Тунгуска
Тут рядом, у скалы, болотце, там изба раньше стояла. Да бросили - место оказалось дурное. Лет двадцать назад обитала там компания веселая. Народ лихой, по тайге шарили, случалось и браконьерили, морды турикам били ради развлечения.Был средь них мужик один, Казаном его прозывали. Здоровый такой. Он вообще, женщин за людей не считал. Страшных баб, говорит, нет. Есть мало водки. Наливай и пей - вся забота.
Девок все одно не понять, зачем они захаживали в избу охальную? Но ведь никогда не переводились. Была среди прочих в избе девка одна. Не то чтобы страхолюдина, а невзрачная и тихая, как тень в дождливую погоду. Да к тому же восточных кровей, хрупкая, как тростиночка. Ну ни рожи тебе, ни кожи.
Зато готовить девка умела здорово, на хозяйство таежное, незамысловатое, спора была. Когда у других грибов да ягоды как есть нет, для нее всегда найдется. А как суп грибной затеет, так вместе с языком проглотить недолго. А уж чай из заветных трав настаивала – одно наслаждение, и меда, и сахара к нему не нужно. Да еще силы в тебе прибавит, скачешь неделю гоголем.
Положила она взгляд на Казана и отвести невмочь, а тот похохатывает. То водицы ему принеси, то ягодки собери вкусной. То давай, дура, дуй мигом за дровами, хозяину холодно. Так они и проживали. С вечера до утра гульба, а с утра похмелье. Тут он свою Тунгуску (так он ее прозывал) и помянет. А ну, говорит, сладкая, кваску бы мне и щей твоих, чтоб смело дурную муть с головы. Так с горя по нитке и жили.
Но однажды в ночь карусель огульная завязалась, дух захватило. То ли перебрал Казан во хмельном, то ли мужик в нем проснулся, но ту ночь выплясывал он пред Тунгускою. И песни ей пел, и единственной называл, каялся в грехах тяжких. Божился, что любит и под венец встанет. Клялся про любовь вечную. В общем, ночь свою зарабатывал.
Поутру проснулся, а Тунгуска у него на груди спит. Запустила белы руки в кудри черные. Дружки похохатывают, на свадебку гостями зазываются. Прозывают их молодыми. А у Казана дрожь и немощь в похмелье. Пошла, говорит, волчица ободранная. Глаза мои чтоб тебя не видели. И выпихнул Тунгуску прямо из постели, голую в тайгу.
Потом опять гульба началась, с новой силою.
Долго ли коротко, считай, месяц прошел. Ночь была темная и бедовая. Сидели мужики за столом, байки травили, гоняли чаи, запивали водочкой. То одно дело помянут, то другое, и ржут над своими подвигами, будто лошади.
Вдруг слышат, а с болота вой волчий донесся. Никогда до той поры волка здесь и не видели. Заунывный вой, душу в тоску заворачивает, стелет саваном. Будто холодом и гарью брошенного жилья тянет. Сердце в ком сводит, нагоняет тоску старую.
А тут и дверь в избу заскрипела. Растворилась сама собой, и на пороге Тунгуска, сгорблена, как тень серая. Лицо у нее разом старое, сухое стало, волосы ниже плеч опадают, перепутаны в комки грязные.
Глянула с порога на мужиков, а те страхом на нарах в ком сбились. Глаза у нее прожелтели, вокруг зрачков ободки светятся красным огнем. Рот приоткрыт, зубы видны острые, не человечьи. Шагнула внутрь, а у мужиков одна немота.
- Милый. Я за тобой пришла. Осень сейчас, а по ней всегда свадьбы играют. Кому с венцом, а кому со свечами. Да все горькие. Пошли, милый. – Голос Тунгускин скрипучий, как сухостой в ненастье. Говорит, а губы не двигаются. Кожа в морщинах сеточкой, чешуйками старческими. А сквозь них, будто волосы на лице пробиваются.
Тут Казан и одыбался. Хоть и страшная, все одно баба.
- Пшла вон!.. – орет дурным голосом.
Мужики нахрапом загоношились, прорвало их, за дубье взялись. Налили глаза кровью. Сам черт не брат, попади под руку. Таежники - с ними всякое случалось. А она зырк взглядом на них, так кто встал, навзничь попадали. Зырк, и стол вверх поднялся и в мужиков по воздуху полетел. Стоны, крики. Зырк, и изба ходуном заходила, зашевелилась будто живая. Печная утварь с цепи сорвалась, сковородки с чайником хороводом. Оконные стекла полопались. Свечи факелами горят, тени мечутся-лязгают.
Ветер шальной Тунгускины волосы в тонкие косы скрутил, и они к живому тянуться змеями. А взгляд ее, как жало, огнем мужиков язвит. А изо рта то ли хохот, то ли вой волчий. Тут и нары по бревнам раскатало, изба рухнула. Крошево в дыбы, словно в смерче.
Как мужики живы остались, никто не помнит. Только больше в тайгу они ни ногой. Изба та сама разбрелась по лесу до бревнышка. Так и гниет, неприкаянная. Никто к ней и близко. А про Казана боле ничего не ведомо. Сгинул мужик на свадьбе нечистой. Поминай, как звали.
Новость отредактировал Dr. Kripke - 9-11-2012, 10:00
Ключевые слова: Тунгука тайга девушка свадьба страх