Тридцать четвертый
Стоял теплый летний день двадцать четвертого августа тысяча девятьсот сорок второго года. Мягкие лучи полуденного солнечного диска нежно ласкали тонкие зеленые стебли прелестных луговых трав, которые при малейшем колебании освежающего степного ветерка пригибались к холодной волжской земле. Где-то вдалеке журчала речка Малая Рассошка, игриво пенясь и огибая толстые валуны, гревшие свои шершавые макушки на благодатных прикосновениях солнечного света. На фоне необъятных зеленых лугов, утыканных редкими скоплениями кудрявых лиственниц и берез, виднелись крошечные деревянные лачуги с покосившимися крышами, которые с невыносимой печалью созерцали великолепие летней поры своими пустыми окнами-глазницами. Именно такой вид открывался с ничем не примечательной высоты 77,6, где расположился разведывательный взвод 1379-го полка, 87-й стрелковой дивизии под командованием лейтенанта Стрелкова.
Молодой русоволосый красавец-младший лейтенант в выцветшей зеленой пилотке, лет тридцати на вид, стоял на краю неглубоко окопа и молча наблюдал за тем, как его солдаты наслаждаются безмятежной тишиной прекрасного летнего дня. Возле одной из стрелковых ячеек, на краю которой стоял станковый пулемет «Максим», столпилась группа бойцов, которая время от времени разражалась задорным, веселым хохотом после очередного анекдота. Стрелков не любил вмешиваться в личные дела солдат и строжить их железной дисциплиной в моменты затишья: он прекрасно понимал, что на войне любая кроха веселья ценится на весь золота, поэтому никогда не лишал солдат возможности потравить веселые байки. Улыбнувшись после очередного рассказанного анекдота, лейтенант не заметил, как кто-то положил ему руку на плечо.
Стрелков обернулся. Сзади стоял командир взвода автоматчиков - старшина Дмитрий Пуказов. На плече закаленного в боях солдата висел чёрный ППШ-41 с крепким деревянным прикладом; грубое лицо было усеяно возрастными морщинами, слегка прикрывавшими радужки добрых голубых глаз; на опрятной, опоясанной крепким кожаным ремнем с золотой бляхой, гимнастерке пестрел ярким алым багрянцем орден Красной Звезды. Вытянувшись по струнке, младший лейтенант Стрелков приосанился и быстро отдал честь:
- Здравия желаю, товарищ старшина!
- Вольно, Стрелков, вольно, - засмеялся Пуказов, похлопав лейтенанта по спине. - Скучаешь? Чего в стороне-то стоишь? Али бойцы не жалуют?
- Да нет, товарищ старшина, - улыбнулся Стрелков, облокотившись на стенку окопа. - Просто как-то мешать не хочется ребятам. Им и так может быть в последний бой сегодня-завтра, а я тут им ещё талдычить что-то буду…
- Чудак ты, Стрелков! - захохотал старшина. - Солдаты в тебе души не чают, а ты тут размазню устраиваешь. Кстати, ты Ефтифеева не видел?
- Как же не видел - вон он, - кивнул лейтенант в сторону хохочущей толпы солдат. - Морозова слушает.
- Точно - он самый, - громко усмехнулся Пуказов. - Дим, они там песни что ли собираются горланить?
- Похоже на то, - закивал Стрелков. - Вон Яковенко гармошку достал! Товарищ старшина, присоединимся бойцам?
- А чего ж нет-то? - пожал плечами Пуказов. - Того и гляди совсем иначе со скуки загнёмся. Слушай, лейтенант, тебе Морозов немного… странным не показался?
- Думаете, он диверсант? - встревожился Стрелков, схватившись за кобуру пистолета.
- Типун тебе на язык, Гоша! - выругался Пуказов, мгновенно остановив руку лейтенанта. - Я про другое. От него какой-то особой добротой веет. Как он вообще тут оказался? Вроде не местный.
- Да как-то, товарищ старшина, не было повода спросить, - замялся Стрелков, почесав затылок. - Да и надо ли? Сейчас не до этого немного. Мало ли у него что случилось…
- И то верно, Стрелков, и то верно, - старшина похлопал лейтенанта по спине. - Ладно - полно разглагольствовать. Пойдём посмотрим, что они там горланят.
С этими словами два командира направились в сторону тёплого солдатского круга. Быстро прошагав несколько стрелковых ячеек, Стрелков и Пуказов тихо пристроились сзади группы солдат. Через плечо одного из бойцов они приметили молодого синеглазого солдата в выцветшей гимнастёрке. Улыбка юноши излучала какую-то особую теплоту, она казалась ярким лучиком света среди непроглядных черных туч; на смугловатой коже виднелись редкие крошечные родинки, меркнувшие на фоне красивых ультрамариновых глаз; короткие черные волосы слегка выглядывали из под выцветшей зеленой пилотки, словно боясь растаять на ярких солнечных лучах.
- Морозов, а Морозов, - обратился к нашему герою рядовой Калита, - спой-ка нам что-нибудь… такое… - Семён в этот момент засветился от счастья. - Чтобы аж душа запорхала!
- Поддерживаю, - вмешался в разговор лейтенант Стрелков. Все бойцы тут же вскочили с мест и отдали честь прибывшим командирам. Лейтенант улыбнулся и, присев на ящик с боеприпасами, замахал рукой: - Вольно, бойцы, вольно! Ну-с, что тут у вас?
- Концерт, товарищ командир, - с широкой мальчишеской улыбкой ответил сидевший на краю окопа рядовой Почиталкин. - Вон - Морозов исполняет, а Яковенко подыгрывает.
- Молодцы! - похвалил творческий дуэт Пуказов. - Что исполнять будете?
- «Синий платочек», товарищ старшина! - разъяснил Морозов. В этот момент на лице замаскированного Хранителя Добра заиграла веселая улыбка.
- Хорошая песня, - закивал Стрелков. - Начинайте тогда, товарищи.
Морозов и Яковенко кивнули. Последний поднял с земли баян, повесил его на плечи и мягкими движениями пальцев начал играть всем известную мелодию. Она полилась по рядам приободрившихся солдат, словно мягкий равнинный ручеёк, пробуждая в каждом защитнике Сталинграда тёплые воспоминания о доме. Наконец, дождавшись окончания проигрыша, Морозов подмигнул Яковенко и начал петь своим приятным басистым тембром:
Помню, как в памятный вечер,
Падал платочек твой с плеч,
Как провожала и обещала,
Синий платочек сберечь.
И пусть со мной нет желанной, любимой такой,
Знаю с любовью ты к изголовью
Прячешь платок дорогой!
Как только последний мелодичный слог отправился в бесконечное путешествие по волнистым лугам, Яковенко заиграл приятный мелодичный проигрыш, которым с упоением наслаждались повеселевшие бойцы. Каждый из них тут же вспомнил свои родные дома, в которых их с надеждой ждали вторые половинки с синими платочками в нежных женственных руках. Для каждого солдата наступила собственная минутка теплоты. Морозов был счастлив - ему всегда было отрадно чувствовать, что он ещё в силах быть тем лучиком надежды для человечества, что его душа всё ещё была достойна великого титула Хранителя Добра, защитника слабых, отчаявшихся и попавших в беду людей. С этими радостными мыслями он уже собирался вступить, как вдруг его чуткий слух уловил пробирающий до костей громкий, пронзительный гул.
Холодные мурашки пробежали по коже нашего героя. Музыка тотчас прекратилась. Солдаты принялись испуганно перешептываться, в растерянности пожирая широко распахнутыми от испуга глазами чистое летние небо. Оглушенный знакомой душераздирающей сиреной, Морозов что есть мочи закричал:
- «Лапотники»! Ложись!
Звук становился всё отчетливее и отчетливее, разрезая обрушившуюся на окопы тишину. Когда крик сирен Штук почти вплотную обрушился на зеленовласые равнины, наш герой схватил застывшего на месте лейтенанта и повалил его на землю, закрыв своим телом. В следующую секунду земля яростно затряслась от ударов десятков бомб, взрывы которых в мгновение ока затмили ясное небо чёрными столбами земли и травы. Солдаты в панике заметались по окопу, спасая пулеметы, противотанковые ружья и гранаты. Воздух наполнился едким дымом. Комья чернозема засыпали схоронившегося на дне Морозова.
- Держитесь, товарищ лейтенант! - пытался перекричать сирены Ju87 наш герой, чувствуя, как рыхлая земля окопа сотрясается от взрывов бомб. - Не поднимайте головы!
- Вот же бесчестное отродье! - засмеялся Стрелков, поправляя каску. - Только с воздуха и могут бросаться своими «гостинцами»!
- Как бы они нас этими «гостинцами» не перебили, - ответил Морозов, внимательно вслушиваясь в рёв пикирующих бомбардировщиков. «Штуки» утюжили окопы точечным пикирующим бомбометанием, вспенивая землю карнавалом пулеметно-пушечного огня. Отчаянные крики, стоны, ругань разрывали пространство вокруг окопов. Наш герой чувствовал, как по траншеям мимо него носятся бойцы, в панике пытаясь спрятаться от нещадного налёта штурмовиков.
И вот, наконец, когда казалось, что огненный ад авианалёта Люфтваффе будет длиться вечно и уже ничто не спасёт от его разрушительной силы, рёв рупоров «лапотников» стих и все бойцы с облегчением услышали звонкий рокот моторов отдаляющихся пикирующих бомбардировщиков. Солдаты оживились. Каждый принялся отряхиваться от земли и искать брошенное в впопыхах оружие. Морозов сплюнул крошечные остатки грязи, неприятно хрустевшие на зубах, и подал руку командиру, чтобы помочь ему встать. Стрелков поправил каску, отряхнулся от земли и принял помощь от своего спасителя.
- Ну ты даёшь, Миша, - потрясенно замотал головой лейтенант. - Если б не ты, я бы ни за что белого света не увидел.
- Да пустяки, товарищ лейтенант, - махнул рукой наш герой, осмотревшись по сторонам. - Вы на моём месте сделали бы то же самое.
- Стрелков! - раздался радостный голос старшины. Оба товарища обернулись на знакомый голос. К ним, откашливаясь от взметнувшейся в воздух пыли, медленно ковылял старшина Пуказов. - Жив, Стрелков?
- Товарищ старшина! - радостно воскликнул лейтенант, отдав честь. - Рад, что Вы целы!
- И тебя рад видеть в добром здравии, Стрелков, - улыбнулся Пуказов. - Я уж думал тебе там конец. Как ты выкарабкаться умудрился?
- Это всё Морозов, товарищ старшина, - кивнул Стрелков в сторону нашего героя. Хранитель Добра чинно отдал честь и вытянулся по струнке. На лице нашего героя засверкала благодарная улыбка. - Он меня накрыл во время бомбёжки.
- Золотой ты человек, Миша! - восхищенно улыбнулся старшина, похлопав Морозова по плечу. - Не сомневался я в тебе. Откуда ты такой взялся?
- Я ещё с сорок первого воюю, - признался наш герой, поправив каску. - Брест, Минск, Москва. Вот теперь - Сталинград.
- Да-а-а, Морозов, - уважительно закивал головой Пуказов. - Опыт у тебя не малый. Может совет какой-нибудь дашь нам?
- Это только затишье перед бурей, - разъяснил наш герой. - Скоро они сюда бронетанковые соединения подгонят: «трёшки», «четвёрки» - с панцергренаидёрами. Может «Ханомагов» ещё наберётся пару штук. Будут оборону прорывать.
- Во дела! - почесал подбородок Пуказов. - Справимся ли?
- Предлагаю провести перекличку для начала, - сказал Морозов.
- Хорошая идея, - согласился Стрелков. Повернувшись вправо, лейтенант строго приказал: - Ковалёв! Евтифеев! Ко мне!
Из потрёпанной стрелковой ячейки тут же появились двое молодых бойцов. Вытянувшись по струнке перед лейтенантом, они оба отдали честь.
- Товарищ лейтенант, младший политрук Евтифеев и зам. политрука Ковалёв по Вашему приказанию прибыли! - отчеканил первый.
- Организовать перекличку личного состава! Общее построение! - приказал Стрелков. - Выполнять!
- Есть! - одновременно кивнули солдаты. Через секунду Ковалёв выпалил: - Разрешите идти?
- Разрешаю, - кивнул Стрелков. Два бойца быстро побежали по окопу, отправляя товарищей на общее построение. Благо, долго ждать не пришлось - солдаты были организованы хорошо и уже через пару минут перед Пуказовым и Стрелковым стояла шеренга подтянутых молодых солдат с автоматами и винтовками наперевес.
- Рядовой Морозов! - приказал Стрелков. - Встать в строй!
- Есть, товарищ лейтенант! - отдал честь наш герой и быстро встал в начале шеренги.
- Взвод! - скомандовал Стрелков. - Поименно рассчитай-сь!
- Морозов!
- Башмаков!
- Власкин!
- Гайнудинов!
- Дендобрий!
- Ефтифеев!
- Жезлов!
- Иус!
- Калита!
- Ковалёв!
- Кондратов!
- Луханин!
- Матющенко!
- Мезенцев!
- Мельник!
- Мельниченко!
- Мингалев!
- Назаренко!
- Пасхальный!
- Пономарев!
- Почиталкин!
- Прошив!
- Пьяночкин!
- Рудых!
- Ряшенцев!
- Тимофеев!
- Титов!
- Толкачев!
- Хоржевский!
- Черноус!
- Юрпалов!
- Яковенко! - последний вышел из строя и громко доложил: - Расчёт окончен!
- Тридцать два, не считая нас, товарищ старшина, - обратился к Пуказову Стрелков.
- Тридцать четыре… - старшина задумался, понурив голову. - Тридцать четыре против танков. Погубим ребят, погубим…
- Выстоим, товарищ старшина, - вмешался Морозов. Лейтенант Стрелков обернулся. -Морозов с твердой решительностью смотрел на своего командира и оптимистично улыбался. - Рано нам помирать ещё.
- Это с чего это ты взял, Морозов? - усмехнулся Почиталкин. Весь взвод подозрительно посмотрел на выскочку. - Мы же не господь Бог, чтобы решать, когда умирать, а когда нет.
- Да, ты прав, - согласился Морозов. - Но мы должны попытаться. Умереть - это каждый может. А вот выстоять и выжить, не пустить врага дальше к Сталинграду - это не каждому под силу. Если немцы захватят город, их уже ничто не остановит: они получат нефть для своих танков и окружат Москву с юга. Фронт рухнет и весь мир будет обречён. Их нужно остановить любой ценой. Мы - единственные, кто могут им помешать. Больше просто некому.
На окопы опустилось гнетущее молчание. Каждого глубоко затронули слова Морозова. В мыслях каждого быстро пробежали жуткие мороки горящих деревень, городов, убитых детей и женщин, сожженных хлевов и садов. В душе каждого бойца тут же не осталось ни капли сомнения того, что они выстоят и не пустят врага в Сталинград. Первым нарушил молчание старшина Пуказов:
- Морозов прав. За Рассошкой нет наших частей: если немцы прорвутся, Сталинград уже никто не спасет, - он повернулся к младшему политруку: - Евтифеев, у нас связь есть?
- Никак нет, товарищ старшина, - ответил командир связистов. - Бомбёжкой кабели оборвало. Нас никто не услышит.
- Тогда прикажи своим бойцам готовить гранаты и углублять окопы, - распорядился Пуказов. - Танки утюжить будут - мало не покажется. Ковалёв!
- Я! - выпалил замполитрука.
- Расположи противотанковые ружья по длине окопа в стрелковых ячейках. К каждому ружью - по два человека. Жгите танки, как коробки со спичками! Гранатами и бутылками с горючей смесью помогайте, если что. Чтобы ни один не прошел, Ковалёв! - Мои ребята будут косить пехоту и танкистов. Пусть только попробуют сбежать!
- Так точно, товарищ старшина! - отдал честь замполитрук и принялся рассредоточивать бойцов по ячейкам, раздавая патроны для ПТРД и указывая на место расположения ружей.
Наш герой тоже было собрался идти за противотанковыми ружьями, как вдруг его со спины окликнул Стрелков. Морозов обернулся. Лейтенант уже стоял перед ним с двумя лопатами:
- Миша, останешься со мной. Будем окопы углублять.
- Так точно, товарищ командир, - отдал честь наш герой, взяв из рук лейтенанта заточенную саперную лопатку. Обменявшись любезными улыбками, двое красноармейцев принялись бодро рыхлить острыми наконечниками землю. До судьбоносного боя оставались считанные часы.
***
Лик потускневшего солнца медленно утопал в бескрайних зеленых равнинах Поволжья, проливая тусклый рыжий свет на бурные воды реки Рассошки. Устало воткнув лопатку в землю рядом со стрелковой ячейкой, Морозов устало протёр глаза, зевнул и облокотился на стенку вырытого укрепления. В воздухе царили последние мгновения тишины. Воздух игриво метался между листьев одиноких деревьев, играя убаюкивающую шелестящую серенаду.
В окопах царила гробовая тишина - лишь тихие разговоры и пение рыжегрудых малиновок разбавляло безмолвие теплой вечерней поры. Наш герой, рисуя на земле засапожным ножом причудливые переплетения извилистых линий, изредка поглядывал на горизонт. Поглядывал и мысленно считал, сколько же войн ему уже пришлось пройти. Естественно никто бы и не поверил, что он пытался примирить человечество ещё со времён шумеров и египтян, мечась из одной части света в другую на протяжении тысячелетий с момента вавилонского столпотворения, участвуя во всевозможных конфликтах и политических событиях. Перед глазами то и дело всплывали те дни, когда он мог беспрепятственно летать по безлюдным равнинам и в одиночестве наслаждаться тишиной мирной эпохи. Наш герой прекрасно понимал, что прими он свой истинный облик, его бы тут же нашпиговали свинцом, поэтому всегда очень осторожно рассказывал о себе. Люди всегда боялись его, его истинного «я», совершенно не похожего на их обыденные представления.
Он посмотрел вправо. В нескольких метрах от него Калита и Башмаков оживленно травили анекдоты, еле слышно смеясь. Назаренко стоял возле пулемета и что-то задумчиво писал на помятом клочке бумаги. Почиталкин наигрывал на губной гармошке незамысловатую мелодию, видимо, всё ещё сохранив впечатления от дневного концерта. Мельник и Толкачев показывали друг другу фотокарточки своих родных и весело улыбались, изредка поправляя сползавшие каски.
- Привет, Морозов! - наш герой подпрыгнул от неожиданности. Повернув голову вправо, он увидел широко улыбающегося политрука. В руке у него была тлеющая махорка, на конце которой тлели обуглившийся кусочки бумаги.
- Здравия желаю, товарищ политрук, - кивнул наш герой, приветливо улыбнувшись.
- Отдыхаешь… - усмехнулся собеседник, протянув Морозову махорку. Наш герой отрицательно замотал головой. Пожав плечами, Евтифеев встал рядом и тоже стал всматриваться в горизонт. - Скоро в бой. Страшновато…
- Да, Ваша правда, - кивнул наш герой. - Я иногда не понимаю - неужели люди всё-таки не могут жить без войны. Много я войн повидал в своей жизни и каждый раз удивлялся, как люди… то есть мы можем запросто убивать друг друга.
- Ох, Миша, меня тоже эта мысль много раз посещала, - признался Евтифеев. - Суета это всё какая-то. Все эти войны, как возня в песочнице - вместо того, чтобы построить огромный крепкий кулич, мы рушим куличи друг друга. Только здесь не песок, а человеческие жизни… - политрук внезапно застонал и схватился за плечо. Наш герой сразу забеспокоился:
- Куда Вас ранило?
- Да в плечо, - простонал Евтифеев. - Осколок, зараза, прям вспорол, как нож.
- Позвольте я осмотрю рану, - спокойно предложил Морозов. Евтифеев кивнул. Наш герой осторожно раздвинул окровавленные края гимнастёрки и увидел осколок, торчавший из разорванных тканей. - Думаю, я смогу помочь.
- Ты что, Морозов! - засмеялся политрук, скорчив гримасу боли. - Мы ж не в госпитале. Да и ты не врач.
- Просто доверьтесь мне, - успокоил командира наш герой.
- Ладно, - согласился Евтифеев. - Только если из-за твоих выкрутасов мне придется руку отрезать, я тебя потом собственноручно придушу.
Морозов осторожно раздвинул края раны и медленно вытащил окровавленный осколок. Вышвырнув его из окопа, наш герой прислонил правую руку к ране и попросил командира не двигаться. Просьбу Ефтифеев воспринял скептически, но перечить не стал - уж больно ему было интересно, что предпримет в этой ситуации его подчиненный. Но то, что он увидел в следующую секунду, полностью лишило его дара речи - из руки Морозова полился тонкий поток яркого света, который в момент обволок его окровавленное плечо. Политрук не почувствовал боли - рана затянулась быстро и без каких-либо мучений. Буквально через несколько мгновений на месте рваного увечья появилась чистая кожа. Политрук не мог поверить своим глазам. Он застыл на месте, как вкопанный.
- К-как… - потрясенно пробормотал политрук, глядя на свою руку. - Как ты это сделал?
- Талант, если можно так выразиться, товарищ политрук, - улыбнулся наш герой, протянув командиру руку. Но не успел очередной разговор по душам раскрутиться с новой силой, как вдруг откуда-то со стороны раздался громкий возглас Башмакова:
- Танки! На горизонте!
Морозов и Евтифеев тут же вскочили с места, как ошпаренные и осторожно высунулись из окопа. Зрелище пробирало до кончиков костей: на позиции тридцати четырёх защитников Сталинграда двигалась огромная лавина из тёмно-серых танков Pz III и Pz IV; громыхая гусеницами и отравляя чистый летний воздух черными клубами дыма, эти железные монстры, вспенивая зеленые луга ржавыми металическими гусеницами, неумолимо приближались к позициям защитников, пробивая путь пехоте, словно огромный железный клин; на приземистых серых башнях резали глаза черные кресты с белой окантовкой, поглощавшие тускнеющий солнечный свет.
Гробовая тишина опустилась на позиции защитников. Послышались перешёптывания: «Выстоим ли?» Все прильнули к краю окопа. Тёмно-серые танки медленно ползли по ухабам и кочкам, приминая хрупкие стебли мягкой травы. Крошечные крупицы страха начали постепенно закрадываться в души тридцати трех бойцов. Морозов же с хладнокровным спокойствием наблюдал за тем, как многотонные монстры вспенивают рыхлый чернозём, готовясь обрушиться на небольшую безымянную высоту, опаленную пламенем бомбёжек. Напряжённое молчание разорвал воодушевляющий возглас Леонида Ковалёва - он на мгновение отпрянул от противотанкового ружья и что есть мочи воскликнул:
- Друзья! Не видать фашистам Волги! Будем драться до последнего вздоха!
Солдаты оживились - речь товарища зажгла в их сердцах огонь борьбы, желание бить врага до самого победного конца. И вот, когда первый танк подобрался на достаточно близкое расстояние, Морозов прильнул к ПТРД, поймал в прицел на мгновение показавшееся днище PzIII и с хладнокровным спокойствием нажал на курок. Оглушительный выстрел потряс приволжские поля. Приклад ощутимо ударился в плечо. Смотрит Морозов - встала машина: «тройка» задымилась, проехала пару метров и остановилась на месте, как вкопанная. Затем последовали точные выстрелы Почиталкина и Стрелкова - как гром среди ясного неба прогремели ПТРД. Удар! Ещё удар пробитой брони! Ужаленная крупнокалиберной пулей в борт «тройка» заискрилась, и через мгновение из трёх башенных люков повалил яркий огненный фейерверк разрывавшихся боеприпасов, за которым последовал черный столп дыма. «Четвёрка» развернула свою устрашающую бездонную пушку на позиции защитников и уже хотела было выпустить снаряд, как вдруг точный выстрел Пьяночкина поразил многотонного зверя в борт. Лязг! Из отверстия повалил дым. Танк клюнул носом и медленно скатился в ямку, навеки застыв на месте, словно памятник.
Из люков принялись вылезать танкисты, пытавшиеся в ужасе скрыться в лощинах, но меткие очереди пулеметчиков Пуказова настигали их - один за другим танкисты падали в зеленые равнины, сраженные карающими пулями. Гремит бой, пылают танки, четыре вражеские машины уже пылают на поле. Окопы раздирают на части осколочно-фугасные снаряды, дым, смрад, гарь. Один за другим слышны взрывы и крики, оглушительные выстрелы противотанковых ружей разрывают дневную благодать. Бьются бойцы, горят вражеские машины. Не стихают пулемёты - «Дегтяри» связистов нещадно косят вражескую пехоту.
- Держитесь, ребята! Держитесь! - кричал во всю глотку Стрелков. Увидев справа от себя Pz III, лейтенант выхватил из-за пазухи бутылку с зажигательной смесью и кинул её в сторону приземистой боевой машины. Пламя красным заревом разлилось по решётке моторного отделения. Танк остановился. - Биться до конца! Жгите танки! Жгите!
Первым принял приказ Рядовой Семён Калита. Боец без страха и сомнения схватил бутылку с горючей смесью, зажег воткнутую в горлышко ткань и, прильнув к краю окопа, стал ждать надвигающегося PzIV. Грузный танк медленно карабкался на холм, цепляясь узкими гусеницами за грунт. Пулемёт рыскал в поисках жертв, обдавая окопы шквальным огнём.
- Ух, ух, ух! - стал напевать себе под нос отважный боец. - Разгорелся наш утюг! Всё равно ты будешь мой! - солдат видел, как танк уже наезжает на окоп и начинает утюжить простенькие укрепления. - Никуда не денешься!
Выдрав из сердца последние крупицы страха, Семён поднялся во весь рост и что есть силы метнул бутылку с горючей смесью на решетку моторного отделения. Танк остановился, из отсека с двигателем повалил столп черного дыма. В считанные секунды танк запылал, как факел, озаряя небо пёстрым красным пламенем. Из люков стали выбираться танкисты с автоматами наперевес. Один уже было заметил отважного героя и направил дуло MP-40 в сторону Калиты, как вдруг меткая очередь ППШ Морозова сразила немца. Танкист покачнулся и повис на открытом башенном люке. Семён опешил и сразу же схоронился за стенкой окопа.
К нему тут же подбежал младший сержант Пасхальный и метнул связку гранат в разворачивавшийся Pz IV. Раздался оглушительный взрыв, танк загорелся и застыл на месте. Пасхальный с Морозовым кинулись к запыхавшемуся Семёну и стали его подбадривать:
- Молодец, Семён! Молодчина! Так их!
- Морозов! - раздался знакомый крик заместителя политрука Ковалёва. - Иди подсоби!
Наш герой со всех ног, пригибаясь от сабантуя пуль и взрывов, быстро побежал на зов сержанта Пасхального. Тот стоял с ПТРД и хаотично запихивал патрон в затворник. Танк неумолимо приближался к позиции сержанта, готовый вмять его в рыхлый чернозём. Наш герой не стал медлить: молниеносно схватив с близстоящего ящика связку гранат, Морозов выскочил из окопа и, как следует размахнувшись, метнул заряд в сторону PzIII. Раздался взрыв, синеглазого бойца ударной волной отбросило назад. В ушах зазвенело.
Он видел, как Евтифеев, схватив в руки две гранаты, метнул одну в танк справа - Pz 38 загорелся, и рухнул носом в окоп, ещё прокручивая гусеницы. Затем, чуть было не попав под пули танкового десанта появившегося на склоне Pz IV, швырнул вторую прямо в расположившийся сзади десант. Столп осколков и дыма взмыл верх, послышались крики немцев. «Пазик» замер на месте, из его моторного отсека повалил огонь. Танкисты так и остались догорать внутри. Это был уже четвертый танк младшего политрука.
Патроны стрелков Пуказова были на исходе. Расстреляв танковый экипаж, один из бойцов, поменяв магазин, повернулся к командиру и спросил:
- Что будем делать дальше?
- Биться до последнего. В случае чего живыми гадам не сдадимся. Стоять до последней капли крови и бить фашистов! – ответил Пуказов и, схватив оставленный «Дегтярь» расстрелял объятый пламенем танковый экипаж.
Секунды сменяются минутами, минуты - часами, а жаркий бой на высоте всё идёт и идёт. Высота усеяна немецкими трупами и горящими танками, горит земля, горит трава, горят деревья, от едкого дыма становится нечем дышать, но не сдаются защитники Сталинграда - за Волгой земли для них нет! Всё отчаянней и отчаянней бьются они, всё больше и больше танков пылает на алом зареве заката. Строчат пулеметы, рвутся гранаты. Уж нету сил, и мышцы скрепят, но бьются отважные герои! Вот уже Стрелков подбил две машины, за ним Ковалёв и Матрющенко.
Солнце уже давно зашло за проворные холмы, и последний багрянец солнечного света озарял мёртвые туши сожженных танков. Рядом с ними лежали убитые солдаты Вермахта, застывшие в предсмертной агонии. Понемногу наступала ночь. Вечерний полумрак освещали десятки пуль, со свистом разивших немецких зевак, трупы которых утопали в обожженных бензином зеленовласых лугах. Морозов в горячке боя успел записать себе на счёт несколько танков и пехотинцев вермахта.
И вот, когда казалось, что бой будет длиться вечность, что лавины танковых атак так и будут разбиваться о скалы обороны тридцати четырёх защитников Сталинграда, изнурённые многочасовым боем бойцы увидели, как танки медленно разворачиваются и улепётывают назад, словно побитые дворняги. За ними припустила сгорающая от обиды и позора пехота. Заметив, как в ночном мраке постепенно с позором растворяются остатки могучей волны немецких войск, отважные герои огласили бескрайние волжские равнины громогласным радостным «Ура!»
- Вот это победа, ребята! - воскликнул Стрелков, принявшись оживленно считать подбитые танки. - Двадцать семь штук отмудохали! Ай да ребята, ай да молодцы!
- Рады стараться, товарищ лейтенант! - улыбнулся Почиталкин. Радостные солдаты тут же принялись обнимать друг друга, поздравляя с блестящей победой: Рудых с Дендобрием тут же загорланили «Конармейскую», Мезенцев с Титовым начали танцевать «яблочко», Ковалёв и Иус принялись считать подбитые танки. Остальные же продолжали радостно осыпать друг друга объятиями, похвалами и заливаться радостным смехом.
Так тридцать три воина-Сталинградца остановили полчища немецких бронированных зверей, отчаянно прорывавшихся к границам прекрасного города на Волге. В тот день они навсегда вписали свои имена в славную историю непомерного мужества и отваги, неподвластных простым смертным: они смогли выстоять против превосходящего их силы противника, выжить и выйти из того неравного боя победителями. О них писали в газетах, ставили в пример многим солдатам Красной армии вплоть до самого конца войны. Но каждый из героев помнил, что их победой они были обязаны не только себе, но и тому загадочному рядовому Михаилу Морозову, который в день их подвига бесследно исчез с поля боя. И сколько бы не писали о них в газетах и говорили по радио, упоминая красивое число тридцать три, герои всегда помнили о том, кто спас их жизни в том жестоком, смертельном бою - отважном тридцать четвертом.
***
Лёгкий равнинный ветер ласкал невесомые травинки очаровательных приволжских лугов. Морозов, гордо созерцая позиции тридцати трёх героев, весело улыбался. Наш герой был по-настоящему счастлив - судьба вновь благоволила ему: благодаря его мужеству, отваге и напутственному слову человечество обогатилась великими героями, которых через долгие годы будут почитать и помнить, как благородных и отважных воинов, защитивших отечество в судьбоносный час. Окинув счастливым взглядом чистое лазурное небо, Хранитель Добра развернулся и не спеша направился в сторону Сталинграда, где в считанные дни должна была начаться новая битва за будущее мира.
Новость отредактировал YuliaS - 6-10-2017, 16:12
Ключевые слова: Сталинградская битва Великая Отечественная война подвиг война авторская история