно большой, а они образуют круг на расстоянии от него. Пламя высвечивает силуэты, оно четко видно в просветах тел. Но музыки, которая по логике вещей должна сопровождать подобного рода танцы, не слышно. Я вслушиваюсь, напрягаю слух… Нет, стоит полнейшая тишина.
Отдаю бинокль Исхаку. Он фокусирует его под себя и тут же удивленно вскрикивает на родном языке. И уже обращаясь ко мне: «Кто они? Что здесь делают?» Ответов у меня, естественно, нет. Какое-то время мы стоим в молчании, передавая бинокль один другому и не зная, что делать дальше. Спускаться к танцующим не хочется. Более того, от одной мысли об этом становится не по себе. Ощущение, что ни к чему хорошему это не приведет, объединяет нас.
Откуда взялись эти люди, я пытаюсь шепотом рассуждать вслух. Мы ведь никого не видели, когда сюда пришли. Значит, они где-то прятались. А раз прятались, от них всего можно ожидать. Тем более, вон сколько их. Это не туристы, и не местные. Это пришлые и кто знает, какие у них намерения. Время сложное, все может быть…
Исхак согласен: к костру нам идти не следует. Мы еще какое-то время наблюдаем за танцующими. Их движения непредсказуемы: они то плавные, даже излишне замедленные; то резкие, прыжкообразные, словно в такт музыки, которая то замедляет темп, то ускоряет его. Но музыки не слышно. Может, она до нас не доносится? Но полянка расположена прямо над рекой, шум которой все-таки слышен. Он не может заглушить музыку. Да и не заглушает, так как ее просто нет. И от этого становится еще неуютнее.
Дрожь раз за разом пробегает по моему телу, и я не могу понять, то ли это от холода ночи или страха от непонятного зрелища. Приходит мысль: «А вдруг они увидят нас?!» И неожиданно для самого себя я начинаю раз за разом лихорадочно повторять: «Только бы они не увидели нас! Только бы они не увидели нас!» И сам не замечаю, как повторяя это заклинание в очередной раз, заменяю словосочетание «не увидели» на «не почувствовали».
Что-то настолько странное и необычное есть в силуэтах танцующих, что приходит мысль: это не люди. С каждым шагом она все больше укрепляется в моем сознании и когда мы (с невероятными предосторожностями) добираемся до палатки (удивительно, как все-таки нашли ее в такой мгле!), мысль эта овладевает нами обоими. Но кто же тогда? Мы в молчании лежим в палатке, идущий от земли холод отбивает сон. Да какой там сон? Увиденное и, судя по всему, продолжающееся на лужайке действо так потрясло наше воображение, что уснуть невозможно.
– Это не люди… - раздается слабый шепот Исхака. – Это… – следующее слово он долго не может произнести и, наконец, выдыхает: Это джинны…
Я не удерживаюсь: «Какие джинны? Какие в наше время могут быть джины? Но Исхак вновь и вновь повторяет это слово.
С первыми лучами солнца мы вылезли из палатки, собрали ее и стали решать, что делать дальше. По большому счету поставленная цель была достигнута: мы узнали, что на самом деле в летнее время по ночам в Тызыльском ущелье горят костры. Причем на протяжении нескольких лет.
Другой вопрос – кому так полюбились эти места, кто такие эти неизвестные год за годом приходящие сюда? И почему именно сюда? И что означают их танцы вокруг костра, так похожие на ритуальные? Если даже это последователи какой-то секты, то как они оказываются здесь, ведь в ущелье никто не въезжает со стороны Кенделена и не заходит с верховий? Не спускаются же с неба?
Ответа на эти вопросы не было, а так хотелось узнать. Я, рассуждая вслух, предложил встретиться с ночными танцорами, на что Исхак ответил категорическим отказом. Его аргументация была убедительна: «Если они (Исхак старательно избегал слова «люди») прячутся, значит, им есть что скрывать. А коль они этого не хотят, а мы узнаем, то возможно все. И если они решат избавиться от нас, то мы ничего не сделаем. Не убежим – со всех сторон горы. Не спрячемся – по большому счету негде, а если спрячемся – все равно найдут; измором возьмут – их много, нас же только двое. И тогда мы останемся здесь навсегда».
Нарисованная моим спутником картина получилась впечатляющей. Особенно запала в душу фраза «останемся навсегда», после которой перед глазами возник поросший травой бугорок, под которым судя по всему мог оказаться я. Одним словом, я почти согласился с доводами Исхака, но любопытство не позволяло так просто сдаться.
«А если мы обратно пойдем не низом, а поверху, и посмотрим оттуда? – предложил я. – Утро раннее, они всю ночь танцевали и сейчас наверняка спят без задних ног. Мы двинемся тихо и только взглянем на их лагерь. Ведь должны были они его где-то разбить? Не спят же они под открытым небом? Спускаться не будем. Только посмотрим».
Убедить Исхака удалось с большим трудом. Но в моем предложении было рациональное зерно – это тоже путь домой, правда, чуть более длинный. И мы двинулись. Еще не было шести утра. Выпавшая за ночь роса мгновенно намочила нашу обувь и одежду. Трава была густой и в ряде мест вымахала так, что порой из нее виднелись только наши головы.
Подниматься было тяжело, но, тем не менее, вскоре мы выбрались на возвышенность, нависающую над лужайкой, где ночью горел костер. В принципе, до нее было не более ста метров.
Выбрав наиболее удобное место для обзора, мы стали осматривать лужайку. Она вся была перед глазами, освещенная ярким утренним солнцем. И она была пуста. Совершенно пуста. Я посмотрел на Исхака, он на меня и мы вновь стали пристально глядеть вниз. На лужайке никого не было. Абсолютно никого.
Я развязал рюкзак, достал бинокль и начал медленно, буквально метр за метром, осматривать лужайку. Никого и ничего. Я не нашел даже кострища, что вообще было удивительно. «Что это может значить? – недоуменно посмотрел на Исхака. – Куда же они делись? И главное когда? Что за ранние пташки? Надо спуститься. Нам надо обязательно спуститься. Теперь уже бояться нечего – они ушли».
И мы двинулись вниз. Вот она, полянка. Нетронутый ковер зелени говорил, что здесь никто давно не ходил. Разойдясь в разные стороны, мы за какие-то полчаса обошли всю территорию вдоль и поперек. Тропинки, проделанные в полегшей после нас траве, свидетельствовали, что мы ничего не могли пропустить.
«Может, они спрятали головешки? – произнес я и сам поразился абсурдности этой мысли. Не было не только костровища, но даже площадки, на которой горел костер и танцевали неизвестные.
«Получается только одно – мы перепутали место, где они жгли костер», – сказал я и добавил. – Надо еще раз посмотреть сверху. Подожди, я быстро сбегаю». И буквально кинулся вверх, боясь, что Исхак остановит меня. За какие-то минуты я поднялся на несколько десятков метров и, запыхавшись, остановился. Переведя дыхание, стал оглядываться. Кроме лужайки, на которой стоял Исхак, никакой другой поблизости не было. Да не то что поблизости, ее не было и дальше – везде, один за одним, громоздились холмы, плавно перетекающие в горный массив.
Что за ерунда? Кого же мы тогда видели ночью? Кто танцевал у костра? Неужели это была галлюцинация? У обоих сразу? И чем она была вызвана? Спиртным? Мы были абсолютно трезвыми, тем более, что Исхак человек верующий, совершенно не пьет. Усталостью? Что-то я не слышал, что она рождает подобного рода видения. Нахождением в геопатогенной зоне? Но ведь костры видели и многие другие до нас.
Рационального ответа не было, а в нерациональный не хотелось верить. Так мы и ушли из долины, где расположен заброшенный поселок Солнечный, не понимая, свидетелями чего были. Были ли?
Автор - Виктор Котляров.
Источник.
Ключевые слова: Кабардино-Балкария ущелье костры джинны