Медальон
На столе лежит диск из позеленевшей от времени бронзы, немного меньше ладони, как же я боюсь и ненавижу его. За эти несколько лет я совершенно его изучил: не вполне правильная яйцевидная форма, потёртый, на одной стороне изображен странный пёс с тремя парами лап в стиле быков Ассирийского царства, на обратной — когда-то были вырезаны письмена, то ли с молитвами, то ли с проклятьями. Предыдущие владельцы пытались их соскоблить, чтоб никто не посмел их прочесть, и даже преуспели — часть текста была утеряна. Он всегда ко мне возвращается, всегда, что бы я ни предпринимал. Не важно, как именно он это делает, важно, что я не могу от него избавиться... На маяке я один, так безопаснее для всех, вернее, не совсем один... Ветер швыряет в окно морскую пену и снег, сегодня штормит с утра, а к ночи погода совсем разбушевалась. В вое урагана за стенами слышно ещё кое-что, этот утробный низкий звук, больше напоминающий подземный гул... Он рядом, давно рядом, стоит солнцу закатиться за горизонт, как я начинаю его слышать...А началось всё это в ту проклятую поездку, когда я безнадёжно отбился от своих бандитов в пещере под Чатыр-Дагом. Исходив Крым по поверхности вдоль и поперёк, мы решили залезть под землю. Туристические объекты были известны нам наизусть, толкаться вместе с туристами, конечно, не хотелось. В тот раз мы высадились на нижнем плато и долго блуждали в поисках хоть какой-нибудь завалящей и желательно дикой пещеры. Нам повезло (о, если б я знал тогда — бежал оттуда, сломя голову), в одном из отрогов мы нашли отличный провал между камней, из которого тянуло сыростью и холодом. Поначалу приходилось ползти по шкуродёру, но дальше стены пещеры расходились в стороны, а через пару десятков метров уже можно было идти в полный рост. Судя по отсутствию следов и мусора (да-да, дикари-спелеологи, вы только рассказываете, что образцово себя ведёте, на деле что ни пещера — так непременно какие-то окурки, обёртки и бутылки), в тот раз мы нашли что-то действительно вдалеке от туристических троп. Наверняка специалистам эта пещера была известна, но облагораживать её никто не торопился, и нам хотелось ощущать себя первопроходцами.
Никто и никогда не знает, когда именно заблудился, осознание этого догоняет нас позже и окатывает, будто холодный душ. Так вышло и со мной, вроде бы только что переговаривался с кем-то за забором из сталагмитов, а через несколько шагов в ответ только эхо... Стены пещеры сдавили меня, я пошел назад, но не узнавал места. Позже, на поверхности, когда кровь не стучала в висках, лучшим решением виделось стоять на месте и ждать остальных. Но тогда... Тогда я бежал в панике, не разбирая дороги, падая, раздирая руки о камни, и надеялся увидеть хоть отблеск чужого фонаря. Так ноги вынесли меня в очередной грот, но это был тупик — всю противоположную сторону занимал огромный обвал. Как же я тогда устал и замерз. В отчаянии я сел на камень и закрыл лицо руками. Не знаю, сколько я так просидел. В порыве малодушия и жалости к самому себе, к этой дурацкой пещере, к этому опостылевшему Крыму я шептал что-то, призывал всех божеств и демонов и обещал что угодно в обмен на возвращение на поверхность. Из оцепенения меня вывел... Я до сих пор не понимаю, что это было... Назвать это «шепотом» неправильно, я не слышал звуков, кроме своего сбившегося дыхания да колотящегося сердца. Я будто почувствовал, что ко мне обращаются, отвечают на мой вопрос, зовут меня на языке без слов. Я решил, что схожу с ума, и открыл глаза. В гроте ничего не изменилось: всё такая же груда камней и провал в стене, через который я пришел. Но тогда в луче фонаря мелькнуло что-то белое, слишком белое на фоне серых камней. Я подошел ближе. Кости! Из-под каменного обвала торчало несколько костей. Я снял несколько булыжников и отшатнулся: кости были человеческими. Вне всяких сомнений, я глядел на кости руки, хотя часть из них была переломана, здесь кого-то насмерть очень давно завалило камнями. Остальной скелет несчастного, очевидно, был под обвалом. Под «пальцами» покойника угадывался странный металлический предмет. Я, преодолевая страх и отвращение, вытянул его из каменной крошки и стряхнул обломки костей. В свете фонаря я пытался рассмотреть этот странный оберег из позеленевшей бронзы, то ли амулет, то ли медальон... Так он попал ко мне в руки.
Неожиданное происшествие заставило меня двигаться. Хотелось убраться подальше от этого жуткого места, от неупокоенного скелета под камнями. Я пошел обратной дорогой. Я бродил по каменному лабиринту довольно долго, пока... О чудо!.. не увидел в одном из боковых тоннелей мелькнувший огонёк чужого фонаря. Я закричал, что было сил, меня нашли и потащили к выходу, мои мучения скоро закончились. На поверхности мне устроили выволочку, все орали про недопустимое и безрассудное поведение в пещере (они и сами перепугались не меньше, потеряв меня), но всё это мало меня задевало. Я сидел на земле и глупо улыбался, подставив лицо заходящему солнцу и тёплому ветру. Марк, о бедный Марк, он тогда увидел, что я до сих пор сжимаю в руке мою странную находку. Рассвирепев, он выхватил у меня этот кусок бронзы и в сердцах швырнул куда-то, пару раз толкнув меня. Я не протестовал, мне было всё равно.
Когда страсти поутихли, меня наконец выслушали. Сообща мы установили место, где я, скорее всего, отстал от группы. Эпизод со скелетом я пропустил, все и так были взвинчены. Компания понемногу приходила в себя, через пару часов кто-то уже смеялся и терзал гитару. Солнце практически село, и на плоскогорье задул холодный ветер. Мы достали из микроавтобуса палатки и стали собираться на ночлег. За ужином у костра было решено завтра же лезть снова (ну кто бы сомневался), потому как банда нашла несколько интересных ответвлений, которые уходили глубоко в гору, и только поиски пропавшего меня остановили их. Уже укладываясь в нашей с Припятским палатке, я впервые услышал это: странный басовитый то ли гул, то ли вой. Звук то приближался, то, срываясь на высокой ноте, пропадал. Солнце село, в наступившей темноте моего фонаря едва хватало на несколько метров, разглядеть ничего не получилось. Я решил, что это какая-нибудь местная живность, благо в Крыму нам ни разу не попадалось ничего крупнее лисы, во всяком случае, до тех пор. Измученные дневными приключениями, я быстро уснул.
И проснулся. Меня разбудил пронзительный женский визг. Припятского тоже, Серёга сел, расстегивая спальный мешок. Мы выскочили на улицу. В луч фонаря попала сложенная пополам девичья фигура, Кристину мучительно рвало. Наталья что-то кричала, пытаясь удержать подругу на ногах. Чуть дальше из палатки высунулся Янгель, заспанный и взъерошенный. А дальше в луче фонаря... А дальше луч выхватывал на траве кроссовок. Один. С торчащим из него куском ноги. Я будто в тумане отметил, что это кроссовок Марка. Из кроссовка поднималась голая лодыжка, а затем резко сменялась кашей из растерзанных мышц и обломков костей. На не слушающихся ногах я подошел ближе и посветил на траву... В электрическом свете трава выглядела маслянисто-черной. Кровь! Много крови. В траве попадались обрывки ткани, куски мяса, фаланги пальцев, кусок черепа со скальпом, большая часть плоти отсутствовала... Всё казалось нереальным, несчастного Марка будто растерзали медведи или волки. Как это могло произойти в тишине, вблизи палаток, да ещё и в безопасном Крыму? Впрочем, тогда никто из нас не задавался вопросами, мы все оторопело сбились в кучу возле гигантской отвратительной кляксы и таращились на останки Марка, у девчонок была истерика, Янгель и Припятский, оба бледные как мел, водили лучами фонарей по траве. Мы не знали, сколько времени прошло, когда первый из нас догадался посмотреть на часы, было что-то около пяти утра... Конечно, после были спасатели, конечно, полиция и скорая, каждого опросили не по разу... Это не дало никаких результатов. Наскоро слепленная версия про диких зверей совершенно не сходилась ни с нашими показаниями, ни даже со здравым смыслом. Но... Мы были растеряны, а они так торопились скорее закрыть «дело». Янгель звонил семье Марка, за останками должен был прилететь кто-то из его братьев... Вот и всё, что я помнил про тот чудовищный эпизод.
Надо ли говорить, что наш туристический десант тут же оборвался? Мы возвращались в Н-ск постаревшие и оглушенные несчастьем. В аэропорту я неожиданно «зазвенел», проходя через рамку металлоискателя. В одном из карманов рюкзака меня ждал сюрприз: там лежал тот самый медальон из пещеры. Я счел это чьей-то глупой шуткой, видимо, кто-то, когда страсти вокруг моего спасения улеглись, нашел медальон в траве и втихаря вернул его мне. Это мог быть Марк. Тогда я не придал значения его чудесному обретению, а просто бросил его на дно рюкзака. По прилёте меня ждали очередные плохие новости: оказалось, что мой багаж утерян. Не то чтоб в рюкзаке было что-то ценное, но к вещам привязываешься. Настроения скандалить не было. Я потоптался какое-то время у стойки, оставил свои координаты, и от меня отмахнулись со словами «с вами свяжутся». Хорошо хоть всё необходимое всегда было со мной в сумке на плече, и Припятский потом довёз почти до подъезда. Я вошел в комнату, включил свет и замер на пороге... На моём столе лежал до боли знакомый овал из бронзы. Это было невозможно. Не-воз-мож-но. Я решил, что схожу с ума. Я точно убирал его в рюкзак, рюкзак сейчас в каком-то аэропорту, он просто не мог, физически не мог быть здесь! Тем не менее медальон был на столе, лежал на самом видном месте, будто дразня. Какое-то время я не решался к нему прикоснуться, ведь если он неосязаем, то мне точно пора к врачу, а если осязаем... Да, он был ещё как осязаем: та же холодная тяжесть старого металла, та же шероховатая поверхность. В голове лихорадочно проносились версии его появления, одна бредовее другой, но ничего конкретного в голову не приходило. Я не знал, как к этому относиться и что предпринять. Лучшим решением тогда виделось спрятать медальон в какой-нибудь дальний шкаф и забыть о его существовании. Так я и поступил. Но амулет очень скоро о себе напомнил.
Жизнь постепенно возвращалась в привычные берега. После похорон Марка (гроб был почти пуст) бандиты разъехались кто куда и постарались забыться в делах. Так же поступил и я. На кафедре всегда есть работа, меня почти сразу закружила преподавательская рутина, да так, что я почти перестал думать о чудовищных событиях в Крыму. Несколько недель всё шло привычно, пока... Пока однажды в гости к одному из соседей сверху не приехали дальние родственники. Сам по себе сосед ничем не выделялся — безработный седой мужчина предпенсионного возраста, жил один, часто пил, громко включал телевизор, скандалил по мелочам, но всегда в пределах разумного. Но вот его гости... Сперва по случаю приезда были какие-то песни-пляски до поздней ночи, но это была суббота, поэтому все смолчали. Однако праздник не прекращался, в воскресенье всё в точности повторилось. В половине двенадцатого я вызвал полицию, было велено «ждать». Часы показывали уже третий час ночи, когда я не выдержал. На дверной звонок орущая за дверями толпа даже не отреагировала. Я несколько раз ударил, только после этого на площадку вывалился кто-то из гостей. Мужчина был очевидно и безобразно пьян, как он вообще мог стоять на двух ногах — загадка. Смерив меня мутным взглядом, он процедил: «Ч-чего?..». Я начал что-то говорить о позднем времени, но тот, разумеется, меня не слушал. Пьяный медленно завёл руку далеко вбок и попытался меня ударить. Я был быстрее. Намного. Его кулак впечатался в стену возле электрического щитка, мужик не удержался на ногах и, не меняя тупого выражения на лице, завалился вперёд, на четвереньки. Из дверей вылезли ещё двое персонажей, ничуть не лучше первого. Один из них сразу завопил: «Тут Витьку бьют!.. Ты чо... эээ...». Разбираться, кто тут кого бьёт, мне не улыбалось. На меня наступали трое, пусть даже один из них ползком. Хорошо хоть ножей не было. Я быстро оценил свои шансы и, пробившись к лестнице, в два прыжка пролетел лестничный пролёт вниз. Мне порвали футболку, в остальном повреждений не было. Пьяные не торопились за мной гнаться, трое покачивались на своей площадке и орали мне вслед проклятья. Я в который раз за вечер ругая полицию за бездействие, вернулся к себе в самом черном настроении. Сон не шёл. Наверху орали, будто ненормальные, к шуму плохого магнитофона добавился топот и какие-то ухающие звуки, будто чем-то били об пол. Я пообещал самому себе завтра же притащить к ним участкового, надел беруши и принял хорошего снотворного...
Полиция приехала. На следующий день. На следующий день в подъезде было даже слишком много полицейских. Я не ожидал, что моё обращение вызовет такой интерес. Возможно, обращение было не одно. Но всё выяснилось, как только я вышел на лестницу. Дверь квартиры сверху была распахнута, через неё то входили, то выходили люди в форме. Я поднялся на этаж и заглянул внутрь. Кровь! Всё было в крови. Старые выцветшие обои были измазаны кровью так, будто кто-то набрал в водный пистолет томатного сока и несколько часов палил во все стороны. На полу густела отвратительно пахнущая жижа из ошмётков обивки дивана, человеческой плоти и волос, каких-то щепок... Но главное — на стене и на потолке явно отпечатались собачьи следы... Это были отпечатки гигантских лап, я машинально отметил: больше волка... Меня остановил какой-то чин в форме:
— Так, а вы куда?
— Я... Я никуда. Я живу этажом ниже.
— Понятно. Пройдёмте. — Он почти за шиворот отвёл меня к подоконнику на лестницу. — Раз уж вы здесь, то, пожалуйста, ответьте на несколько вопросов.
Я кивнул, какие тут могут быть секреты. После дежурных вопросов про фамилию, год рождения полицейский начал спрашивать про вчерашний дебош. Я рассказал про обращение в дежурную часть, про то, что никто так и не приехал, про мои попытки «поговорить» с гостями — на этом моменте чин засуетился и старательно записал время, когда я их видел, про то, как вернулся к себе. После этого настал мой черед спрашивать:
— А что произошло?
— Над вами долгое время жил маньяк.
— Что?!
— Вы не подозревали? Чин принял важный вид. Вот так и бывает: живёт себе, живёт, а потом напьётся и р-раз — троих зарубил. А потом ещё на стенах кровью малевать зачем-то начал. Дело ясное...
Я перестал слушать. Сначала Марк, теперь эти трое... Как-то всё слишком сходилось. В плохих сериалах говорят «почерк убийцы», вот уж что-что, а почерк совпадал идеально. А началось всё с... Я быстро попрощался с полицейским и вернулся к себе. Вот он, диск из древней бронзы! Будто в насмешку надо мной медальон лежал на полу точно посередине комнаты. Я осел на пол. Слишком много невозможного. Я сам убирал его на антресоли в надежде никогда больше не видеть. Сам я его не доставал, мои редкие гости — тем более. Вопросы без ответов, голова шла кругом. Я схватил амулет и вышел из дома.
Я поехал на кафедру, только не на свою. Академгородок Н-ска приютил несколько институтов, я был уверен, что найду подходящего специалиста. После блужданий по крылу кафедры истории я услышал заветное: «Вам обязательно нужно поговорить с нашим Вольским, с профессором Львом Андреевичем». Женщина была настолько любезна, что даже отвела меня на нужный этаж. Эту встречу я запомнил в мельчайших деталях, она до сих пор стоит у меня перед глазами.
Я постучался и вошел в небольшой полутёмный зал. Все стены до потолка были заняты книжными шкафами, два оконца за пыльными занавесками давали мало света. По залу стояло несколько письменных столов, на одном из них горела настольная лампа. За столом спиной к двери сидел седой сгорбленный человек, по всей видимости, это и был профессор Вольский. Не оборачиваясь, он недовольно проговорил:
— Нет, молодой человек, сегодня я больше не консультирую! Научитесь приходить и сдавать работы в срок.
Я даже несколько опешил:
— Дело в том... Здравствуйте, Лев Андреевич. Меня направили к вам... Никто не знает, что это за медальон...
С шумным выдохом профессор повернулся ко мне вполоборота. Как же он был похож на старую крысу: маленькие подслеповатые глазки, морщинистое лицо, острый нос и недоразвитая нижняя челюсть. Вольский сощурился, разглядывая меня несколько секунд, потом процедил:
— А, я спутал вас со студентом... Что там у вас?
Я подошел ближе и достал из кармана свою чудовищную находку. Историк уставился на медальон, затем с какой-то непостижимой проворностью соскочил со стула и запер двери в зал. В меня упёрся цепкий взгляд:
— Я вижу, что мне есть о чем с вами поговорить. Вы не знаете, что у вас в руке.
— Не знаю, - согласился я. - Поэтому я здесь.
- Мало кто знает... Дайте мне пару минут, — историк достал с полки толстенную учетную книгу, склонился над ней и повел крючковатым ногтем по строкам. Через какое-то время старик довольно крякнул и полез в шкаф в дальней части зала. До меня донеслось:
— Что вы знаете о шумерах?
Я пожал плечами:
— Древний народ из ближней Азии, вроде бы они изобрели гончарный круг и письменность...
— Негусто. Впрочем... Не удивлён, — историк достал из шкафа толстенную папку и притащил её на стол, под лампу. — Этот ваш медальон родом из времён, когда ещё не существовало древних греков, а на месте Рима дикие козы щипали траву.
Историк уселся на стул и зашелестел страницами.
— Сядьте куда-нибудь, быстро это не рассказать. Примерно в середине восьмого века до нашей эры в Междуречье Тигра и Евфрата правил царёк по имени Джуруш. Времена были жестокие, но даже по меркам своего времени это был страшный человек. Воины предпочитали вспарывать себе животы, но не сдаваться ему в плен, так как с провинившимися и пленными при владычестве Джуруша обращались... сами поглядите. Историк достал из папки лист и протянул мне. Передо мной была фотография стены с клинописными иероглифами и рельефами. Запечатленные древним скульптором сцены действительно были чудовищны: палачи горой сваливали отрубленные конечности, бородатый мужчина на троне показывал рукой в сторону леса копий с торчащими на них головами... Вольский продолжал:
— Конечно, такое правление мало кому нравилось. Например, очень не нравилось брату царя Тумузиду. Следующий лист из папки, снова иероглифы, на стене были изображены какие-то войны, в центре отдельно от других и заметно крупнее другой бородач в высоком шлеме.
— Здесь скульптор немного забегает вперёд, — пояснил историк. — Но да, в итоге переворот Тумузида был успешным, Джуруша поймали и казнили. Но стена этой гробницы не содержит записей о довольно большом отрезке времени до казни Джуруша.
Лев Андреевич запустил руку в папку и долго искал там нужные фотографии:
— Вот! Это было снято в усыпальнице одного из верховных жрецов Ашшура. Вернее, под конец жизни этот человек стал отступником, мы бы сказали — еретиком, впал в какие-то странные и кровожадные верования. Специалисты не смогли отнести кодексы из его могилы ни к одному из известных культов Междуречья. Может быть, только на тех стенах и была изложена история оккультных медальонов, один из которых у вас в руках.
Я поёжился. Это не укладывалось в голове. Вольский продолжал:
— Джуруш, узнав о заговоре, собрал своих приближенных и бежал из Ура в Лагаш. На привале царя вышел поприветствовать тот самый жрец. Царь первым делом приказал казнить незнакомца, но тот успел выкрикнуть, что в обмен на жизнь готов открыть Джурушу секрет власти над демонами, секрет победы над всеми врагами на земле. Тогда царь велел взять его с собой в город. За стенами города Джуруш выслушал жреца и, как гласит легенда, решил провести в стенах города нечистый обряд. Вот смотрите, здесь скульпторы даже детали воспроизвели... На следующем листе была фотография странного рельефа: вокруг воздевшего руки к небу человека стояли на коленях несколько мужчин, рядом с которыми явно угадывались плавильные печи. Историк водил пальцем по фотографии.
— Самому царю и каждому из его военачальников должны были отлить из бронзы по медальону. Медальон должен был с одной стороны иметь «пёсий лик», то есть изображение собаки, а с другой... непонятно... что-то про «слова приглашения». Металл в форме жрец предлагал окроплять человеческой кровью, чтобы заключить в медальон могучего демона...
Я вопросительно уставился на Вольского.
— Не смотрите на меня так, я всего лишь перевожу клинопись со стены. Древний автор так и пишет: «заключить демона». Причем отворить кровь несчастному должен был именно тот, для кого был предназначен медальон. У Джуруша и его военных с этим проблем не было, сами понимаете. В назначенный день в городе были растоплены плавильни, привели рабов. Как только ремесленники залили бронзу в формы (тринадцать штук, двенадцать воинов и сам царь), то Джуруш приказал принести рабов в жертву. Кровь несчастных полилась на остывающую бронзу. Но Джуруш не знал, что власти Лагаша подкуплены Тумузидом. В это же время заговорщики напали. Кто-то из свиты Джуруша был убит, кто-то — ранен, но главное — здесь вообще что-то необъяснимое, древний автор пишет об этом иносказательно и с опаской — был ранен сам Джуруш. Кровь царя перемешалась на медальоне с рабской, и, как гласят письмена, в этот момент «отворилось великое зло, которое многих забрало в темноте». Дальше интересующая нас часть заканчивается, там долгий отрезок, как жрецу удалось удрать из Лагаша...
— Но... А почему вы уверены, что всё это про мой медальон?
— Потому что я уже не раз его видел... Историк положил передо мной ещё один лист. Снова фотография рельефов с клинописью, на которых были... Точно такие же, как у меня, медальоны. Вольский продолжал:
— А вот ещё, примерно из тех же мест, только на девятьсот лет позже...
Теперь это была распечатанная фотография листа из какой-то арабской книги, рисунок в точности повторял аверс медальона. Была ли у Вольского страница с реверсом? Будто угадывая мои мысли, он сказал:
— А вот рисунков обратной стороны не сохранилось... Известно, что такие медальоны в разное время находили, дарили пашам и султанам, они считались оберегами. Кстати, вот выдержка из последней воли Мустафы-Байрактара, обладателя одного из медальонов... Историк полез ещё за одним листком. «А пёсий амулет велю придать земле за городской стеной, дабы упокоился шестилапый демон навеки, дабы не осквернял своим воем мир». Не исключено, что однажды один из медальонов перекочевал к кому-то из Гиреев. Может, прятался в пещере какой-нибудь крымский царевич, да так и не смог выйти. С тех пор медальон был похоронен в пещере. Если бы не вы.
В зале повисло неловкое молчание. Вольский смотрел на меня, сощурившись, я не знал, что сказать. Нет, это же чушь, такого просто не может быть. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать свалившееся на меня знание. Я вскочил на ноги:
— Нет, это невозможно! Вы хотите сказать, что люди вокруг гибнут, потому что в этом куске бронзы заключен демон? Что, что этому амулету более двух тысяч лет? Вы серьезно вообще?!
Лев Андреевич пожал плечами:
— Я бы поздравил вас с редкой археологической удачей. Но, видимо, вы ей не рады... А про демонов...
— Неужели вы верите в эти сказки? Средневековье какое-то... - Я отступал к дверям.
— А вы что же, не верите? - старик разглядывал меня со странным любопытством.
Мне стало дурно.
— Я его уберу, запру в сейф!
— Пожалуйста. Но вы вскоре его найдёте. Думаете, он не сможет выбраться? — профессор многозначительно помахал кипой бумаг в руке. — Не-ет, молодой человек, этот амулет такими глупостями не удержать.
Я кое-как попрощался с Вольским и выскочил из кабинета. Голова шла кругом, я боялся поверить.
Я вернулся домой и просидел, уставившись на медальон, пару часов. Я — убийца, хочу я этого или нет. Никто этого не докажет, никто об этом не узнает (если, конечно, я сам не расскажу), но от этого не становилось легче. Сам не зная к кому, я заорал на бронзовый диск: «Я отказываюсь! Слышишь?! Кто бы ты там ни был, убирайся из моей жизни! Ты мне не нужен! Исчезни!..» Я схватил медальон и швырнул его в окно. Я закрыл глаза, повернулся к столу, открыл их, и... если б медальоны умели смеяться, то этот бы сейчас заливался издевательским хохотом. Медальон лежал на столе, на самом видном месте, как и предсказал Вольский. То ли кровь стучала у меня в ушах, то ли начали сдавать нервы — я услышал низкий ворчащий гул, срывающийся на высокой ноте... Точно как в Крыму той ужасной ночью. Не зная, что ещё предпринять, я схватил трубку телефона и набрал Припятского.
Через час мы сидели в кабаке. Я выговорился и мрачно вливал в себя третье пиво, совершенно не пьянея. Припятский же, выслушав всё, погрузился в молчание. В этом был весь Серёга: любая новая, особенно неожиданная информация надолго выводила его из строя. Тем не менее, это был лучший и наиболее разумный слушатель из всех, с кем я был знаком. Наконец, он ожил.
— Во-первых, ты скидываешь со счетов совпадение. Марка жаль, не то слово, но гипотетически его действительно могли загрызть дикие звери.
— Звери? В Крыму? Да там крупнее кошки ничего не водится! И как сожрали? Так, что никто из нас не слышал? Его сожрали, а Янгеля не тронули?
— Янгель был в палатке, — механически возразил Припятский. — Неизвестно, зачем Марк вообще вылезал.
— Да какая разница! Поссать ходил...
— Ну допустим. Тем более, это не отменяет диких зверей, один человек снаружи палатки, да ещё и сильный запах.
— А алкаши из подъезда?
— А вдруг это действительно психопат?
— Угу, рисующий собачьи лапы на потолке.
— Да, рисующий собачьи следы на потолке. Да, кровью. Ну вот такой вот у него пункт помешательства...
— Слушай, я этого старого алкаша знаю уже лет десять. Обычный ханыга, каких в каждом подъезде с десяток.
— А этот прорезался именно сейчас. Что, если "после - не значит вследствие"?
— Угу. Почему я не могу его выбросить?
— А это во-вторых. Тебе не приходило в голову, что этот профессор, как его, Вольский, над тобой просто пошутил?
Я уставился на Припятского.
— Что значит "пошутил"?
— Ну сам подумай: нищий дед, пыльные бумажки день за днём, студенты тупые... А тут приходит какой-то странный человек с улицы, притаскивает средневековую (допустим, что действительно старую) безделушку... Ну как не развлечься за счет дилетанта? Вот и сплёл историю поужаснее, сидел, наверное, ухмылялся про себя, а медальонами такими полы мостили...
— Я как-то не думал... Но это не объясняет появлений медальона.
— А тут уже с тобой играет твоё нервное состояние. Что ты там выкидывал в окно? Точно ли медальон?
— Я не сошел с ума.
— Нет, но ты напуган и взвинчен, видишь то, чего нет. Слишком много всего произошло вокруг тебя за короткое время. Я до последнего уверен, что в окно полетела кружка или тапок, а медальон никуда не исчезал и не появлялся.
— Это очень просто проверить, он у меня с собой.
Припятский замер и перевёл глаза на мою руку. Я покачивал на ладони небольшой диск из позеленевшей бронзы.
— Хочешь эксперимент? — медленно проговорил Сергей. — Давай прямо сейчас оставим его на столе здесь, в подвале. Расплатимся и уйдём.
Я предчувствовал результат, но сопротивляться не хотелось. Я пожал плечами:
— Давай. Девушка, пожалуйста, счёт!
Свет фонарей пробивался через оставшуюся ещё на ветках листву, создавая на асфальте переменчивый узор светлых и тёмных пятен. Мы прошли не больше двухсот метров, когда из одного соседнего паба вывалилась толпа фанатов какого-то то ли футбольного, то ли хоккейного клуба. Уличные фонари давали мало света, но по их развязным движениям и без света было ясно, что компания навеселе. Вернее, наоборот. Короткие рычащие фразы, отборный мат в адрес каких-то «кривоногих»... Любимая команда, очевидно, проиграла. А тут, как назло, попались мы с Припятским. Полоса асфальта между домами была узкой, шансов увернуться не было. Ситуация до боли повторяла только что пережитое мной на лестничной площадке. Кто-то из фанатов окликнул нас, с вызовом спрашивая, за какой клуб мы болеем. Припятский ответил, что вообще не болеет. На той стороне это сочли оскорблением. Кто-то бросился в нашу сторону, а дальше... Всё происходило будто в замедленной съёмке, я не двигался с места, Припятский тоже. Ор пьяных малолеток перекрыло утробное ворчание дикого зверя, басовитый рык. Ближайший к нам парень замер в нерешительности. Темнота переулка бросилась на него, будто морской прибой. Секунда — и он стоял с укороченной на треть рукой и оторопело разглядывал торчащие из плоти кости. Боевой клич фанатов мигом сменился на панические вопли. Они побежали, но... Мы с Серёгой завороженно наблюдали, как одного за другим бегущих фанатов настигает нечто бесформенное и непроглядно тёмное, как их крики, захлёбываясь, переходят в хрип, как их тела безвольно подбрасывает и треплет в воздухе. И опять кровь, всё было в крови. В неверном электрическом свете кровь казалась чёрной, как тогда, в Крыму...
Я сидел на асфальте. Припятский дрожащими руками пытался зажечь сигарету. «Я же говорил», — я повторял это машинально уже минут пять. Серёга еле справился с зажигалкой и медленно проговорил: «Прости... Я не верил...». Я вдруг понял, что ужасно замёрз, меня буквально бил озноб. Я опустил руки в карманы и... вытащил из кармана медальон. Припятский выронил сигарету и отшатнулся от меня, как от прокаженного. И я всё понял.
Теперь, сидя в добровольном заточении на маяке этого безымянного мыса, я могу спокойно взвесить произошедшее. Там, в большом мире, работают рестораны и кинотеатры, люди ездят на работу, ходят друг к другу в гости. Очередные сумасшедшие бредут по пещерам Крыма. Единственная нить, связывающая меня с этим миром, — мальчишка-курьер, сын почтальона из ближайшей деревни, который на велосипеде привозит сюда продукты за небольшую плату из моего жалованья. А куда ещё здесь тратить деньги? Даже телефона нет. Я сам так решил, сам выбрал. Жить там, среди людей, теперь значило для меня ежедневно терзаться ужасной неизвестностью. Стоило бы кому-то толкнуть меня плечом в метро, нахамить в очереди, неудачно подшутить на работе, как его нашли бы растерзанным, а я мог об этом даже не узнать. Скольких я успел убить за это время? Не знаю. Достаточно тех, что мне известны. Ежедневно я выбрасываю медальон в бушующие волны, ежедневно я нахожу его то на полу, то на столе, то в кармане. Его просто распилить, но половинки «срастаются» к утру. Его можно расплавить, я пробовал, но результат тот же. Впрочем, времени у меня теперь много. Много времени на то, чтобы слушать ночами басовитый вой, хрипло срывающийся на высокой ноте...
Автор - Tarbozaver88.
Источник.
Ключевые слова: Шумеры медальон бронза находка демон