Мертвец из ада. Часть 1
Это был конец декабря. Морозный день, по-особенному пасмурное небо. Серые снежинки хлопьями ложились на землю, словно пепел. Последний день месяца омрачила метель – лютый ветер проникал под пуховики, многослойные толстовки, сводил судорогой пальцы рук, колол и резал лицо. Многие улицы замело снегом, а машины, вроде тех, что стояли припаркованными во дворах у своих домов, оказались похороненными под большими сугробами. Несмотря на все эти напасти и проказы злосчастной королевы-зимы, люди не утратили новогоднего настроения, дух праздника горел почти в каждом из окон. Но правда ли это был тот самый светлый дух рождества и радости или его искаженный образ, злобный брат-близнец? Люди с жадностью и суетливым энтузиазмом закупались всеми необходимыми атрибутами надвигавшегося Нового Года так, будто этот день и в самом деле должен был стать последним не только в этом году, но и в их жизни.Но что делают в такую ужасную погоду на улице два молодых человека? Вон те, что взволнованно трутся у киоска с газетами, оглядываясь по сторонам. Саша и Миша – именно о них эта история; история о предательстве, человеческой ненависти, желании, скоропреходящей надежде и… коварной смерти.
– Ты боишься? – нарушил тишину Саша, совершая странные телодвижения, чтобы согреться.
Миша ему не ответил, отвернувшись и поглубже засунув руки в карманы черной убогой дырявой куртки; она несильно спасала его от налетавшего хлесткого ветра.
– Да не боись, – сказал тот, выпуская пар изо рта, – у меня есть план.
– Знаю я твои планы, – наконец тихо отозвался мальчик. – Они все однообразны. Вечно встреваем в какое-нибудь дерьмо, а я потом выручай.
– В натуре сто пудовый верняк, – проигнорировал недовольство друга Саша. – Вот увидишь! – он шмыгнул носом и как-то резво перешел на другую тему, словно опасаясь, что друг сорвется и уйдет домой. – Родаки решили в этом году не праздновать. Отец сказал, что устал и елку покупать ради двух-трех дней не собирается. Вместо этого принес домой чекушку. Ну и к черту! Я сам устрою себе Новый Год такой, какой захочу. Все будет, как надо. Вот увидишь!
– Угу, – с характерным скепсисом буркнул Миша, но предпочел промолчать, зная, что переубедить друга ему не удастся, а свирепый холод уже давно завладел его телом и, кажется, покрыл льдом его несчастные кости. – Все, еще немного, и я ухожу.
– Вон, смотри! – неожиданно крикнул подросток, указывая рукой вперед, куда-то на невидимую цель.
Миша проследил взглядом за пальцем товарища, но из-за снежной бури ничего не обнаружил. Прищурился. Его ресницы покрылись инеем. Обветренные губы дрожали.
– Ну и что ты там увидел? – раздражено пробубнил он, доставая из кармана пачку сигарет. В такие минуты, чтобы успокоиться и ни на кого не сорваться, он предпочитал выкурить одну сигаретку – это также помогало ему в принятии затруднительных решений. Закусил зубами фильтр, собираясь прикурить, когда внезапно на пешеходной дороге возник размытый силуэт. Рука с зажженной зажигалкой поднялась до половины, но потом Миша замер на месте и оцепенел, словно из густой и заснеженной пелены медленно выплывал призрак.
Это был довольно высокий и весьма щуплый молодой человек невзрачного вида, в черной тонкой ветровке с накинутым на голову глубоким капюшоном и с рюкзаком за спиной. Он напоминал забитого, преданного лишь науке студента. Его фигура была сгорблена, словно он не хотел выделяться из толпы (а желательнее всего раствориться в ней), от узких худосочных плеч плетьми свисали длинные руки, которые находили себе укрытия в карманах черных затертых джинсов.
– Наш человек, – довольно сказал Саша и толкнул Мишу в плечо, от чего у того выскользнула из пальцев сигаретка и бесшумно упала на землю. – Идем.
Под ногами заскрипел снег. Миша отправился за другом, забыв о своем никотиновом счастье, которое мгновением позже было похоронено под плотным снежным покровом.
Они не отставали от него ни на шаг. Слегка ускорились и уже через пару минут поравнялись с пареньком, который иногда бросал на них косые, беглые взгляды.
– Слышь, друг, мобила есть позвонить? – спокойно и непринужденно начал Саша, обращаясь к незнакомцу, который вдруг остановился и повернулся к ребятам. – Срочно нужно, – продолжал говорить Сашка, – один важный звоночек. Давай, выручай, друг.
Парень сгорбился еще больше, подтягивая лямки рюкзака на плечах. Подозрительно оглядел двух своих собеседников и нервно затоптался на месте.
– Да, кажется, где-то была, – слабым, тихим голосом ответил он, шаря по карманам, – сейчас посмотрю.
Сильный ветер затрепал его капюшон, но дети так и не смогли разглядеть его лица, довольствуясь лишь робким, сухим голосом.
– Вот и славненько, – с возбуждением воскликнул Саша и слегка подмигнул Мише, который лишь с отвращением от него отвернулся.
– А деньги есть? – выпалил он, вернувшись к новому знакомому.
– Какие деньги? – удивился голос.
– Которыми обычно расплачиваешься за разные услуги, друг.
Паренек растеряно на него воззрился, не понимая, что происходит. Повисла гнетущая тишина. И тогда Саша вынул из куртки складной ножик, который вытянул и приставил к груди «студента».
– Поделись улыбкою своей, и она еще не раз к тебе вернется, – сказал он, сохраняя беззаботный, немного дружеский тон, однако крепко сжимал рукоять, словно боялся выронить нож или струсить. – Только не дергайся, друг.
– Ч-что?
– Доставай все, что у тебя есть. Только не дергайся, – снова повторил он как будто самому себе.
Парень беспрекословно повиновался, отдавая ему свой телефон и помятые купюры.
– И кольцо! – вскричал Сашка, заметив орлиным глазом у него на среднем пальце блестящий предмет.
Паренек медленно перевел взгляд на черный перстень в виде жабы, сидящей у него на пальце, затем на Сашу, словно размышлял над чем-то.
– Давай, давай, – поторапливал его Сашка, касаясь острием ножа тоненькой ветровки.
Он послушно снял перстень с пальца и передал подростку. Миша все это время стоял в стороне, стараясь не участвовать в их процессе. Пытался успокоиться. Вспомнил, что у него для этого есть подходящее лекарство. Взял из полупустой пачки очередную сигарету и поднес ее к губам, когда его бесцеремонно прервал возглас Саши, вырывающий из забытья.
– Ну все, уходим!
От его толчков Миша снова обронил сигарету в снег. Он не стал ее подбирать и кинулся следом за другом, опасаясь, что их обнаружат.
«Студент» оставался на месте. Он не кричал и не звал на помощь, стоя там, на улице, в центре бушующей метели. Безропотно смотрел на удаляющихся от него ребят и даже, кажется, помахал им рукой, если зрение не изменяет Мише – так ему почудилось, когда он бросил последний взгляд через плечо, прежде чем тот растворился в снежной буре. И по спине мальчика пробежал неприятный холодок. «Что за чертовщина, - подумал он, отворачиваясь, - кто этот парень?»
Они благополучно добрались до квартиры Миши. Родителей дома не было.
– Что это, твою мать, было!? – возбужденно вскричал он, закрыв дверь на щеколду и устало прислонившись к ней спиной. От длительного бега он задыхался и жадно глотал ртом воздух.
– Ограбление века! – сказал Саша, победно вскинув руки. – У нас получилось! Этот придурок был в таком шоке, что даже не стал звать на помощь! Уверен, в его джинсах сейчас нехилая куча, сечешь, о чем я? – Саша громко загоготал, словно его шутка была тоже «шуткой века». Он скинул с себя обувь и прошел в зал. Плюхнулся в кресло.
– Ты идиот! – вспылил Миша. – Чертов Капонэ!
– Да расслабься ты, как будто в первый раз это делаем. Лучше глянь, че надыбали, я думал, у этого м*дака, кроме пары монет за проезд и сопливого платка, больше ничего не сыщешь.
Саша любовался черным перстнем.
– Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? – его губы изогнулись в улыбке. – Какая мерзкая черепаха.
– Это жаба, кретин, – поправил его Миша.
Жирная черная туша с разинутой пастью сидела на кольце, упираясь в него всеми четырьмя лапами. Широкая гадкая морда. Недовольные узкие зрачки сверкали от изумрудных камней, инкрустированных в глаза.
– Да какая разница! Она, наверное, стоит кучу денег. Редкость. Я же говорил, что отлично проведу этот Новый год, говорил! Одного не могу понять: откуда эта вещь взялась у этого м*дака?
– Может, родаки богатые, – предположил Миша. – Покажи хоть, че взял.
Саша выгреб на стол все «богатство», что у него было. Последним положил мобильник.
– Весьма недурно, – заключил он, покручивая в руках телефон. – Помнишь, как мы с тобой прикалывались, читая смс-ки разных лохов с их мобил? – он изменил свой голос. – «Дорогая, я схожу по тебе с ума, я без тебя не могу» – вот умора-то! Посмотрим сообщения нашего приятеля?
– Не можешь просто выкинуть симку, тебе нужно обязательно поиздеваться? – спросил Миша.
Саша пожал плечами.
– Это весело. Нужно брать от жизни все, друг.
Он принялся копаться в телефоне, на время оставляя жабу в покое, которую спрятал себе за пазуху, словно не доверял своему партнеру.
– Ни фа се! – Саша присвистнул. – Да у него тут четыреста фоток. Охренеть.
Миша усмехнулся:
– И двести из них селфи в лифте, да?
Саша проигнорировал вопрос. Его лицо внезапно переменилось – черты исказил страх. Глаза расширились, рот слегка приоткрылся. Он жутко побледнел, как будто увидел на экране дисплея свою собственную комнату.
Миша прекратил разгребать на столе вещи и недоуменно на него уставился.
– Ты чего? Что случилось?
Но мальчик словно лишился голоса и не отвечал ему.
– Язык проглотил, что ли? Да что ты там увидел!?
Миша выхватил из его ослабевших пальцев мобильник и поднес к своим глазам. Он почувствовал, как напряженно сжалось его сердце и болезненно заныл желудок. В горле образовался тяжелый ком. На снимках были откровенно показаны множество тел. Только тела. Они лежали в разных немыслимых позах, рядами и хаотично. Оторванные конечности, залитые темной кровью; кости с кусками разложившегося, тошнотворного мяса, облюбованного сотнями мелких личинок. Это выглядело так натуралистично, словно сделаны были на месте какого-то настоящего преступления. Особое внимание снимавший уделял процессу омертвления и деталям вроде подробного фотографирования каждого надреза, каждого шрама, насечки на серой, рыхлой, истерзанной, изрезанной коже, в том числе на причинном месте, словно это вызывало у него какой-то болезненно-сексуальный восторг. На одном из снимков изображались отрубленные головы, взваленные в одну большую гниющую кучу; головы с пустыми глазницами и черными провалами вместо ртов; какая-то жидкость вытекала из их глаз, ноздрей и ушей... Мозги? Из вспоротых грудных клеток и животов торчали внутренности...
От такой концентрации бессмысленной тупой ненависти и немыслимого зверства Мише вдруг поплохело. Ему захотелось забыть это, как дурной сон, выкинуть, как один из ненужных отрывков, но оно, напротив, словно паразит, вторгалось в память и с каждым противоборствующим желанием становилось только сильнее. Он уже явственно и отчетливо представил у себя в голове все эти безвольные жалкие массы, валявшиеся где-то в каких-то помоях на влажном полу, пропитанном гноем, кровью и тленом. Ему не было дано постичь всей природы дьявольского садизма, как будто человек в этом не был замешан, как будто все это сотворил кто-то другой – иного склада ума и мировоззрения, слишком чудовищного, чтобы быть понятым. Человек в этой игре лишь исполнял роль инструмента – его использовали, как куклу. Фотографии сменяли друг друга – одна ужаснее предыдущей. Некто приближал объектив, снимал последствия от долгих изнурительных издевательств и пыток, порожденных самыми сакральными, темными и кошмарными фантазиями – безобразное и бесчеловечное, что только способно было угнездиться в одном великом, но невероятно коварном, неистово злом и беспощадном сознании.
– Что это такое? – тихо сорвалось с Мишиных губ; кажется, он произнес это на автомате, даже не задумываясь над тем, что сказал. Затем, словно очнувшись от глубокого шока, он встряхнул головой и с отвращением отбросил мобильник на диван. – Ты где взял это? – он перевел взгляд на друга.
– Нигде, – поражено ответил Саша.
– Ты где взял это? – снова повторил он.
– У того парня… мы же у него мобилу стыбзили.
– Откуда у него на фотографиях это дерьмо!?
– Может быть, это не по-настоящему? – взволновано забормотал Сашка. – Мне он сразу не понравился. Паренек со странностями… Может быть, он увлекается ужасами, любит все эти извращенские штучки… по кайфу ему от них… Это какая-то ошибка, Мих? Миха? Я не понимаю… что это такое?
– Ты грабанул маньяка, ублюдок!?.. Твою мать! – Миша нервно схватился за голову, крепко вцепился пальцами в волосы. Он никак не мог унять дрожь и успокоиться. Инстинктивно потянулся к левому карману штанов, чтобы закурить, но вспомнил, что пачку оставил в куртке, однако он не отправился за ней. У него не хватало сил пошевелиться. – Значит так, – наконец произнес он, с шумом выдыхая воздух, – об этом никому нельзя говорить, особенно родителям. Ни в коем случае никому, слышишь?
– Почему? Почему мы не должны сказать? Ты же видел этих трупаков. Сука! Эти тела – чьи они могут быть?..
– Заткнись, идиот! – грубо прервал его Миша; он встал с кресла и начал беспокойно ходить по комнате. – Мы не должны были этого видеть, это не наше дело, понял? Нужно избавиться от этой мобилы, выкинуть куда-нибудь подальше к черту и забыть. Просто забыть об этом, ты понял?
– Угу, – Саша кивнул, глядя на друга, как послушная собака смотрит на своего хозяина, – я все понял, чувак – забыть.
Мишу передернуло, когда он представил те жуткие, уродливые, выпотрошенные тела, валявшиеся, как мешки с мусором, как кровавые свиные туши, идущие на убой. Этот ужас, проникающий в него медленно и мучительно, сводил с ума своими образами. Будоражил детское сознание, пускай и воспитанное на голливудских страшилках, но ничего в жизни подобного не видавшее. Это было настоящее безумие.
– А что с остальным делать? – спросил Саша. – Тоже выкинуть?
– Да, – отозвался Миша. – От всего избавиться, от всего!
***
На улице сгустились сумерки. Саша возвращался домой. Буря уже успокоилась. В небе еще кружились одинокие снежинки и безмятежно ложились на мягкую белую землю. Голые ветки деревьев покрывал пушистый снег, искрившийся и сверкавший при тусклом бледном свете луны. Саша не хотел уходить, но на часах уже было почти девять.
Он сделал все, как велел ему Миша, только перстень оставил себе – уж больно приглянулась ему эта вещица, и так просто распроститься с ней было, по его мнению, очень глупо, ибо только таким образом их риск мог быть хоть чем-то оправдан.
Он шел по людному проспекту, освещенному неоновыми вывесками и таблоидами. Но затем завернул в переулок. Во дворе лаяли собаки. Он двигался быстро, постоянно оглядывался, словно опасался чего. В темноте столкнулся с кем-то плечом – прохожий возник внезапно, словно вынырнул откуда-то из угла, бросил в его сторону проклятия и также поспешно скрылся из виду, будто бы его и не существовало вовсе. Саша малость опешил, но продолжил путь, тем более до его дома оставалось пройти через двор.
Что-то заставило его резко остановиться. Ему почудилось, будто кто-то за ним идет. Это ощущение нарастало и распирало его изнутри. Он замер на месте, прислушался и погрузился в глухую мертвую тишину. От этого стало как-то неприятно на душе. Он неуверенно зашагал дальше, вновь услыхав тот же звук уже более громкий – ритмичное поскрипывание сапогов. Резко обернулся, но в темноте никого не обнаружил. Даже из дома напротив ни в одном из окон не горел свет, не было слышно лая собак или другие признаки жизни. Его дыхание участилось, зубы забили дробью. Подул ледяной промозглый ветер. Саша тяжело сглотнул. За его спиной действительно раздавались шаги и становились ближе, он не мог этого больше игнорировать. Кто-то идет за ним по следу. Сердце в панике учащенно забилось. Он ускорился. К своему ужасу он вдруг осознал, что не помнит, куда ему надо, не знает дорогу и лишь всем существом жаждет поскорее оторваться от своего преследователя, который тоже перешел на бег. Что ему нужно? И кто это такой?
Ботинки утопали в сугробах, он замерз и дико дрожал, растерянно оглядываясь по сторонам, словно искал выход из этой ловушки. Жилые дома исчезли, в темноте было видно только снег, а в ушах страшным эхом отдавался топот и свист ветра.
Саша застыл, подобно ледяной статуе, неподвижно устремив обезумевшие от страха глаза вперед, где из черного тумана медленно выплывал, словно древний призрак, высокий сутулый силуэт. Он буквально задохнулся от ужаса, когда узнал в нем того «студента», с виду робкого и пришибленного, но очень странного и загадочного в душе, в закоулках коей таилось и блуждало нечто противоестественное, нечеловеческое, отдающее ужасной сладковатой вонью, как будто из адской глотки.
Он приближался к Саше. Неприятно поскрипывал и хрустел под его сапогами снег. Тихо шуршали черные ветви деревьев под шепот и завывания мрачного ветра. Незнакомец остановился напротив парализованного подростка, готового бежать, но не способного это сделать. Лицо парня по-прежнему было скрыто от чужих глаз. Инстинктивно Саша почувствовал, что он улыбается – это была хладнокровная злая улыбка, не имеющая ничего общего с земными эмоциями. Так улыбаются чудовища, нашедшие свою жертву.
– У тебя амулет Осквернителя, – произнес он сухим, бездушным, властным голосом. – Отдай мне его.
И протянул свою длинную худую в багровых пятнах руку. Саша неожиданно отпрянул, выхватывая из куртки складной нож и всаживая ему прямо в живот. Холодная ржавая сталь мгновенно проткнула ветровку и прошла сквозь грубую кожу. Из раны быстро заструилась кровь, но парень не пошевелился и не издал ни единого звука. Он равнодушно опустил взгляд, исследуя рукоять, которая торчала из его нижнего ребра.
Саша мертвенно побледнел и вскрикнул. Отошел на пару шагов, когда парень поднял на него пронзительный, полный ненависти и презрения взор.
– Надо отвести его к Бергитте, – шепотом проговорил он кому-то, словно заклинание. Ветер усилился, яростно ломая ветки старых древесных растений и закручивая снег. А потом кто-то ударил Сашу по голове, и он потерял сознание, успев напоследок заметить, как парень спокойно и непринужденно вытаскивает из своей плоти кровавый ржавый ножик.
Ключевые слова: Дети снег культ перстень авторская история