Брюква. Глава 3. Кости
Что ведьма это, а никто иной, Брюква как-то сразу понял. Высокая девица, волосы русые, распущенные, очень густые, прядями прямыми ниспадали с главы ее. На ней из одежды только белое платье, простое, навроде ночнухи, до колен, свободное, без рукавов, ноги и руки у нее тонкие и изяществом не обделены, лицо бледное, утонченное. В общем, вид ее был не такой, как у бабы простой, которую окромя как репой деревенской и не назвать, а как у знатной барыни, к работе не привыкшей. Только глаза были к облику не подходящие: усталые, все в прожилках красных, с темными кругами. Платье на груди было разрезано и аккуратно заштопано.Вскочил Брюква на ноги и оцепенел от ужаса. Стоят они друг против друга, смотрит ведьма на него, улыбается зловеще так, он на нее со страхом глядит. Тут совсем у нее ухмылка до ушей сделалась и в глазах бесы заплясали, шагнула она к Брюкве, руки вперед выставила. Тут вся слабость с него слетела, испужался он в стократ пуще, чем, когда деда увидал: там просто страх обуял, а тут ужас могильный, до костей холодом пронизывал. Схватил парень мешок с земли и бежать. До утра бёг, не останавливаясь. Уже и бок весь не то чтобы колет, а прям разрывает весь от натуги. Но пока не начало светать, не решался ни оглядеться, ни остановиться. С рассветом упал Брюква на землю и в сон провалился от усталости, чуть до смерти себя не загнал. Очнулся, уже ободняло. Где он, понять не может. Залез на дерево и понял, что бежал в обратную сторону, но слегка влево забрал и Пятериху проскочил. Но была деревня недалече.
Вернулся Брюква к себе в дом. Да уж, не хотелось, но сил совсем не было, чтоб еще куда идти, а в лесу еще страшнее. Напился Брюква дома воды из колодезя, посидел на крыльце, как он раньше, бывало, сиживал, покумекал обо всем. Так как сейчас идти все равно не сможет он, то решил в доме еще раз оглядеться. Тут уж он не просто вещи перебрал, как вчера, а все внимательно изучил. Только сейчас приметил, что нет в доме икон, пропала поличка куда-то, но свечек полно было. Спустился в погреб, там никаких припасов не осталось, а стоял на полу выкорчеванный пенек, на пеньке смолой что-то намалевано, какие-то знаки, и лежали сверху три черепа, небольших, похожих на детские. Два снизу, а третий на них сверху, через черепа иглы тонкие проходили, которые и держали их. И казалось, что из пустых глазниц смотрит кто-то. В остальном был погреб абсолютно пуст. Побоялся Брюква мерзость эту затрагивать. Нашел в сарае прут металлический, запер лаз в погреб снаружи.
Пошел Брюква к соседу Еремке, надеясь там Клашу найти. Но как выяснилось, Клаша вышла замуж и живет через три дома от Еремки. Посватался к ней Глеб, пригожий парень, что жил в их же деревне. Был этот Глеб старше Брюквы на несколько лет, впрочем, Клаша тоже была старше Брюквы. Проводил Еремка Брюкву до дома дочери своей. Клаша была дома, а муж ее уехал в город жеребенка продавать. Клаша Брюкве очень обрадовалась, уже слышала она, что он заходил, опечалилась, что ее не проведал. Но не обидчивая была. Накормила Брюкву сытно, баню ему истопила, омылся он. Сели чай пить, Брюква пьет из блюдечка, отдувается. Речь ведут о жизни, расспросил Брюква, как живут они тут. Особо ничего интересного не происходило. Рассказала Клаша про замужество свое, про деда Спиридона, про тот, как тетка Дуся со всей семьей после суда уехала жить в другую деревню, где у нее какие-то родственники были, до того ей со Спиридоном не хотелось рядом существовать, вроде еще он ее как-то задирать продолжил, а у сынишки ее так и осталась плешь на голове, не заросла. Как умер старый дед Игнат. Еще умер Денис, что со Спиридоном дружил. Умер от грудной жабы, но похоронен не здесь, а в другом селе, где дочери его живут. Кто из ребят женился, рассказала. И прочие новости деревенские Клаша выложила, ну прямо как на духу. То, как Брюква в острог попал, в разговоре стороной обходят они.
Зовет Клаша Брюкву у себя остаться ночевать, его дом, дескать, все равно пустующий. Отказывается Брюква, жаль Клаше стало, но опять не обижается на него, приглашает в дом к Еремке. Но и тут Брюква отказывается. Говорит, что дельце есть, а про себя думает, что не в доме уж ли дело, а в нем самом, что накличет беду на добрых людей.
– Спасибо, Клаша, за ужин, а то у меня дома и впрямь шаром покати, – улыбается Брюква.
– Завтра еще приходи, Полюшка.
– Там видно будет. Еще просьба есть к тебе. Дай мне на время свою икону преподобного Сергия Радонежского, что у тебя в красном углу стоит. И позволь забрать твоего кота Фильку.
Фильку Клаша без раздумий отдает. Про икону ей странно стало, но и ее отдает Клаша. Обнялись они, и пошел Брюква домой.
Тут уж его врасплох не застанешь. Приготовился он: поставил икону на поличку, лампаду зажег, кота на печь усадил, уснул полосатый тут же. Еще раз проверил Брюква погреб, что держится задвижка, запер все двери и ставни на окнах, печную заслонку. У входа насыпал соли полоску, на окнах тоже насыпал.
Помянул Брюква бабушку добрым словом, что научила их. Сделал он два оберега: на дверь и на окна. Вначале насобирал Брюква разных дощечек, вытащил из печки уголек и намалевал на них рожицы. Краса особая не нужна была в этих художествах, главное, чтоб глаза были. Поставил их напротив окон, тоже как оберег, сказал заклинание: "Кого черти принесут, тех глаза враз сожгут. Затем взял он иголку, в ушко ее вдел нитку с тремя узелками, обошел с ней весь дом с заговором:
"Стой иголка, как солдат,
Не пускай же всех подряд.
Ты бессменный часовой,
Береги же мой покой.
Будет кто ломиться дом,
Обратись же ты копьем.
И дверей не отвори,
Стой на страже до зари".
После этого вонзил иголку в левый верхний угол двери. Прочитал еще несколько заклинаний и заговоров. Сидит с топором на кровати, ждет.
В полночь услышал, как лестница в погребе заскрипела, кто-то в дверцу стал изнутри толкать. Сначала толкает, потом сильно стучит, ломится. Дверка не поддалась, стихло все. Спустя час или около того стали стучаться в дверь, потом в окно. Филя на печи спит и ухом не ведет, поднес его Брюква к окошку, тот понюхался, покрутился и обратно на печь. Слышал Брюква, как кто-то зовет его опять. В ответ Брюква стал нарочито громко читать молитвы, какие помнил, креститься, но топор из рук не выпускал. Под утро стихло все опять. Сквозь щель ставень стал свет проникать.
Вышел Брюква в сени – никого; во дворе тоже никого, вышел на улицу, огляделся и видит, как на краю деревни, уже за околицей, стоит дед и смотрит в его сторону. Дед ему рукой махнул и в лес быстрым шагом направился. Страшно Брюкве стало, не решился он его догонять. “Дед по ночам из могилы встает!” – подумал парень.
Пошел Брюква в Зайцево, что за двенадцать верст от Пятерихи. Там и церква есть и шинок. Взял Брюква святой воды, в шинке кой-какой снеди прикупил. Встретил там мужика из Пятерихи, сказал ему, что тут переночует у знакомых. Но сам ближе к вечеру вернулся к Пятерихе. Но в саму деревню не зашел, стороной обогнул ее и в леске притаился. А когда стемнело совсем, то зашел к себе домой незаметно, а потом пошел на кладбище.
Жуткое ему было, уж днем не в пример бы было сподручнее, но только кто б ему бы дал задуманное днем-то осуществить. А задумал он могилу деда раскопать. Толика сомнения оставалась в нем, да и в чертовщину он не верил никогда раньше. Из дому захватил лопату и острый кол деревянный, который он водой окропил святой.
Могилу деда Брюква без труда отыскал, была она еще свежая, темнее прочих. Луна за тучи скрылась, дождь пошел, несильный, моросящий. Земля свежая, быстро дело спорилось, откопал могилу, спрыгнул вниз. Только собрался гроб открыть, как слышит:
– А коли не вылезешь оттуда? – чей-то голос насмешливый.
Была у них на кладбище одна старая могила, Брюква не знал чья, но человека богатого, не по пятеричным меркам, и надгробие у него одного из всех было каменное, большое, а не кресты деревянные. Поднял Брюква голову, выпрямился и видит, как та ведьма сидит на этом надгробии. “Бежать! Хотя нет, не струшу, обожду пока, что дальше будет. Лишь бы с ней не заговорить, ведь видно же, что именно этого от меня она и хочет”, – рассудил он.
Держит в руке кол занесенный, крышку открывает резко – пуста могила!
– Ха, дурень! – заливается ведьма смехом. – Что, думал, тут он лежит? Твой дед - упырь и сожрет тебя.
“Он же в доме был, когда я под одеялом прятался. Одеяло от упыря не спасло бы”, – думает Брюква. Могилу осмотрел, гроб: ничего примечательного, да вот только работу деда своего он сразу узнал. Гроб-то добротный был, из дерева, которое просушили, подготовили, не рассохся, не треснул, с обивкой красной внутре, с резьбой по крышке. Уж не заранее ли дед его себе сделал? Заказы-то давно не брал он, а ему никто бы такой гроб не купил.
– Гроб я ему подарила. И тебя подарками не обделю. Хочешь, Поля, новые сапоги? Али денег, али терем новый, без соли на окнах, ха! Собой пригож ты, умен, да только гол как сокол.
Еще что-то говорила, она, но Брюква не слушать силился. Закрыл гроб, из могилы вылез, весь в грязи, в земле. Стал могилу закапывать. Закопал, сел рядом на землю, думает, что же делать дальше.
– А что тут еще делать? Поняла я, с дедушкой желаешь увидеться. Приходи завтра в лес, в это же время. Как из деревни выйдешь, чуть левее возьми, появится тропинка, темно будет, но увидишь ее, иди по ней на опушку, там с дедом свидание устрою. Ну как, Полюшка, придешь?
“Да, приду”, – только подумал Поля, не вслух сказал.
– Ай, как славно! – ведьма в ладоши захлопала, совсем развеселилась.
Взял Брюква лопату и поплелся в дом, смех за спиной слышал, но не оборачивался на нее.
Пришел и лег спать, проспал как убитый до вечера. Встал, кота накормил, сам поел, задумался. По здравому рассуждению, нужно бы все бросить и ехать в город, а там хоть в сплавщики, хоть кирпичником в артель, хоть куда еще, все же лучше, чем здесь. Но ведь так он деда бросит, получается. И как на самом деле с младенцем дело обстояло - не узнает. А вдруг деду еще можно помочь? Хоть душу его упокоить, похоронить все-таки по-христиански, а то виданное ли дело – пустая могила. Помощи ждать неоткуда теперь, про расхищение могилы даже Клаше не решился бы сказать; как бы дед ни опостылел деревенским при жизни, а могилы предков святы. Нужно ночью в лес идти. Ведьма убить его не хочет или не может. Иначе он бы еще с кладбища не вернулся.
Взял он кол, еще раз ножом его навострил, сам нож и кол опять окропил святой водой, кол в руках понес, нож в ножнах деревянных на поясе.
Пошел в лес, в назначенное место. Луна светила, как из деревни вышел, так появилась тропинка, которой раньше никогда не припоминал он, вышел по тропинке к поляне. На поляне стоит домик небольшой. Дверь отворилась, и на порог вышел дед.
***
Дед помахал рукой в приветствии:
– Здравствуй, Поля! Заходи в хату.
– Здравствуй, коль не шутишь. Зайду.
Брюква зашел в дом. Домик был маленький, внутри у окна стоял стол, с ним рядом лавка небольшая и стул. На столе малина рассыпана и орехи. Печи в доме не было, но был посреди домика сложен очаг, дым вверх уходил, в отверстие в крыше, в очаге огонек горел, в котелке варилось что-то, у стены в одном углу стоял сундук. А большую часть дома занимала кровать огроменная, с четырьмя набалдашниками и высокой спинкой у изголовья. В изголовье на двух крючках висит сабля отличнейшей работы. На стене гвоздики прибиты, к ним сухие травы привязаны, на сундуке лежали какие-то шкурки, по всему дому на веревках висели тоже травы да грибы сушеные. В другом углу стоит стул, а на нем также, как в доме Брюквы, намалевана черным какая-то мазня и три детских черепа приколочены.
Дед со времени их последней встречи ничуть не изменился. Рубаха на нем чистая, борода белая, окладистая, на ногах все те же сапоги Афанасия. Сели за стол.
– Что ж ты могилу мою раскопал, бесстыдник, – говорит дед, а сам смеется.
– Что это? – Поликарп указал на черепа в углу.
– А, это… это могучий ар-те-факт, – выговаривает дед с расстановкой. – Он ворожбу усиливает, невидимое открывает. Такой же у нас в подвале стоит. Через него я тогда в дом и попал наш, ты ж двери-то запер. И второй раз тоже, когда ты запер и подвал.
Тут дед речь свою повел. Рассказал, что не умер он вовсе, хотя Брюква это и так уже понял, что он выпил слабый яд, Денис его похоронил, а потом откопал. А потом еще раз Поликарп его могилу выкопал. Расхохотался сильно дед, вспоминая, как он Брюкву напугал, а тот под одеялом трясся аки заяц. Брюква тоже улыбнулся, ох и нелепо же он выглядел тогда. Рассказал дед, как ведьма его в мыслях отвлекала, а потом и во снах стала являться. Сама она бестелесна уже, убили ее, но не до конца. Обитает под холмом сильный дух, он ей всю жизнь помогал и после смерти тоже. А она ему – совместной смертию питают друг друга. Покуда по воле ведьмы свершаются убийства, все сильнее она становится, крепчает и силу набирает, и дух сыт. Раньше они детей убивали, младенцев али совсем дряхлых стариков, кто слаб, в общем. А тут прокляла она всю семью их, а дед проклятью не поддался, тем и спасся, а теперь ведьме служит.
– Так это ты с ней на пару всю нашу семью загубил?
– Э, не. Я только Афанасия пристукнул. Надо было сразу это сделать, когда еще батраком он был у нас, а не на Зойке женить. Все остальные сами померли. А Льва ты убил, душегуб, – слово последнее дед без всякой злости произносит.
– Свежо предание, но верится с трудом.
– Дурак ты, Полька. Супротив ворожбы древней разве попрешь? То как сель в горах: уж или с ним ты, или сомнет тебя и расплющит.
– Это ты дурак старый.
– Чего?! – дед аж опешил. – Ты деду-то зазря не брани.
Брюква на ноги вскочил, дед тоже.
– Дал себя бабе мертвой вокруг пальца обвести и под ее дудку пляшешь! Дедушка, послушай! Спалить тут все надо к чертям собачьим и уезжать. В город поедем.
Брюква бросился к очагу, хотел угли по хате раскидать. Дед ему как дал в зубы, что Брюква опрокинулся:
– Не смей, подонок, задушу!
– Убей его! – раздался женский вопль.
На кровати, скрестив ноги по-турецки, откуда ни возьмись сидела ведьма и прямо вся тряслась от радости. Глаза у нее красным загорелись. И у деда тоже, блеск безумный в них заиграл. Понял Брюква, что дед ее невольник уже полностью, не спасти его. Что магия тут сильная, надо бежать. Поднялся Брюква на ноги, по подбородку кровь стекает из разбитой десны. Ведьма все сильнее хохочет, Поликарп к двери бросился, а дед его за пояс поймал.
И такое тут на Брюкву спокойствие снизошло, откуда только взялось. Ушел страх. Развернулся и на деда попер. Тот схватил его за плечи, чтоб на пол кинуть. Да не тут-то было – Брюква с места не стронулся. Помнил он, какой дед его могутный, что равных ему по силе не встречалось, да вот только сам он статью весь в деда вышел, но помоложе был. Дед отпрыгнул проворно, схватил стул и на Брюкву обрушил, но парень за ножку стул перехватил, из рук у деда вырвал, да так тряхнул его, что на пол дед сам повалился. Брюква выхватил нож и в самое сердце дедушке родному вонзил. Упал тот бездыханным, а ведьма как завопит, в ладоши захлопает, вся бледность с лица ее прошла, щеки порозовели.
А Брюква к очагу наклонился – ножом угли и головешки из него на пол рассыпать. Опять не вышло – ведьма хлоп в ладоши, и очаг погас. Тьма кромешная окутала маленький домик. Брюква замер, лишь слышит, как сердце стучит свое. В окно луна заглянула, стали глаза темноте привыкать. Как назло, огниво дома оставил, так бы огонь развел. Решил в свете луны оглядеться, может, найдет чего.
И видит Брюква, как мертвый дед его поднимается. Уж тут какой бы смелый ни был парень только что, но на сей раз ужас свое взял. Дед с ножом в груди встает, шатается. Брюква дверь распахнул, а там ведьма стоит на пороге и его толкает на деда. Брюква вырвал нож из груди его и на ведьму бросился, ножом ее полоснул, она закричала и в туман тотчас обратилась. Брюква бросился из дому – дед за ним. Он бежать в лес – дед не отстает. Парень из-за пояса кол вытащил и с развороту, со всей силы, что осталась еще, деду в грудь вонзил, в то место, где рана от ножа алела. Упал дед и замер.
Поднял Брюква деда на руки, второй раз за ночь дедушку родного убил. Несет его на кладбище, а слезы из глаз так и капают. Все вспоминает он, как дедушка ему в детстве солдатиков делал деревянных. Как на рыбалку вместе ходили, как дед его учил лапти плести из лыка и из бересты, катанки катать. Как санки им дед большие смастерил, и всей детворой катались они зимой на них с холма.
Снова Брюква могилу выкопал дедову, на сей раз уже все основания для этого были. Обнял он деда на прощание, положил в гроб. Снял с себя крест, что ему бабушка завещала, надел на деда и похоронил.
Уже рассвело почти, вернулся Брюква в деревню, идет весь грязный, с лопатой. Приметил издалека, что Архип уже не спит, из дома вышел, собирается куда-то. Обождал, покуда не ушел он, потом в дом к себе проскочил. Баню истопил, вымылся, одежу состирнул. Поел и лег спать.
Отдохнул сутки, а на следующее утро пошел в лес, но домика там не нашел. Все приметы говорят, что тут он должен быть, но ведь нет его. Ясно стало Поликарпу, что это магия сильная, что домик только по ночам является, да и то, неизвестно, явится ли ему теперь.
Вернулся в дом, обождал до вечера. Ввечеру опять пошел на поиски, нашел поляну, на ней домик весь как полупрозрачный. Но чем темнело более, тем дом виднее был. К полуночи совсем стал осязаемый. Покуда ждал, хворосту насобирал, теперь же обложил им дом, достал огниво из мешка. В эту минуту дверь отворилась, на пороге ведьма стоит, руки на груди скрестила, на косяк дверной облокотилась и молвит с усмешкой:
– А ведомо ли тебе, как больно это – в доме своем сгореть заживо?
"А тебе ведомо, какого всю семью потерять?" – подумал только Поликарп, не вслух сказал. Говорить не хотел он с ней.
– Да. Не руби сплеча, горячая голова, не губи меня. Ты лучше в дом войди, – продолжает она и от двери вглубь дома отходит.
“Нужно зайти в дом и там тоже хворость положить, – думает вначале Брюква, а потом понимает, – на кой ляд в самом доме хворост, и так же все сгорит?”. Но все равно в дом идет. Двигаться все сложнее ему, спина как у старика не сгибается, еле хворост на пол кладет, силы все ушли куда-то, сел на лавку.
– Устал, Полюшка, ложись на кровать, отдохни, – сладким голосом ведьма приговаривает.
А на кровати перина пуховая, одеяло стеженое. Ну, Брюква и лег на нее, одежу скинул. Остался с ведьмой до утра в доме. А на утро уже и дом передумал сжигать, решил в нем жить остаться.
***
Стал Брюква с ведьмой в доме жить. Он ее теперь и днем видит, и ночью. Ночью она сама по деревне может ходить, а днем в его присутствии только, и только в лесу может появляться. Но жаждет ведьма силы убольшить свои. Для того нужны ей убийства людей, да простые уже не помогут. Нужно со знанием дела за это взяться. Для того ей помощник толковый нужен. Но не токмо зверств ради, но и для другой подсобной работы нужен помощник.
Брюква рубил дрова, хворост собирал. Еще обучала его ведьма травничеству, а ведомо много ей было. Ходили они вдвоем часто в лес, там она ему травы показывала, рассказывала, он собирал. Когда встретят зайца, птицу или другого какого мелкого зверя, ведьма их одним взглядом убивает, а Брюква тушку домой несет. Тем и сыт был. Учила его видеть невидимое и слушать неслышимое, тончайшие нити силы волшебной в мире наблюдать и себе на пользу брать их.
Вечером сидят они за столом, Брюква на огне зайца поджарил, ест его без соли даже, но с приправами, какие найти удалось.
– Рожу-то не криви, чай не барин. Ишь, зайчатина ему не по скусу, – говорит ведьма с усмешкой. А потом уже ласковее добавляет: – Не горюй, скоро вся округа будет нам носить, что прикажу: хлеб, бражку, овощи, особенно лук, что ты так любишь. Будет у тебя все, что пожелаешь. А захочешь жизнь продлить свою, то и это можно. Но тогда уж чем поинтереснее будем мзду с мужичков-то брать.
Да так скалится зловеще, что не хочет Брюква даже знать, что там интереснее хлеба по ее разумению бывает. Прежде чем есть приступать, иногда разрезал Брюква аккуратно жилку на руке, кровушку свою в плошку наливал. Сам ест, она за столом напротив сидит, из плошки не пьет, вообще не притрагивается к ней, но к концу трапезы уже пустая плошка стоит и блестит как вымытая.
Так лето и проходит неспешно, много знаний Брюква почерпнул: все теперь знает и о лесе, и о луге, и отравах. Как самые разные настойки, припарки, мази варить. Не все были вредные. Много было и целебных, были яды, были и противоядия. Учила заговорам разным, как в целом тело человека подчинять, знать все о нем, что с ним делать. Например, рассказала ему ведьма о том, как делают артефакт тот из черепов трех детских.
– Знание – есть знание, – говаривала ведьма. – Не бывает оно плохое или хорошее. Чем больше ты знаешь и умеешь, тем лучше. Мне все тайны лес и ветер нашептывают, а я тебя всеми учу. Ты уж сам решишь, как и что применять.
Брюква иногда в деревню свою наведывается. Говорит всем, что болен чахоткой, что в остроге ее подхватил, а тут совсем одолела его, но он лечится. Икону и кота давно Клаше вернул, а потом так и не виделся с нею, все больше избегал всех. Еще в первые дни житья своего с ведьмой принес он из домика в лесу к себе домой саблю офицерскую. Очень она ему понравилась. Ведьма не противилась, ей любо было, когда что из вещей Брюкве нравилось.
Разговаривали он с ведьмой обо всем на свете. Как-то рассказала она ему о детстве своем:
– Родилась я в городе большом, таком, что одних церквей там больше ста штук. Мать прачкой работала, отец крепко пил, бил нас с матерью и все деньги забирал. Потом его в драке по пьяни в кабаке убили. Мать стала водиться с разными лихоимцами, собой торговать, а когда мне девять лет исполнилось, то и мной тоже. Да, парень, что брови вверх поползли у тебя? Это не деревенский уклад, патриархальный, где все чинно, все у всех на виду. В городе большом или ты ближнего съел, или тебя. Потом, знамо дело, подхватила мать французскую болезнь. Думаю, и у меня она была, но спасло меня одно обстоятельство. Шла по улице, слышу голос в голове, зашла в дом, там на кровати лежит бабка старая, умирает, она мне подарила браслет. Как взяла его, так стала я в себе чувствовать перемену, но не могла понять, какую именно. Бабка та мне что-то сказать хотела, да струхнула я и убежала, а зря. А потом стала я слышать призыв во снах, слабый такой. Мне тогда уже лет двенадцать было. Решила во что бы то ни стало его источник найти. Долго скиталась, нашла духа могучего, он покровитель мой. Он мне силу тайно на ворожбу придает, я над людьми власть имею, над жизнию и смертию их. Так можно было и жить очень долго и все сильнее становиться. Но тут, как и везде, с умом надо подходить, а не очертя голову. Два правила себе на носу зарубила, и ты уясни: не прельщайся красотой людской, ибо переходящая она, как дым растает, как туман над речкой утренний. И с властями не связывайся, тоже гиблое дело – не сдюжить ни тебе, ни мне. Уж лучше дело аккуратно делай, следов не оставляй. А то не отделаешься острогом-то.
Последние слова уж больно мрачно ведьма говорит, даже за поясницу держится, как при воспоминании каком.
– Да что там, все перемелется – мука будет, – продолжает она, а потом подумав, добавляет: – А все же славно, что деда не стало. Ты мне сразу был всех милее, но, окромя деда, не могла никого из семьи вашей поддеть, а на тебя зариться рано было еще. Вот отсидел ты, дед мне силушку помог поднабрать, тут уж все и сложилось у нас славненько. Поможешь ты мне в ворожбе черной, скоро совсем научусь и днем, и ночью, и при тебе, и без тебя в плоть облекаться. А со временем и вообще тело верну свое прежнее.
Уже осень наступила ранняя. Тут слово с делом ненадолго разошлись: велела ведьма Брюкве убить человека. Какого - неважно, важно кровью его напитаться и на себя подозрение не бросить. Выяснила она, что в соседней деревне Марково, в их общем с Пятерихой лесе, в местечке укромном, тайком встречаются парень с девушкой, совсем отроки еще юные.
– Сегодня ночью опять на свидание пойдут голубки. Я девчушке голову затуманю, от парня отворожу, это я легко могу. Он придет один, как дурак, тут ты его и сцапаешь. Приметь место в лесу, чтоб отсюда не слишком близко было, но и не так далеко, приволочешь его туда, к дереву привяжешь. Далее надо ему дурман-настойки дать выпить, что ты на той неделе сварил, но немного, стакан - не больше. Если ей чуток напоить, то можно на разум повлиять, человек будет видеть, что ему прикажешь, а потом клясться будет, что все так и было. Если сильно опоить, то просто будет видеть то, чего нет, но тут неподвластно будет уже над ним колдовство, слишком сильно нельзя ум затмевать – будет просто видениям предаваться любым, какие ему в голову взбредут. На нем научу тебя в разум людской проникать. Это нам в в дальнейшем всегда пригодится, славное знание. Ну и потом парня убить надо, кровь выпустить в таз и всю поляну перед нашим домом ей окропить. Давно мы нашего друга не потчевали ничем. А потом, как издохнет паренек, к дереву привязанный, труп отнесешь за полверсты отсюда в сторону Марково, я туда волков приведу, чтоб обглодали его. Ты понял меня?
Брюква все понял, обещал все в точности исполнить. С утра за дело взялся: нашел березку подходящую, спрятал под нее веревку, нож, чашу, бутыль с дурман-настойкой. Перед тем, как идти отдыхать и ночи ждать, попробовал языком настойку ту, чтоб знать, все ли верно сделал, чтоб вкус на потом запомнить. И очень он ему знакомым показался, горький, но не противный. Отогнал Брюква мысль эту и лег спать. Ближе к ночи проснулся и пошел на указанное место, где отрок свою зазнобу будет ждать, ведьма его проводила, а потом одного оставила. Залез Брюква на дерево и сидит. Видит, паренек пришел, совсем молодой еще, худенький. Стоит, с ноги на ногу переминается. Брюква с дерева прыгнул, парень в ужасе бежать, да куда там – Брюква его в три прыжка догнал. Одним ударом его наземь поверг, паренек даже закричать не смог, застонал только. Вздул его Брюква так, что тот совсем чувств лишился, вскинул на плечо и принес к примеченному дереву. Привязал, нож достал, положил пока на чашу. Вначале опоить надо – достал Брюква настойку, а потом ему вспомнилось, откуда вкус ее знаком.
***
И не только это, все тут Брюква понял. Ведь дед-то его такой же настойкой опоил! Глаза его видели правду, а мысли в облаках витали, но где-то в памяти осталась истина, а теперь пришла к нему.
Вспомнил Брюква, как дед ловко Льва подхватил, рот зажав ладонью, во двор вынес, одной рукой к земле прижал, а бороной ребенку череп размозжил, что тот и пискнуть не успел. А потом во двор выскочил вслед за Архипом. Да так шустро все обделал, что Архип и не заметил подставы этой.
Понял Брюква, что не убивал брата, это сил ему душевных придало. Впервые ощутил пустоту в груди от того, что креста на нем нет, подарка бабушки. И снимать нельзя с себя было, но и деда без него нельзя было хоронить. Куда ни кинь – всюду клин. Что креста на нем не было, то и дало ведьме над ним верх взять, когда он дом пытался второй раз сжечь.
“Ну, третий раз на счастье”, – решает пошутить Брюква. Ножом вервии на парне разрезал, уложил его аккуратно на землю. Надо бы ему помочь, но пока недосуг – нельзя мешкать, это сейчас смерти подобно. Понимает, что хоть и сам он силой воли своей морок победил и чары развеял, да вот надолго ли?
Бежит Брюква к домику – спалить его наконец, пока ведьма волками занята. Вбегает в дом, у стены вязанку хвороста для очага хватает и по дому рассыпает. Сел на корточки, сунул в огонь под очагом кусочек бересты, загорелась она. Поднимает очи от костерка, а в доме ведьма стоит и на него глядит. Без злости глядит, с немым укором и тоской. Протянула к нему руки, и стало ему вдруг дышать тяжело, как будто душат его. Ломанулся Брюква в дверь, толкает ее, а та не открывается.
“Эх, пропадать, так не зазря!” – решается он. Руки трясутся, кое-как он кусок бересты к хворосту протянул, что по полу рассыпан. Ведьма все руки к нему протягивает, пальцы скрючивает. Брюква уж и на пол повалился, но поджег несколько хворостинок, а кусочек бересты на кровать кинул, покрывало и занялось. Ну, все, дело сделано, дальше само разгорится.
Совсем у Брюквы в глазах темнеет уже, тут он последнюю волю в кулак собрал, схватил стул, что рядом с ним стоял, и швырнул его в алтарь из черепов. Попал, те только на кусочки мелкие раскололись, как брызги в разные стороны полетели. Сразу и удушье отпустило, и дверь открылась.
Времени не теряя, выскочил он из дома, а тот уже знатно горит. Первым делом Брюква к парню побежал, может, чем сумеет помочь ему, но того и след простыл. Бежит Поликарп к дому своему, хватает лопату и к подножию холма стремится. Видит он там место нечистое, шириною в пол-аршина, на котором растения не растут. Выкопал он в этом месте кости человеческие, отнес их домой. Дома растопил печь, кости разбил кувалдой на мелкие кусочки, облил святой водой, что еще оставалась, прочитал над ними молитву и бросил в печь, которая уже прогрелась.
Сел отдохнуть Брюква, но не тут-то было. Слышит крики какие-то на улице. Выскочил из двора и видит: по деревне бегает и верещит кто-то. Присмотревшись, становится понятно, что это образ женщины, весь пламенем объятый, она по деревне носится, хватает дома, плетни, заборы сараи – все, до чего дотянуться может. Начались пожары, люди как могут тушат их, вся деревня пробудилась, кто в чем из дому выскочил.
Еще какое-то время это женщина побегала по деревне, а потом упала прямо на дороге и в дым обратилась. Люди пытаются пожар унять, вроде кое-как получаться стало. Брюква тоже суетится, помогает, воду таскает, топором в сарае Еремки дверь вышиб – лошадей вывел, пока хозяин сам еле из дому спасся. Поэтому и не сразу заметил Брюква, как по деревне огромный зверь носится и людей раздирает.
Тут уже паника началась, многим не до пожара стало, кто потрусливее, так тот к реке побежал, кто посмелее - похватал вилы, топоры, дреколье – на зверя пошли толпой. Но не берет супостата ничего, он всех напавших на него мужиков сокрушил. Совсем людей ужас обуял: в домах пожар, на улице страховидла какая-то всех дерет.
Брюква кинулся к себе домой. Сначала в погребе черепа все той же кувалдой разбил. Услышал он вой дикий в этот миг, заунывный и злобный. Схватил парень саблю офицерскую, окропил ее остатками святой воды, выбежал на улицу и бросился на зверя. Рубит его саблей, тот изворачивается, когтями и зубами Брюкву пытается схватить. Брюква совсем остервенел, уже себя не щадя рубит, не видит ничего пред собой, окромя зверя и пасти его.
Зарубил Брюква это чудовище, тот завыл еще злее, еще протяжнее и издох. Останки его истлели на глазах прямо.
***
Погорела почти вся Пятериха, людей погибло много. Приехал из города уездного сановник с комиссией. Нашел, что действительно плохи тут дела, подписал бумагу на выдачу денег из казны царской погорельцам в поможение. Пока суд да дело, разбили люди лагерь, шалаши за рекой. А потом некоторые стали прямо там и строиться. Как-то так получилось, что все за реку переехали, даже те, у кого дом почти сохранился или хотя бы печь, разобрали, что могли и тоже за реку жить уехали. Стала новая деревня так и называться – Заречная.
Брюква помогал всем, как только мог. После пожара до следующей зари очей не смыкал, людей лечил, пропавших искал. Из Зайцево люди пришли, помогали мертвых земле предать. Потом Брюква в Заречной жителям помогал отстроиться. Его дом в Пятерихе – единственный не пострадал совсем. Сам дом, пристройки, забор Брюква на материалы разобрал, людям отдал самым нуждающимся.
Думали все, что он тоже себе дом отстроит, пока осень, зима-то не за горами. Помощь свою предлагали, но не согласился он.
С первым снегом закутался Брюква в теплый плащ, взял в руки посох, за спиной у него сумка с травами, на поясе нож. Ушел странствовать по свету, больше его в этих краях не видели.
Эпилог
Давно уж о Пятерихе люди забыли, бурьяном это место поросло. Когда идет случайный путник через эти места, то в Заречную заглядывает или хотя бы по той стороне реки движется.
Шел один мужик через эти места, по соображению, ему одному ведомому, не хотел в Заречную заходить, нарочно пошел по другой стороне реки. Присел под деревом отдохнуть. Посыпал солью краюху хлеба, подкрепиться время пришло. Слышит, как жужжит что-то: то ли в ухе, то ли возле уха. Рукой отгоняет, но не может прогнать. Как-то стало мужику неуютно вдруг, сам не знает, почему. Встал он, а потом приметил – пчела рядом с ним жужжит, чуть в волосах не запуталась. Прогнал ее.
Посидел еще прохожий человек, отдохнул, потом дальше своей дорогой пошел.
Новость отредактировал Lynx - 27-06-2017, 00:08
Причина: Стилистика автора сохранена
Ключевые слова: Ведьма деревня пожар убийства магия авторская история