Наследство
Стайка мурашек побежала вдоль моего позвоночника, затерявшись где-то на сгорбленных лопатках, и я наконец отлепил лоб от вагонного стекла, с лёгким отвращением заметив, что оно таки грязное. Как и положено в междугородних поездах, успокоил себя я, как и положено, да. А утром светило солнце и всё казалось таким лучезарным! Теперь же, вместе с помутневшим к обеду небом, в мою голову возвращались непрошенные воспоминания - о бесконечных скандалах дома, криках, стуке с яростью захлопнутых дверей, проклятиях и грозных пророчествах моих самых близких. Что ж, жизнь с предками не задалась, и это пора бы признать уже давно, но пока я не подыскал себе угол и работу, мне срочно нужно было куда-то свалить. И дом дедушки Абраксаса пришёлся здесь как нельзя кстати. Вчера вечером я ультимативно потребовал у отца свою долю семейного наследства, заявив, что больше ни минуты не могу находиться под одной крышей с такими жлобами, как он с мамашей. Папаша, шипя и брызгая слюнями, полез куда-то в сейф и швырнул мне в лицо старый проржавленный ключ. Больше меня ничего с ними не связывало. Ночь прошла в приготовлениях и сборах - вещи, деньги, кое-какая техника, которую я мог считать своей, и на рассвете я уже топтал перрон вокзала в ожидании нужного поезда. Теперь же, после трёхчасовой железнодорожной качки, настроение моё слегка пошатнулось, и в довершение в дверь вагона высунулось одутловатое лицо невыспавшейся проводницы, она предупреждала меня о том, что мне нужно сходить.Лёгкий ветерок поднимал облака пыли и волнами гонял по щербатым и выкрошившимся плиткам станционной площадки. Мой поезд уезжал, теряясь в синеве. Я с лёгкой тоской оглянулся, да уж, кажется, край света должен бы, по идее, находиться здесь. Но мой край был ещё дальше - 20 км по просёлочной дороге пешкодралом и вот, здравствуй, городишко N - заброшенный и необитаемый. В котором старики, как мой дедуля, вымерли, а молодёжь разъехалась, ибо ловить дома было нечего. Надо сказать, что к концу дистанции идейка вот так пожить вдали от родных перестала казаться мне такой уж удачной, ибо что греха таить, с далью я перегнул - на 20 км окрест ни единого человеческого жилья: поля с травой, колосящейся под июльским солнцем выше головы взрослого мужика, то есть меня, бесконечные перелески, птичье пение, треск кузнечиков. И никого, никого вокруг! Блин, да... Может, пока не поздно, повернуть назад? Порыскать в городе и на окраинах? Но ноги нещадно болели, к тому же большую часть я уже отмахал - не отступать же, так и не увидев цель, верно? Когда же я совсем отчаялся, из-за нового поворота змеящейся дороги наконец-то вынырнул он. Город. Заброшенный и безжизненный. И в эту же секунду из-за туч выплеснулся багряный свет заходящего солнца, на миг словно подарив жизнь каменным и деревянным развалинам.
Первым меня встречал безликий придорожный магазинчик, потерявший свою вывеску и большую часть чешуящейся буро-розовой краски. По правой руке ютилась жестяная развалюха, в лучшие свои времена достойная считаться конуркой последнего деревенского забулдыжки. А вот прямо по курсу красовался он - дедулин дом. Здоровенный особняк в два этажа, с мансардой и старинным раскидистым дубом возле крыльца. В лучах заходящего солнца его листва отливала червонным золотом, и казалось, стекала на пылающие багрянцем окна. Картина поистине сказочная! Я даже забыл про свои болящие ноженьки. Но хорошенького понемножку и, порадовав, дневное светило начало погружение, забирая свой животворящий свет. Без которого всё постепенно становилось таким, каким и должно быть - пошарпанным, безжизненным и неуютным. Словно гаснущие глаза, из которых со остатками жизни исчезают разум и любопытство. Теперь дом таращился на меня запылённым матово-чёрным безглазьем. Которое, казалось, стремительно остывало и вот-вот готовилось уйти вслед за былым хозяином. Да, кажется, наступающая прохлада не лучшим образом действует на мои мысли - ещё немного тут постою и, пожалуй, сквозь бурьян почешу обратно. Я выругался и весьма крепко стукнул себя кулаком по бедру - иди уже, скот.
Рассохшиеся ступени встретили меня заунывным скрипом, предательски прогибаясь под молодецкой поступью. Да, новое жильё - новые задачи. Я всунул в замок ключ и впервые ощутил лёгкий укол страха - чёртов ключ не поворачивался ни в одну сторону, а когда я попытался его вытащить обратно, то он словно врос в ржавое замочное нутро. Неужели теперь ночевать на улице?! Я снял с плеч рюкзак и основательно приналёг. Дверь с отвратным верещанием распахнулась, явив предо мной... ничего. Да, этого следовало ожидать, конечно же, в помещениях темнее, чем на воздухе, но тут, казалось, засела сама замогильная тьма. Я постоял, дождавшись, пока глаза хоть немного привыкнут к царящему здесь мраку, и только после этого ступил внутрь. И сразу же закашлялся - мои шаги вкупе с залетавшим с улицы ветерком подняли настоящую пыльную бурю. Да здесь без противогаза не обойтись! Я кое-как доковылял по до середины просторного зала, который, видимо, служил дедушке и прихожей, и гостиной. Углы терялись в неразличимом сумраке. Последний свет дня неумолимо гас. Нужно было что-то предпринять. Я наугад начал тыкаться во все стороны. Пыльный, но добротный стол, у самой дальней стенки - продавленный диван, кое-как обтянутый истёршимся буро-зелёным дермантином, такое же стариковское кресло, несколько стульев, парочка обесточенных напольных светильников, естественно, откуда же тут электричество?
Так, тыкаясь в стены, что твой слепой крот, я обошёл всю комнату и вернулся к выходу, в ближайшем к которому углу меня ждал незамеченный ранее сюрприз - шкаф, круглый шкаф, что твой шаманский бубен! Интересно, если в него постучать, домовой придёт?! Такое эксцентричное сравнение пришло в мой мозг ещё и потому, что кроме необычной формы этот мастодонт ещё и обладал объёмными коваными металлическими корнями вместо ножек, а также обвивающими его могучий корпус латунными побегами от этих корней, и венчающим его чело цветоганом диаметром с добрую раффлезию! Даааа, такое чудо скорее приличествовало бы каким-нибудь "Хроникам Нарнии", а не этому врастающему в землю пыльному чертогу. Но на всякий случай всё же вежливо постучал в гулкие дверцы:
- Эй, Аслан, ты там?
Но прекрасный лев ко мне не вышел, вместо этого в пыльном шифоньерном нутре что-то захлопало, забухало и заскреблось. Моя рука сама отдёрнулась, а ладони покрылись противным потом. Я глубоко вздохнул и сквозь зубы обругал себя: "Соберись, тряпка, не мужик! Там всего лишь старый лысеющий крысак. Надо открыть..." Но задача выгнать мерзкую зверюгу оказалась не такой-то простой: я обтёр всю наслоившуюся пылищу, но нигде не нашёл ручки! Как же дедок его открывал? Или... я достал из кармана ключ, надеясь где-нибудь всё же подцепить неподатливую дверку. А, вот личинка замка, что, ключ подошёл?! Да ладно? Ну дедуля... Со смачным щелчком дверь распахнулась, обдав меня непередаваемым коктейлем из сырой плесени, лежалого тряпья и каких-то летучих гадов, щеманувших мне прямо в харю.
Матерясь и отплёвываясь, я завертелся волчком: чёртовы мыши! И затопал к оставленному на диване рюкзаку - впотьмах здесь шарить себе дороже. Со светом кроме непереносимой вони оставившего дневное пристанище мышиного семейства в недрах округлого недоразумения обнаружилось ещё ведро с мусором от очередного гнездилища какой-то теперь уже сухопутной дряни, пара усохших швабр и старая половая щётка. Ну что ж, последнее то, что надо. Поминутно кашляя, я наконец-то принялся за уборку. И завершил сиё благое начинание уже в кромешной тьме.
Да, думал я, ворочаясь на вонючем бугристом диване и кутаясь в тонюсенький плед, что я правоверно свистанул из дома, - начинать самостоятельную жизнь не такая простая штука, но где наша не пропадала!.. Усталость взяла своё, и я заснул.
***
Пробуждение настало глубочайшей ночью посреди нечеловеческой стужи, что внезапно заявилась посреди августа. Казалось, что мой нос вот-вот превратится в ледышку, а замерзший выдохнутый пар посмертной маской ляжет на лицо. Но разбудило меня вовсе не это. Топот. Вчера вечером я не дал себе труда обследовать кухню и прочие комнаты. И теперь платил полной мерой. На кухне кто-то ходил. Я почувствовал выступающую на висках испарину. Кто там? Бомж? На каблуках? Двуногая лошадь? От нелепости обоих предположений впору бы посмеяться, но больше хотелось заплакать. Я один. В мёртвом городе. По соседствую клацает какая-то ночная нечисть. Я попытался приподняться. Диван предательски скрипнул. Ночной гость сменил траекторию. В мою сторону. Я почувствовал, как ночной холод затекает мне прямо в жилы. И едва не заскулив, с головой укутался в плед. Ей-богу, я вел себя как детсадовец! Но в тот момент ничего не мог поделать, я чувствовал, знал, что ОНО небезопасно. Дребезжащий скрип. Дощатый пол смягчил жуткую поступь. Гость крался. Я старался перестать дышать. Время, словно липкая патока, растягивалось и оседало сверху. Сколько так прошло? Несколько секунд? Часов? Возможно, несмотря на противоестественность ситуации, каким-то образом я задремал. Ибо когда рассудок более-менее вернулся в пустую голову, сквозь скатавшийся ворс одеяльца виднелся утренний свет. Я с силой выдохнул и на раз-два поднялся. И едва не упал. Затёкшее тело отказалось слушаться. Перед глазами плясали звёздочки. Боль простреливала от копчика до шеи. Мышцы рук ныли, словно накануне я разгрузил целый состав кирпичей. Кое-как, закусив губу, я поднялся и поплёлся обследовать место вчерашней аномалии. Кухню.
Первое, дверь. Дверь слегка приоткрыта. А я её закрывал, или нет? Убей не помню. Я осторожно просунул голову. Большое помещение, от пола до потолка отделанное серовато-синим кафелем. Залитое весёлым утренним светом. У дальней стенки - кухонный гарнитур, посередине - обеденный стол. Я аккуратно вошёл. Пыли вроде как поменьше, чем в гостиной, это уже интереснее. Я прошёл вглубь и заметил справа ещё одну дверь. Что это? Кладовка с продуктами? Может, там есть что-нибудь непотраченное мышами? Стараясь не шуметь, я приблизился и осторожно взялся за висевший на ней амбарный замок. И рефлекторно отдёрнул руку. В первое мгновение мне показалось, что замок раскалён. Немного постояв над ним в отупении, я решился на ещё одну попытку. Лёд. Мой измотанный разум тут же выдал картину находящегося за этой дверью гигантского рефрижератора, где дедуся хранил в ледниках замученных и разделанных им людей. Естественно, чем ещё заниматься в такой глуши?
В любом случае, ещё одна ночь в одиночестве здесь сорвёт мою хлипкую крышку ко всем чертям. Нужно было что-то предпринять. Я схватился за телефон. Благо сеть ловила и маленький спаситель ещё не до конца разрядился.
...Наконец телефон в последний раз прощально пискнул и отключился. Но меня это уже не волновало, я успел обзвонить достаточно своих друзей и знакомых, близких и дальних, хороших и не очень. И теперь оставалось только ждать, пока ко мне на огонёк прикатит целый батальон. А пока он катит, стоило бы немного осмотреться на местности. Потому я бросил на диван бесполезный жестяной коробок и отправился на осмотр места дислокации.
Разросшаяся нежно-зелёная травка, отдававшая сияющему солнцу остатки утренней росы, даже в сочетании с царившей вокруг разрухой производила умиротворяющее впечатление. Воспоминания потекли рекой...
...Как я был маленьким, и на целое лето приезжал сюда. Как играл с деревенскими ребятишками, коих много было в те времена; кстати, жестяная развалюха напротив дедушкиного дома уже в те времена считалась необитаемой. Среди взрослых ходили легенды о ночующих там бомжах и алкоголиках, среди стариков даже о беглых арестантах, а среди нас, детей, естественно, о призраках. И мы лазали их ловить. Разумеется, ни одного ни разу не поймали. Но каждый раз давали друг другу зарок: вот в следующий раз обязательно - и тогда!.. И с чистой совестью бежали купаться. Примерно в полумиле отсюда плескалась мелкая речушка. Надо бы проверить жива ли она, не пересохла. Ноги сами понесли меня знакомой дорогой. А память подобно клубку разматывалась и разматывалась, рассказывая, как я возвращался домой вечером, уставший, грязный и мокрый, но счастливый, как бабушка чуть усмехаясь, качала головой и сажала за стол, а дедушка, сидя в кресле-качалке, брал на колени, и я очень любил прятаться и путаться в его роскошной бороде. Всё это я видел словно со стороны - и маленького мальчика, и такого же маленького сказочного старичка с бородой, плавными завитками стекавшей к коленям и мягко сливавшейся с журчанием речки. Лица бабушки, как ни старался, вспомнить не мог, - всё подёргивалось рябью, играло и плясало в серебристых бурунах...
Из цепкого объятия грёз меня вырвал резкий сигнал автомобильного клаксона. Я поднялся на ноги и грязной ладонью смахнул с глаз набежавшие слёзы. Я стоял на берегу заросшего ряской тинистого болотца, в которое с уходом людей превратилась моя красавица-речка. Пронзительный гудок повторился. Нужно идти, пока они не уехали, решив, что моё приглашение было неудачным розыгрышем. Я развернулся и побежал, вырываясь из болезненного плена прошедшего.
***
...А вот вечер удался на славу: возле моего дома тут и сям было припарковано не меньше полдюжины автомобилей. Из открытых дверок которых, ухая и перекрывая друг друга, неслись раскатистые басы. Но собравшийся опьянённый народ не обращал никакого внимания на создаваемую какафонию. Парни жарили шашлыки на мангале, топливом для которого стала добрая половина веток дуба-старика. Тщетно я пытался остановить вандалов. Несколько даже незнакомых мне хлопцев с уханьем оседлали мощные ветви, и древний богатырь со стонами отдавал им части своего тела. Оставалось только залить боль пивом из разбросанных тут и там ящиков.
Мир раскачивался и вращался, рассыпаясь на миллиарды осколков. Кажется, кто-то затеял фейерверк. Ноги дрожали и норовили подломиться, сгибаясь под бесчисленным множеством неестественных углов. Я вцепился пальцами в косяк, пытаясь пробраться в дом. Тёмная, едва освещённая фарами с улицы гостиная, извивалась десятками тел. Девочки устроили дискотеку. Я шёл, заваливаясь то на одну, то на другую. Пульсирующий смех расходился кругами по моей речке, трансформируясь в далёкие визги, отдавался ритмичной болью в глубине черепушки, которая перекликалась и сплеталась с дубом. Он прогорел... Мне нужно прилечь. Я завалился на давешний диван, спихнув какое-то тело и, видимо, вырубился.
В чувство меня привел громкий звук, похожий на взрыв. Следом раздались женские крики, плач, мужской забористый мат. Я на правах хозяина кое-как принял вертикальное положение и поплёлся выяснять, что они там натворили. Из кухни валил густой чёрный дым. Видимо, они взорвали плиту, пытаясь что-то на ней приготовить. В центре двое парней держали под руки громко рыдающую девчонку. Другая вертелась вокруг неё, пытаясь успокоить и заглянуть ей в лицо. Я бросил взгляд на источник бедствия и остолбенел. Посреди клубов дыма я отчётливо разглядел гибкое тёмное тело. Прямо на раскалённый плите сидел старый ободранный кот. И буравил меня немигающим взглядом, словно дух этого дома, потревоженный вторжением чужаков. Это воспоминание до сих пор с поразительной чёткостью стоит у меня перед глазами. А рядом с ним другое: этот же жуткий, неведомо откуда взявшийся котяра, только днём, когда ко мне приехала первая машина и я повёл гостей на осмотр хаты. Он сидел в углу и громко и злобно урчал, распушив клочковатую шерсть и выгнув тощую спину. Я громко засвистел на него:
- Уууу, брысь, паскуда!
В ответ кот ещё больше взъярился и издал боевой клич, для пущей убедительности снабдив его ударом острых как бритвы когтей. Пока вхолостую, по воздуху. Но мои друзья, видя, что я в беде и в собственном доме терплю поражение от какого-то жалкого кошака, с улюлюканьем пришли мне на помощь. Совместными усилиями зловредный пришелец был изгнан на улицу. Теперь же, в разгар ночи и тотальной пьянки, он вернулся, чтобы мстить. Мстить за поругание его дома. Словно загипнотизированный, я не мог отвести взгляд от двух пылающих синим угольков, а шипение инфернальной твари перекрывало пьяные выкрики гостей. Казалось, во Вселенной остались только мы вдвоём... Не знаю, возможно, это существо и правда принадлежало не к миру живых, оно было Хозяином, самим духом старого дома, который явился покарать нечестивца, вытянув из него душу... В этот момент кто-то внезапно схватил меня под локоть, тем самым вернув в реальный мир. Зловещий кот исчез. Люди бегали, кто-то шатался и падал. Меня в полубесчувственном состоянии снова отвели в гостиную и, усадив на диван, всучили распитую до половины бутылку. Вечер обещал быть томным, я отхлебнул и снова провалился в забытьё.
***
Пробуждение настало посреди Сахары. Песок проталкивался в глотку и до крови драл пересохшую гортань. Воды... воды, пожалуйста, прошу... Опухшие веки разлепились, и я приподнялся, чтобы тут же повалиться обратно, наступив на пустую бутылку, и едва не впечататься мордой в пол. Сатанинская тара же отлетела в сторону, где долго ещё продолжала кататься, рассыпаясь заливистым стеклянным хохотом. Головная боль связкой свинцовых шаров ударила изнутри. Я застонал и осторожно поднялся в поисках воды. Если бы в тот момент я был способен на воображение, то несомненно мог бы представить себя Гулливером в лилипутском лесу: всё вокруг было заставлено бутылками. Часть из них лежала, словно в лилипутском лесу прошёл ураган, а часть маленькие человечки спилили, потому тут и там валяются горки их сверкающих опилок вкупе со щепками побольше... Ба... да тут есть кое-что! Находка заставила отравленный алкоголем мозг мыслить более прагматично, и я присосался к найденным остаткам, чтобы тут же изрыгнуть чудовищное пойло обратно. Нассали они туда, что ли?
Рвота прочистила желудок и отчасти мозги, потому я впервые задался вопросом: а где, собственно, все? Никого не видно, повсюду оглушающе-звенящая тишина. Не мог же я в одно рыло, верно? Сперва на четвереньках, потом на полусогнутых я, словно мужественный капрал, шатаясь от полученных ран, отправился на поиски своих дезертиров. Кухня. Пусто. На полу редкие бутылки, осколки. Значительно обгоревшая, но всё же относительно целая плита. А вот запертая накануне кладовка распахнута настежь, словно оттуда вырулил бульдозер! Может, они все там, приканчивают дедулины запасы элитных вин, сволочи такие? Правой рукой держась за раскалывающуюся башку, левой же хватаясь за всё, что могло помочь остаться в вертикальном положении, я медленно, но верно продвигался к цели. Вход.
Я застыл, как баран перед новыми вратами. Я ожидал увидеть что угодно: стеллажи с коллекционным бухлом, крохотную кладовочку с парой разодранных и разграбленных крысами мешков муки, рефрижератор с вмороженными трупами, на худой конец, сидящих друг на друге приятелей, которые при виде меня должны были броситься врассыпную, крича: "Сюрпрайззззз!". Но тут не было ничего и никого, совсем. Пустое помещение с кирпичными стенами и дощатыми полами. Часть досок которых была выломана снизу, словно крысы реактивными ракетами подскакивали и таранили их головами откуда-то из подвала. На нетвёрдых ногах я подошёл к ближайшей и, опустившись в самую комфортную позу - на четвереньки, принялся пристально вглядываться в дышащий гнилью мрак. Что я там ожидал увидеть? Божий знак? Разорванные крысами тела друзей? Честно отвечу - не знаю, ни то, ни другое... Что увидел? Очень хочется слукавить, что я не помню ничего. Но каждый раз с приходом ночной темноты моё сердце сжимается, я снова и снова вижу эти глаза, горящие бешенством ада, чувствую на себе смрадное дыхание чудища, вонь от его вздыбленного покрытого землистой плесенью загривка.
Дальше, дальше клубится туман. Кажется, я что-то увидел в подполе, возможно, там прошмыгнула крыса или, что вероятнее, мой старый знакомец - кот. И почему-то это, в общем-то, невинное создание до паники напугало меня. Кажется, я метнулся к выходу, но спьяну не рассчитал ни скорость, ни траекторию, и со всей дури впечатался башкой в дверной косяк. По крайней мере, так из раза в раз рассказывает мой батя. Эта история уже потихоньку превращается в семейную байку. Как моя мама на следующий день буквально изводила его слезами, так как я, видите ли, не брал телефон. Как чуяло сердце. А в то приснопамятное утро она ни свет ни заря буквально в пижаме вытолкнула своего благоверного на поиски блудного дитяти. И надо сказать, не зря. Примерно в полдень на место нашего с дружбанами кутежа приехал папаша, и сказать, что неслабо прифигел с увиденного, это не сказать практически ничего. Вся земля была изрыта автомобильными шинами, словно эти алкаши устраивали тут ралли или пытались танцевать, не вылезая из тачек. С дуба были обломаны почти все ветви и содрана кора, так что, скорее всего, старое дерево засохнет, не переживёт зиму. Входная дверь сиротливо болталась на одной петле. В самом доме стоял тонкий и едкий аромат гари, а едва заметный синеватый дымок благородным шлейфом укрывал творящееся на полу безобразие.
В мастерской за кухней папа и нашёл свою кровиночку. Вусмерть пьяную, с разбитой головой. Сколько было ахов, охов, слёз. Он сразу же повёз меня в больницу, оттуда позвонил матери, та едва не схлопотала удар. Хотели даже писать заявление на моих дружков, так как отец считал, что мне проломили башку в пьяной драке, а потом, попытавшись ограбить дом, но, естественно, ничего не найдя, эти бандюги смотались по домам, прячась от правосудия. С большим трудом я убедил его отказаться от этой бредовой идеи, раз за разом повторяя: я сам упал, сам... Батя отходил, корил меня, моих дружков, которые, мрази этакие, ухитрились каким-то образом даже взорвать подвал...
А вот на этой части рассказа мне каждый раз становится не по себе. Так как часть моего рассудка твердит, что на самом деле я помню совсем другое. Что-то прошмыгнуло в подполе, да. Мне это не понравилось, и я отполз от странной выбоины, потом поднялся на ноги и, для верности взявшись за косяк, попытался было уйти, но не смог. Позади раздался чудовищный треск, словно громадный кабан, мифический вепрь, лез за мной из подземелья. И эти глаза, и эта вонь, и плесневелая вылинявшая клоками шерсть принадлежали ему...
Честно говоря, лучше бы мне ничего не рассказывали. Лучше бы я считал, что допился и словил белку в том доме. Так лучше. Больше я к дедушке не ездил, никогда. Батя, ещё пока я лежал в больнице, сгонял ещё разок за моими вещами, и на этом историю можно бы считать законченной, если бы ни одно но.
Каждую ночь во сне я снова и снова вижу себя на краю той самой злополучной дыры в полу. И каждый раз со стороны. Белёсыми гнилыми глазами я вижу человека в своём доме. А потом он падает, его затягивает вниз...
Ключевые слова: Дом кот подпол нечто авторская история избранное