Колодец
Трасса Р-21, где-то между Вологдой и Архангельском. Бесконечная лента асфальта, пробитая колеями, обсаженная чахлыми березами. По бокам – море леса, угрюмого, темно-зеленого, подступающего к самой обочине. Дождь сеял мелкой изморосью, превращая мир в серое марево. Наш «Жигуленок» седьмой модели кашлянул раз, другой и окончательно сдался, замернув на пустынном участке, где не было даже указателя.– Черт! – Сашка, мой напарник, ударил кулаком по рулю. – Где-то тут должна быть деревня... Некрасово, кажется. На карте обозначено.
Карта была советская, времен застоя. На ней Некрасово значилось жирной точкой. В реальности мы нашли лишь указатель, покосившийся и почти сгнивший, с едва читаемой надписью: «Некрасово – 2 км». Дорога туда оказалась разбитой грунтовкой, уходящей в мрак леса.
Шли молча. Влажный воздух обволакивал, пробирая до костей. Лес стоял неестественно тихий. Ни птиц, ни зверья. Только хлюпанье грязи под ногами да шелест мокрой листвы под редкими порывами ветра. Через полчаса мы вышли на поляну. Некрасово.
Это была не деревня. Это было кладбище домов. Избы, почерневшие от времени и влаги, стояли криво, как пьяные. Крыши провалились, окна зияли пустыми глазницами. Некоторые срубы вообще лежали грудой бревен, поросших мхом и бурьяном. Посреди «улицы» торчал остов колодца-«журавля», его длинный рычаг уныло свесился вниз. Над всем этим висел запах – прелой листвы, гниющей древесины и чего-то еще... металлического? Кислого? Как старая кровь и ржавчина, смешанные с землей.
– Жуть какая-то, – прошептал Сашка. – Ни души. И тишина... давящая.
Мы обошли несколько изб. Внутри – хаос: рассыпанная глиняная посуда, истлевшие лоскутья одежды, обломки мебели. Ничего ценного. Ни следов недавней жизни. Как будто люди просто встали и ушли посреди дела лет... двадцать? Тридцать? назад. На стене одной из изб висел истлевший портрет Брежнева, заляпанный грязью и паутиной. Мрачный символ ушедшей эпохи.
И тут я увидел Колодец. Настоящий, с деревянным срубом, в дальнем конце деревни, там, где избы смыкались с лесом. Он выглядел... целым. Слишком целым для этого места. Дерево сруба было темным, но не гнилым. Ведро на цепи висело аккуратно. Над ним склонился тот самый «журавль», но его рычаг был поднят, готовый к работе.
– Странно, – заметил я. – Все развалилось, а колодец – как новый.
Сашка фыркнул:
– Ну и что? Камень да бревна. Крепче домов оказался. Пойду, гляну, есть ли вода. Авось в машину дольем.
Он подошел к колодцу, наклонился над срубом, заглянул в черную пасть. Я стоял в нескольких шагах, разглядывая резной орнамент на срубе – странные переплетения, похожие то ли на корни, то ли на жилы.
– Темно как в... – начал Сашка и замолчал. Замер. Застыл в неестественной позе, почти по пояс перегнувшись через сруб.
– Саш? – окликнул я.
Он не ответил. Не пошевелился.
– Сашка! Чего встал?
Тишина. Только дождь шуршал по листьям. По спине пробежали мурашки.
– Саш, ты чего? – Я сделал шаг к нему.
В этот момент он резко дернулся, как от удара током, и отпрянул от колодца. Его лицо было белым как мел, глаза – огромными, полными чистого, животного ужаса. Он тяжело дышал, глотая воздух ртом.
– Там... – он выдохнул хрипло, не глядя на меня, а куда-то в сторону леса. – Там... не вода.
– Что? Что там? – Мой собственный голос показался мне чужим.
– Там... оно. Смотрит. – Сашка задрожал. – Оно знает, что мы пришли. Оно... голодное.
Он вдруг рванул с места, не к выходу из деревни, а вглубь, к лесу, сломя голову, спотыкаясь о кочки и бревна.
– Сашка! Куда?! Стой!
Но он не останавливался. Он бежал, как затравленный зверь, и исчез за крайней избой, в темном прогале между деревьями. Лес поглотил его мгновенно. И снова наступила та самая, давящая тишина.
Я остался один. Посреди мертвой деревни. С колодцем, в котором «оно». И с лесом, который теперь казался не просто угрюмым, а... наблюдающим. Я подошел к краю колодца. Страшно. Безумно страшно. Но надо было понять. Я заглянул.
Глубокая, непроглядная тьма. Ни всплеска, ни отражения неба. Только чернота. И запах. Тот самый – ржавчины, старой крови и влажной земли – стал гораздо сильнее, гуще. Он шел из колодца. И еще... тишина. Но не полная. Где-то в глубине, на грани слуха, будто бы слышалось... шуршание. Как будто что-то огромное, чешуйчатое медленно, очень медленно двигалось вверх по сырому камню. Шшшшш... Шшшшш...
Я отшатнулся. Бежать. Надо бежать отсюда! К машине! Но где Сашка? Нельзя его бросать! Хотя разум кричал, что Сашки больше нет. Что лес его взял.
Я бросился к тому месту, где он исчез. У самой кромки леса, на мокрой земле, лежала его кепка. И следы – его кроссовок, уходящие в чащу. И... другие следы. Крупные, когтистые, глубоко вдавившиеся в грязь. Шли параллельно его следам. Как будто кто-то огромный бежал рядом, неотступно.
Я закричал:
– САААШКААА!
Мой крик разнесся по мертвой деревне, ударился о стены покосившихся изб и утонул в лесу. Ни ответа. Ни звука. Только тот едва уловимый шшшшш из колодца, будто подземный змей услышал меня и отозвался.
Я бежал. Бежал по той же грязной дороге обратно, к трассе. Спину ломило от ощущения тысяч невидимых глаз, следящих из темноты окон, из-под крыш, из самой чащи. Лес по бокам дороги казался живым, готовым сомкнуть ветки-руки. Каждый шорох, каждый треск сучка заставлял сердце бешено колотиться. Я не оглядывался. Боялся увидеть... что-то догоняющее.
Добежал до машины. Завел ее с третьей попытки, дрожащими руками. Вырулил на трассу и дал по газам, пока стрелка спидометра не уперлась в красную зону. Только когда Некрасово скрылось за поворотом, я позволил себе вздохнуть.
Дома, в тепле и свете, история казалась бредом. Стрессом, галлюцинацией. Наверное, Сашка просто испугался темноты колодца, побежал в лес, заблудился, а я, накрутив себя, сбежал. Я звонил в полицию, в МЧС. Сообщил о пропаже. Говорил про заброшенную деревню Некрасово. На том конце провода долго молчали.
– Молодой человек, – наконец сказал усталый голос участкового из райцентра. – Деревни Некрасово нет на карте уже лет тридцать. После того пожара... Ну, вы понимаете. Там никого не было. И дороги туда давно нет – лес все затянул. Вы, наверное, не туда свернули. Отдохните.
Я положил трубку. Почесал затылок. И замер. Под ногтями... был темный, липкий ил. И тот самый запах – ржавчины, крови и земли – слабо, но невыносимо витал от моих пальцев.
На следующий день пришла весть. Лесники нашли машину Сашки. Стояла на старой, заросшей лесом дороге, ведущей в никуда, километрах в десяти от того места, где сломался мой «жигуль». Двери открыты, ключи в замке зажигания. В салоне – лужи грязи и следы, похожие на отпечатки босых ног, но слишком большие, с неестественно длинными пальцами. И на руле... висела тонкая, грязная бечевка. На конце ее болтался маленький, почерневший от времени деревянный колокольчик. Без языка. Он не мог звонить. Но лесники клялись, что когда подошли к машине, колокольчик жалобно звякнул один раз. Будто издалека.
А сегодня утром я проснулся от звука. Тихого, навязчивого. Шшшшш... Шшшшш... Шел он не из-за окна. Казалось, он доносился из угла комнаты. Из самой стены. Или... из-под кровати. Как шуршание чего-то огромного и чешуйчатого по бетону подвала.
Я встал, подошел к окну. Напротив, на голой ветке старой яблони во дворе, сидел ворон. Он смотрел прямо на меня. Неподвижно. И в его черных, блестящих глазах не было ничего птичьего. Там была глубина. Древняя, холодная и... знающая. Как глубина того колодца.
Он расправил крылья и улетел. А на подоконнике, где он сидел, остался небольшой комочек мха и грязи. И тонкая бечевка. Обрывок.
Я понимаю теперь. Мы не просто свернули не туда. Мы нарушили границу. Мы потревожили то, что должно было спать. И оно проснулось. Оно знает, где я живу. Оно пришло за долгом.
Ведь Сашка был только началом. «Процедура», как шепчут в тех глухих местах, только началась. И колодец, оказывается, есть везде. Нужно лишь знать, где искать... или дождаться, когда он сам найдет тебя.
Новость отредактировал Летяга - Сегодня, 07:13
Причина: Стилистика автора сохранена
Ключевые слова: Заброшенная деревня колодец глухая провинция мистика деревня призраков русская глубинка неназванное зло авторская история