В гостях у чучелки
- Милый домик, - Игнатий помог коллеге выбраться из машины.- А ты ожидал увидеть страшный особняк с привидениями? - Светлана ловким движением выудила из-под коврика ключ. - Или кирпичную стену высотой в три метра?
- Ну не знаю. Всё-таки элитный коттеджный посёлок…
- Не коттеджный, а дачный. Периметр здесь охраняется достаточно тщательно, поэтому не имеет смысла окапываться.
- Так тщательно, что нас пропустили без разговоров.
- Неудивительно. Учитывая, сколько раз нас пригласили сюда на светские высокоинтеллектуальные посиделки. Каждая собака знает.
- То-то я всё чаще чувствую себя ветеринаром.
- Игнатий!
Стилизованный под бревенчатую избу коттедж действительно был довольно симпатичен: два этажа да чердак. На первом этаже большая кухня, раздельный санузел, детская и плавно переходящая в веранду столовая. Ничего лишнего.
- Вот тут мы сидели, пили чай и беседовали о вечном. Розалия никогда не была моей постоянной клиенткой. Мы всё больше о жизни шутили. Иногда непонятно было, кто кого поддерживает и подбадривает. Поэтому в основном беседы проходили вне кабинета и никак не относились к частной практике.
- Ты как будто оправдываешься.
- Не то, чтобы… Хотя ты прав. После этой истории с чучелкой Роза сильно изменилась. Замкнулась в себе и из хорошей подруги быстро превратилась исключительно в пациентку. И тут я поняла, насколько хорошо люди могут скрывать личный негатив.
- Ты сама всем нам еще в институте говорила, что плох тот психотерапевт, который пытается “читать людей” вне кабинета.
- Но эпизодические консультации-то были! Да и такого не было, чтобы я совсем не чувствовала подвоха.
- Не факт.
- Что ты имеешь в виду?
- Невозможно подсчитать без специальной проверки, сколько раз ты не почувствовала подвоха.
- Ну вот. Теперь буду переживать.
- Вот для этого нам и нужны стены кабинета. Не клиенту, а нам. Чтобы мы могли ограничивать свою неуёмную заботу о человечестве рамками отдельных случаев.
- С каких пор у тебя завелась забота о человечестве? - проявила бдительность Светлана, прекрасно знающая цену показной сентиментальности своего коллеги.
Аннушкин благоразумно счёл этот вопрос риторическим и ретировался на второй этаж. Светлана задумчиво разглядывала картины на стенах и прислушивалась к звукам дома. Коттедж словно затаился, не понимая, чего ждать от нежданных гостей. Зато шаги Игнатия над головой звучали достаточно ясно и громко, так что его положение можно было определить с хорошей точностью. Сейчас он прогуливался по коридору, от которого расходились все комнаты второго этажа: кабинет Розалии Львовны, две гостевые спальни, библиотека и небольшая оранжерея.
- Под ковриком был только ключ? - вернувшись в гостиную, поинтересовался Игнатий.
- Да. Мы давным-давно сделали такие “закладки” на всякий случай. Роза справедливо решила, что в охраняемом дачном поселке особо придумывать не надо.
- Ты для своей копии ключей придумала тайник пооригинальней?
- Неважно. А тебе одного ключа почему мало?
- Ну, если он походит ко всем замкам, то вполне достаточно.
- Каким замкам? Насколько я помню, двери в доме закрываются изнутри на небольшие щеколды.
- Значит, щеколды способны к спонтанной эволюции. Или мутации.
- Очень интересно… - Светлана несколько раз прошлась по коридору, чтобы полюбоваться на новенькие навесные замки. Каждая дверь теперь была надежно защищена от любопытных психотерапевтов. - Что же тут за парад кладовщиков любителей прошёл?
- Может, Роза Львовна просто пыталась укротить собственную тревогу и таким образом сокращала для чучелки жилое пространство. Или наоборот каждый раз ловила её таким образом?
- Послушай, ну даже если тут у всего семейства случилась групповая фобия, то навязчивые действия сюда зачем довешивать?
- Ну, во-первых, не довешивать, а навешивать. А во-вторых, тут и без меня всё довесили. Предлагаю вторгнуться в этот механизм анальной защиты с помощью фаллического ломика.
- Игнатий!
- Ладно-ладно. Кража со взломом отменяется. Только не удивляйся, когда в какой-нибудь комнате обнаружат хладный труп Ерофеева-младшего, которого родная бабушка приняла за чучелку и заперла на замок.
- Игнатий!
- Ты ведь мальчика после того сеанса больше не видела?
- Игнааааатий!
Видимо, вспомнив, как именно его зовут, Игнатий пожал плечами и вернулся на первый этаж. Дом проектировали с умом. Несущие стены здесь были как нельзя лучше расположены, позволяя сделать каждую из четырех комнат просторной, угловой и светлой (за счёт двух ортогональных друг другу окон). После небольшой прихожей можно было повернуть налево и оказаться в кухне, а можно было пойти направо, в детскую. Прямо открывалась, без лишних вступлений и дверей, совмещенная со столовой мастерская. Именно там, среди картин, стульев и сервизов, сейчас топтались в нерешительности двое психотерапевтов, не привыкших к работе без кабинета и, что еще более странно, без клиента.
- Интересно, а кто это всё рисовал? - настал черед Аннушкина всматриваться в пейзажи и натюрморты.
- Точно не Роза. Она терпеть не может художников. Дима, как мы помним, в основном читать любит. Остаётся Елена.
Озёрская подошла к одному из холстов с завершенной композицией. Ничего особенного: вазочка, груши, цветастая тряпочка… Но почему картина так привлекла внимание?
- Где-то я её уже видел, - Игнатий, похоже, тоже заинтересовался натюрмортом. - Притом совсем недавно. Хм… А где рамка?
- Почему ты решил, что должна быть рамка?
Игнатий постучал костяшками пальцев по прислоненной к стене картине.
- Даже не совсем законченные работы тут вставлены в рамки. Видимо, у хозяйки, как и у всякой психопатической личности…
- Игнатий!
- Нет, я в хорошем смысле. Так вот, у Елены свои представления о порядке. Если уж раскидывать свои работы по дому, то только в рамке. Значит, эту она планировала поменять местами с какой-нибудь из уже законченных. Хм… Ага! Так вот, где я её видел!
Озёрская проследила за направлением взгляда своего коллеги и удивленно поджала губы. На стене висел точно такой же натюрморт. Разве что... Разве что! Разве что?
- Знаешь, какая у меня ассоциация? Когда ставишь фотоаппарат на серийную съемку, надеясь лучше запечатлеть интересный кадр. И вот этот кадр был снят, судя по бумажке с датой, на следующий день после той самой консультации.
- Ах, она еще и продатировала свои работы? Ну точно же психопатический способ контроля над временем. Проверь, может, у неё ещё и столовые приборы подписаны?
- Игнатий!
- Как бы то ни было, на “второй версии” нет даты. Выходит, он еще не совсем закончен?
- Или тревога ушла, и нужды в навязчивом учете времени больше не было.
- Тревога просто так не уходит.
Оба замолчали, прекрасно зная, что единственный способ резко избавиться от неопределенного тревожного состояния - это создать себе реальный или иллюзорный объект страха. И сейчас этот самый объект затаился где-то в мешанине безобидных мазков.
- Интересный способ для скоростной съемки, - Игнатий поднёс холст к его обрамленной копии. - Хотя действительно какое-то смутное движение в этих кадрах угадывается.
- Насчёт скорости не удивляйся. При фобических расстройствах вполне может искажаться чувство времени. Елена ведь не реальный объект “фотографировала”, а свои страхи. Как раз пока картину нарисует, что-то произойдет. Что-то совсем незначительное.
Озёрская подошла вплотную к старому натюрморту, стараясь не щуриться. Близорукость давно обосновалась в её мировосприятии, но психотерапевт не признавала очков или контактных линз. Вопреки всяком здравому смыслу и собственному комфорту. Хотя, между нами, далеко не все тайны этого мира располагают к их пристальному разглядыванию.
- Вот ты и попалась.
- Кто? - Игнатий полностью переключил внимание на новую картину, поспешно сочтя её навязчиво-точной копией старой.
- На твоём “кадре” никто. Эту физиономию я уже видела. Вернее, я её сама собрала из клочков детского рисунка.
Аннушкин перевел взгляд на “первую версию” картины. Чуть выше поверхности нарисованного стола слой краски был как будто особенно покрыт пылью и трещинками. Света отступила на два шага назад, постояла немного и жестом предложила коллеге занять её место. Игнатий послушно поменял точку наблюдения. Чуда не произошло. Озёрская поразмыслила немного, прикинула примерную разницу в росте и, как заправский фотограф, стала размахивать руками, регулируя положение гипнотерапевта в пространстве. В конце концов, измученный и запутавшийся в собственных ногах, Аннушкин попытался сесть на корточки и опрокинулся на спину. Но в процессе падения он увидел, что не только мазки краски образуют рисунок, но и сами трещинки складываются в изображения странного существа, выглядывающего из-под стола.
Пока Игнатий вставал и отряхивался, Светлана внимательно следила за выражением его лица.
- Поздравляю со вступлением в наши ряды! - с наигранной торжественностью она протянула коллеге руку. - Похоже, кое-кто теперь тоже подхватил коллективную фобию.
- Что это было? - Игнатий торопливо подошел к картине, в надежде убедиться в мимолетности собственной иллюзии, и тут же отпрянул: гротескная физиономия всё так же насмешливо ухмылялась с холста.
Светлана тем временем подобрала холст, потерянный мужчиной в процессе падения.
- Раскадровочка…
Холст очутился сначала около правого края старой картины, потом около нижнего. Наконец, Озёрская резким движением заслонила первый кадр вторым.
- Смотри-ка, а оно сбежало.
Аннушкин кивнул. Действительно, мазки и трещинки всё так же складывались в чуждый земному миру узор, но этот узор теперь демонстрировал художнику не анфас, а профиль. Или затылок - было трудно сказать.
- Вот тебе и скоростная фотосъемка. Теперь я понимаю, что все эти охотники за аномальными явлениями - обыкновенные шарлатаны! - Светлана вернулась к мольберту, стоящему напротив стола. - Никакое дорогое цифровое оборудование не заменит одного эмоционального художника с набором красок.
- И набором психопатических расстройств.
- Игнатий!
- Да ладно. Посетители этой выставки тоже адекватностью не отличаются.
- Это не выставка. Это фотолаборатория. И наблюдательный пункт. Когда я была здесь последний раз, никакой творческой мастерской здесь не наблюдалась. Роза Львовна бы не позволила Елене просто так хозяйничать на своей даче. Значит, был какой-то веский повод. Надо бы осмотреть и другие картины.
- Давай лучше подумаем, с какой-такой натуры был написан этот тайный портрет. Ракурс мы вроде угадали правильно.
Коллеги устремили взгляд поверх пустого мольберта. На столе стояла знакомая вазочка, цветастая драпировка была кем-то сброшена на пол и пылилась там уже не один день. Игнатий поставил холст обратно на треногу. Сомнений не оставалось: существо приходило “позировать” не откуда-нибудь, а из детской комнаты.
- Я туда не пойду, - отрезал Игнатий.
- Как хочешь. Тогда стой здесь и наслаждайся живописью, не страдающий адекватностью ценитель высокого искусства.
Ценитель нервно сглотнул, когда за коллегой закрылась дверь. Что-то в этих картинках было неправильно. В самом их расположении. “Вот сейчас и разберемся”, - решил для себя Игнатий. Тем более, что экспонаты этой выставки можно было не только трогать руками, но и менять местами.
Ключевые слова: Озёрская Игнатий психоанализ картины узоры особняк дача существа расследование загадки семейные тайны авторская история