Алтын-аю. Эпизод первый
То, что бросилось Сергею в глаза в первую очередь – это почти человеческий взгляд зверя. Однако он помнил тот огромный отпечаток лапы с мощными когтями, оставленный на болотной кочке со мхом. Сергей понимал: найди это чудовище их с Татьяной детей первым, то ни его опыта, ни знаний жены не хватит, чтобы вернуть ребят к жизни. Время было дорого…Часть первая
Сергей был хорошим пластическим хирургом. Именно это обстоятельство позволило ему «шагнуть» чуть выше, чем многие его сокурсники: спустя двенадцать лет после окончания ординатуры он смог открыть свою клинику, в которой дарил людям красоту. В прямом смысле. А ведь когда-то все могло сложиться иначе…
В медицину рвался друг Сергея Костя Солюжный. Он еще с класса седьмого решил для себя обязательно стать стоматологом. «Ты сам посуди – чтобы не случилось в мире, у людей всегда будут болеть зубы, а значит и без работы стоматолог не останется!! – говорил он Сергею. А в то время в «мире» случились 90-е годы – профессию выбирать нужно было очень тщательно.
Сергей Белоглазов всегда тяготел к спорту, к легкой атлетике. Да и стрелял он неплохо, всегда были призовые места по биатлону. Из своего Бархатова в Новосибирск он поехал с другом за компанию, когда пришло время поступать в мединститут. Документы он взял с собой, так как хотел поискать себе вуз по линии спорта. А вот то, что он их сдал вместе с Костей в мед – было иронией, насмешкой над судьбой. Сергей никогда и не думал о поприще доктора.
Ирония не заставила себя ждать. Спустя неделю после последнего экзамена были вывешены списки абитуриентов, которые были зачислены в Новосибирский мединститут. Каким же было удивление Кости, когда в этих списках он не нашел своей фамилии. Зато нашел фамилию друга: Сергей легко набрал проходной балл и попал в ряды первокурсников.
– Ты пойми, это не просто удача! Это судьба! Врачи – люди особые, почти как судьи – небожители на земле. Никогда не будешь голодным. Ну и что, что учиться долго, зато потом все будет в ажуре! – говорил Костя другу, со щемящим чувством искренней зависти. Друг, который никогда особо то и уроками в школе не парился, поступил в мединститут, а он, который корпел над биологией, химией, физикой – не прошел, провалил вступительный экзамен.
Для Сергея такой поворот судьбы был неожиданным, но не неприятным. Медицина, так медицина. Родители парня и обрадовались, и встревожились одновременно: учеба в мединституте всегда было делом, требующим поддержки студента. Вот только где в те 90-тые было взять лишних денег – было непонятно.
Костя пошел другим путем: он решил, что пока останется работать в Новосибирске. За это время он сможет еще лучше подготовиться к вступительным экзаменам. Оставалось лишь найти работу и жилье.
Костя был неординарным парнем: он великолепно играл на пианино и обладал неплохими вокальными данными. Однако в артисты он не стремился совершенно, вот только «сцена» сама нашла его.
Как-то в один из вечеров он с Сергеем решил «отметить» поступление друга и свой провал в институте его мечты. В те года как грибы после дождя на каждом углу стали появляться первые видеосалоны и бары. На любой вкус и кошелек: в одних подавали паленый спирт, выдаваемый за заморскую водку, в других разбавляли чем ни попадя, выдавая за элитные напитки «белых людей».
В один из таких баров и зашли мальчишки. В то время особо никто не интересовался, сколько тебе лет. Главное, чтобы у тебя были деньги. А деньги у Кости были. Пусть немного, но на бутылку винишка им вполне хватило.
Основными посетителями в таких барах были те, кого позже назовут бандюганами и рэкетирами. Заприметив вполне благополучных юнцов, Толян, один из таких вот «спортсменов» в эластиковом трико, решил прессануть парней. Отжать денежку себе на выпивку да пачку сигарет. К тому же с ним была Машка – дочка местного «конкретного авторитета», ну никак нельзя в грязь лицом ударить. Может, расскажет папаше о «подвигах» своего ухажера, и тот соблаговолит взять его к себе в «команду». А там и отжимы куда серьезнее, и прибыли не только на выпивку и сигареты хватит.
Провинциальные пареньки быстро захмелели. В баре было накурено и пахло сивухой – место не высшего разряда. Зато пирожки с капустой были весьма приличными. В углу зала стояло старенькое пианино. Почему-то Косте захотелось сыграть: наверное, у творческих людей это норма – выражать свои эмоции и чувства более тонкой материей. Такой как музыка, картины, стихи…
Когда звуки «Лунной сонаты» полились в синем табачном тумане, Маша была уже пьяна. Однако та мелодия заставила ее прищурить один глаз, чтобы сфокусировать зрение и понять, откуда идет музыка. Увидев молодого паренька, который извлекал божественные ноты из обшарпанного музыкального инструмента, она еще не сформулировала в своей пьяной голове планы на счет Кости, но вот то, что эти планы у нее точно будут, она поняла сразу.
– Эй, смотри, кто у нас тут играет! Страдивари, что ли? – вальяжной походкой Толян направился в угол, где играл Костя.
– Страдивари на скрипке играл, и делал их. Это «Лунная соната» Людвига ван Бетховена – не открывая глаз, ответил музыкант.
– Ты глянь, умный, что ли такой? Знаешь, что у нас с такими умными делают? – бросился бритоголовый «спортсмен» к пареньку.
– Остынь! – Машка подлетела сзади к своему амбалу-ухажеру. Вцепившись в его олимпийку с тремя полосками и надписью Адидасс, и оттолкнула его в сторону.
– Не тронь его, рылом не вышел тут порядки строить! Пшел отсюда, пока не помогли уйти…
Часть вторая
– Сереж, ну это несерьезно! – Татьяна хихикала, но покорно шла. Сергей закрыл ей глаза руками. Это был его сюрприз: он долго планировал снять квартиру, в которой будет жить с ней – с чудесной второкурсницей медицинского института.
– Смотри – тут полно места! Здесь можно поставить мой рабочий стол. А тут – большую кровать, – Сергей недвусмысленно прижал к себе Танюшу.
– Сереж, это однокомнатная квартира, – с желанием ответила на призыв мужчины девушка. –Тут только диван и небольшой шкаф влезет…
***
Это был 1998 год. Сергей проходил последний год ординатуры. Почему он выбрал косметологическую хирургию – было не более странным, чем его поступление в Медакадемию. Просто так вышло – вот и все объяснение. Тем не менее, многие именитые хирурги отмечали, что у Сергея талант: он с легкостью мог сделать нелицеприятное – красивым, старое – молодым. Но лучше всего у него получались операции, когда нужно было исправить какие-либо недочеты природы во внешности человека. Так дети с заячьей губой становились обладателя великолепных улыбок, не хуже чем у Камерон Диас; такой порок, как «волчья пасть» исчезал под умелыми движениями скальпеля в руках Сергея. Даже спустя много лет, когда Сергей Викторович Белоглазов станет известным на всю стану хирургом, он все также будет бесплатно оперировать детей, которых обделила природа.
***
Танюша ему понравилась сразу. Во-первых, у нее был чудный смех, от которого все переворачивалось в душе. Во-вторых, Сергею до мурашек нравилось то, как она краснела, заметив его взгляд на себе. Затягивать со знакомством с первокурсницей Сергей не стал – иначе уведут такое сокровище!
И тут любовь закрутила-завертела! Танюша оказалась той, о которой он даже и не мечтал! Не то, что Машка его друга Кости. Девушка к 20 годам прошла и Крым, и Рим и медные трубы. Чем она так обворожила парня, который когда-то стремился стать доктором – Сергею было непонятно. Вместо инструментов дантиста его верный друг играл в ресторане отца Маши, развлекая посетителей с бандитскими рожами. Маша ни на секунду не спускала с него глаз: толи любила так, толи боялась, чтобы Костю нечаянно не прибили дружки отца. Плюсом этих отношений была финансовая «свобода» друга: дом в престижном районе, дорогое авто, регулярные поездки по Тайландам и Турциям. Как говорил Костя Солюжный, добро приняв на грудь хорошего конька: «Жизнь удалась!» Только вот в его глазах света и сияния от такой удавшейся жизни было мало. Все чаще там было похмелье и легкая поволока тоски.
А Таня – она была подобна свежему ветерку. Учиться собиралась только на гинеколога, чтобы роды в роддоме принимать. Ну, или на неонатолога, чтобы новорожденных смотреть-лечить. В общем, ей близка была тема материнства. Сергей даже подумал, что это хороший знак: значит, и свои дети будут!
***
Костя не был ни алчным, ни меркантильным. Судьба была не совсем ласкова к парню: в двенадцать лет он остался без родителей. Мать с отцом попали в ДТП. Папа погиб сразу, а мама – спустя несколько дней. Мальчика на себя взяла тетя – старшая сестра отца. Она была старой девой и библиотечным работником – не самая доходная профессия что тогда, что сейчас. Косте назначили пособие по потере кормильцев, однако в то время выплаты пенсии могли задерживаться на восемь-девять месяцев. Старики буквально умирали с голоду. Не легче было и тете: постепенно она продала почти все антикварные семейные вещицы, ради образования и воспитания Константина. Мальчик был смышленым и достаточно отзывчивым на тетушкину доброту: никогда не позволял себе ни прогуливать занятия в музыкальной школе, ни грубых слов в адрес той, что заменила ему родителей.
Когда Маша практически вышибла из бара Толяна, Костя не впал в «любовное наваждение». Девчонка, как девчонка. Ну, одежда лучше и дороже, чем у многих других. Не стесняясь, курила и пила, не скупилась на крепкое словцо. «Чувства» пришли чуть позже, когда Мария представила его своему папаше – «Фоме Пилораме», криминальному авторитету, державшему в страхе пол области.
– Смотри, только увижу, что Маня слезу от тебя прольет – не обижайся, – сказал как-то в разговоре при знакомстве любящий папа. – Сразу узнаешь, почему у меня такая приставка к имени – «Пилорама»!
А узнавать Косте было страшно. Часто по городу ходили слухи о найденных расчлененных трупах коммерсантов и челноков. Иногда находили даже представителей силовых структур: видимо были не сговорчивыми. Провести параллель между прозвищем отца Маши и данными фактами не смог бы провести только совсем глупый человек, а Костя таким не был.
Часть третья
– Таня! Та-а-аня! – в полголоса под окнами роддома утром, примерно в полпятого голосили два мужчины.
– Таня! покажи сына!
– Танюха, покажи мне крестника! – Костя уже с первых недель беременности жены друга знал, что станет крестным отцом ребенка Сергея.
– Сергей Викторович, ну что вы под окнами голосите? – вышла на крыльцо роддома Кристина Матвеевна, старшая акушерка. – Татьяну Николаевну только перевели в палату. Ну, правда: одели бы халаты да прошли к ней. Где это видано, чтобы муж родившей заведующей роддома стоял под окнами как двадцатилетний юнец и орал.
Кристина Матвеевна Полянская была правой рукой Татьяны Николаевны. Она с успехом выучилась на акушера-гинеколога, прошла специализацию неонатолога-реаниматолога, и вот уже как два года была заведующей одного из роддомов Новосибирска. Ну, конечно же, за своим первенцем она пришла именно в свой роддом. Куда же еще, ведь именно ее лечебное заведение считалось одним из самых лучших не только по профессионализму медперсонала, но и по условиям пребывания молодых мамочек.
– Неа, Крр-ис-ти-на Матве-е-вна, мы хотим как все! Это ж я, наконец, папой стал! Почти в тридцать. Сколько пацан весит? На кого похож? Сильно кричал?
– Четыре двести ваш пацан, хорошо Татьяна Николаевна его откормила. Закричал сразу, громко, грудь дали – замолчал. На кого похож – пока не понятно. Татьяна говорит, что на вас.
Сергей был счастлив. В его жизни было все: любимая работа, талант, великолепная жена, сын-богатырь и своя двухкомнатная квартира на окраине города.
А вот у его друга Кости было в разы больше, благодаря жене Марии. Он оформил с ней свои отношения, взяв в законные супруги, и познакомив со своей единственной родственницей. Маша тете не понравилась, но, несмотря на это и на пахабные шуточки отца невестки, тетушка ни разу не показала своего недовольства. Более того, в знак того, что она принимает Марию в свою семью, она подарила ей последнее, что оставалось у нее от жены ссыльного и опального белогвардейца, от ее прабабки – кольцо с великолепным агатом. Маша сей жест не оценила: кольцо было скромных размеров, в нем было больше духовной ценности, нежели материальной. Но спасибо тетушке все же сказала. Это была их первая и последняя встреча.
Несмотря на жизненные пути, круто разошедшиеся в разные стороны после того вечера в баре, мужчины не переставали общаться. Встречались они регулярно, чаще Костя приходил в гости к Сергею. Ему нравилась домашняя обстановка, тишина и уют, вкусные пирожки с капустой, ароматный борщ.
Когда он узнал, что Таня беременна, Костя сразу заявил, что будет крестным отцом. Кого она выберут в крестные матери – его не волновало.
– Танюха, там у тебя кто?
– Да не знаю я кто – рано еще, – смеялась Таня.
– Я знаю, там у тебя пацан. А пацану кто нужен? Правильно – мужики: отец, дядьки, братья, деды и крестный папа! Я его своим делам учить буду: на гитаре играть, зимой на мормышку ловить, рыбу на огне коптить…
– Ой, – Тане было весело и приятно от слов Кости, – давай его еще родим, чуть вырастим, а там уже и на гитаре играть, и рыбалку ходить будите.
***
– Как сына назовешь? – Ранним утром, встречая первую зарю новорожденного сына друга, спросил Костя у Сергея.
– Не знаю. Еще не придумал. Кость, а давай ты его назовешь? Дай имя моему сыну, а я потом дам твоему, - предложил Сергей.
Долго думать мужчина не стал. Он знал то имя, которое ему было дорого. Но он не знал, будут ли у них с Машей дети: она категорично отказывалась их заводить.
– Назови его Савелием. Как моего отца. Ты же знаешь, он был замечательным человеком. Настоящим сибирским мужиком.
– Хм… Савелий Сергеевич Белоглазов. Думаю, что звучит неплохо. Завтра Тане скажу, думаю, она не будет против. Она же до последнего дочку себе пророчила, наивная, имен там понапридумывала женских! – улыбнулся Сергей, - а порода то у нас сам знаешь, одни мужики! Жаль, что так с твоими родителями получилось. Больше пятнадцати лет прошло, а я их до сих пор хорошо помню. Да, батя твой был героический. Если бы не та авария…
Отец Кости Савелий Солюжный был первым из сотрудников милиции, кто открыто осмелился заявить о коррупции в рядах высших чинов МВД. В тот день, когда его машину вместе с женой выбросило с дороги, он возвращался в свой отдел милиции с твердым намерением написать о ситуации в их небольшом Бархатове в область. Виной всему была небольшая горстка рэкетиров, которая не гнушалась ничем, в том числе и запугиванием сотрудников милиции. Те из его коллег, что не шли на поводу у бандитов, исчезали бесследно. Другие же, становились оборотнями в погонах. Савелий даже пробовал выйти на их главаря, попросить по-хорошему убираться из их городка. Но не успел выполнить задуманное. Случилось ДТП…
Часть четвертая
– Кристина Матвеевна, я вас очень прошу, мне только на полслова к Сергею Викторовичу! – мадам бальзаковского возраста с помпезной прической атаковала Кристину Матвеевну Полянскую – первого заместителя Сергея Викторовича Белоглазова – доктора медицинских наук, хирурга-косметолога, владельца собственной клиники, известной далеко за пределами России.
– Эмма Ивановна, ну не могу на сегодня. Не могу: все расписано по минутам! У вас замечательный результат, которому нужно закрепиться! Делать следующую операцию слишком рано! – Кристина никак не могла донести до этой женщины, что после операции должно пройти время, минимум полгода, чтобы приступать к следующим изменениям и подтяжкам: от времени можно лишь слегка оторваться, но убежать окончательно – никогда.
Сергей вышел из своего кабинета. Он был весьма задумчив: клиника требовала расширения, поток пациентов с каждым месяцем становился все больше и больше. Чем больше у него было платных клиентов, тем больше он мог делать бесплатных операций для детей. А для этого ему нужно было еще одно отделение. А это деньги, и немалые. В банк еще не был до конца возвращен первый займ на открытие собственной больницы, поэтому говорить о банковских займах не приходилось. Оставался лишь один вариант – попросить взаймы деньги у Маши Солюжной, супруги Константина. Она являлась, чуть ли не самой постоянной пациенткой Сергея – все пыталась стать похожей на Машу Распутину – кумир, что поделать. Сергей старался привести ее образ в требуемые фанатичной любовью к певице рамки. Но без фанатизма, так как считал, то, что сделали с его землячкой – было верхом непрофессионализма хирурга косметолога.
– Ох, Эмма Ивановна, я вас не узнал, прошу простить меня… Что-то случилось? – спросил Сергей даму, со знанием дела рассматривая ее лицо вблизи.
– Нет, Сергей Викторович, Вы – Бог! Я вот подумала, а не сделать ли мне губы чуть пухлее? Как вы думаете? И грудь – мне кажется, что размер потерялся уже, нужно больше…
– Эмма Ивановна, голубушка, вы о чем? Какие губы? вы хотите превратить себя в тех пухлогубых блудниц? Нет-нет, я не могу испортить ваш божественный образ! – сказал категорично доктор, на ходу набирая номер друга.
– К тому же должно пройти время. Через полгода поговорим, если вы не передумаете. А грудь! Эмма Ивановна, Венера в зависти отгрызла себе руки, а вы хотите все испортить..?
Деньги Костя Сергею дал, но с одним условием – он ничего не скажет его жене. Дело в том, что к этому времени Мария стала «ненасытной» в денежных вопросах. У нее даже появилась своя кличка «Машка-сольпуга». Точно так же, как и та тварь, она могла ненасытно поглощать миллионы за миллионами, а ставший к тому времени «народным депутатом» тесть помогал легализовать доходы от черных дел дочурки: по городу она открыла с десяток ломбардов, в которые неслось все и всеми: и ворованное, и честно нажитое.
– Меньше будет знать, крепче будет спать – сказал Костя другу. Отдашь потихоньку, не торопись. С детьми – это ты хорошо придумал, ну а я всегда за хорошие и добрые начинания. Кстати, что-то Сава давно не звонил мне. Как он там?
– Нормально твой крестник, пришел бы к нам, да посмотрел. Скоро в школу пойдет. Грамотный – сил нет, весь в мать! А упертый – в меня. Кость, ты приходи к нам. Мы всегда тебе рады, – звал друга Сергей.
– Как-нибудь зайду. Обязательно.
Часть пятая
***
Вскинув ружье, Сергей понимал, что у него нет права промахнуться. Однако он не знал, что дед Серафим изначально, еще выходя из хутора, убрал пыжи из двустволки. Глядя в прицел, Сергей не мог поверить: на него действительно смотрели глаза человека, но все остальное, это огромная масса шерсти, когтей, ужасающей пасти, говорило о том, что это явно беспощадный и кровожадный зверь. Он таких никогда не видел: ни на фотографиях, ни на рисунках…
***
– Сергей, ты должен ее посмотреть, пожалуйста! – Танюша уговаривала мужа посмотреть отказную девочку в их роддоме. По всем показателям она была абсолютно здоровой. Но вот ее личико… Нижняя и верхняя челюсть были обезображены ужасным пороком развития. Это даже не волчья пасть и не заячья губа. Это визуально было в сотни раз отталкивающе безобразным.
Татьяну вызвали на санпропускник роддома уже перед концом рабочего дня. На кушетке сидела молодая женщина со схватками. Вроде ничего необычного для роддома. Вот только выглядела молодая мамочка «а-ля гостья из прошлого»: расшитая косоворотка, длинная юбка, платок на голове, как у героинь «Вечного зова». Удивительным было и то, что у нее не было никаких документов, она не умела писать, а на ее ногах было самые настоящие лапти.
– Кристина, это явно из тайги, из тех старообрядцев-беспоповцев. Нет у нее документов, и числиться она нигде не числится. А вот роды принять нужно, – Татьяна осматривала живот женщины: плод был не в том положении, в котором должен быть на момент родов. Нужно было делать кесарево.
На вопросы гостья из прошлого не отвечала. Боли схваток терпела, а узнав, что будет кесарево, стала усердно молиться.
– Ну что ты, мамочка, – даже сквозь медицинскую маску была видна улыбка анестезиолога, готовящего женщину к кесареву сечению, – Двадцать первый век на дворе, мы же не убивать тебя собираемся, а деточку твою на свет божий живой и здоровенькой достать.
– Я понимаю, простите, я женщина темная, нельзя мне в этом мире быть. Об одном прошу, если что со мной случиться: назовите мою дочку Ксенией, как Ксению Петербуржскую. В ней чуда много, люди не сразу уверовали. И дочь моя… она… Ксения…
Наркоз подействовал на роженицу, и она уснула, так и не договорив о своей дочери.
– Это надо же так, я ни в чем не виноват! – анестезиолог роддома Артак Иванович не находил себе места, – Как? КАК? Как она могла уйти своими ногами после такой операции. Не могла она, это же больно, в конце концов. Я пришел, а ее нет. В реанимации нет. Голая ушла. Куда?
Татьяна в раздумье отбивала чечетку пальцами о край стола. Действительно: встать на ноги спустя три часа после операции и уйти – это нонсенс, с которым ей пришлось столкнуться впервые. Конечно, ситуация была не из рядовых: женщина из селения старообрядцев сама пешком пришла в город родить ребенка, словно зная, что там ни у нее, ни у дитя шансов не будет. А то, что девочка родилась с таким ужасным пороком, словно оттолкнули женщину от собственного дитя. К тому же, был ли муж у этой несчастной: нравы у верующих людей строгие, возможно женщина боялась осуждения в своем селении.
Как бы то ни было, сейчас Татьяне Николаевне нужно было решать вопрос с девочкой: что это был за порок и есть ли возможность его изменить. Она словно душой стала болеть за малышку, только что родилась, а уже два таких удара: страшное, обезображенное лицо, и мать, бросившая ее в роддоме. А вот глаза девочки – редко у новорожденных глазки бывают ярко-зеленого цвета. Как листва после дождя. Взгляд ангела, уже смышленый. Нужно только прикрыть ладошкой ротик крохи, и тогда на твоих руках не чудовище, а милый ангелочек, крошечная девочка, оставшаяся без любви и защиты.
Семейный совет прошел быстро: Сергей не был против, чтобы они с Татьяной удочерили девочку. Ее порок был исправим, и, благо, его было кому исправить. А вот реакции сына Савы родители предугадать не смогли.
Когда он впервые увидел девочку, увидел этот устрашающий звериный оскал, он жутко напугался. И, даже спустя семь лет, после того, как были сделаны все операции, он не мог принять Ксюшу, а после того, как попал в компанию избалованных и вечно скучающих детей богатых родителей, стал откровенно смеяться и издеваться над сестрой. Делал он это по двум причинам: его собственное имя часто вызывало насмешки со стороны «друзей», издеваясь над сестрой в их присутствии, он самоутверждался в их глазах. Второй причиной была природная глухота и немота девочки: Сава в глубине души надеялся, что она не слышит и не понимает его издевательств.
Так прошло время: Сергей и Татьяна поставили Ксюшу на ноги, исправив тот досадный природный дефект, с которым она родилась. Сына Саву готовили к поступлению после одиннадцатого класса в военное училище. Врачом быть он не захотел, и мечтал быстрее уехать из дома «подальше от надоедливых предков и сестры-оборотня».
Что касается компании Савы – это подростки сами не знали, что им нужно в жизни. Балансируя между течениями эмо и готов, они впадали из одной крайности в другую: то ненавидя смерть, то призывая ее. Жизнь им казалась скучной, однообразной и бессмысленной. Высшим пилотажем было издевательство над другим, себе подобным. В такие моменты рядом стоящие все снимали на телефоны, а после выкладывали в интернет. Чем больше было боли и унижения для другого, тем круче был «палач». Вступить в противостояние с такими отморозками, значило оказаться по противоположную сторону баррикады, а для Савы это было неприемлемым. Мало того, что родители когда-то променяли его на чудовище, с которым нянчились и сюсюкались все это время, так еще и друзей, пусть даже таких, потерять? Ни за что!
К тому же Саву всегда слегка успокаивал один момент: как бы он не обзывал сестру, как бы ни были жестокими его шутки над ней – она всегда ему улыбалась в ответ своей безупречной улыбкой. Той, что ей сделал его отец.
Часть шестая
Сколько веревочки не виться, конец все рано будет. Кто-то стал копать под Фому Пилораму. Причем этого кого-то, совсем не смущал факт депутатской неприкосновенности Фомичева Петра Николаевича, раньше главаря бандитской группировки, ныне народного депутата областной думы. Копали сильно, в открытую. Причем сей «кипишь» по слухам шел из самой Москвы.
«Нужен откат, солидный, чтобы рты заткнуть» - подумал Фома. Вот только собрать на откат в тот момент было не так просто: 2013 год – эпицентр экономического кризиса. Ни один банк не совершал сделки на большие суммы с иностранной валютой. Для Фомы осталась одна лишь надежда – на дочку Маню и ее ломбарды. Пусть продаст под дело половину, да половину накопленного отдаст, а батя потом с ней рассчитается. Эту мысль он и озвучил доченьке на встрече. Машка была не против: отец – есть отец, тем более с таким криминальным прошлым…
– Костя, где деньги? – Маша неистово билась в истерике, пытаясь добиться правды от пьяного до полусмерти мужа. Ты понимаешь, что с нами будет, если я не отдам отцу эти деньги!
– Отстань. С нами ничего не будет. Деньги я вложил хорошо. Я их Сергею занял.
– Сергею?! Я надеюсь под проценты? И когда он их должен отдать? Где договор, расписка? Ты что с ним пописывал? или ты ему просто так дал 700 тысяч баксов, просто за красивые глазки?
– Дура баба. Сергей – он почти как мой брат. Он отдаст. Если бы не кризис, то уже давно бы отдал. А что там с твоим папашей? Наконец менты его замели?
– Типун тебе на язык, идиот! Никто его не замел. Ему просто нужны деньги.
***
– Пап, понимаешь, тут такая ситуация, - голос Машки срывался от подступившего к горлу комка. Комку страха, ужаса и паники. В ее голове все еще были свежи воспоминания о том, что сделал отец с ее матерью за измену. Даже сейчас, спустя более 20 лет, она так и не знает, есть ли где могила ее матери. Маша навсегда сделала для себя вывод – ее отца нельзя разочаровывать. Иначе на этой земле после тебя и могилки может не остаться.
– Пап, этот идиот Костя все отдал Сергею. Все, что у нас было. Еще полтора года назад. На новое крыло в его клинике. Ну, у нас-то пока больших трат не было, потому я и не хватилась. Сергей сейчас на операции, я попросила, чтобы он мне перезвонил, как освободиться.
– Маша, доченька, – голос Фомы в раз стал железно-металлическим, без намека на отцовскую любовь. – Мне нужны деньги. Три ляма, и срочно. Сроку два дня. Тебе – чтобы найти половину этой суммы. Иначе, Маша, все под монастырь пойдем. И ты тоже. Не сможешь сама объяснить доктору, я попрошу объяснить ситуацию Толяна. Он, сама знаешь, много говорить не любит. Он больше руками на родне показывает. А там пацан и девчонка, насколько я знаю… Так что Манюнь, постарайся все сама объяснить, доходчиво. Да и Костю своего попроси с другом поговорить. Иначе придется слегка повоспитывать, так же как и его папашу мента с брюхатой матерью.
Толян, тот самый, который хотел поучить уму разуму много лет назад Костю, все же попал к Фоме Пилораме благодаря славе полнейшего отморозка, который ни перед чем не остановится. По-сути он стал палачом, приводящим в исполнение приговоры Фомы. Жестоким и беспощадным, получающим удовольствие от смерти.
***
Костя почти протрезвел, когда Маша звонила своему отцу. Слышимость у ее телефона была приличной. Да и сама Маша не особо старалась скрыть разговор, думая, что муж до сих пор спит мертвецки пьяным. Константин лишь едва уловил что-то в упоминаниях в разговоре жены о своем отце. А вот то, что его мама была на момент смерти беременной, знали не так уж и много людей. Откуда это было известно его тестю? И тут от осознания истины, Костя испытал настоящий шок – неужели это отец Машки был связан со смертью его родителей? Неужели...? Ведь Бархатово далеко от Новосибирска, что он мог там делать…
***
Сергей предвидел такую развязку: слишком накалилась ситуация во время этого кризиса. Многие банковские операции и ограничения были чистой воды махинациями. Отдать своевременно долг Косте не получалось. Доходов едва хватало на содержание клиники. Даже последние три операции детям Сергей провел на средства, вырученные от продажи своего автомобиля.
Он понимал, что если Маша хватится денег, то Косте не поздоровиться. Собственно и ему тоже. Но вот то, что деньги понадобятся ее отцу, закоренелому преступнику, Сергей предвидеть не мог.
– Серега… Тут такое дело… В общем, тебе нужно из города уехать. Взять Таню, детей и уехать. Куда? Откуда я знаю, куда! Серега, вали из города. Машка денег хватилась. Они ее папаше потребовались. Ты же знаешь, я тебе их от чистого сердца дал, кто знал про этот кризис то! А сейчас он грозит Толяна на тебя и твоих детей натравить. И Кристине скажи, чтобы уехала. Она хорошая женщина, не хочу, чтобы пострадала. Уезжай Серега, Богом молю, уезжай…
– Костя, а ты? Ты же деньги взял.
– Я как-нибудь. Мне тут свое кое-что выяснить нужно. Не боись за меня, собирайся и вали из города!
***
Нужно быть законченным идиотом, чтобы не понять серьезность ситуации. В отделении пациентов почти не было. Несколько человек приходили на перевязки на дневной стационар, но это они могли легко сделать в любой поликлинике в процедурном кабинете. Сборы заняли совсем мало времени: Сергей озвучил семье, что ему в знак благодарность от пациента, было предложено посетить его егерские угодья глубоко в сибирской тайге. На самом деле, куда ехать – он не знал.
Таня с Ксюшей радостно стали собирать багаж – душный июнь накрыл город с самых первых дней, новость о таежной прохладе воодушевила супругу. А вот Сава был явно недоволен. Впрочем, он всегда был чем-то недоволен. Еще больше спрятав глаза под слишком длинной челкой, он сел на переднее сидение и уткнулся в планшет.
– Сава, разве так можно? Ты же человек, должны же у тебя хоть иногда быть какие-то положительные эмоции? – спросила Татьяна сына.
– Отстаньте все от меня! Кто меня спросил, хочу ли я ехать? Может у меня тут дела? Можно я останусь у дяди Кости?
– Нет! – почти криком ответил отец. – У дяди Кости нельзя. Он… он заболел. Ему нельзя волноваться.
И только Ксюша сидела на своем месте с обворожительной улыбкой семилетней девочки. Она не возражала против поездки в лес. Она вообще никогда ни кому не возражала, а только улыбалась и молчала…
– Артур Каримыч, почему она не говорит? – как-то спросила на приеме у именитого профессора Артура Фархатова Татьяна. – Ведь нет причин для немоты. Слух у нее должен быть хорошим.
– Понимаете, Татьяна Николаевна, это отклонение в развитие плода встречается крайне редко и мало изучено. Да, слух отменный, причин молчать – нет. Я думаю, что здесь играет роль какой-то психологический фактор. Однако девочка еще слишком юна и закрыта для работы со специалистами этого профиля. Давайте подождем. Надеюсь, что все измениться само собой.
***
Кристина Матвеевна была слегка удивлена звонку Константина. Его предложению посетить небольшой дом отдыха – тоже, хотя со стороны это больше было похоже на насильственное выпроваживание из клиники. Впрочем, в отпуске она не была давно, наверное, с тех пор, как перешла из роддома к Сергею Викторовичу замом по лечебной части.
Сергей с трудом понимал, куда ему ехать. Сначала он выбрал дорогу на свою родину, в Кемеровскую область, но потом резко свернул на почти проселочную дорогу. Проехав с сотню километров, он понял, что дорога становится все уже, и машин по ней ездит все меньше. В конце концов она практически превратилась в тропу, по которой его внедорожник пробирался уже с трудом. Деревья по обочинам становились все более плотной стеной. Под конец березняк сменился огромными елями, местами стал попадаться кедр. Это уже не было похоже на проселочную дорогу. Это было похоже на дорогу сквозь лесную чащу.
– Сереж, мы не заблудились? Ты что дорогу по навигатору найти не можешь? – волновалась супруга, держа на руках уснувшую Ксюшу.
– Тань, какой навигатор, тут и связи то нет никакой. – Попытался оправдаться Сергей.
На самом деле не было конечного пункта пути, чтобы вбить его в этот самый навигатор. Сергей уже подумал, что сглупил, повернув непонятно куда. Нужно было ехать к родителям, в Бархатово. Откуда Машкиному отцу знать, откуда он родом. Да и Костя навряд ли скажет. Раздумье Сергея прервал металлический скрежет из-под машины. Каким-то образом он умудрился посадить свой внедорожник брюхом на огромный пень.
– Все, приехали, – то ли обрадовал он свою семью, толи предупредил. – Либо тут будем ночевать, либо… другого либо нет. Ни одной живой души. Может, кто проедет мимо, тогда попробуем буксиром стащить.
Больше всего злорадствовал Сава. Конечно, что же это за отец, затащил семью неизвестно куда. Теперь им придется ночевать в машине, посреди леса, без одеял, без еды…
– Угомонись, Сава! – Было заметно, что даже терпеливая и вселюбящая Татьяна начала уставать от постоянных гневных выпадов сына. – Отец что, специально привез тебя сюда? Скормить волкам? Да есть в тебе хоть что-то теплое по отношению к нам?
И только Ксюша как будто нисколько не огорчилась такому повороту: она смотрела в темноту любопытными глазами и как всегда, слегка улыбалась.
Часть седьмая
Когда глаза Сергея привыкли к темноте, он смог заметить там, где-то вдалеке едва заметные огоньки. Возможно, это была какая-то небольшая деревенька. «Утром схожу туда, может там есть техника, чтобы снять машину с этого чертового пня» – подумал Сергей.
Ночь в лесу оказалась неспокойной. Несмотря на то, что семья находилась далеко от городской суеты, на природе – не было слышно даже стрекотания сверчков. Сплошная тишина. Настолько сильная и звенящая, что было слышно дыхание детей и супруги. Стараясь уснуть, Сергей все крепче смыкал веки, но сна не было. Вместо него было леденящее чувство тревоги, как будто кто-то там, по ту сторону лобового стекла, невидимый и могущественный прощупывает каждую клеточку твоего тела своим невидимым сканером. Это ощущение было настолько сильным и реальным, что Сергей не смог больше терпеть. Он вышел из машины, чтобы размять ноги.
Вдали, возле величественных кедров мелькнула огромная бесформенная тень. На мужчину нахлынул животный страх. Судорожно проглотив подступивший ком в горле, он снова сел на свое водительское место и заблокировал двери. И тут он внезапно провалился в бездну, как будто потерял сознание.
Утренний туман стелился по небольшой проселочной тропинке. Как Сергей смог добраться сюда на автомобиле – для него навсегда останется секретом: мощные деревья настолько плотно подступали к краю тропинки, что и человеку идти было бы не возможно, не соприкасаясь плечами с их величественными ветвями.
Идти в деревню было решено всей семьей. Сергей не мог оставить никого возле машины, там, где ночью его напугала огромная тень. Спустя минут сорок пробираний сквозь заросли и двухметровую густую траву, семья вышла к небольшому поселению. На полянке расположилось с десяток небольших изб. Не было ни оград, ни заборов. На входе в деревню заблудившихся встретил пес на цепи. «Это же не собака! Это волк!» - удивилась Татьяна. Однако зверь не встретил их лаем: он сидел спокойно, и только его пронзительный взгляд и изредка оголявшиеся в устрашающем оскале клыки, привели бы в тонус любого непрошенного гостя. Людей не было вино.
Подойдя к двери одной из изб, Сергей заметил, что на ней нет ни крючков, ни замков, ни запоров. Приоткрыв ее, он позвал из сумрака хозяев. Ответа не последовало. И только в самом конце деревни семья увидела скопление людей: человек двадцать стояли возле небольшого домика. Две женщины беззвучно сокрушались в плаче. Мужики стояли, сняв шапки. Их лица были обращены к древней старухе, которая что-то читала в полголоса глядя в достаточно старую книжку. После того, как она замолчала, все осенили себя крестным знамение в два пальца.
«Староверы, как я сразу-то не догадался!» - осенило Сергея.
– Люди добрые, простите, что пришли к вам незваными гостями. Мы попали в беду тут неподалеку от вашей деревни. Может, вы сможете нам помочь? – обратился он к селянам.
К семье подошел небольшого роста мужичок. Слегка прищурив свои зеленые глаза, он стал с вызовом рассматривать пришедших.
– Сюда редко кто приходит. За последние лет сто вы первые. Как вы здесь оказались? – спросил гостей дед Серафим.
– Мы ехали по дороге и заблудились. А потом наша машина села на небольшой пень. У нас столкнуть ее не получилось. Ночью мы видели огоньки в вашей стороне, вот, пришли к вам с рассветом, - улыбаясь сквозь страх ответила Татьяна.
Взгляд деда Серафима задержался на Саве. Еще бы, учитывая нравы людей старой веры, он был больше похож на черта, чем на человека: в ушах тоннели, волосы окрашены в ярко синий цвет, пирсинг на лице и огромная тату на руке в виде демона. Дед Серафим снова окрестил себя двумя перстами, глядя на сына Сергея.
– Что с отроком? – спросил он его.
– Ничего. Просто мода сейчас такая.
– Мода, говоришь…
Сава смотрел на странного старичка с таким же вызовом. Ему нравилось шокировать людей своей внешностью. Тем более этих, которые как будто все еще живут в восемнадцатом веке: мужики в косоворотках и сюртуках, женщины с плотно повязанными платками и юбками в землю. И только одна Ксюша, которая до последнего момента пряталась за мать, выглянула из-за ее спины и улыбнулась деду Серафиму.
Когда он увидел семилетнюю девочку, с его лица спала надменность и вызов. Взгляд подобрел, а практически беззубый рот скривился в подобии улыбки: «Дочь?» – спросил он женщину.
– Да, это наша дочка, Ксюша. Она не разговаривает, но все прекрасно понимает. Замечательная девочка.
Услышав слова о немоте девочки, дед Серафим снова взялся креститься. На то у него были свои веские причины.
Проводив путников в одну из хат, мужичок дал приказ своей бабе накормить гостей. Отведав скромной, но невероятно вкусной пищи, всю семью разморило на сон после неспокойной ночи. Расстелив им несколько палатей, Серафим сказал отдохнуть, а после обсудит, какая им нужна помощь.
***
Сергей проснулся он всхлипываний Агнии – супруги Серафима. Она сидела, забившись в угол, и всхлипывала, часто утирая краем платка заплаканные глаза.
– Извините, – спросили Сергей, – что-то случилось? Это из-за нас вы плачете?
– Господь с вами, – ответила женщина. – Вы тут не причем.
– Ну, может я смогу вам помочь? Что случилось?
– Никто не сможет помочь. У сестры моей дочь слегла несколько дней назад. Захворала внезапно, вся спина покрылась нарывами, жар у нее страшный. Ничего не помогает: ни травы, ни молитвы. Совсем плохая, а девке и пятнадцати лет нет.
– Вы знаете, может я как раз, и могу вам помочь. Я врач, хирург. Если вы отведете меня к девочке, я посмотрю, что можно сделать.
У несчастной оказался банальный фурункулез. Такое часто бывает при ослабленном иммунитете в подростковом возрасте. Однако никакого облегчения не будет, если не дать нарывам очиститься, не дать выхода гною. А для этого нужны инструменты и операционная. После осмотра Сергей сказал об этом Серафиму и родителям девочки.
– Не может быть и речи. За два века, что мы тут живем, только один человек ушел в мир антихриста, и не вернулся.
– Можешь что-то сделать – делай тут, – сказал Николай, отец несчастной больной.
– Вы не понимаете, во-первых, нужен острый скальпель, во-вторых – он должен быть стерильным, в третьих, это очень больно – убирать нарывы без обезболивания.
Не заметив подошедшую сзади старуху, ту, что читала молитвы, Сергей практически вздрогнул от неожиданности: ее голос был настолько резким и неприятным, что действительно, если ей и говорить, то только шепотом.
– Если нужен острый нож – он будет у тебя утром. Наш кузнец сделает такой. А про боль – я позабочусь. Травы есть для этого.
Наутро, после того, как Сергей с Татьяной вскрыли девушки почти десять нарывов, у нее спала температура. К обедне она попросила еды, хотя встать с постели еще не могла. Николай принес большой бутыль медовухи Сергею, в знак благодарности.
– Мы не пьем этого, а вот тебе можно. Всю ночь не спал с нашей Натальюшкой просидел. Спасибо тебе огромное! – практически падая на колени, благодарил он доктора. – Видишь, никто сюда просто так не приходит! На все воля Божья и его провидение!
Сергей с семьей подзадержался у староверов. Он практически забыл о том, что дома у него большие неприятности. Звонить Косте не было смысла – связи не было никакой, сотовый телефон стал бесполезной игрушкой. Через два дня было решено идти к машине с лошадьми, попробовать стянуть с пня огромный внедорожник.
***
Ксюша словно расцвела в этой деревеньке! Хотя она и так все время была улыбчивым и позитивным ребенком. То, что было под каждым кустиком, на каждой веточке – радовало ее. Любопытство вызывали и белки, снующие выси, и зайцы, частенько выскакивающие из кустов. Даже волк, сидящий на цепи, которые ластился к маленькой девочке. Внимание Сергея привлек и тот факт, что на данный момент в этом селе Ксюша была самым маленьким ребенком. А так младше той Натальи, что уже встала и окрепла после болезни – в деревеньке никого не было. Он спросил об этом у Деда Серафима, на что тот ответил – много будешь знать, скоро состаришься…
Часть восьмая
А вот Сава изнывал в этой глуши. Телефон давно сел, а электричества в этой дыре не было. Довольно быстро он нашел себе развлечение: учитывая свой шокирующий внешний вид для местных, он прятался в кустах и выпрыгивал, пугая женщин. Потом долго хохотал, видя, как те с криком убегали от него. Так он развлекался до тех пор, пока одна статная молодуха в испуге не огрела его коромыслом. Да хорошо так приложила, что рассекла бровь. Тут пришел черед вопить Савелию.
Глядя на то, как его юродивая сестра ходит с блаженной улыбкой по лесным окрестностям, он невольно решил выплеснуть злость. Найдя ее сидящей возле огромного дуба с любопытством рассматривающий муравейник, он тихо подошел и резко хлопнул ее по плечу.
– Что, сидишь, все улыбаешься? Дура бестолковая! Предки из-за тебя совсем с ума сошли. Откуда ты взялась, зачем ты появилась? Без тебя было хорошо, без тебя они только меня любили! – сквозь зубы со злостью кричал парень.
Ксюша поняла, что он злится, и злится на нее. Она встала и подошла к брату, попыталась обнять его, но он в ответ ударил ее со всего маха по щеке. В глазах у девочки застыли слезы. Губы задрожали. Трясущейся ладошкой она попыталась дотронуться до щеки. Уже спустя секунду Сава понял, что переборщил, он попытался взять сестру за руку со словами прощения, но та одернула ее и побежала в лес, в глухую таежную чащу.
Сава бросился за ней, но девочка бежала так быстро, что он спустя полминуты уже потерял ее из вида. А она все бежала и бежала. Ноги сами несли ее все дальше и дальше, не останавливаясь, словно знали, еще немного и будет спасение.
***
Сава не сразу понял, что заблудился. По идее был еще день, но там, где он оказался, деревья не пускали солнечный свет к земле. Несмотря на июньский зной, кое-где под корнями кедров великанов все еще лежал потемневший снег. Он пытался кричать сестру, но понимал, что она его не услышит, даже если будет совсем рядом. Она не отзовется, чтобы он смог найти ее и извиниться. То, что он натворил – его родители никогда не простят. И он… он боялся за Ксюшу: она маленькая девочка, что будет с ней тут, в лесу…
Примерно в обед Сергей с Татьяной поняли, что их дети пропали. Деревенские бабы сказали, что видели «ирода» на краю леса, когда он кричал на сестру. А потом они исчезли, сразу оба. Дед Серафим почесал затылок со словами: «Вот знал же, что добром не кончится, нельзя чужакам к нам!»
– Господи, – плакала Танюша, – Господи, помогите, помогите их найти! Вы тут все знаете, все! Они же дети, просто дети, а тут тайга, звери страшные!
– Не вой, – сказал Серафим. – Самые страшные звери здесь это мы – человеки. – Он быстро созвал мужиков. Люди поделились на два отряда.
– Николай с мужиками пойдет в ту сторону, откуда вы пришли, а мы пойдем к Асиньиму яру. Ваше счастье, что тут река круг дает: или там на тропинку, или к яру прижмет. Вброд ее не перейти – течение сильное. Дети найдутся, всем пока молиться!
Часть девятая
Когда-то Сергей ездил верхом. Но сейчас, когда под ним оказался не просто конь, а какой-то гигант – он чувствовал себя неуверенно в седле. Дед Серафим вначале молчал, но видя тревогу в глазах отца потерявшихся детей, решил немного успокоить его.
– Не переживай ты так, я уверен, что с твоей дочерью все будет хорошо.
– А с сыном?
– А вот про «Ирода» ничего не могу сказать.
– Почему? Дед Серафим… Понимаешь, Сава, Савелий – наш с Татьяной сын, а Ксюша – мы ее удочерили. Но это не значит, что мы ее любим меньше, чем своего Саву!
– О как, вот дела. А я смотрю, девочка не совсем-то на вас похожа.
– Ну да, не похожа. Ну и что. Таня ее с рождения забрала. Мама девочки сбежала, когда родила ее. Да и проблемы у Ксюши были со здоровьем.
– Какие? – настороженно спросил дед Серафим, снова прищуривая свои зеленые глаза.
– Ну, как объяснить… С личиком было не все в порядке.
После этих слов пожилой проводник резко остановил лошадь. Быстро спешился, взял под узду и пошел быстрым шагом, отворачивая лицо от Сергея…
– Дед Серафим, а почему вы тут в лесу вот так живете? Сейчас далеко не темные времена, почему к людям не возвращаетесь?
Что-то утерев с глаз, Серафим все же обернулся к попутчику.
– Нельзя нам в ваш мир. Он от антихриста. Мы старообрядцы беспоповцы, наши предки выбрали такой путь спасения для себя и для потомков своих. Мы – люди бегунского согласия – бежим от мира, где нет ничего божьего. И священников у нас нет – церковь давно перестала для нас быть символом веры. Вот наши пра-прадеды и пошли в тайгу.
– Как Агафья Лыкова?
– Не знаю, кто такая Лыкова. Мы с внешним миром не общаемся. К нам никто не ходит, и мы не уходим никуда. А того, кто уходит – кара настигает.
– Дед Серафим, как же можно так жить...?
– Можно и нужно, такие убеждения были у моего прадеда, деда и отца.
– А у вас?
– А что у меня? Как говориться, Господь – он везде. А вот атихрист, если попадет в душу – ничем его оттуда не изгонишь. Вот и нужно беречь себя от соблазна.
Посмотри, дочь твоя – как солнце ясное. Душа у нее нежная, такая для сатаны самая желанная. Так чтобы ее защитить – Господь уберег ее глухотой, чтобы не слышала она речей греховных. Ничего на этом свете просто так не бывает.
– Дед, Серафим, почему ты говоришь, что с ней ничего не случиться, а с Савой – неуверен?
– А знаешь, что… – было начал свой рассказ старовер, но тут из лесной глуши раздался еле слышный звериный вой. Такой жуткий, что лошади вмиг застыли на месте и покрылись пеной, судорожно перебирая удила своими челюстями.
– Вот он… Он – хозяин тайги…
– Медведь, что ли? – спросил Сергей, ловя себя на мысли, что тот ужас, который он испытал ночью в машине, вновь пришел к нему.
– Это не просто медведь. Это Алтын-аю. Хозяин тайги.
***
– Знаешь, это только кажется, что тайга безлюдна. – Начал свой долгий рассказ дед Серафим.
– Когда-то давным-давно здесь жили шорцы. Они были с лесом одной семьей: никогда лишнего зверя не били, от огня тайгу берегли. Жили аккуратно. Была у них одна легенда. Когда на земле еще и людей не было, а были только земля и река, с солнца прилетел на землю кедровый орешек. Из него, вместе с огромным кедром, вышел дух таежный. Как его звали – никто не знает. Имени дать ему было некому, так как тогда он только один и был на земле.
Тайга начала разрастаться. Подумал дух таежный, что пусто в лесу без зверья. Тогда он спустился к реке и начал из глины лепить животных разных. Вдыхал в них жизнь и отпускал на просторы лесные. Один раз, когда он лепил медведя, фигурка упала в воду, и ее слегка размыло водой. Он вытащил то, что осталось. Не медведь, конечно, но делать было нечего. Он вдохнул жизнь в новое существо. Так получился человек. А после он снова слепил медведя, но человек появился раньше.
Спустя много лет, таежный дух решил посмотреть, как живут его творения. Он был удивлен, как все ладно да складно было у животных: плодились и размножались, воспитывали потомство. Когда он пришел посмотреть на то, как живет человек – таежный дух впервые понял, как ему одиноко: пока мужчины были на охоте, дома в ярангах их ждали женщины и дети. Женщины дарили любовь мужьям, ласкали детей. И тогда захотел дух тоже иметь свою женщину.
Однажды он пришел к людям в образе получеловека полу медведя. Он предложил старейшинам заключить выгодный союз: люди станут первыми, после него хозяевами во всем мире, а взамен они отдадут ему в жены ту девушку, которую выберет таежный дух.
Чтобы союз был вечным и нерушимым, он обещал отдать своего первенца людям. Они должны будут о нем заботиться, пока тот не вырастет и ему не исполнится двадцать один год. Тогда он возьмет часть силы отцовской и станет великим шаманов. Станет проводником между духом таежным и людьми. Они смогут приходить к нему с просьбами и проблемами, а сын будет помогать им решать их ради славы рода людского.
– Я буду любить свою жену, и заботиться о ней. Никогда из ее глаз не прольются слезы, и на сердце не будет печали. Если девушка все же решит уйти снова к людям, я отпущу ее спустя сто лет. После семь лет я буду оплакивать свою любовь, а через это время, снова приду к вам за новой женой. Снова мой первенец будет отдан людям, а старший сын, когда его брат достигнет двадцати одного года, станет свободным и выберет, кем захочет прожить новую жизнь: человеком, или зверем, рядом со мной. Ну а если жена сбежит от меня раньше – гнев мой будет великим: ни ей, ни людям не будет щедрот земных, не будет зверя лесного, будут болезни и голод.
– Но как мы узнаем сына твоего? – спросили старейшины у великого духа?
– Он будет похож на меня, – ответил дух, – Наполовину человеком, наполовину медведем.
На том и порешили. В жены дух выбрал себе красавицу Гюзель. Она не сопротивлялась его воли и стала ему женой на долгие тысячелетия. Лесной дух даст ей силу великую – обращаться ланью и обходить таежные места, наблюдая, как своим чередом идет жизнь. Их первенец тысячу лет служил людям, лечил, помогал, советовал. Так было до тех пор, пока один охотник не убил ее своей стрелой. Когда он подошел к раненному зверю, перед ним лежала молодая девушка великой красоты. Он понял, кого убил и в ту же секунду окаменел от ужаса. А таежный дух озлобился на шорцев: он наслал на них мор и голод. Люди ушли из этих мест. После, спустя время, сюда пришли мои предки.
– Дед Серафим, но это же фольклор, это же сказки, – с иронией ответил Сергей.
– Тю… Помолчи, слушай, что было уже на памяти моего прадеда. А было вот что: в деревне у старообрадцев все шло гладко: бабы легко рожали, скотина росла, огороды кормили неплохо. Думали тогда люди, что рай свой на земле нашли. Вот только в один из дней, где-то в начале лета, из села исчезла девица – Аксинья. Как сквозь землю провалилась. Нет ее и все. Ну думали, зверь задрал, не найти живой. Вот только пришла она в деревню в аккурат на Покров. Стучится в отцовский дом, а родители то нарадостях целовать ее, обнимать. А она сама не своя. В пустоту смотрит и молчит. Вот так и просидела месяц на скамье – ни слова, ни звука. Пригляделась как-то мать, а там – боженьки, девка-то на снастях! И кто ее обрюхатить то мог в тайге – не понятно. Свои мужики никогда такого не сделают – греха побоятся!
Нравы то у нас серьезные: не может баба с нагулянным ребенком жить рядом: грех на всех навлечет. Решили мужики ей на яру срубить избушку, поставили сарай для скотины да улей отдали – пусть растит там ребенка, живет, как богу будет угодно. Ну и отослали ее туда. Как она там жила, кого родила – долго никто не знал. Никто к ней не ходил, да и она в село не приходила. А с ее возвращением из тайги начались беды на хуторе: скотина практически вся пала, на земле ничего не росло. И так с каждым годом все хуже и хуже становилось.
Тем временем у Аксиньи то на яру тоже не все гладко было. Мальчонка родился в муках, да и уродцем страшным: толи человек, толи зверь. Глаза вроде как людские, а вот вместо рта страшная звериная пасть. Что мать, что сын были немыми. Иногда в село доносился ее вой, когда она своего сына из леса звала. А он ей отвечал. Тогда у всех кровь в жилах стыла от ужаса…
И вот, когда у людей в деревне вообще не осталось ничего съестного, решили мужики обоз в мир пустить: может чего продадут, а на деньги скотины новой и семян накупят и придут снова в деревню. Вот только продавать то у нас нечего – живем, как твари божьи, ничего лишнего.
Сидит как-то отец Аксиньи у постели умирающей от голода супруги. Стук в дверь. Открыл, а там мальчонка – внук его. Чтобы людей не напугал, мать ему платком пол лица закрыла. Стоит, значит, и что-то в подоле рубашенки держит. Подошел к скамье и вывалил. А там – самородки золотые. Да так много! А потом юркнул мимо деда и бегом к матери. Вот с этими самородками мужики в обозе и двинулись в мир. Да только не дошли. Попались им на пути каторжники беглые. Даже тогда в тайге люди туды-сюды шастали. Поделились наши с ними хлебом последним, да и перекрестившись дальше в путь пошли, а до губернии тогда месяц в одну сторону, месяц в другую. Ночью каторжники на них и напали. Хотели одежду да кляч последних забрать. Кинулись мужиков раздевать, а у них в узелках запазухой самородки. Долго они их пытали, откуда золото, пока те не сказали.
Через несколько дней они пришли к Аксинье. Стали у нее допытываться, где мальчишка самородки нашел. А что с них было взять – оба немые. В злости заперли они мать в избе и подожгли ее. Мальчик от горя и страха поседел на глазах у бандитов, но так ничего и не смог сказать. Тогда самый страшный человек, самый изувер в ярости махнул ножом, желая перерезать несчастному горло. Но мальчонка выкрутился и уцепился своей звериной пастью в руку каторжнику. А тот только ухо ему сумел отсечь. А ребятенок в лес. Смотрят бандиты, а он на бегу из человека в медведя превратился, и как заревет. Так, что вековые деревья содрогнулись. Трое из пяти бандитов замертво тогда упали. А двое – в лес, бежать. Вот только далеко они не убежали. Нашли их наши мужики. Лежали на земле, полуистлевшие. Даже зверье к ним не притронулось. Грудь у обоих разодрана, а в глазницах, вместо глаз, золотые самородки торчали.
С тех пор он здесь, везде. Хозяин леса, Алтын-аю. Золотой медведь, сын духа таежного. Его отец дал обед, заключая союз с людьми. Он обещал быть милостивым и беспощадным, но не думал, что сам будет страдать от данного слова. Изменить его не мог даже он сам. Ему жаль было Аксинью, жаль сына своего, но горе не дало прийти вовремя на помощь. С тех пор дух отвернулся от людей, дав всю свою силу своему сыну.
А Алтын-аю справедливый и беспощадный. Хорошему человеку нечего бояться в тайге. А вот плохой никогда отсюда не выйдет, навсегда останется здесь. Вот я и говорю, дочь твоя – что пичуга божья, а сын… тебе виднее, какой у тебя сын.
Сергей слушал рассказ Серафима все с большим ужасом. Конечно, он ни на секунду не сомневался, что это вымысел темных людей, пытающихся оправдать многие непонятные им явления.
– А откуда мальчонка самородки взял? – спросил он рассказчика.
– А тебе зачем? Все равно не веришь. Ладно, Когда Гузель обращалась ланью, она бежала быстрее ветра, а из-под ее копытец вылетали искры. Вот они и застывали самородками золотыми. Сын Аксиньи каждую травинку в тайге знал с измальства. Вот ему эти самородки и открылись.
***
Родители Ксюши всегда знали, что она особенная девочка. И не только по тому, какой она родилась, не по тому, что с ее лица практически никогда не сходила улыбка. Присутствие Ксюши рядом как будто согревало душу: было уютно и тепло, спокойно и безмятежно. Вроде, как ты находился под чьим-то крылом, в безопасности. Однако приемные мама и папа никогда не подозревали, насколько в действительности их дочь особенная…
Ксюша никогда не видела своего отражения в зеркале. Нет, зеркала в доме были, но когда она пыталась в них посмотреться, то видела лишь яркое, светящее насыщенно зеленным светом облачко. Его свет был настолько сильным, что в первые годы жизни просто слепил девочку.
Да и других людей она видела как бы насквозь: у всех яркий и красивый свет был заключен в телесную оболочку. Прозрачную и эфемерную. У некоторых людей свет преграждала чернота, у кого-то больше, у кого-то меньше. Но яркий свет – розовый, сиреневый, ярко-желтый, все равно старался пробиться наружу сквозь любую темень. И только один раз в жизни Ксюше удалось увидеть сразу двух человек, у которых внутри вообще не было света, лишь одна чернота, пытающаяся поглотить в себя все, что было вокруг.
А еще девочка видела, как из ран, которые получали не только люди, но и животные, уходит яркий свет. Тогда она прикрывала ладошками раненное место, свет оставался внутри оболочки, и раны заживали на глазах. Однажды она играла возле подъезда своего дома: расставила на скамейке пупсов, разложила игрушечный завтрак. Практически в метре от нее на землю палисадника упал полуторагодовалый малыш. Не просто упал, а выпал из окна на шестом этаже. Удар о землю оглушил ребенка. Ксюша увидела, как сквозь разрывы телесной оболочки на шейке и животике мальчугана стал утекать свет, переливающийся всеми цветами радуги. Она тут же подошла к нему и попыталась прикрыть ладошками эти места.
Взрослые не заметили Ксюшу. Душераздирающий крик матери мальчика заставил выбежать на улицу всех жителей подъезда. Выбежал и Сергей. Он сперва взял на руки дочь, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. После попытался осмотреть упавшего малыша. Он был удивлен: несмотря на высоту с мальчиком не случилось ничего страшного. Только небольшие кровоподтеки на шее и животе. Родители ребенка все же поехали в больницу со скорой помощью, которую вызвал кто-то из соседей. Но через 3 часа они вернулись домой: с мальчиком все было хорошо – ни переломов, ни каких-либо других травм опасных для здоровья.
***
Ксюша бежала долго. Она как будто знала, что там, в глубине леса ее спасение. Только от кого? От брата? Она с рождения видела его яркий свет, который был ей приятен. Вот только в последнее время вокруг света стала сгущаться темнота. Брат не был плохими или злым человеком. Она знала, что он любит ее. Именно поэтому ей была ужасно обидна та оплеуха.
Подняв глаза к небу, девочка поняла, что заблудилась. Она не боялась за себя. Она видела, что Сава побежал за ней следом. Вслушиваясь в тишину, она пыталась услышать его голос. Но вокруг было очень тихо. Настолько, что в ушах звенело, и этот звон практически разрывал ее голову невыносимой болью. И тогда, девочка, которая ни разу в жизни не произнесла ни одного слова, от обиды и отчаяния, от страха за брата, закричала своим детским голосом. Да так громко, что с деревьев взлетели молчащие до сего момента птицы, хвоя елей содрогнулась, как от сильнейшего порыва ветра. К небу поднялся крик, зов маленького ребенка. И он был услышан…
***
Часть десятая
Да хоть тысячу раз разбей свои кулаки в злобе, обессиливши о кору векового дуба, Сава не смог бы вернуть Ксюшу. Уже в тысячный раз, проклиная себя за свой поступок, он практически плакал навзрыд, все еще продолжая звать сестру. Его ноги гудели, лицо и руки горели от ядреной таежной крапивы. Тишина, вокруг тишина. Девочка не отзывалась.
Присев на ствол поваленного прошлогодней грозой дерева, Савелий обхватил голову руками: «Что я наделал, что наделал!», – сокрушался он. И тут, между своими всхлипываниями он услышал еле слышное поскуливание. Приглядевшись, парень увидел забавную картину: небольшой щенок-подросток, видимо от любопытства, засунул свою голову под торчащий из-под земли огромный корень дерева. А вот назад вылезти он не мог – ума не хватало повернуть свою головешку на бок. Сава любил собак, особенно маленьких щенков. На минуту забыв о своем горе, он наклонился к бедолаге, аккуратно просунул руки рядом с его головой. После прижал ушки и, наклонив мордочку зверя, освободил его из западни.
Щенок, радуясь своему освобождению, начал весело скакать вокруг Савы. Потихоньку из кустов вышли еще щенки – видимо братья глупыша. С минуту Сава весело играл со спасенным зверком, до тех пор, пока его не осенила мысль: откуда здесь щенки? Здесь могли быть только волки!
Альфа-самка вместе со стаей возвращалась в свое логово. Там ее ждали дети: единственная в помете дочь и четверо сыновей. Подойдя к своей полянке, она почувствовала запах человека. Краем уха самка уловила поскуливание и повизгивание своих щенят. В ту же секунду она в стремительном прыжке оказалась в нескольких метрах от пареньки, держащего на руках ее единственную дочь.
– А вот и ваша мама, видимо… – заикаясь сказал Сава, спуская с рук щенка. Тот не хотел уходить – ему понравился вкус крекера, которым с ним поделился человек.
Самка волка оскалилась в самом страшном оскале, на который была способна. Если бы не сытость от того лося, которого они стаей загнали и съели сегодня с утра, ужином мог бы стать и этот парнишка, хотя раньше волчице никогда не приходилось пробовать человека на вкус.
Потихоньку встав на ноги, Сава решил бежать, что есть мочи. Он знал, что убежать от волка нереально для человека. Ну, хотя бы он попытается на бегу найти дерево, на которое сможет влезть. Согнувшись для пружинистого прыжка в сторону, парень рванул изо всех сил. Но он не увидел, что практически над его головой огромный вековой дуб широко раскинул свои мощные ветви. Удар головой был таким сильным, что Савелий тут же потерял сознание, став легкой добычей для стаи матерых волков.
Самка подошла еще ближе к парню. Видя, что он беспомощен и совершенно безопасен, она уже было собралась пройти мимо. Но тут над тайгой пронесся крик. Она его раньше никогда не слышала, но та мощь, тот призыв, что он нес в себе, был знаком каждому живому существу во всем лесу.
Ночи в тайге холодные. Волчица уже не в первый раз облизывала лицо Савы, пытаясь привести его в чувства, но парень лежал неподвижно. Сумрак сгущался, над полянкой начал стелиться вечерний туман. Если не от удара, так от холода парень рисковал остаться тут навсегда. Обступив неподвижное тело, стая волков стала укладываться рядом с парнишкой. Молодые щенки улеглись сверху, матерые и тяжелые – рядом. Спасенный щенок, она же единственная дочь альфа-самки, вместе с матерью легла возле лица Савы. Они всю ночь слушали его дыхание, а все волки грели мальчика своими звериными телами.
– Мама, вы не обидите его? – по-волчьи спросила дочь свою маму-волка.
– Нет, не обидим. Дочь Великого просила за его.
***
Ему пора было возвращаться. Прошло больше семи лет с того момента, как последняя женщина отвернулась от него. Он любил ее, он ласкал ее, он дарил ей множество подарков. Он дал ей силы, но она сбежала с его первенцем. Что-то было не так. Она не смогла отречься ради любимого от прошлого, от своей веры. И ребенок – он видел, что и с ребенком что-то было не так. Но все оказалось куда проще…
И тут он услышал крик, зов, в котором было столько родного. Кто сказал, что первенцами могут быть только сыновья?
***
Вытирая разбитую губу, Костя с ненавистью смотрел на Толяна. Примерно в шесть утра они вломились в клинику Сергея, распугав многих пациентов, скрутив Костю, который заехал сюда, перед отъездом в Бархатово, чтобы убедиться в том, что и Кристина, и Сергей с Татьяной уехали из города.
Уже почти под утро было решено остановиться в одном из придорожных кафе. Машка все канючила у отца, чтобы Костю не били. Толян же наоборот, старался влепить «Страдивари» за любой косой взгляд. И только Фома-Пилорама сидел с угрюмым лицом и молчал.
За соседним столиком сидели толи грибники, толи охотники. Они обсуждали какого-то идиота, который в ста семидесяти километрах от ближайшего населенного пункта бросил свой шикарный внедорожник. Да, тот сел на пень брюхом, но это не проблема для ушлого народца: вмиг снимут и угонят!
Выяснив, что за автомобиль и где он находится, Фома понял, что это Сергей попал в такую историю. «Нам же лучше» – подумал он. Уже ранним утром они с Толяном ходили возле брошенной машины. Осталось лишь найти самих беглецов!
Сколопендра Эн (Натали Зубкова)
Новость отредактировал Lycanthrope - 13-12-2016, 02:37
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Легенда медведь оборотень самородок золото Сибирь тайга таежный дух авторская история