Третья Глубина
Находясь на природном отшибе от цивилизации, пыльных дорог и машин, наша деревня расположилась прямо у начала морской линии, где норвежская цивилизация берегом сливалась с водными просторами. Имея морскую линию с одной стороны и горную вершину с другой, деревушка легла под немалым углом рельефной местности, словно секунды бы хватило на оползание всей живности и строений в воду.Наш край именовали черной полосой, потому что глубина морского дна в этих окрестностях достигала максимальной точки, и даже с небольшой высоты, сквозь прозрачную воду, можно было наблюдать черное, бесконечное дно норвежского моря. Вобрав в себя географические и гидрологические особенности, наш край ассоциировался у жителей других городов с различными историями и легендами, которые видоизменялись по истечении времени.
Несмотря на отсутствие каких-либо развлечений, более того, минимальной инфраструктуры для туристов, это место всегда привлекало гостей своими мифами про нашу черную морскую полосу, и каждый, посетивший нашу деревушку, доносил до городских обитателей истории по-разному. Даже несмотря на полное отсутствие каких-либо легенд у местного населения, туристы рассказывали самые яркие небылицы. Самой популярной из них была история о логове неведомого монстра, обитающего у подножия норвежской деревушки. Все эти обсуждения и настороженные взгляды стали довольно привычными для местных жителей, поэтому очередной вопрос о якобы высокой смертности среди населения и о ритуалах жертвоприношения чудищу с морского дна не вызывали никакой реакции у жителей деревни.
Поселившись в этой деревушке несколько сотен лет назад, еще тогда мой прадед заложил здесь рыбное ремесло: все условия способствовали массовому вылову рыбы и активной перепродаже в город. Несмотря на все успехи в этой отрасли и унаследование этого дела по мужской линии нашего рода, мой отец стал последним, кто таскал километровые сети к старой прадедовской лодке. Ни работа в команде, ни мешки только что пойманной рыбы не питали во мне энтузиазма и даже хотя бы малейшего интереса. Все, что мне было по душе, это рыбалка в одиночестве на самую простую, давно затертую деревянную удочку с проиленной донельзя леской. Такое занятие доставляло мне удовольствие, ведь я мог забыться от суеты и забот. Ощущения дарили даже не поклевки и вовсе не размер рыбы, а виды красивого моря, его глубины и величия. Порой удавалось просидеть чуть ли не сутки, игнорируя временную материю и все просьбы отца нарубить дров или выкопать очередную яму в огороде. Не то что бы я был ленив или отлынивал от дел, но по сравнению с другими жителями норвежской деревни, которая славится трудолюбивым народом, я был человеком вечно летающим в своем измерении и не подчиняющимся законам норвежской обыденности. Работы на земле, ремонт дома и другие повседневные дела создавали чувство рутинности жизни и вгоняли меня в депрессию, поэтому я максимально старался избегать указаний отца. Работа с деревом, земельные работы – это то, что окружало жителей норвежской деревни. Каждый день они возились с лопатами или топором, находя в этом отдушину. Меня же восхищал вид природы: казалось, сколько бы я не прожил в этих краях, вид горы, что, словно зуб хищника, знаменем стояла над деревушкой, желая впиться в насажденные домики, и бесконечный простор черной морской полосы поражали меня и вызывали чувство особой любви к родному месту.
Отец же был человеком, зависящим от местных устоев: разговоры у жителей о моей беспечности доставляли ему дискомфорт и повсеместно провоцировали на неприятные разговоры: «Ты должен работать, посмотри на других, чем ты хуже?», - вечно повторял мой отец. Но обиды на него не было, да и он не питал ко мне зла либо неприязни: со дня, когда погибла мама, у него остался только я, поэтому чувства неразделимости и потребности в ком-то особенно близком взаимно наполняли нас.
Хотя я и не питал интереса к рыбному ремеслу, моя близкая связь с отцом и ежедневные разговоры не оставляли мне ничего иного, кроме как понимать во всех аспектах массового вылова рыбы: каждый вечер в тишине начинался с историй отца о том, какую «громадину» удалось вытащить сетью и как он вместе с напарником сопротивлялся волнению моря.
- Я даже не мог себе представить, что бывает такая большая рыба! Подтягивая к самому борту лодки, мне до последнего казалось, что это острый камень либо коряга!, - эмоционально рассказывал папа каждый вечер. В душе он понимал, что ежедневные истории о все более крупной пойманной рыбе вряд ли доставят мне особое удовольствие, но желание иметь со мной близкий контакт было основой этих эмоциональных историй.
- И тогда я достал копье, чтобы проткнуть эту громадину, пока она не ускользнула и…!, - продолжал он, энергично взмахивая руками.
Характер жителей норвежской деревни отличался сдержанностью как в одежде, так и в поведении, да и одеваться во что-то яркое, копаясь в земле, вряд ли было бы целесообразным. Обычный норвежец черной полосы был одет в накидку серого цвета, с бордовым поясом для комфорта и нередко засученными рукавами. Лицо изображало непоколебимое спокойствие, порой даже грусть, чаще с густой бородой на все лицо и волосами средней длины. Наверное, именно географические условия жизни, умеренные ветра и холодная зима стали причинами изрядной массивности телосложения местных обитателей. Даже женщины были высокого роста с крепкими, нередко мускулистыми руками. Несмотря на всю грозность внешнего вида, в душе жители деревни у берега были спокойны, рассудительны и довольно сдержаны в эмоциях. Гостеприимство и доброта, любовь к простой жизни и природе – это то, что отличало нас от жителей за холмом.
Что, говоря о моем отце, то он были типичным представителем этой деревни. Высокий, крепкий, но с добрым сердцем – настоящий житель черной полосы. Нельзя сказать, что его занятие доставляло ему особое удовольствие. Скорее, он просто любил труд и все, что с ним связано.
- Труд – это то, что заставляет нас жить! – он всегда произносил это с особым акцентом, взмахивая правой рукой вверх. В этот момент в его голосе звучали ноты особой правоты и уверенности в своих словах.
В наших краях он действительно считался мастером своего дела. Несмотря на то, что все знали, кто был основоположником массовой ловли рыбы на черной полосе, а, как я говорил ранее, этим человеком был мой прадед, мой отец вызывал особое чувство уважения у других мореплавателей: каждое судно приветствовало его ярким флагом, что было старинной традицией норвежских судов. Мореплаватели смело изображали на цветном полотне ярких огнедышащих драконов, василисков и других существ, ассоциирующихся у моряков со смелостью и воинственностью. Каждый раз, когда отец видел эти морские факелы, то с улыбкой поднимал свои огромные ладони к небу, приветствуя братьев по ремеслу. Сколько бы судов не выходило на воду, между моряками не возникало конфликтов либо споров: норвежцы всегда были уверены, что природа даст питье и воду каждому в достаточном количестве, если уважительно относится к ее богатствам. Именно эти старинные поверья делали нас едиными и особенно дружными на фоне остальных северных народов. Но не только эти истории объединяли наш народ.
Издревле, еще в те времена, память о которых не дошла даже до самых мудрых и старых жителей нашей деревни, существует сказание о некой глубине, которая не доступна ни одному моряку. Все прибрежные жители, которые занимаются рыбным ремеслом, сквозь вены, еще генетической памятью, пропитаны старой загадкой местных морей. Их математика такова, что море делиться на несколько уровней глубины, в каждой из которых обитают различные виды морских существ. Например, городских поставщиков чаще интересовал поверхностный вид рыбы, который обитает на верхней, первой глубине. У моряков эта глубина представляется как светлый, теплый слой воды, в котором рыбу можно вылавливать чуть ли не руками. Отец всегда говорил, что даже сачок на бабочек справится с рыбой на поверхности. Что касается поставок рыбы для музеев или изготовления фигур для представления в музеях ихтиологии, то ученых и руководителей музеев интересовали обитатели второй глубины. Одним из ярких представителей этого уровня является гнильщик. Небольшой по размеру, но довольно скрытный, донный гнильщик прячется на втором уровне моря, выискивая различную мертвечину себе на обед:
«Его особо не заметишь, да и очень непросто ловить гнильщика целенаправленно, но у продавцов сувенирных лавок он пользуется особым авторитетом, поэтому усердный труд может подарить рыбаку пару приятных монет», - рассказывал отец.
Такие рыбы, как гнильщик или усач, были диковинной для городских жителей. По рассказам туристов, сувенирная полка каждого горожанина наполнена чучелами рыб второй глубины. Хвастаясь своей приверженностью к древним норвежским морям, большинство из них даже представления не имели о каких-либо глубинах или хотя бы минимальных правилах поведения на море.
Вторая глубина отличалась повышенной мутностью воды и высоким давлением, что создавало крайне опасные условия для ловли. Только световые камни, предварительно натертые и достаточно разогретые в лодке, позволяли разглядеть хотя бы ближайший метр от себя. Зная об иглоподобном рельефе второй глубины, моряки с особой осторожностью оглядывали каждый метр, не желая напороться на смертельно опасное остриё.
Подобные вылазки за гнильщиком часто кончались для моряков человеческими жертвами. Если моряк не поднимался со дна более 15 минут, то остальные дожидались еще столько же времени, а потом стремились к ближайшему берегу, медленно спуская флаг. Это означало гибель. Подобные случаи только больше объединяли местных. Если после вылазки погибал хотя бы один моряк, то все корабли сходились к нашему берегу со спущенными флагами, а сельчане садились в круг перед костром, вспоминая добрым словом погибшего. В такие моменты всегда было ясно, что, несмотря на немалое население деревни, каждый знал каждого, и любой мельчайший поступок был у местных жителей словно на ладони.
Подобный случай не обошел моего отца стороной. Однажды его команде пришлось ловить в особо неблагоприятных условиях. Небо было черным, а море, как живой хищник, выражало волнение и словно спираль кружилось вокруг отцовского судна. Можно было опустить флаг и заняться выловом на следующее утро, но чувство ответственности не оставляло моего отца: на следующий день он должен был сдать большой заказ, а вероятность повышенной мутности воды возрастала от ночного волнения моря. Словно не замечая шторм, он свистал всех на судно и требовал грести с повышенной силой, как будто скорость их прибытия могла успокоить погодные капризы. Желая расправы с хаосом моря, он с особой злостью смотрел в точку прибытия, не желая слышать сомнения в голосах рыбаков. Добравшись до места, они веревкой перевязали одного из членов команды и спустили вниз. На такие случаи на лодке был торпедовидный камень, прыжок с которым позволял добраться до пересечения первой и второй глубины, а потом 10-15 минут оставлял для спуска хотя бы в середину второго уровня и поиска рыбы.
- Это момент пролетел как мгновение, - медленно и спокойно начинал свой рассказ отец. Вся команда стояла в ступоре, я держал конец веревки в руках и несильно его сжимал, ощущая каждое движение моряка на дне, - продолжил он.
- Тебе было страшно? - спросил я с заботой и желанием его поддержать.
- Нет. Нам всем казалось, что сердце замерло, а волнение моря стало незаметным. Я оглянулся на лица других ребят, но они безотрывно смотрели на край, где веревка уходила на дно. В один момент, удары прекратились, но я не переставал отпускать привязь.
- Вам же нужно было спасаться? Задал я еще один вопрос, желая услышать, что было дальше.
- Ребята торопили меня отпустить веревку, кричали о том, что промедление потопит нас всех и ждать уже нет смысла. Прождав все немыслимые сроки, но все-таки вспомнив о том, что я несу ответственность за других, я взмахнул рукой в сторону берега, и команда с небывалой скоростью стала грести к деревне, словно голодные до суши, и просто желающие выжить на самом деле рыбаки, работали веслами в такт. Лодка отплывала все дальше, но мой взгляд не отрывался от места погружения, и даже сейчас, спустя годы, я за считанные секунды могу найти эту точку в море. – закончил он, отходя к окну.
Дальше отец рассказал, что на берегу у него кончились силы, и такое потрясение заставило его забыть даже о старой традиции спускать флаг. Так погиб лучший друг, самый верный напарник в команде отца и мой самый близкий человек – моя мама.
Далеко не все осмеливались на ловлю со второй глубины. Рыбаки, которые отдали на промысел половину своей жизни, а то и более, не намеревались прекращать любимое дело. Более того, смыслом жизни они видели охоту в море, корнями врастая в деревянное дно судна, да и условия жизни, признаться, не давали им другой возможности на достойное существование.
Смертность в наших краях была особо незнакомым явлением: местные жители, как и мой прадед, умирали в глубокой старости, а болезни были диковиной для наших мест. Но древние корни нашей черной полосы таили в себе множество историй: старожилы норвежской деревни с особой осторожностью рассказывали младшим о старой и уже почти забытой в наше время легенде, которая прячется в памяти наших предков и скрыта в давно погасших сознаниях старейших. Эта история являет собой желание тишины и наименьшей огласки, словно само произнесение этого мифа вызывает чувство пугающей таинственности. Когда я услышал об этом в первый раз, то моей фантазии не было покоя. Открыв рот и бдительно наблюдая за каждым движением прадеда, я вникал в суть каждой фразы. Эта история казалась мне таинственной древней загадкой, повисшей в тяжелом воздухе, словно слова о тех сказаниях вызывали древний запах ужаса и многослойной пыли, что лежит на гробах древних жителей норвежской деревни. Малейшее приближение к развязке истории словно вызывало нечто, которое довлело над нашей деревней и желало с особой жестокость расправиться с тем, кто упоминает его вслух.
Особо пожилые рассказывали, что в деревне живет человек, который был свидетелем этого явления. Столкнувшись с неизведанным, он бросил рыбное ремесло, уже годами скрываясь в одном из домов и храня мистическую тайну наших земель.
Эта легенда гласит о том, что море не ограничивается двумя глубинами. Как рассказывал местный гидролог и краевед, первая и вторая глубина действительно отличаются уровнем давления, уровнем поступающего на воду света, что влияет на условия существования морских обитателей, но световые характеристики второй, опасной на взгляд рыбаков глубины, значительно отличаются по цвету от той картины, что наблюдается на вершине клыковидного холма: море действительно напоминает черную полосу, которая словно ставит барьер перед зеленой береговой зоной. Темно-синее дно напоминает бездонную воронку, которая поглощает каждый упавший на водную гладь корабль. Для большей наглядности я решил встретиться с местным знатоком. Находясь у самого берега, морские просторы не вызывали у меня какого-либо волнения. Но стоило лишь подняться на вершину холма, то море преобразовывалось в ядовитое, густое по консистенции болото, которое пугает и заставляет закрыть от страха глаза. Кажется, что прыгнув в эту пучину, ты будешь падать вечно, слушая нашептывания демонических сил. После увиденного сверху, я словами пытался поторопить краеведа, отвлекая его всяческими причинами, не желая обсуждать мой настоящий испуг:
- Сейчас поднимется горный ветер и нам стоит поторопиться. – Сказал я, оборвав все рассуждения краеведа о возможных причинах образования черной полосы. В ответ он лишь поправил ворот своего одеяния, укрываясь от потока ветра, и продолжил озвучивать свои версии, игнорируя любые формы моего волнения:
- Возможно, темный оттенок вызван особенностями рельефа… - продолжал размышлять знаток.
По теории, черная полоса имеет третью по уровню глубину, которая таит в себе нечто сокрытое во мраке былых лет. Как туристы не пытались приплести наши земли к различным легендам, не было ни одного упоминания о третьей глубине, которая вызывала при огласке тишину и страх у местного населения. Никто, даже самый смелый рыбак, не осмелился световым камнем заглянуть ниже второго уровня, боясь познать нечто невиданное, тормошащее сознание старших.
Как бы не ускользала память об этом поверье, я прилагал все силы на поиск любой информации, которая позволила бы мне разгадать древнюю легенду. Любые попытки расспросить местных жителей заканчивались недовольством либо удивлением услышанным. Рыбаки чтили законы морской математики и, не ведая тайны самой высшей глубины, лишь ограничивали свое занятие вторым уровнем, боясь нарушить устои и традиции. Единственное, что оставляло мне надежду, это разговор со старейшими жителями, теми, кто, возможно, сохранил в своем сознании отголоски древнего мифа.
Обойдя множество домов в поиске ответа, я наткнулся на дом одного из старейших жителей. Чувство неугасимой надежды подтолкнуло меня войти вовнутрь. Там меня приветствовала пожилая женщина хрупкой наружности, признаться, не свойственной коренным жителям деревни:
- Я хотел бы увидеть хозяина дома, у меня есть волнующий вопрос к нему, – промолвил я, страшась услышать отказ.
Старушка улыбнулась и проводила меня в дальнюю комнату. Здесь, окруженный шкурами поверженных животных, в деревянном кресле сидел пожилой, крупного сложения мужчина с умным видом. Его пристальный взгляд словно говорил мне, что знает, зачем я явился. Взор мужчины приковал меня, и я застыл в неловком молчании. Осмотрев все вокруг, наблюдая преимущественно тепло-коричневые тона, я резко испытал чувство комфорта, ведь вид старины и деревянного антиквара всегда радовал мою душу. Чуть промедлив, я тихо спросил:
- Я хотел узнать у Вас об одном событии. Нет, не о событии… Точнее, об одной истории. Мифе, – невнятно проговорил я. Мужчина пристально смотрел на меня, раскуривая трубку. Поняв, что не получу какой-либо реакции, я продолжил:
- Дело в том, что одна история, легенда, точнее поверье, не дает мне покоя. Я еще не успел закончить, как мужчина демонстративно глубоко вдохнул и спокойно меня спросил:
- Ты сын главного рыбака нашей деревни?
- Да, - быстро ответил я.
Тогда мужчина встал с кресла, скинул с себя одеяло и пересел на кровать.
- Садись. – произнес старик, показывая пальцем на кресло.
Смущаясь, но не желая возражать, я медленно сел в кресло. После того, как я уселся поудобнее, старик, с нотами доброжелательности в голосе, интригующе спросил:
- Что же может так взбудоражить сознание юноши, сына главного рыбака норвежской деревни? - улыбаясь спросил он.
Я только открыл рот, чтобы сказать, но старик меня перебил:
- Легенда о третьей глубине.
Его взгляд выражал силу, ум и отвагу, словно множество значимых и непростых событий числится на его памяти. Он прищурил взгляд, перемешав в своем взоре серьезность и таинственность. Не выдерживая такого давления, я положительно помахал головой.
Мой неловкий жест открыл мне дверь в новую историю, которая повлияла на мою дальнейшую судьбу. Изменившись в голосе, старик поведал мне тайны легенды:
- Эта история гласит о том, юноша, что готов узнать не каждый. Соглашаясь услышать мою историю, ты готов принять, что твоя жизнь и восприятие наших краев вряд ли покажутся тебе прежними. Я не могу исключать, что твой сон и состояние спокойствия могут покинуть тебя, пока тебе не удастся забыть эту тайну. А история гласит о возмутительном, поражающем воображении факте, о том, что с неизвестных времен, когда-то совсем давно, еще до появления нашей деревни, здесь обосновалось и пустило корни в морское дно нечто невиданное, неописуемых размеров и неизведанной формы явление, которое хранится в покоях нашего моря. Легенда гласит, что нечто появляется в очень редких случаях, измеримых в пролетевших столетиях и веках, и никто не знает, почему и когда оно явится людскому свету вновь.
Как бы не пытались понять его форму и обличие, историки называли разные версии, совершенно отличимые друг от друга. Даже официальное историческое общество не смогло признать существование этого явления лишь потому, что показания историков в корне отличались друг от друга. Самое интересное, что, несмотря на характерную любопытность журналистов и местных краеведов, никто из них не пытался вести расследование из-за страхов, которые наводили местные жители. Говорят, что каждый, кто пытался изучить нечто, либо собрать какую-либо информацию, мгновенно исчезал либо умирал нелепой смертью. Последним, кто занялся этим вопросом, был юный журналист из городского университета, которому удалось найти записки о последнем явлении нечто. Но удивлению не было предела, когда на следующее утро он был найден мертвым – парень упал с рельефа и разбил голову о камни. По рассказам мудрейших жителей, нечто не позволяет изучать себя. Чувствуя ментальное вмешательство даже в сам факт своего существования, оно пытается запугать любопытного, тормоша его сны и разум, действуя психически на новую жертву.
Тьма, которая виднеется с высоты горного клыка, представляет собой неизвестную нам глубину. Мы можем лишь догадываться и предполагать, сколько километров тянется эта пропасть и что в себе таит, но лишь слова способны заглянуть в эту бездну. Ни один не осмелится опуститься ниже второго уровня. Мне бы хотелось утолить твой интерес либо посоветовать не вмешиваться в эту историю, хотя бы потому, что каждый, кто пытался раскрыть тайну, плохо заканчивал. Но я вижу, что твое сознание теперь только больше встревожено и вряд ли потеряет интерес к услышанному.
Подумав, что рассказ завершен, я быстро встал с кресла и, поглядывая на него, стал удаляться к выходу, но старик тут же встал и продолжил:
- Я не знаю, чего ты хочешь и на что готов, юноша, но скажу тебе одно – ходят слухи, что в нашей деревне живет один странный житель, который как-то связан с этой историей. Он малообщителен и всегда ходит в длинной накидке. Его дом находится где-то на краю деревни, ближе к морю. И да, если вздумаешь связаться с ним – будь осторожен. Не нравится мне его рожа, - закончил старик.
Теперь история не давала мне покоя. Я даже не помню, как бежал от дома старших и что происходило вокруг – мысли об услышанном пленили мой разум. Как я не пытался задействовать фантазию, представляя образ неизведанного, каждая картинка являлась словно в тумане, за которым нечто двигалось в хаотичной форме. Даже слова старейшего о том, что оно подавляет разум любопытных, не останавливали меня: мне хотелось еще больше заглянуть в страшную тайну этой истории.
Прошло несколько недель с того момента, как я встретил старейшего. Его рассказ взбудоражил мое сознание и не отпускал ни на секунду. Если раньше я мог выйти к морю и любоваться просторами, то теперь озадаченность тайной охватила меня и заставляла размышлять о третье глубине и о том, что хранит в себе эта тьма.
Понимая, что эта история зашла для меня в тупик, я вспомнил о странном человеке, которого упомянул старик. Желая получить еще больше информации, я отправился на поиски мужчины, спрашивая местных о нем. По рассказу старейшины казалось, что его сложно не заметить среди жителей: длинное одеяние, которое он носил, сразу бы сдавало его среди других. Но никто из местных, кого удалось мне опросить, не слышал о его существовании. Даже казалось, что старик обманул меня, желая попытать мое любопытство. Тогда я решил не появляться дома и уселся на прибрежную скалу, высматривая хотя бы похожего по описанию человека. Просидев целые сутки, меня сильно клонило в сон. Несмотря на пылкий интерес к тайне, представляя образ неизведанного, мои глаза закрывались под натиском усталости. В один момент я взглянул на море, и был поражен его оттенкам: оно словно превратилось в вязкое, фиолетовое болото мерзкой консистенции. Небо слилось с морем, представляя собой один вязкий, мрачный портал, который воронкой кружился, пытаясь забрать меня к себе. Казалось, что я обречен и худшему уже не быть, как море загремело раскатами мощного и дикого треска: что-то очень массивное и невероятно большое поднималось со дна. Забыв про вид моря, я с ужасом на лице, желая взвыть, наблюдал, как что-то поднимается со дна, издавая едкие вибрации низких частот. Увидев, что центральная часть моря стала багроветь, на нем образовалась черная тень колоссальных размеров и, казалось, через пару секунд выйдет наружу, являя себя миру.
Вскрикнув от ужаса, я проснулся на той самой скале, на которой наблюдал за прохожими жителями деревни. Море было спокойное, солнце давно зашло за горизонт, а в домах зажегся свет. Отойдя от сна, я постарался вновь сосредоточить все внимание на местности. Казалось, что мне уже не удастся разглядеть нужного человека. Вдруг возле берега я увидел силуэт – фигура пробиралась к дому возле моря. В длинной, монотонной по своей форме накидке, она крутилась по сторонам, не желая быть замеченной. Спустившись вниз, я подошел поближе, наблюдая за незнакомцем. Он быстрым шагом зашел в дом и закрыл дверь. Когда я подошел поближе к дому и поднял руку, чтобы постучать, что-то остановило меня. Я смотрел в дверь и обдумывал возможные варианты встречи с незнакомцем и сцены, которые могут произойти. Тогда мне казалось, что поворот событий может быть любым и даже допускал тот факт, что могу не вернуться домой. Мое чутье больше склоняло меня на осторожное поведение, и, опустив руку, я медленно открыл дверь, чтобы незнакомец не смог меня услышать.
В доме было очень темно. Лунный свет, который отражался от моря прямо в окно, бил навязчивой резкой струей, смело сдавая мелькающую фигуру в потемках. Дом был достаточно пустой, что при его скромных размерах создавало иллюзию большого пространства и высоких, темных потолков. Разглядеть детали вокруг едва удавалось, но и моя озабоченность быть замеченным не давала покоя. Медленным шагом я двигался в дальнюю комнату, чтобы настичь незнакомца. Внутри было странное, неловкое чувство, словно он специально пробрался в самый конец дома, чтобы затащить меня поглубже в свои стены и не дать уйти обратно. Приближаясь к последним рубежам домика у берега, я испытывал нарастающие напряжение и страх. Опасения увидеть нечто поразительное нарастало и быстрым темпом превращалось в уверенность. Заглянув в последнюю комнату, где стояло мощное, рамное окно, пропускающее большее количество лунного света, я увидел фигуру – незнакомец сидел за столом, лицевой частью смотря в окно. Его фигура замерла неподвижно, даже не было заметно содроганий от дыхательных процессов. Казалось, что любой жест с моей стороны или слово оставят незнакомца в непоколебимом положении. Приближаясь к ночи, мое восприятие действительности стало чувствительнее и тоньше, поэтому каждая мысль об ужасном становилась для моего разума неоспоримой явью. Сознание стало взбудораженным и я был готов уже готов крикнуть ему «повернись», не выдерживая происходящего. Фигура неожиданно встала во весь рост, которая представляла из себя высокий, худой силуэт, в длинной, затертой накидке. Он сделал это так резко и четко, что движения казались неестественными для простого человека. Это еще больше напугало меня, и, не сдержав эмоции, вскрикнул: «Господи, да кто же ты?!»
Наступила неловкая пауза, в которой тишина представляла из себя гул моря, что томилось за окном в ожидании развязки. Вдруг фигура тихо, но отчетливо произнесла: «Беги. Как можно скорее». Не проронив ни слова, я помчался на выход, постоянно оглядываясь назад. Как бы мне не хотелось спастись, мой взгляд не отрывался от него – я пытался разглядеть его лицо. Сильные эмоции и желание выбраться из дома не давали мне внимательно разглядеть, только помню, что это точно был не человек. Точнее, создание было человекоподобное и, вероятно, отдавало себе полный отчет, что хотя бы в прошлом относилось к людям. Его лицо было человеческим, на половину покрытое наросшими гнилыми кораллами, а правая конечность представляла собой длинную, грубую бордовую клешню, сжатую, как серповидный камень.
Моему страху просто не было предела. Не давая себе отчет, я громко кричал различные слова, пытаясь найти спасение. Тварь гналась за мной, изредка приговаривая фразы нечеловеческим, грубым голосом, желая прибить меня своей конечностью.
- Я знаю, почему ты тут. Лучше беги, – прокричал он своим неземным голосом, пытаясь проломить мне голову. Как я не пытался бежать, мои ноги стали словно сопротивляться и совершенно не поддавались управлению. Я повалился на пол, и его удар клешней попал прямо по столу, миновав меня. Удар был настолько сильным, что стол из старых, прочных пород дерева разлетелся в жалкие щепки. Казалось, я был на грани смерти. Тварь продолжала гнать меня, пытаясь поразить своей конечностью.
Он лишь повторял:
- Он все равно бы послал меня за тобой. Ты не должен о нем знать.
Покарабкавшись по полу, мне все же удалось встать и побежать прямо к двери. Инстинкты самосохранения поддержали меня, и выход наружу уже не казался таким неясным. Выбежав из комнаты, он все же настиг меня через соседнюю стену, проломив в ней дыру. Казалось, что я был близок к спасению, но тварь смогла ухватить меня своей уродливой конечностью. Он крепко схватил меня, медленно приближая к себе. Ему хватило бы добавить еще немного сил, чтобы сломать ключицу. Любые попытки нанести удар кончались провалом – клешня была твердой как камень, а монстр продолжал меня сжимать. Понимая, что моя попытка спастись обретает конец, я, сжав зубы, вырвался из хватки, оставив в его конечности кусок своей плоти. Я кричал от боли. Она была столь невыносимой, что шоковое состояние охватило меня и повалило на пол. Он вышел из-за проломанной дыры и, замахнувшись на меня, тихо произнес:
- Он заставил меня служить ему. Никто не должен знать о нем.
После сказанного неведомая тварь неожиданно замерла, а ее получеловеческое лицо застыло. Это был конец – я воткнул ему гарпун прямо в живот, с жестокостью прокручивая вокруг оси. Ненависть овладела мной, и я вставил кусок металла глубже, закричав в порыве ярости. Высокий получеловек медленно грохнулся рядом со мной, загрохотав своей уродливой, хваткой лапой. С ним было покончено.
Еще долгое время я не мог прийти себя. Чувства шока и бессилия настигли меня и довели до самого предела, что все вокруг казалось размытым и бессмысленным. Глубокая рана напоминала о себе, но на фоне выплеска адреналина не так заботила, как случившееся пару минут назад. Медленно шагая домой, а пристально смотрел вниз, обдумывая слова незнакомца. Преследуя в своей затхлой хижине, он неоднократно повторял слова о службе некому существу, а также о том, что любые известия о нем кончаются для всех смертью. Было ли неземное существо его слугой, которое исполняло указания повелителя, или это тот самый таинственный монстр, пугающий туристов своим древним, многовековым существованием? В этих вопросах я пытался разобраться, томя многочисленными думами свою и так встревоженную голову. В дом я зашел уже глубокой ночью и бессилие ничего не оставляло мне, кроме как лечь на кровать и, не разувшись, уйти в глубокий сон. Последняя мысль, которая посетила меня перед тем, как я закрыл глаза, была мыслью о том, как дальше мне разобраться в ситуации и куда идти, чтобы найти ответ. Ведь если слуга был убит, то больше ничего не стоит на моем пути к разгадке ужасной тайны?
Было бы глупо сказать, что я не испытывал интереса к дальнейшей разгадке. Произошедшие события только больше встревожили мой разум и настраивали на поиск новой информации, что могли бы навести меня на истину. Я даже не мог представить, что томится на третьей глубине, если лишь исполнитель его воли был нечеловеческого облика.
Мой сон был крепким. Это было связано с накопившейся усталостью, которая образовалась в результате моих последних ночных похождений и вылазок в другие края деревни. Несмотря на последние события и будоражащие факты о глубине, мне снилось наше бесконечное море, согревающее душу своим плавным перекатом волн. Море всегда приветствовало нас своим теплом, будучи нагретым от ясного солнца. Дивный край достался нашим сельчанам, но таивший множество загадок, столь терзающих мое любопытство.
Ничто не предвидело окончания сна – в ночь я проснулся от волнения моря. Я слышал голоса, вовсе не знакомые мне до этого дня. Они словно нашептывали мне какие-то формулы, словно низким голосом диктовали мне свои правила. Подойдя к окну, я увидел, как море приобрело оттенки неба – наливаясь густым, болотным цветом, оно плескалось в разные стороны, не желая покоя. Даже сквозь пальцы чувствовались вибрации, которые происходили от морской волны. Оно так потемнело, что слилось в единый горизонт с небесным покровом. Шум не прекращался, а все больше нарастал в циклично повторяющиеся голоса, которые на слух словно произносили какие-то древние молитвы. Любопытство не давало мне покоя, и я выбежал на улицу.
Наблюдать происходящее интереснее всего было сверху, и я быстро начал подниматься к вершине холма. С максимальной точки наблюдения я заметил, что вода стала темнеть. Имея и так темный оттенок, море стало чернеть и превратилось в густую, плавно движущуюся воронку, которая сопровождалась ветром и гулом. На миг казалось, что вся природа стала воедино кружиться в этом едком свете. Мое любопытство нарастало, но мигом сменилось в испуг. Внутри было неспокойное чувство, вызванное тем, что что-то звало меня из воды. Те голоса, что я слышал, усилились и словно стали давить на меня и призывать подчиняться звучащим молитвам. Казалось, что звук уже пробрался в голову, и я сжал ее изо всех сил. Такого напора звуковых волн я не выдержал и повалился на скалистую местность.
Люди стали выбегать из своих домов, наблюдая за происходящим. Даже издали, по силуэтам, я видел, как жители были напуганы и словно прикованы к земле. Море стало бешено биться о берег, а лодки выбрасывались на сушу. В один момент наступил штиль, а ветер успокоился. Уже показалось, что природное явление успокоилось и жители могут разойтись по домам, но в этой истории был совершенно другой конец. Темная фигура с широким очертанием приближалась к верху – что-то начало подниматься из-под воды. Только сверху можно было увидеть, как черная глубина слилась с громадной тенью, надвигавшейся наверх. Тень имела форму гигантского купола с вьющимися отростками, исходящими вниз. Всеми силами мне хотелось остановить это, и я тревожно нашептывал просьбы уйти нечто восвояси.
С приближением тени к поверхности воды земля наполнилась раскатами небывалого треска. Люди стали заходить за свои дома, постепенно устремляясь к вершине клыка. На поверхности стал появляться панциревидный щит, с каждым метром своего явления издающий колоссальный грохот. Внутри я испытывал жуткий страх и мне хотелось прекратить этот жестокий ритуал, лишь бы не увидеть, что явилось человеческому свету. В голове я стал прокручивать всевозможные образы создания, вплоть от подводного змея до исторически всем известного кракена, потопляющего своими могучими щупальцами людские корабли. Но я как никогда оказался далек от правды.
На сушу из максимальной глубины, которая была лишь легендой местной земли, поднималось нечто ужасное. Тварь колоссальной длины выла гулкой сиреной, словно сообщая мировую тревогу. Длинный червь, вьющийся в километровую длину своими спиралями, клешнями и пастью краба, ненавистным, человекоподобным взглядом пожирал меня. Он словно ненавидел меня и проклинал за то, что я тревожил его в своих воспоминаниях. Он имел что-то общее с незнакомцем и словно одной принадлежности, пытался меня убить. Тогда я проклинал себя, что стал изучать местную мифологию. Люди хаотично бежали наверх, пытаясь спасти свои жизни от жуткой пасти кольцевидного червя, пожирающего человеческие тела. Его оранжевые глаза с умным, наполненным ненавистью взглядом, были полны интеллекта и желания крови. Мои мысли и разговоры о нем потревожили его сон, и теперь он явил себя миру, желая покончить с местными обитателями. Как я ни пытался жестами рук направить людей под холм, тварь вытягивалась и своими клешнями забрасывала людей себе в пасть. Когда я понял, что те, кто смог ускользнуть от лап червя, убежали за холм, он сосредоточил свой взгляд на мне. Всем своим взглядом он проклинал меня, и, как говорил незнакомец, словно с ненавистью кричал, что я зря потревожил его покой. Длиной в километры, он вился в море, вращая свое тело по спирали. Казалось, что тварь не имеет конца, а его тело уходило куда-то далеко, за туманный горизонт. Так я встретил свой конец.
Сказать, что я проснулся в ужасе, вскрикнув от страха, было бы малейшим выражением своего тревожного состояния. Я вскочил с постели, вспоминая все жуткие, увиденные сквозь покой картины. Еле сдерживая дрожь, я направился за стаканом воды. Свежий глоток немного взбодрил меня, но страх не отпускал ни на секунду. Все образы сна стояли у меня перед глазами, вплоть до мельчайших подробностей увиденного. Желая освежиться, я вышел на улицу, о чем несказанно пожалел. На улице я увидел картину, которая изменила мою жизнь навсегда: дома были разбиты в труху, а люди, точнее то, что осталось от них, лежало на земле в разорванном, ужасающем виде. Кровавый шлейф тянулся до самого холма, куда, видимо, желая спасти свои жизни, бежали невинные жертвы. Кроме разрухи и останков потрошеных людей ничего не виднелось, а норвежская деревня превратилась лишь в кровавые останки воспоминаний о ней. Чтобы не произошло в тот день, никому из местных обитателей не удалось спастись.
С тех пор, в мучительном одиночестве, я жил на берегу моря и проклинал тот день, когда потревожил миф о таинственной третьей глубине.
Ключевые слова: Деревня рыбаки глубина легенда монстр авторская история