Дом у дороги
Когда я училась в школе, мама мне говорила, что это будет самой незабываемой порой в моей жизни, как и у нее. Мол, даже и не сомневайся в этом, дочка, иначе и быть не может. Так что я мечтала об этом времени, которое наконец-то настало. После окончания школы я поступила в университет на художественную кафедру. И представляете, все мои ожидания оправдались, и мечты сбылись. В данном случае я имела в виду добрые ожидания и мечты, а вот про незабываемое… Но не стану забегать вперед, расскажу обо всем по порядку.Это в самом деле, незабываемые годы. Мы веселились и куражились, как дети в пионерлагерях, при этом еще не забывая учиться. Учиться, учиться и еще раз учиться. Не стану скрывать, что учеба в универе была привлекательна не только тем, что учиться было по-настоящему интересно, что группа у нас сформировалась очень дружная и сплоченная, что повезло с адекватными и квалифицированными преподавателями, но еще и тем, что это далеко не было похоже на школу со строжайшей дисциплиной, которая в свое время всех достала. Можно было, например, пропустить первую пару по физкультуре. Но при этом нормативы на зачете сдавали все без исключения. А во время «окна» можно было сгонять в общагу, покурить там одну на пятерых, заначенную кем-нибудь сигаретку, со студентами с других факультетов, перетереть за учебу и за жизнь. Ну, или сделать то же самое в парке напротив центрального корпуса университета. Что уж говорить о праздниках? Гуляли всей общагой, шныряли без конца с этажа на этаж. Случалось, что машиностроители с третьего этажа забывались хмельным сном на шестом у экономистов, экономисты на восьмом у психологов, а психологи на втором у художников. Словом, дружный и веселый такой муравейник.
Но, простите, праздники и сабантуи - это конечно здорово, а учеба есть учеба. Ей-то, разумеется, была посвящена основная часть времени. Мы в самом деле учились, посещали лекции, работали в различных мастерских и частенько корпели над научными трудами в библиотеках. Сессии никто не отменял. Но также после учебы и сессий были еще у нас производственные практики в летнее время. Сразу оговорюсь, такие практики – это неотъемлемая часть обучения и порой нелегкий физический труд. Но это, признаюсь, были сказочные поездки, не идущие ни в какое сравнение со школьными каникулами. Различные незнакомые города, по которым было страшно любопытно гулять по вечерам и познавать нечто новое и старинное. Интересные объекты, на которых мы трудились днем, вкладывая в свою работу наши способности и души. Это были и трафареты на стенах, и мозаики, и росписи, и витражи, и реставрации скульптур, да масса всего. А по вечерам полное отсутствие тотального контроля. Разумеется, какая-никакая, но дисциплина все же существовала: подъем в определенное время (не важно, сколько часов ты спал, а встать будь любезен вовремя), завтрак-обед-ужин по расписанию, рабочая практика, естественно, тоже лимитировалась, но вечерами мы были вольны делать то, что в голову взбредет. В таком вот режиме прошло три года, и после сдачи очередной сессии мы сборным составом из двух групп поехали на очередную летнюю «производку». Только на этот раз не в другой город, а в лечебницу в нашей области. Там строился новый корпус, и мы, выиграв, как это сейчас называется, тендер, должны были по своему выигранному эскизу отлить пятислойный гипсовый рельеф 25*2 метра. Да еще и к стене его при помощи арматур присобачить в этом самом новом корпусе. Задача, признаюсь, не из простых, но это никого не напугало. Наоборот, все с горящими глазами стремились к новым подвигам и свершениям.
Поселили нас с такими удобствами, о каких бедным студентам даже и не мечталось: в отдельном новеньком коттедже, с тремя комнатами, в которые мы заселились по принципу «девочки налево – мальчики направо». Кухня, туалет и душ были общими, но это, естественно никого не смутило. Все чистенько, ухожено. Сам коттедж находился на общей территории лечебницы, но чуть в глубине, почти в лесу. В итоге получилось так, что ни мы пациентам не мешали, ни они нам. Кругом огромные сосны, дорожки подметались ежедневно, воздух и запах прямо-таки дурманили после городского смога. По всему лесу, даже рядом с тропинками, встречались россыпи земляники и черники, которые мы собирали в стаканы и толкли их с сахаром, тут же беспощадно пожирая казенными чайными ложками. В таких условиях наша работа, какой бы непростой и физически тяжелой она не была, спорилась неожиданно быстро, опережая плановый график.
Вечерами, как и прежде, мы были предоставлены сами себе. И любимым нашим развлечением были посиделки у костра с гитарой, только не на территории лечебницы, а за ее пределами. Через дорогу, после выхода за центральные ворота, возвышался величественный сосновый бор, где мы облюбовали славную костровую полянку, на которой и сидели почти каждый вечер до ночи. Беспечно болтали, хохотали, пели песни, жарили сосиски и пекли картошку. Только вот, картошка с сосисками из воздуха не брались, их нужно было где-то добывать. А тут можно было добыть только самопальную водку у местных самогонщиков. Кстати, пару раз по рекомендации строителей, мы ее брали, и самое интересное то, что водка оказалась вполне достойной и доброй. Так что съестные припасы для «костровых изысков» нам приходилось покупать за пределами нашей лечебницы. В двух километрах от нее находилась деревня, до которой путешествовать, понятное дело пешком, было еще одним развлечением. Правда, один раз на обратном пути мы тормознули трактор и с ветерком доехали на нем, тоже развлеклись.
Итак, в той деревне был магазин. Иногда кто-то из нашей команды ленился идти, мол, отстаньте, устал я с этим чертовым гипсом. Кто-то ссылался на «пошли вы нафиг со своими сосисками, не сдались они мне», а после этого все-таки их лопал с завидным аппетитом. Но факт остается фактом: в деревню часто ходили те, кому хотелось лишний раз прогуляться. Меня, в частности, помимо этих прогулок, очень забавлял в этом магазине отдел бытовой химии. Сколько раз я туда заходила, видела одну и ту же картину: все полки были заставлены… До сих пор смеюсь, когда вспоминаю… Бальзамом для ног с неприлично гордым названием «Демон». И все, ничего больше. И каждый раз я не могла удержать слез умиления. Бальзам для копыт, видимо? Да еще в таком количестве. Хохотали всей толпой.
Вот в один из таких ранних вечеров, готовясь к традиционным посиделкам у костра, мы втроем в продуктовом отделе этого магазина покупали вожделенные картошку и сосиски. И тогда же на пробу взяли бурду под названием «Яблочко». Какой-то слабоалкогольный портвейн или винный напиток, сейчас уже и не вспомню. Попробовав его недалеко от магазина на местной завалинке, мы решили, что он вполне «съедобен». Пусть и пахнет парфюмерией, зато пьется приятно и на вкус даже вполне напоминает яблоко. Молодо-зелено ведь, денег мало, а «Яблочко» дешевое и, как нам тогда казалось, вкусное. Подумали, посчитали оставшийся бюджет да еще пять бутылок взяли, на всю толпу, чтобы потом еще четыре километра туда-обратно не мотать. А то ведь обидно будет. Мы тут под «Яблочком» пришли, а остальным шиш под нос? Скидывались-то все вместе. В общем, купили и пошли обратно.
И вот вдруг по дороге назад произошло нечто непонятное. Где-то на половине пути до лечебницы, проходя по дороге мимо сгоревшего дома и рядом стоящего свеженького сруба, Витька остановился как вкопанный. Сегодня он в первый раз увидел это место (если точнее, второй, путь-то был уже обратный). Приехал он только сегодня утром своим ходом, в городе его задержали дела сердечные, с девушкой своей расставался.
Вообще, признаюсь честно, мне каждый раз, когда мы проходили мимо этого места, было очень жутко, даже появлялся легкий сквозящий холодок между лопаток. Вот представьте себе: справа – лес. Слева – поле. А на поле голая прогоревшая земля, на которой ничего нет, даже травы и на этой земле сгоревшая избушка. Рядом с избушкой свежий сруб. И больше ни одной постройки на километр слева и на километр справа. Воздух спертый, вязкий, тяжелый, несет гарью и еще чем-то непонятным, похожим то ли на несвежую жареную рыбу, то ли на какую-то еще тухлятину. При этом из леса, что напротив, даже птичьих голосов не доносится. Передергивало меня всегда от этого участка.
И вот стоит наш Витек, глазами хлопает и ни с места.
- Ребят, давайте-ка передохнем.
- Вить, давай чуть позже, ну хоть через пару сотен метров!
- Не могу, честное слово. Не могу и все тут.
- «Яблочко» тебе так в голову стукнуло?
- Не знаю. Присесть хочу, ноги не несут.
Мы с Денисом, как полковые товарищи, конечно, подхватили его под мышки и усадили на обочине дороги со стороны сгоревшей избушки.
- Как чувствуешь себя? – я пощупала его лоб. Температуры вроде бы нет.
- Туда хочу. Очень прошу, проводите меня туда.
- Куда?
- К срубу, - и он уверенно указал на него пальцем.
Переглянувшись и не задавая лишних вопросов, мы перетащили Витьку на сруб, на котором он осел как тюфяк, вцепившись руками в свежеструганные бревна.
- Денис, быстро на дорогу и лови любую машину, трактор, бульдозер, что угодно!
Мобильных телефонов тогда еще не было.
Деня тут же сорвался, но дорога была пустынной. Я, поддерживая качающегося на бревне Витьку, здорово перетрухнула, потому как не знала, что делать, как ему помочь. И главное, не понимала, чем вызвана у Витьки такая реакция. Что с ним? И при чем тут «проводите меня к срубу»? Не поверите, наверное, но меньше, чем через минуту он полностью пришел в себя, оглянулся вокруг и уставился на меня своими бесподобными ясными глазами.
- Мы еще не дошли? – вопрос был задан так, словно он ничего не помнит или не понимает.
Пытаясь не выдать своих эмоций после пережитого, я ответила, что нет. Не дошли. И спросила, готов ли он идти дальше.
- Да конечно, почему нет? Ах да, - хлопнул он себя ладонью по лбу, - мы же просто присели отдохнуть, так ведь?
- Именно так и было, пойдем, - я старалась говорить спокойно, чтобы его не нервировать.
Он встал, погладил бревно сруба, на котором сидел и выкинул следующий фортель: любовно, чуть ли не со слезами на глазах, вдруг сказал ему: «Спасибо, мне очень нравится». И вприпрыжку, с блеском в глазах, поскакал в нужном нам направлении. Честное слово, я тогда подумала, что он сошел с ума.
Когда мы вернулись в свое «бунгало», уже был вечер, и наши однокашники вовсю собирали вещи для похода на костер. А купленные картошку, сосиски и «Яблочко», которые нашли в наших рюкзаках, чуть ли не целовали и не пускались с ними в пляс. Витька вел себя так, словно ничего из ряда вон не произошло, причем было очевидно, что он намерен принять участие во всеобщем веселье. Зато вот мы с Денисом были другого мнения.
К слову сказать, Витя был круглой сиротой и с малых лет воспитывался в детдоме. Родителей своих не помнил, других родственников тоже не нашел, хотя очень старался их отыскать. После детдома он поступил на наш факультет и подавал очень большие надежды на свое творческое будущее. Талантом парень, безусловно, блистал. Выиграл за три года обучения в нескольких конкурсах, переплюнув уже матерых и признанных художников, а вот к практической жизни, несмотря на свое детдомовское прошлое, был совершенно не приспособлен. Вечно что-то забывал или путал, да и к здоровью своему относился наплевательски. А вот зато добродушия в нем было сколько! Каждому спешил прийти на помощь. Всех любил и его все любили. Широкой души человек. Редкий.
- Слушай, может его в медпункт, а то мало ли что? Вдруг солнечный удар, или аллергия на это чертово «Яблочко»?
- Давай попробуем, - кивнул мне Денис.
Правдами и неправдами, шутками-прибаутками мы приволокли Витьку к никогда неунывающей, улыбчивой и всегда добродушной Анне Яковлевне, приставленной к нашей группе медсестрой. Прошушукали ей на ушко всю правду, она покивала на нас укоризненно головой, поцыкала зубом, погрозила пальчиком и приняла пациента в свои медицинские покои. Мы ждали в коридоре, пока она проводила первичный осмотр. Через небольшой промежуток времени она вышла и сказала, пожав плечами, что вроде бы все в порядке, но на ночь Витьку она оставит у себя и будет за ним наблюдать. После этого мы, несколько успокоившись, отчалили в свой коттедж.
В этот вечер мы умудрились срастись у нашего костровища несколькими бригадами. Были мы, то есть практиканты, а так же несколько охранников лечебницы, у которых был выходной. Чуть позже подтянулись несколько строителей того самого нового корпуса, где и мы тоже работали. Естественно, все мы уже были знакомы и довольно плотно общались. Только вот, как оказалось, недостаточно продуктивно.
- А где же ваш новый товарищ по несчастью? – смеясь, спросил один из строителей. - Вам бы лишние руки не помешали. Да и познакомиться бы мы с ним не прочь.
Под жареные сосиски, печеную картошку, «Яблочко» и водку, которую бережно и заботливо принесли именно строители, мы с Денисом рассказали о сегодняшнем происшествии. После чего и охранники (местные ребятки), и строители (нанятые, но работающие в лечебнице уже два года), какое-то время смотрели на нас, как на идиотов, округлив глаза.
Наконец-то Саня, охранник, который во время своих дежурств был старшим по смене, обрел дар речи и сказал:
- Вы что, на всю голову отмороженные? Зачем вы вообще туда сунулись? Совсем ума нет?
- Куда туда? В деревню? Так мы там уже раз пять были. Вот за этим ходили, - и я потрясла рюкзаком, в котором еще оставалась наша нехитрая провизия.
- Да не в деревню, олухи вы! К избушке этой проклятой.
- А что там такого-то, чтобы нельзя было туда соваться? – вскипятилась я. - Да и знаешь ли, друг нас попросил его на бревнышки посадить, плохо ему стало в дороге, путь-то не совсем близкий, да еще и душно было.
Саня смачно сматерился, три раза плюнул через плечо и задал вопрос:
- Вы что, дураки, вообще ничего не знаете о том месте?
Мы с Деней растерянно моргали то друг на друга, то на Саню. В конце концов, я не выдержала:
- Не знаем! Вот представь себе, не-зна-ем. Вы же только анекдоты горазды травить, ни о чем другом не рассказываете. Что там, на этом месте, повышенная радиация?
- Да какая к черту радиация!
Саша уставился на костер и обхватил голову руками.
- Как вы могли этого не знать? Это ведь не байка местная, а чуть ли не криминальная хроника! Новостей не читаете? Телевизор не смотрите? Там люди пропадают, которые заходят на эту территорию. Физически, реально пропадают. В том доме ведьму сожгли. Вместе с ее сыном. Или сами они сгорели. Что там произошло, еще не установлено и ничего не доказано. И вряд ли уже установят, боятся даже подходить туда. А вы, придурки, пошли.
- Ведьму? Кто и с чего взял, что это ведьма была?
- Объясню. Ты в рысь умеешь обращаться? Или в кобылу, или в свинью? И после этого детей воровать? Нет? А она вот умела. Были предположения, что ей это было нужно для того, чтобы поддерживать свою молодость, но на самом деле все совсем не так.
- Байки. Не верю. Ты сам это видел?
- Нет, сам не видел. Мать моя видела, когда моего родного брата ведьма забрала. Зашла к ней за яйцами, когда еще жива была, до пожара, а потом превратилась на ее глазах в свинью. Посадила брата на спину и с визгом с ним умчалась. Я тогда еще совсем маленьким был, а мать мне бы врать не стала.
- Удивительное рядом, - ответила я с понятным сарказмом. – Только вот в сказках пишут, что ведьмы живут уединенно. И в лесу.
- А там лес и был, - мрачно пошевеливая палкой угли костра, ответил Саша. – Пока дом ведьмы не сгорел. А вместе с ним и близлежащий лесной участок.
И тут в разговор вклинился один из строителей. Говоря громким шепотом, он нервничал, вздрагивал, дергал плечами и почему-то оборачивался назад.
- У нас тоже год назад паренек пропал. Наш, из бригады. Так же, пошли в деревню, а он на это чертово поле загляделся и заодно решил нутро сгоревшего дома посмотреть. Отговаривали его всей толпой, только не послушал он нас. Зашел в эту избу, словно завороженный и не вышел обратно. И мы его искали, и милиция, только все безрезультатно. Где только не искали! И в избе той, и по окрестностям. Вот до сих пор все и ищут. И мы ищем.
Молчали мы долго, тишину нарушали только потрескивающие ветки в костре.
- А что за сруб рядом со сгоревшим домом, кто его там воздвигает? Для чего, для дома, для бани? Да еще в таком месте, – наконец спросила я у Саши.
- Это уж совсем тайна, покрытая мраком. Тут вообще тупик полный. Сруб словно сам по себе строится. Вы же видели ту местность? Только голая выжженная земля. А для того, чтобы что-то построить, нужен как минимум «Камаз», который привезет бревна для строительства. Никаких следов на земле ни от «Камаза», ни от бревен, и никаких рабочих никто не видел. А сруб, между тем, есть и подрастает. Я неделю назад лично видел по два бревна по периметру, а позавчера уже по три.
- А мы сегодня по четыре, - ошалело ответили мы с Деней хором. Запомнилось, когда Витьку сажали на них. - Ночью работают? Тоже не вариант, следов-то нет!
Костер начал потухать и в него снова подкинули немного дров и еловых веток, от чего стало снова жарко и чуть светлее. Приятно запахло дымом и лесным уютом. Видимо, в связи с этим мы приободрились.
- Мужики! Хорош нас запугивать, мы не дети малые. История, конечно, жуткая, спасибо за дозу адреналина, но мы, пожалуй, спать пойдем.
- А лучше бы вам дослушать, раз уж вляпались. А вляпались вы, ребятушки, по ходу, крепко. Так что посидите еще немного, чтобы потом нас не обвиняли в том, что мы только за анекдоты вам чесали.
- Ну, валяйте, конечно, - уже было понятно, что ночь и так предстоит бессонная, никто не уснет после услышанного.
Саня запихал в рот остатки своей картофелины, закусил сосиской, запил «Яблочком» и продолжил.
- Как я уже и говорил, у бабки этой был сын. Мало, кто ее видел, да и тогда она была еще не бабкой, а просто женщиной в соку. Но после того как она принесла младенца в дом, стала ходить по дворам (то соли попросит, то молока, то муки). И начались твориться совершенно непонятные и жуткие вещи в деревне. Начался мор скота, яйца тухли прямо под курами-несушками, у кого-то гнил весь урожай. А потом стали исчезать дети. Как потом вычислили, сопоставив дни потерь детей, что они ровнехонько раз в год пропадали. И каждый год пропавший ребенок был старше на год предыдущего. Сам черт знает как, но как-то выяснилось, что ребятенка ее в роддоме подменили. Не своего растила. Но его не бросала и не истязала, кормила и воспитывала. Поговаривали, что родила она от женатого мужика, соблазнив его своей молодостью и красотой. И вот за то, что ей никто не хотел рассказывать, кто и зачем эту подмену устроил, она людей и наказывала. И все то время, пока была жива, искала своего мальчика. Вот детей и похищала. Год за годом. Что уж она с ними делала, когда выясняла что это не ее чадо - никто не знает, но дети домой не возвращались и найти их не удавалось. Думаю, что не по ее вине дом сгорел, а подожгли его ночью деревенские. Пожар потушить не смогли, как видите, даже лес сгорел в таком радиусе.
- Ну а сейчас-то что происходит? Почему там люди пропадают?
- Успокоиться не может, видимо. Все еще своего сына ищет. Зайдет в сгоревший дом юноша подходящего возраста, с голубыми глазами, с именем ее сына и не возвращается уже оттуда. А заходит не по своей воле, его туда как будто тянет, теряет человек волю свою. Вот у нашего друга спроси, правда ли это.
Друг-строитель очень активно закивал, мол, несомненная правда, сам ведь этот парадокс видел. Это похоже на легенду о русалках, которые затягивают моряков в свои сети, только русалка в нашем случае другая. У меня было ощущение, что меня обухом только что саданули так, что в голове застучало.
- Какое имя она дала своему сыну? – в горле пересохло, да какое там, в него словно песка насыпали.
Вдруг Саня встрепенулся.
- Погодите, а сегодня какое число?
- Уже за полночь, так что получается, что двенадцатое июля.
- Где ваш друг сейчас?
- В медпункте, в одноместной палате. Мы его с медсестрой оставили. Она его осмотрела и сказала, что с ним все в порядке, но до утра за ним еще понаблюдает.
- Мухой к дому! – скомандовал Сашка. - И по дороге все смотрите в оба, вдруг по пути друга своего увидите. А если увидите – хватайте, что хотите, делайте, но не давайте ему дальше идти.
Мы, почему-то без вопросов и пререканий, быстро залили костер, затоптали головешки и бегом ринулись к злополучной сгоревшей избушке. А когда выбежали из леса на дорогу, увидели на небе какое-то непонятное явление. Вообще это чем-то походило на зарницы, когда видишь молнии, а грома не слышно. Но и на молнии это тоже не было похоже. Черное небо периодически озарялось ярко-красными всполохами, а потом наступала кромешная темнота. Ладно хоть у нас были фонарики, а то бы ноги переломали. При кровавых вспышках на небе асфальтовая дорога, которая так же окрашивалась в зловещий багряный цвет, была видна хорошо, так что неслись мы до места назначения довольно быстро. А когда были примерно на полпути, у некоторых из наших бегунов из-за увиденного резко сбавилась скорость. Уже издалека был виден пожар. Что горело – непонятно, но зато было ясно, что полыхало именно там, куда мы и мчались. Добрались мы туда кое-как, на непослушных ногах, но то, что увидели… Это было похоже на кошмарный сон, из сетей которого хочется вырваться как можно скорее. А увидели мы догорающий дом. Не тот, который уже сгорел, нет. Сгоревший как стоял на своем месте, так себе и стоял дальше, оскалив свои обгоревшие клыки. Это был дом, который еще сегодня днем был срубом, на который мы сажали Витьку. Полноценный дом, с крышей, трубой на ней, крыльцом и перилами перед входом. Кое-где еще резвился по дереву огонь, но было очевидно, что он уже скоро потухнет. С грохотом обвалилась внутрь часть крыши и правой стены дома, загремели падающие балки и огонь стал отступать. А что ему еще тут искать? Больше жечь нечего, а свое дело он уже сделал.
Что говорить о нашей реакции? Никто не мог сказать ни слова. В этот абсурд, граничащий с сюрреалистическим кошмаром, было трудно поверить. Кто-то еще кашлял от дыма, кто-то просто сел на дорогу. Кто-то стоял столбом.
Уж не знаю, сколько времени прошло до момента, когда Саня спросил, все ли в порядке. В порядке были, разумеется, не все, но все же, народ начал подавать признаки жизни и даже разговаривать.
- Нужно идти обратно, - сказал Деня. - До утра все равно мы тут ничего не выясним. Помощи ждать не откуда, машин нет и не будет. Что это за пожар был и как за один день построили избушку? И из-за чего она загорелась? Тем более, что еще не потухла до конца. А если бы и потухла, то и сам бы туда не сунулся, и никого бы не пустил. Мы ничего сейчас не узнаем. Пошли уже, нечего тут торчать, у этого проклятого места.
После последнего упоминания все ребятки согласно закивали, и мы нестройным, но торопливым маршем отправились в направлении нашей лечебницы.
Я вцепилась в Сашкин рукав и шла рядом с ним.
- Сань, а что ты из-за двенадцатого июля всполошился? Это день, когда ведьма детей похищала?
Он угрюмо отвернулся и кивнул.
Тут меня в очередной раз, как током шарахнуло.
- Голубоглазые, говоришь, дети все были? Ну, отвечай же, ты ведь местный, все знаешь!
- Да, все голубоглазые. А вашего друга Витей зовут, угадал?
- Да. Виктор. И глаза у него небесно-голубые. Неземной красоты глаза.
- Вот она Викторов и ищет, все пропавшие были голубоглазыми Викторами. Где ты, говоришь, его оставили?
- У Анны Яковлевны.
- У кого?
- У Анны Яковлевны!
- Это кто такая?
- Медсестра ваша местная, штатная. Ты меня удивляешь, столько времени тут живешь, работаешь и не знаешь сотрудников.
- Нет у нас сотрудников и медсестер с таким именем, - буркнул он в ответ, - ничего не путаешь?
- Вроде бы нет, хотя… - я вжала голову в плечи и невольно содрогнулась. – После услышанного и увиденного мною сегодня, я сомневаюсь, что все еще нахожусь в рассудке. Но вроде бы пока держусь. Имя, кажется, верное. Давай у наших ребят спросим, мы же все с ней знакомы.
- Придем – разберемся. Навестим для начала друга вашего.
Наконец-то, вся наша толпа добралась до заветных ворот и пошла в коттедж, а я и Саня поплелись до корпуса, в котором мы с Денисом оставили Витьку. А когда зашли внутрь, Саша с непонятной мне иронией попросил показать палату, куда определили нашего однокашника. Протягиваю руку, показываю, мол, вот она, вторая дверь слева от входа. Открываем ее и на нас оттуда выпадает швабра. Очередной шок. Это была никакая не палата. Кладовка.
- Это твоя Анна Яковлевна? – поставив перед моими глазами швабру, спросил Саня.
- Ничего не понимаю, я не могла так ошибиться.
- Это хозяйственный корпус, тут сроду никаких медпунктов и палат не было, сколько себя помню.
В смятении, не веря своим глазам, я еще раз закрыла и открыла дверь. И тут вдруг из недр кладовки на пол выпорхнул чистенький аккуратный конвертик. Только вот пахло от него странно и довольно знакомо. Гарью и чем-то протухшим. Я на свой риск и страх подняла его и вскрыла. В нем была коротенькая записка, которую я прочитала, после чего чуть ли не мертвой рукой, от накатившего ужаса, медленно протянула ее Сашке.
Тот быстро пробежал ее глазами, как-то глупо посмотрел на меня и почти рявкнул:
- Это что? Я так понимаю, это у вас такие розыгрыши дебильные, да? Господа студенты? Вечером подсунули, чтобы мы вот так это ночью нашли?
- Ну, разумеется, - огрызнулась я. - Отменный розыгрыш, господин охранник! Избушку что, по-твоему, тоже мы за ночь построили, после чего ее и подожгли, пока с вами все это время у костра в лесу сидели?
Последовала немая сцена, во время которой мы просто в какой-то прострации смотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, почти бегом рванули к нашему коттеджу.
Вся команда была в сборе и сидела на кухне в полной тишине, направив отсутствующие взгляды на закипающий чайник. Кто-то курил, но уже не нервно, а просто находясь в оцепенении.
- Витька не с вами? – запыхавшись, выпалили мы почти хором, хотя и понимали, что вопрос совершенно глупый, тем более уже подсознательно оба знали, каким будет ответ.
Выражение глаз у народа начало преображаться из остекленелого в осмысленное.
- Так он же в палате медкорпуса должен быть. Вы ведь туда собирались, не дошли, что ли?
- Нет у нас тут никакого медкорпуса, – Сашка устало и как-то обреченно плюхнулся на стул. – Все палаты находятся в основном здании работающей лечебницы. Хорошо же вам мозги запудрили и пыли в глаза напустили. Вот, читайте, - и он тоскливо протянул найденное нами письмо.
Ребята торопливо сгрудились вокруг него и после прочтения повисла долгая, ужасающая, прямо-таки гробовая тишина. Уже которая по счету за сегодняшнюю ночь.
- И чего делать теперь будем? – подал кто-то голос. – Чего делать-то?
- Да ничего уже не сделаешь. Пошли ментов вызывать, вот чего делать. Только когда еще они приедут? - Сашка сделал в воздухе неопределенный пасс рукой. – Да и толку, я больше чем уверен, никакого не будет. Остается только все рассказать, как было и как есть.
Поскольку охранники на территории лечебницы, по сути, выполняли обязанности местной милиции и пользовались беспрекословным авторитетом, то других предложений ни с чьей стороны не поступило. Да их и не могло поступить, потому что все понимали справедливость и неизбежность этой фразы: «ничего уже не сделаешь».
Милицию мы, конечно, вызвали, но два стража порядка приехали только с утра, до которого никто из нас глаз не сомкнул. Все в тот момент сидели на кухне и хмуро пили кто чай, кто кофе. Каждый был занят своими мыслями. После нашего сумбурного рассказа о пережитых ночных ужасах, к которому отнеслись на удивление серьезно (тем более,что по пути сюда они видели еще дымящуюся избу), с нас потребовали предъявление загадочного письма. Товарищи милиционеры письмо прочитали дважды, передавая его друг другу, и окинув нас строгими профессиональными взглядами, скомандовали нам «Поехали!». Конечно же, мы поехали, загрузившись в милицейский УАЗик и уже очень скоро были на месте пожарища.
Ах да! Нужно рассказать про письмо. Содержание его было следующим:
"Соколики мои и голубушки! Спасибо вам, что помогли найти сыночка моего единокровного, Витюнюшку. Мы ведь сразу друг друга признали, когда вы его ко мне привели. Не зря я надеялась. Не зря дом начинала строить, предчувствовала, знала! И не зря его сегодня достроила. Вот отныне мы с ним там и будем жить-поживать счастливой и дружной семьей. Он вас тоже благодарит за вашу теплоту и дружбу. А еще просит передать, что безмерно счастлив тем, что наконец-то он, сиротинушка, обрел свою родную мать, свой домашний очаг и вечный покой. Не поминайте лихом. Анна Яковлевна".
Думаю, что происходило дальше, уже ясно и так. В сгоревшем этой ночью доме мы увидели обгоревшее тело Вити, сидевшее на стуле напротив русской печи. Причем, как ни странно, обгорел он не сильно, опознать его не составило абсолютно никакого труда. Но самое удивительное, в то же время страшное, было то, что у него совершенно не пострадали его ясные голубые глаза, которые неподвижно и умиротворенно, без страха и упрека, смотрели на эту самую печь. Уж что-что, а свой очаг, в прямом и переносном смысле этого слова, наш Витюшка точно обрел. Хотя бы в этом мы смогли убедиться наверняка.
В подполе, который пощадил огонь (даже его предусмотрела ведьма), были обнаружены многочисленные кости и черепа. Чистые и гладкие, словно отполированные, производящие впечатление, будто их тщательно обглодали. И не нужно было быть экспертом, чтобы сразу определить, что они человеческие и принадлежали когда-то и детям, и подросткам, и взрослым уже людям.
На следующий день за нами прибыл автобус. Покидали мы место своей завершившейся практики в тишине и в состоянии безмерной подавленности.
Прошло достаточно много времени, но мы и сейчас, уже даже после окончания обучения, периодически созваниваемся с ребятами из лечебницы, которые делятся с нами новостями. Расскажу то, что знаю на сегодняшний день: Витю и кости захоронили на кладбище, находящемся рядом с той самой деревней. За этими могилками местные ухаживают бережно и тщательно, наши знакомые ребятки тоже их навещают. Два сгоревших дома снесли, а то, что от них осталось, сожгли на какой-то отдаленной свалке. Люди больше не пропадают, а на месте выжженной земли каким-то чудом начала расти травка, даже одуванчики начали пробиваться. Зловоние гари и гнили исчезло, его заменили запахи сосен и свежей травы, а в лесу через дорогу защебетали птицы.
Так что была права моя мама, говоря, что студенческие годы будут самыми незабываемыми. И ведь уже сколько лет прошло… Да. Вот такого уж точно никогда не забудешь. Особенно, если еще учесть тот факт, что всей нашей компании, которая стала свидетелями и участниками тех событий, ежегодно, двенадцатого июля, во сне является Анна Яковлевна. Она кланяется в пояс по-древнерусскому обычаю. И благодарит. Всю ночь благодарит до самого нашего пробуждения.
Ключевые слова: Студенты ведьма старуха лечебница дом пожар авторская история избранное