Улетели
К тридцати годам мне стало уже мало всей этой лабуды. Гуляю по той же Фонтанке вечерком, эдак в апреле, в семь-восемь часов. И вижу всё, и чую, и слышу…Улыбаюсь. Словом, идиот с тонкой душевной организацией.
«Шляпу не забывай поправлять. Вот так... Да нет же, охламон. Назад ее чутка, ну! Дебил.»
Я не знаю, как зовут эту гниду. Которая вот это вот всё говорит – про шляпу, про дебила.
Про дебила в шляпе.
Ну не знаешь, и не знаешь, скажете вы. А гнида ответит:
- Да что он вообще знает? Вы его харю видели? Дебил же, – тихонько так ответит, скажет так еле осязаемо, чуть раскрыв свой мерзкий пиявочный рот.
И снова вопьется в мою бедную жизнь…
К тридцати годам мне стало мало этой лабуды. Мне мало этой жизни.
И поэтому я, идиот при котелке, исходив Фонтанку, выйдя к Летнему Саду, пялюсь на Неву, иду вдоль набережной – прямо до моста Шмидта, а там уж до Галерной рукой подать. Ежели бывали в Петербурге, то точно скажете: «Идиот».
Приятно ли быть идиотом? В высшей степени! И я все-таки пойду, хоть и противно пойти.
Последние закатные блики сплясали на мостах и золотом шпиле далекого брега, на невской сини – и ускользнули в темень.
Я забрёл в глухой, мелкий жёлтый дворик. На небо смотреть интересней так.
Создается иллюзия возможного полёта ввысь, вдаль… А неизвестный дом, в котором я фиг знает как появился, станет моим космическим домом. Домом цвета гнилого солнца.
Забрел я во дворик. Кривые серые оконца, пустые. Над оконцами румянится луна. Под оконцами стол. За столом покойники с рожами сизыми, с рожами бледными, с рожами лиловыми… Ассортимент!
Я им рукою помахал так, мол, братцы, я пришёл!
Один из них, лиловый, и так и эдак на меня косился и выдал:
- Она пришла.
Тощенькая мадам охнула:
- Кто-о?!
Ей ответили хором:
- Белочка.
Дошло тут до меня, что неприлично в культурном петербуржском обществе – хоть и мертвом, у них на лбу этого ведь не написано! – быть в головном уборе. Стащил котелок, к груди прижал… Теплый. Стало быть, я еще не того. Даже живой.
- А где тут гнида? – пискнул я.
Звякнула рюмка, плюнув водкой на асфальт…
- Какая такая гнида? – улыбнулся кто-то багрово.
- А, блин! Так он про этого, про психа! – улыбнулся паренек лет двадцати. - Семен Петрович Гнида живет на втором этаже в квартире нумер три.
И кивнул на пустую пасть парадной, что-то жуя.
Тощенькая мадам вздохнула и опрокинула рюмочку изящно, артистично.
Ноги умчали меня прочь…
Дверь открыл он. Да, это тот самый урод. Долго я над ним издевался, уж больно много этот Семен, как оказалось, Петрович попил моей крови. Гаркнув «А теперь – готовимся к полёту!», я решительно истоптал своими лыжами половичок в коридорчике. Зажег зачем-то печь… Семен Петрович ошалело кудахтал, носясь вокруг меня:
- Ой да что же это такое! Что ж это делается!..
Я помню зарево и гул. Не стало ничего. Стало быть, мы уже улетели. А я этого так и не увидел. Космос, видать, штука быстрая… Или, напротив, медленная слишком. И от жены моей, Нинки, мне никуда не деться. Даже в космосе есть своя Нинка.
- Ты зачем Семена Петровича Гнидина спалил, козел ты вонючий? – рыдает она, брызжа слюной мне в глаза.
А, вот как… Стало быть, Гнидин. Послышалось мне, что ли. Переволновался. Уж больно душу отвести хотелось.
И все-таки медленная штука этот космос: вот говорю я что-то, а кроме «а» да «э» ничего не говорится. Буду просто думать.
Потом гаснет свет: тихо, как в могиле. Лишь гудит что-то, тихо так, как под водой. И синё, синё, будто я не улетел, а утопился. У одной из звёзд почему-то было морщинистое лицо Семена Петровича, и он даже мне улыбнулся.
Гляжу на луну – а там всё эти мертвяки, как были. Все тот же дом, все тот же дворик жёлтый, пьют, гуляют… Позади них раскинулся Петербург, каждый дом, все знакомо до боли в сердце. Помашу я им рукой, а они к себе зовут. Я вот только еще немного полетаю и приду. Честное слово.
А сам завистливо про них думаю: «Живут же, а!»
Новость отредактировал KillbaneABC - 25-12-2014, 16:17
Причина: Пунктуация автора сохранена
Ключевые слова: Прогулка двор покойники стол парадная старичок пожар безумие галлюцинации космос авторская история