За северным сиянием
1Максим сидел в своем купе, облокотившись на столик, и смотрел в окно, погруженный в собственные мысли. Он любил поезда, в отличие от самолетов. По мнению Макса, самолеты убивали всю романтику путешествий: слишком быстро, слишком жарко — в общем, ему это не нравилось. А вот мерный, убаюкивающий перестук колес, пейзажи, сменяющиеся за окном, горячий чай в фирменных стаканах придавали поездке особый шарм.
Макс поморщился — боль в затылке, преследовавшая его после ранения, на мгновение отдала уколом. Писк в ушах, ставший его постоянным спутником, казался громче, чем обычно.
Он взял с газетной полки письмо, решив перечитать его, наверное, в десятый раз. Письмо было написано чернилами красивым каллиграфическим почерком на качественной хлопковой бумаге, запечатано сургучной печатью, которая, конечно, уже была сломана. Макс обнаружил письмо в своем ящике несколько дней назад; на нем не было ни марок, ни обратного адреса — только его данные и пометка «Важно».
— Кто вообще сейчас пишет письма? — произнес Макс полушепотом, обращаясь сам к себе, так как в купе никого не было. — Да еще и с такими понтами, — хмыкнул он, развернул письмо и начал читать.
«Здравствуйте, Максим Олегович! Это письмо отправлено Вам не просто так, это не спам. Вы можете рассматривать его как приглашение. Нами планируется некое мероприятие, подробности которого мы не можем разглашать, но ваше присутствие на нем не просто желательно, а крайне необходимо. Мы берем на себя организацию вашей поездки ДОМОЙ, а также все хлопоты, касающиеся проживания и прочих бытовых расходов, так что для Вас, Максим Олегович, данное путешествие будет абсолютно бесплатным! Считайте это неожиданным отпуском! Как мы уже упоминали, нюансы грядущего мероприятия мы раскрывать не можем, но Вам стоит знать, что это будет крайне полезным опытом. Мы способны решить ваши проблемы с душевным состоянием и ментальным здоровьем! От вас требуются лишь желание и присутствие. Мы знаем, что вы недолюбливаете самолеты, поэтому билет на поезд, адрес и ключи от арендованной для вас квартиры прилагаются. Там вы найдете второе письмо, которое ответит на некоторые ваши вопросы.
P.S. На мероприятии будут присутствовать ваши старые друзья. Ждем вас».
— Ни фига не понятно, — прошептал Макс. — Что за мероприятие? Что за благотворительность с билетами и квартирой? Что за мутки такие? Откуда они знают о моих проблемах? Кто эти «мы» вообще? И какие, блин, друзья?
Ничего, завтра утром Максим сойдет на перрон, отправится по указанному адресу и во всем разберется. Ему мало что было понятно из предстоящего, но интрига… Ему стало очень интересно разобраться в происходящем, собственно, поэтому он и сел на поезд. Да и смена обстановки тоже не помешала бы. Но всё это завтра, а сегодня он еще в поезде.
Поезд. Вроде бы обычный, но Макса смущало то, что людей было очень мало. По всей логике, вагоны должны быть забиты битком, ведь конец сезона отпусков, и люди должны возвращаться домой. А его вагон был практически пуст, в купе он и вовсе оказался один. Даже проходя до вагона-ресторана, он не увидел большого количества людей. «Поезд-призрак», — подумал он и хмыкнул. Пассажиры вели себя как-то странно: замолкали, как только Максим приближался, и смотрели холодно и отстраненно. Единственные, кто разговаривали с ним, — это проводники.
Но Максим списывал всё на себя. Он был здолбан и выглядел так же. Последние годы его преследовало чувство собственной нереализованности — ощущение, что он зря прожил свою жизнь. И в целом это было правдой. Макс пытался бежать, бежать от самого себя, от комплекса неполноценности, что ли. В попытках забыть и оставить прошлое позади он покинул город, а на новом месте ушел служить в МЧС, решив, что хоть там сможет принести пользу, перестанет чувствовать себя никем. За свои тридцать с небольшим лет Макс прошел многое — от спорта до увлечений веществами, от жизнерадостности до попыток уйти из жизни, от безграничной любви до болезненного предательства. Каждое событие оставляло отпечаток как на его лице, так и на внутреннем равновесии. Максим искренне стремился быть хорошим человеком, но все его усилия в итоге приводили лишь к тому, что он делал плохо как себе, так и окружающим.
И вот он, совершенно опустошенный, уставший и подавленный жизнью, едет туда, откуда когда-то бежал в попытках начать всё с нуля. Но от чего он бежал? Макс уже и не помнил, точнее, не припоминал никаких конкретных событий или лиц — только общие воспоминания. Там было неуютно, и там его давно не стало бы. А по какой причине он возвращается? Какая-то сраная бумажка заставила его сделать это? Нет, дело было не только в любопытстве, но в чём? Макс сам пока не знал, но очень хотел разобраться.
Всё это, видимо, отражалось на его лице и отталкивало людей в поезде от общения с ним.
До нужной остановки было еще много времени. Максим отвлекся от своих размышлений, вытянулся на полке и решил немного вздремнуть, если, конечно, получится.
2
Максим проснулся от собственного крика. Дверь в купе была открыта, и в проёме стоял проводник.
— Через полчаса ваша станция. Собирайтесь, — сказал он совершенно безразличным голосом. Его, видимо, нисколько не смутило то, что человек кричит во сне.
— Да-да, спасибо, — ответил Макс, поморщившись. Боль в затылке снова запульсировала уколами прямо в мозг.
Вообще эта боль стала его постоянным спутником после ранения: на одном из пожаров взорвался газовый баллон. ШКПС конечно, в целом голову защитил, но кинетика и мелкие осколки того что осталось от баллона вперемешку с гвоздиками и металлическими частями от кухонного гарнитура смогли пробиться через шлем и здорово встряхнули его голову. — Повезло, что живой остался и не ссусь под себя, — подумал Макс. Но теперь раз в полгода ему нужно ходить на капельницы, иначе симптомы акубаротравмы возвращаются. А тогда Максу становится плохо: частично пропадает слух, появляется заикание, тремор и прочие прелести — типа адских головных болей. А сейчас лишь легкая боль в затылке, и то специалисты говорят, что это больше психосоматика, чем боль от ранения, плюс постоянный еле слышимый писк в ушах. В общем, жить можно.
Вещей у него было немного — лишь небольшой рюкзак с самым необходимым, поэтому Макс не спеша обул кеды, натянул ветровку и сел ждать остановки.
Интересно, зачем они сняли мне квартиру здесь? Они же писали что-то про возвращение домой, — подумал Макс, — а до города еще километров сорок. Он поправил лямку рюкзака, осмотрелся и заметил, что с поезда он сошел один.
— Очень странно, повымирали что ли все? — усмехнулся он. Вдохнув полной грудью, двинулся в сторону съемной квартиры. Он решил прогуляться — от здания вокзала до нужного дома было не так далеко. Дышалось здесь действительно легко, а значит, и идти было проще и приятнее.
— Преобразился, конечно, поселок, — думал Макс, — красивее стал. Еще бы финансирования добавили, и вообще — своя Швейцария. Поселок и правда изменился с последнего посещения Максима. Дома и улицы украсились, исчезла советская серость. Раньше при въезде прямо охватывала какая-то тоска, атмосфера была такой, будто ты переместился в годы эдак в восьмидесятые, только машины на дорогах были современными.
Туристы из разных уголков планеты приезжали сюда — не толпами, конечно, но в достаточном количестве. И, если честно, было зачем. Представьте: много километров лесотундры, горы Полярного Урала, чистейшая вода и воздух, великолепная природа. Максима прямо-таки накрыло волнами приятных воспоминаний, разбуженных этим местом. Походы в горы, рыбалка, тихая охота. Так в раздумьях и воспоминаниях он и не заметил, как дошел до нужного ему дома — ноги сами привели его куда нужно. Квартал Северный. Тут когда-то жил его хороший товарищ. Интересно, он все еще здесь? Нужно будет узнать, как немного обустроюсь, — подумал Макс. Он вошел в квартиру — довольно уютную, кстати. Снял обувь и верхнюю одежду, взяв дорожную сумку, не осматриваясь, пошел в душ. Все-таки двое суток в пути — неплохо было бы смыть с себя дорожную грязь и усталость. После банных процедур, чистый и даже немного повеселевший, Макс решил осмотреть квартирку. Это была довольно уютная двушка на третьем этаже пятиэтажного дома: небольшая кухня, раздельный санузел. В спальне с выходом на лоджию стояла отличная двуспальная кровать. В гостиной — удобный диван и хороший телевизор.
— All inclusive, — хохотнул Максим и пошел на кухню проверять холодильник. — Может, и жратвы завезли, — спросил Макс сам у себя. Есть с дороги действительно очень хотелось.
На дверце холодильника был прикреплен такой же конверт, как у него уже был. Та же бумага, тот же сургуч; не было только данных Макса, что было вполне логично — письмо ведь дожидалось его тут, а не отправлялось по почте. Он сорвал письмо с холодильника, разломал печать и принялся за чтение.
«Добрый день, Максим Олегович! Раз вы читаете это письмо, значит, вы приняли верное решение, чему мы искренне рады. Вас, наверное, интересует, почему мы сняли квартиру для вас именно здесь? Это место будет своего рода отправной точкой в вашем ретрите, если можно так выразиться. Мы знаем, что вы любите это место; самые приятные воспоминания из родных мест связаны у вас именно с этим поселком, что должно помочь нам привести вас к... балансу. Дома вы, конечно же, тоже побываете, всему свое время, Максим Олегович, наслаждайтесь природой.
P.S. Ваши друзья с нетерпением ждут встречи с вами.»
— Еще больше мути нагнали, — заворчал Максим. — Обещали ответы, а ответов ни хрена. Какие, блин, ретриты? Друзья? Вообще не понимаю, может, на социальный эксперимент намотался? Или розыгрыш? Но кому бы пришло в голову так тратиться ради него?
Писк в голове усилился настолько, что Макс выронил письмо и закрыл ладонями уши, а ноги его подкосились. Всё закончилось так же быстро, как и началось. Противное «пиииииии» стихло и ушло на привычный фон.
— Надо пройтись до аптеки, — подумал Макс, встал и потянулся к холодильнику.
Пообедав и собравшись выйти прогуляться до аптеки, Максим вспомнил, что на въезде в поселок, недалеко от стелы, был родник, и решил пройтись и туда — на свежем воздухе ведь думается проще.
Аптека, расположенная около дома, оказалась закрыта, как и продуктовый магазинчик. Макс направился к роднику и удивлялся тому, как пусто на улицах; машины не шуршали колесами по асфальту, не суетились люди, спеша по своим делам. Даже самосвалы не носились, а это было совсем уж странно — ведь тут добывают хромит, и работа у водителей грузовиков кипит всегда. А сейчас будто бы все спрятались к его приезду. «Очень и очень это странно, — думал он, — так не бывает». Очередной, блин, вопрос без ответа. Макс со всей силы пнул камешек, лежавший у него на пути.
«Харп. Северное сияние» — гласила надпись на стеле. Максим дошел, еще немного, и он будет у родника. Сама стела была довольно красивой: серый монумент с очертанием гор, что-то похожее на витражную мозайку, и красивая снежинка у названия поселка. А в темное время суток стела преображалась. Мозаика светилась разными цветами: желтым, зеленым, синим, фиолетовым. Напоминало северное сияние. Буквы и снежинка также ярко светились. Но, если честно, он не совсем понимал, зачем на стеле пишут именно так: «Харп. Северное сияние», да и станция называется так же. Ведь слово «Харп» и так переводится как «северное сияние». Для коренных, знающих русский язык, вообще получается тавтология, — подумал Максим и улыбнулся.
Была еще и городская легенда, связанная с этим названием: мол, если прочитать «Харп» наоборот, получится «ПРАХ», ведь поселок когда-то был частью знаменитой 501-й стройки, или, как ее еще называют, «дороги смерти», и, по рассказам, на этом проекте полегло очень много заключенных. Вот, мол, и получается, что поселок стоит на прахе людей, строивших мертвую дорогу.
Максим побродил у родника, поразмыслил о происходящем и, так не найдя вразумительных ответов, даже внятных домыслов, решил не забивать себе голову. Всё равно всё встанет на свои места. Он побрёл домой. Поездка в поезде и прогулка очень его утомили, и он решил, что по приходу сразу ляжет отоспаться.
3
— Макфим! — щепеляво звал Макса мальчишеский голосок. — Макфим, плиходи ко мне поиглать. И Макс шел на зов. Шел в абсолютной темноте. А голос продолжал: — Макфим, мы ведь длуфья, почему ты не плиходишь, Макфим?
Макс продирался через какие-то кусты; ветки хлестали его по лицу, но он шел, не зная зачем, но зная, что дойти нужно. Ему казалось, что это важно. И вот, продравшись через очередной кустарник, Макс вывалился на полянку, в центре которой стоял могильный крест. На нем не было ни фото, ни имени того, кто под ним захоронен. Сбоку от могилки сидел ссутулившийся над столиком спиной к Максу ребенок. Он плакал и звал Максима.
Макс сделал несколько аккуратных шагов, положил руку на плечо малышу и сказал:
— Я здесь, малыш, не плачь. Что ты здесь...
— Ты плишел! — закричал мальчик, не давая Максу закончить фразу. Ребенок выпрямил спину и начал поворачиваться к Максу. — Макфим, давай иглать!
Мальчик полностью повернулся на самодельной лавочке, и у него не было головы! На ее месте была какая-то кроваво-костяная каша. Макс завопил.
— Помоги мне найти мой мячик, Максим! — уже совсем не детским голосом полукричал-полурычал ребенок.
Макс открыл глаза. Он еще кричал, не понимая, где находится. Вокруг была темнота, укрывавшая его, как плотное одеяло, и только звуки его собственного дыхания нарушали тишину. Сердце колотилось, как молоточек в руках расстроенного мастера, а разум метался в поисках ответа на то, что только что случилось.
— Какого фига? — закричал он, судорожно протирая глаза. Когда темнота перед глазами немного прояснилась, он осознал, что находится не в своей квартире, не в своей комнате. Если точнее, он был в СВОЕЙ комнате — той самой, где прошло его детство. Но как? Макс подскочил на кровати, судорожно вертя головой в разные стороны. Это точно была его детская.
Скрипучая деревянная кровать, старый лакированный советский шкаф, забитый книгами, — всё было на месте. Те самые кремовые обои с рисунками слонят, играющих в кубики и мячик, плотные золотистые шторы на окнах, жёлтый линолеум с ромбовидным узором, алюминиевый карниз, на котором держались шторы, и деревянная дверь, выкрашенная в белый цвет. Это была та самая комната. Но как? Как это возможно? Этот дом давным-давно снесли, признав аварийным. Макс подскочил к окну и, рванув шторы с такой силой, что вырвал карниз, который, упав, стукнул его по голове. В затылок будто вонзили раскалённый кол, в ушах запищало так сильно, что, если бы этот звук был реальным, он расколол бы окно. Максим даже не поморщился — настолько он был взбудоражен происходящим.
Как и тысячу раз в детстве, он снова увидел картину: прямо под окном яма, намытая водой из системы отопления. Воздух сбрасывался только в его комнате, и мама часто, готовясь к отопительному сезону, сливала воду через его окно. Потом шла дорога, выложенная бетонными плитами, а сразу за ней, немного правее, были соседские грядки, ограждённые сеткой-рабицей. Прямо напротив его окна, в метрах ста, стояла котельная. Было лето.
— Блин, блин, блин, блин, блин! — запаниковал Макс. — Я сплю, сплю. Это всего лишь сон. Сейчас я выйду из комнаты и проснусь!
Макс развернулся и пулей рванул к двери. С грохотом выбив её, он вывалился в проходную комнату, на всей скорости влетев в старенький холодильник «Бирюса», и ошарашенно замер.
Он стоял посреди проходной, которую когда-то гордо именовали «гостиной», хотя для гостей там ничего не было. Там вообще ничего не было. Только холодильник напротив двери в его комнату, слева от которого стоял ещё один древний шкаф, который держался только благодаря чуду, и окно, заставленное цветами. Мама любила цветы.
Макс не проснулся. Он влепил себе пару оплеух и всё равно стоял посреди комнаты дома, которого нет.
— Что за гадство? — Макс уже приходил в себя. Служба в спасателях всё-таки научила его действовать во время форс-мажора. — Я не сплю, но и тут быть я не могу. Что ж, будем посмотреть... — Макс заговорил фразочками своего начкара. Картина происходящего всё ещё плохо поддавалась объяснению. Он не спит, но стоит посреди уже несуществующей квартиры из своего давно позабытого детства. Судя по обстановке, это 90-е. Потому что в начале двухтысячных они сделали ремонт! — Это что, блин, путешествия во времени? — крикнул Макс, входя в «зал».
Слева от входа начиналась «библиотека». На самом деле это были три старых шкафа, забитых различным чтивом — от дешевых детективчиков до школьных энциклопедий. Да, его мама любила читать и привила эту любовь ему, но вкуса у неё не было: читалось абсолютно всё. Напротив входа — огромное окно, тоже заставленное цветами. Под окном стоял сложенный стол-книжка, на котором стоял пустой аквариум. — Тут у нас жили черепашки Кеша и Ксюша, — вспомнил Макс. Чуть правее находилась тумба с цветным отечественным телевизором «Рубин» и подключенной к нему приставкой «Сюбор». Напротив телевизора стоял немного покосившийся столик. За ним мама любила смотреть «ящик», курить и гонять чаи. Справа от входа стоял сложенный диван-книжка, а чуть ближе к «кофейному» столику — ещё один такой же, разложенный, где отдыхала мама.
Ну и, конечно же, два красных ковра на стенах, закрывающих целый угол.
На кофейном столике виднелся тетрадный лист. Максим подошел и взял записку в руки:
«Максим, я ушла на работу. Звонил Никитка, звал тебя гулять. Не ходи голодным. Мама» — было написано красивым маминым почерком. Где-то в ногах раздалось радостное «мяу», и что-то нежно ткнулось Максу в ногу. Он опустил взгляд и увидел Синди — красивую сиамскую кошечку. Она была серой с черным хвостом и мордочкой, а на лапках у неё были белые «перчатки». Макс сел на колени, взял кошку на руки и заплакал. Он и забыл, как любил эту кошку, и как Синди любила его. Она всегда лежала рядом в постели, когда Макс болел, котилась в его ногах, ловила мышек и приносила их только ему. Горячие слезы стекали по лицу и капали на мягкую серую шерстку.
— Синди, Синди, девочка, привет, — повторял Макс. Он вспомнил, как однажды ушел гулять и не закрыл окно. Кошечка выпрыгнула во двор, решив прогуляться, но так и не вернулась домой. Позже Максим с друзьями нашел её трупик под домом — бродячие собаки загнали её туда и там порвали.
— Синди, прости меня, девочка, прости, — шептал Макс, не в силах остановить слезы. — Я не хотел, прости.
Кошка подняла мордочку и, посмотрев своими умными голубыми глазами прямо в глаза Максу, шершавый язычок аккуратно коснулся его щеки. Кошечка собрала слезы, лизнула Макса в кончик носа и спрыгнула из его рук. Направившись к окну, она запрыгнула на форточку, громко мяукнула и, как бы кивнула Максу, указывая на то, что и ему нужно идти, выпрыгнула наружу. А Макс всё еще сидел на коленях, но ему стало гораздо легче. Он знал, что Синди не держит обиды и всё так же его любит.
4
Макс вышел из подъезда. Всё было как в его детстве: широкое деревянное крыльцо, соседская «буханка» стояла под окнами. Макс улыбался, осматривая свой двор, понимая, что всё это не может быть реальным. Но солнце грело его, легкий ветерок обдувал лицо, насекомые летали туда-сюда. Всё казалось вполне осязаемым и настоящим.
— Мяу! — снова раздалось у ног. Максим посмотрел вниз и вновь увидел свою кошку. Он наклонился, чтобы погладить её.
— Мяу! — повторила Синди, будто требуя от него чего-то, и вдруг отбежала вперед, едва дав Максиму коснуться себя пальцами.
— Ты хочешь, чтобы я шел за тобой? — спросил Максим.
— Мяу! — категорично повторила кошка и побежала. Максим двинулся следом.
Они прошли мимо соседнего дома, развалившейся деревянной площадки для игры в баскетбол, футбольной коробки и школы, в которой учился Максим, — её тоже уже быть не должно, её снесли в 2010 году. Миновали двухэтажный дом, где когда-то в будущем жил его лучший друг. Наверное, точнее было бы сказать, что это был бывший лучший друг. Они прекратили общение, когда Макс переехал. Он решил начать всю жизнь с чистого листа. Ха! На четвертом десятке лет! Они вышли к автобусной остановке. Синди повернула налево, Максим пошёл следом. Подойдя к месту, где дорога делала поворот к железнодорожному переезду, Синди остановилась, села на тротуар и направила взгляд через дорогу. Максим посмотрел туда же. Два двухэтажных дома стояли друг напротив друга. Максим вспомнил, что в левом доме на втором этаже жил его одноклассник. Но зачем они пришли туда? Чего ждут?
Синди снова мяукнула и вытянула мордочку в сторону того дома, который стоял слева, будто показывая своим видом: «Сейчас, сейчас, Максим, смотри», — и он посмотрел.
Из дальнего подъезда выскочил мальчишка лет пяти-шести. В руках он держал похожий на разноцветный арбуз мячик. Мальчишка бросил его на землю, пнул и с хохотом побежал за ним. Он бегал по двору, догоняя мячик и весело смеясь. Он был один, но ему не было скучно; так искренне веселиться и радоваться мелочам умеют только дети, которые не ждут ничего от будущего и не видят ничего страшного в настоящем. Мальчишка остановился, едва заметив Макса на той стороне дороги, поднял мяч и подбежал к обочине.
— Макфим! — радостно защебетал он. — Пойдём на поле! — полем они называли ту самую коробку, в которой подростки гоняли мяч. Макса прошиб холодный пот. Это был тот самый мальчишка из его сна! Одет иначе, но это он. Это его голос звал Макса во сне. Он сделал шаг назад, намереваясь бежать прочь. Но ноги его словно приросли к тротуару. Всё это не поддавалось никаким объяснениям. Максим видел много разного, плохого, конечно, больше, но всё, в отличие от нынешней ситуации, поддавалось логике. Может, он снова обдолбался? Сорвался спустя столько лет и видит приход?
— Дерфы пас! — раздался весёлый голосок. Мальчишка пнул мячик через дорогу и сам побежал следом. Дорога была пуста. В самых тёмных уголках памяти Макса началось шевеление. Он хотел закричать, остановить мальчишку, но оцепенение сковало его горло.
— Стой! — еле слышно прохрипел Макс. В голове снова раздалось мерзкое «пииииии», практически на частоте ультразвука.
Мячик уже пересек середину дороги и весело подпрыгивал, приближаясь к Максу. Мальчишка, его звали Никита, был уже на середине дороги. Вдруг он споткнулся и упал, а из-за поворота вылетел грузовик. Звук гудка, тормозов и мерзкий мясной хлюпающий треск. Мячик допрыгал и ударился о ноги Макса. Воспоминания прошибли его разрядом. Сердце остановилось, как показалось Максу, на несколько минут. Терентьев Никита, его друг детства, немного младше самого Максима. 98-й год, 5 июля — Максиму было 6, а Никите 5. В тот день они договорились попинать мяч в коробке; далеко гулять они не могли, поэтому шлялись по школьной округе, что было совсем рядом с их домами. Макс пошёл навстречу Никите, крикнул ему, попросив пас, и, сказав что-то типа «кто последний — тот какашка», побежал к школе, не дождавшись, пока Никита перейдёт дорогу. В тот день Никиты не стало — он упал на дороге, а грузовик, из числа тех, что часто носились по этой улице, наехал ему прямо на голову.
Это был страшный удар для Макса; он истерил несколько дней. Все вокруг говорили, что он не виноват. Но он винил себя. Если бы не его догонялки, Никита был бы жив, а водитель оставался бы на свободе. Конечно, со временем, то ли сработала какая-то защита, то ли детский мозг так устроен, Макс стал забывать этот несчастный случай, а ближе к подростковому возрасту этот эпизод и вовсе выветрился из памяти, оставшись лишь где-то глубоко в подкорках мозга.
Сейчас, снова пережив это, в нём снова что-то сломалось. Макс просто стоял, его рвало. Рвало от вида растекающейся крови по асфальту, от криков водителя, который говорил, что ничего не видел, от звуков, когда ботинки, похрустывая, крошили разлетевшиеся осколки детского черепа. И от снова нахлынувшего чувства вины. Это было всепоглощающее чувство — Макс сейчас хотел умереть, оказаться на месте своего друга, весёлого и беззаботного ещё несколько минут назад. Макс понимал, что это то, что сделало его таким, какой он есть: слабовольным, никчёмным наркоманом, ведь бывших торчков не бывает. В тот день по его вине пострадало множество людей. Погиб его друг, тётя Люда, мама Никиты, с трудом перенесёт этот удар, водитель сядет за непредумышленное убийство, семья водителя лишится кормильца на многие годы. А он продолжит жить. Макс вытер лицо, сплюнул себе под ноги и вышел на дорогу. Он подошёл к машине, наклонился к телу, точнее к тому, что от него осталось, и прошептал: «Прости, друг, мне правда очень жаль. Я бы легко поменялся с тобой, но увы. Прости, Никитос». А потом, посмотрев на водителя, сказал: «И ты прости меня, мужик».
5
Макс понимал, что всё это нереально, но, похоже, уже смирился. Это не сон; он не раз пытался проснуться. Но этого просто не может быть! Он каким-то образом переместился почти на 40 километров от места, где ложился спать, и на 26 лет назад от того момента, когда он засыпал. Причём сам он не изменился.
Пусть это будет очередным трипом, нарушением законов мироздания или чем угодно. Но, пожалуйста, пусть это закончится. Таким жалким и ничтожно маленьким человечком, как сейчас, он, пожалуй, не чувствовал себя никогда.
Пока Макс, сидя на бордюре тротуара, размышлял обо всём этом, Синди, мурча, терлась о его ноги, запрыгивала на колени и ластилась, словно пытаясь его успокоить. Кошка спрыгнула с колен своего хозяина, мяукнула, привлекая его внимание, и побежала через дорогу к домам, во дворе которых так радостно гонялся за мячиком Никита.
Максим, поняв, чего от него требует эта ситуация, встал и пошел следом за кошкой, которая уже ждала его, сидя у закрытой двери подъезда.
— Мяу, — промяукала Синди, вставая на задние лапки и упираясь передними в дверь.
— Нам нужно войти? — спросил Макс, тянувшись к дверной ручке. Он схватился за ручку и открыл дверь в подъезд. Синди бесшумно забежала внутрь и громко мяукнула.
— Иду, девочка, — сказал Максим и сделал шаг. Дверь за его спиной хлопнула. Макс стоял в подъезде. Но это был другой подъезд, не того дома, в который он входил.
— Какого… — начал было Макс, но кошка, пробежавшая между его ног и устремившаяся по лестнице на второй этаж, сбила его с мысли.
Это был подъезд дома его старшего брата, Игоря. Но он жил здесь совсем не в 90-х годах, а гораздо позже. Снова прыжки во времени? Максим пошел на второй этаж, и Синди уже сидела у дверей квартиры его брата, слегка наклонив мордочку и смотря на него с ожиданием.
— Мне нужно зайти к Игорю? — спросил Макс у кошечки. Тишина в ответ. Он замахнулся, чтобы постучать в дверь, когда вдруг из квартиры донеслись громкие слова ссоры. Макс замер и прислушался.
— Ты бросил нас с мамой, а теперь объявился? Столько лет ни слуху ни духу, и вот на тебе, нарисовался, блин! — голос был его собственный, но гораздо более молодой. Он попытался вспомнить, за что он так орал на брата. Игорь был сильно старше; по сути, они никогда не жили под одной крышей. Макс напряг слух, пытаясь выловить этот эпизод из тумана памяти, но она упорно отказывалась выдавать детали.
— Тоже мне, папаша, постарел и теперь хочешь, чтобы я давал тебе на бутылку? Сам уже не в силах заработать?! — раздался топот шагов, приближающихся к дверям. И тут из-за двери послышалось: — Ты мне не отец! Забудь, как не помнил до этого! — голос замолк.
Макс приник спиной к стене и без сил сполз на пол. Вспышками память, наконец, высветила этот эпизод его жизни. 2007 год, ему 15 лет. В тот день его брат пригласил его в гости, сказав, что намечается важный разговор. Максим пришел и увидел своего отца. Гнев охватил его, и он выплеснул все накопленные обиды прямо в лицо своему уже пожилому родителю, Макс был поздним ребенком. Он обвинил отца в том, что тот — алкаш, который бросил семью и не помогал, не появлялся. А потом он просто ушел, прервав общение как с братом, так и с отцом.
Позднее, уже будучи взрослым и найдя родню в социальных сетях, Максим узнал, что его отец умер менее чем через год после того разговора. Он переехал из России в Беларусь к родным, там начал сильно пить, и организм не выдержал. Его близкие рассказали ему, что отец не бросал семью и не пил так, как внушила ему в детстве мать. Они с мамой просто поссорились по какой-то причине и разошлись. Мать сама не разрешала отцу навещать их, а деньги не принимала. Родные Максима не были в курсе, почему так произошло, но знали, что отец сильно переживал из-за того самого разговора. Он чувствовал себя виноватым и пытался утопить свою вину в алкоголе. И алкоголь погубил его. Макс, узнав правду тогда, чуть не полез в петлю. Сейчас он удивлялся, как мог забыть эту мрачную историю. Ведь тогда, узнав всё, как было, он сильно почувствовал свою вину. Макс мало того что довел родного человека до депрессии и смертельного запоя, так еще и последние его слова были квинтэссенцией злости и обиды. Слез уже не осталось. Он просто сидел, глядя в пол, ничего не видя.
Щелк — раздался щелчок замка — двери слегка приоткрылись, и Синди тут же шмыгнула внутрь. Максим встал и прошел следом. Кошка пробежала по прихожей. Эта квартира не походила на ту, что он помнил. Это не квартира брата. Синди села у одной из дверей, взглянула на Макса и вошла в комнату за дверью. Он шагнул следом.
Небольшая комнатка-пенал с окном, задрапированным тюлью. На подоконнике красовались цветы, в середине стоял стол, на котором стоял литровый пузырь водки, рядом стопка и пепельница. У стола, на диване-книжке, кто-то спал, укрытый с головой. Синди прыгнула на диван и мяукнула, словно призывая Максима подойти.
Он подошел, вытянул руку и стянул с головы одеяло. Обомлел. На диване лежал его отец. Он не спал. Совсем седой, с такой же седой бородой, старик был мертв. Лежал на спине с открытыми глазами, покинутыми жизнью. Максим упал на колени, слез не осталось, но он взревел так, как никогда прежде. Синди ткнулась мордочкой ему в щеку.
Сколько времени прошло, он не знал. Он сидел на коленях, пока не онемели ноги и пока он не хрип от рева.
— Это не я наговорил тогда тебе говна, папа, это обида. Моя детская обида. Обида матери, чем-то в тебе разочарованной. Пойми меня и прости, — тихо произнес Максим, наклонившись и поцеловав холодную, шершавую щеку. — Прости, пап, я люблю тебя. Сильно.
Макс встал, развернулся и, не слушая мяуканья кошки, выбежал из комнаты. Хватит с него этого дерьма! Хватит! Что бы это ни было — сон или трип, он проснется! Он открыл двери квартиры, выбежал и хлопнул дверью, и… снова оказался в стенах той же комнаты, где лежал отец. Кошка мяукала, пытаясь остановить его, но он уже находился в истерике, выбегал из квартиры и снова оказывался в ней, раз за разом, пока не упал на пол, лишенный сил.
— Синди, что это? Что за фигня? — кричал Макс. — Тебя тут не должно быть! Меня тут не может быть!!! Что это?!
Но Синди лишь лизнула его в лицо и снова мяукнула, призывая Макса в путь.
6
Макс, погружённый в свои мысли, двинулся к выходу из квартиры. Его спутница уже добежала до двери и ждала его. Толкнув двери, мужчина и кошка вышли. Максим остановился, изумлённо оглянулся назад: там, где секунду назад была квартира его отца, оказалась ванная комната. Он просто принял правила игры, устав удивляться происходящему.
— Чем меня будут мучить тут? — прошептал Максим и начал осматривать квартиру, в которой оказался теперь. Музыка долбила, в воздухе витал аромат ромашки. Света не было. Справа от ванной комнаты была кухня, совмещённая с лоджией.
— Угу, теперь я у Карыча дома, — Макс узнал место. Это была квартира его одноклассника, которую ему подарили родители на совершеннолетие. И так как Карыч был единственным, кто жил отдельно, все тусовки проходили у него. Карыча на самом деле звали Иваном Вороновым, от фамилии произошла кличка Кар-Карыч, что позже эволюционировало просто в Карыча.
Судя по музыке и запаху ромашки, Макс попал на одну из тусовок, на которых они тупо накуривались и втыкали в YouTube, а на фоне вечно играла музыка. Таких сборищ была уйма. На какую конкретно тусовку попал Макс, он не имел и малейшего понятия.
— Ну, девочка, пошли в зал. Узнаем, какая пытка меня ждёт, — позвал Максим свою кошечку. Он открыл дверь в зал, и они вошли. Напротив входа стоял компьютерный стол с компьютером. Справа от него — еще один стол, на нём стоит водный. Слева от входа в углу был разложенный угловой диван, на котором храпит пара ухлопанных тел. В комнате стоял сильный запах ромашки.
Макс узнал Карыча, а вот второго пацана не узнал.
— До бледных напыхтелись, — хохотнул он. — Но что я тут делаю?
Макс подошёл к компьютеру и посмотрел дату: 12 октября 2012 года.
— Хм, не помню ничего, что могло бы произойти в тот день, — подумал Макс. Но это ничего не значило, он и прошлые события не помнил. Карыч жив и здоров. Эту квартирку он продал и переехал. Второго пацана Макс не знал вообще.
Тело на диване начало двигаться. Тот пацанчик, которого Макс не знал, проснулся и сел на диване.
— Карыч!
Тишина.
— Карыч, блин! — парень ударил товарища кулаком в плечо.
— Аааа, — засипел Ванька. — Че те?
— Поздно уже, я даю до хаты. Не хило нас повырубало. Открополи мне пятку, я дома на сон грядущий пыхну еще.
— Иди, у Маки возьми, это его дуст.
Пацан встал, перелез через подлокотник дивана и пошел на кухню. За дверью раздался неразборчивый бубнеж. Иван снова захрапел.
— От души, братуха. Завтра пригощу тебя тоже, — сказал незнакомый парень, выходя с кухни. Он прошел в прихожую, обулся, надел курточку и вышел из квартиры.
— И че теперь? — спросил Макс в пустоту. — Всё, что ли, закончилось?
— Мяу, — раздалось от входной двери. Синди царапала лапкой дверь.
— Ну пошли, — как-то обреченно выдохнул Макс. Головная боль и писк снова усилились, но Максим лишь отмахнулся, уже не обращая на это внимания.
Они вышли из квартиры Карыча прямо на крыльцо панельной пятиэтажки.
— Да че тут происходит, блин? — крикнул Макс. Они не могли выйти на это крыльцо. Карыч жил в деревянной двухэтажке на краю города, а сейчас они стояли у панельного дома практически в центре. Над головой раздался сильный удар. Макс по привычке упал на живот, закрыв руками голову. И только потом понял, где он и что рефлексам тут не место. Что-то упало на козырек. Что-то тяжелое.
— Мяу, — раздалось издалека. Макс повернулся и увидел Синди, сидящую на лавочке с краю детской площадки посреди двора.
— Иду-иду. Давай ждать, — он уже прекрасно понимал, что хочет от него кошечка.
Макс уселся, Синди забралась ему на колени, свернулась калачиком и улеглась спать. Максим гладил мягкую шерсть и размышлял.
— Это и есть этот ретрит? Мухоморами меня накормили что ли или еще чем-то, вызывающим жесткие трипы? Но блин, я ж себя и бил, и щипал. Не сплю. И ощущаю всё как в реальности. Не сон, это и на трип не похоже. Хотя фиг знает, — Макс вспомнил и то, как выходил из собственного тела и наблюдал за всеми со стороны, это, кстати, было у Карыча. И как путешествовал на другие планеты и в другие миры. Тоже всё казалось реальным.
— Аааа! — раздался громкий женский крик. — Влад! Владик!
Макс поднял голову. На пятом этаже в открытом окне стояла женщина и кричала сквозь слёзы, глядя куда-то как раз на козырек подъезда. Макс покрылся мурашками и холодным потом.
Синди встрепенулась, подняла мордочку, но с колен Макса не спрыгнула. Максим же полностью погрузился в себя, не обращая внимания на женские крики. Он пытался вспомнить этот эпизод и при чём тут он. Спустя несколько минут, а может, даже несколько десятков минут, он потерял счёт времени, Максим начал вспоминать. Да, точно. Знакомые угостили Макса какой-то новой ромашкой, жесткой до охренения. Они у Карыча убились в хлам, потом пришёл какой-то Ванькин знакомый, музыку они, что ли, писали вместе, хз. Паренёк тот не дул особо, но иногда покуривал, вот и тогда пришёл накуриться. Они снова раскумарились. Потом Макса разбудили, он сказал пареньку, где лежит коробок с ромашкой, и чтобы тот брал сколько нужно. Всё. Потом, спустя, наверное, неделю, они с Карычем узнали, что тот паренёк, Влад Мухумбаев, накурился и выпал в окно. Случайно или нет — не знал никто, но дела обстояли так.
Из транса Макса вывели звуки сирены. Он поднял голову и увидел скорую, МЧС и полицию. Спасатели сняли тело и грузились в машину, полиция опрашивала заплаканную женщину, экипаж кареты скорой помощи осматривал тело.
— Прости, Владос, не стоило мне тебя угощать, — сухими губами прошептал Макс.
Синди спрыгнула с колен и побежала за угол дома, Макс пошёл следом.
7
В небе появилось северное сияние, оно красиво переливалось зелёным и фиолетовым цветом, тянулось через всё небо, что выглядело очень удивительно и фантастически красиво. Температура резко опускалась, изо рта начал идти пар. Завернув за угол, Максим увидел дорогу, по которой они ходили в горы. Он снова был в Харпе. Полоса северного сияния тянулась далеко вперёд. Синди бежала вперёд по дороге, словно её вело это природное явление. Максим шёл следом, осматривая красивейшую природу осеннего заполярья.
Удивляться холоду, северному сиянию и смене сезонов Макс не видел смысла; он, блин, путешествовал во времени и видел тех, кого уже нет!
— Интересно, что будет в горах, — вслух размышлял Максим. — Тут точно ничего не происходило, тем более трагичного, к чему бы я мог иметь отношение. Пережитое его окончательно добило, не осталось ничего, кроме банального любопытства.
Они прошли уже несколько километров и дошли до моста через реку Кердоманшор. Синди, перейдя мост, свернула влево. Максим пошёл следом, и, посмотрев в небо, он увидел, что северное сияние свернуло в том же направлении. Спустившись с дороги, Максим и его спутница пошли по берегу в сторону леса.
Чем ближе становилась стена деревьев, тем отчётливее Максим начал слышать голоса. «Видимо, туристы веселятся,» — подумал Макс.
Но он ошибся. Зайдя в лес, они со временем вышли на поляну с большим костром, вокруг которого сидели люди. Ночь быстро вступала в свои права, сияние в небе становилось будто ярче, а воздух охладился почти до минусовой температуры. Макс и его спутница направились к костру.
— Макфим! Смотрите, Макфим плифол! — раздался радостный детский крик, заставивший Макса оторопело замереть на месте. Это был голос Никиты, мальчишки, чью смерть он видел буквально днем и одновременно несколько десятков лет назад.
— А я знал, фто ты плидефь! — мальчишка подбежал к Максу, схватил его за руку и повел к костру.
— Садись, Макс. — Раздался голос девушки. Макс уселся на поваленное дерево и осмотрел людей вокруг. Помимо Никитки здесь был Влад и еще одна девушка, Макс пока не видел ее. Отеца не было видно. Кошка тоже пропала.
— Объясните, что тут происходит? Что это за письма? То, что я пережил, это сон? Приходы? Вы же мертвы все, это все нереально? — Макс вывалил кучу вопросов на собеседников, сам вытягивая руки к огню и ловя себя на мысли, что чувствует тепло от костра. Головная боль, преследующая его последний год, исчезла, а писк затих.
— Эти письма, Максим, отправили мы, — снова раздался девичий голос.
— Но как… — Макс хотел было задать вопрос, как эти письма попали к нему.
— Дослушай! — перебила его девушка и вышла на свет. Максу сперло дыхание. Это была Оксанка, девочка из их компании, которая потом уехала на учебу, где ее не стало. Ее нашли в кровати, захлебнувшейся рвотой. — Не ожидал меня тут увидеть? — спросила она. — Моя смерть, как и кончина всех присутствующих, косвенно связана с тобой, Макс. Это ведь ты познакомил меня с веществами.
— П-п-прости, — заикаясь, выдал Максим, ему стало страшно. Глазами он искал свою кошечку, которую уже считал своим талисманом, но ее нигде не было.
— Оставь, Макс! Я же сказала, косвенно! Будь ты виноват по-настоящему, тебя бы тут не было.
— Твоя головная боль, сынок, — это не последствия контузии от того взрыва — раздался за спиной голос отца. Макс повернулся так резко, что грохнулся со своей импровизированной лавочки. Отец стоял, улыбаясь, одет по-рыбацки. На плече удочка. Он пришел со стороны реки. Подойдя к Максу, он поднял его на ноги и обнял. — Тогда тебя не ранило, сын, — говорил отец, срываясь на слезы.
— Да, Макс, к сожалению, тебя не стало, — продолжила за отца Оксана. — Головная боль — это лишь напоминание, а тот писк, что тебя преследовал, — это звук работы кардиомонитора. А мы, Максим, всего лишь чувство твоей вины. Хоть ты и подавил все это в памяти, мы никуда не делись.
— Но ты ни в чем не виноват, Макс, — сказал Влад, впервые взяв слово. — У меня были проблемы в семье. Я узнал, что мама изменяла отцу и я не его сын. Тогда, придя к Ваньке, я уже был мертв, мне нужно было просто накуриться для смелости. Вы же не знаете, что я оставил записку. Я не виню тебя.
— А, я, — зашебетал Никита, — всегда пелебегал дологу не по плавилам, ты не виноват, Макфим. Мне не было суждено жить долго.
— Меня, с веществами хоть и познакомил ты, Макс, и винил себя в моем уходе, твоей вины нет и тут. Я познакомилась с плохим человеком, там, где я училась. Влезла в долги, меня отчислили, родители не знали. Я впала в депрессию и не хотела жить. Я специально обдолбалась до такой степени, — рассказала Оксана.
— Пойдем, сын, отойдем, — отец взял руку Макса и повел того к берегу.
— Мы не злимся на тебя, — раздался за спиной хор голосов. Макс повернулся, но увидел лишь одинокий костер. Людей уже не было.
Макс и его папа дошли до берега реки, где их ждала Синди, лакая холодную горную воду.
— Знаешь, сын, я ведь нисколько не злился на тебя. Это ведь ты не свои слова тогда мне наговорил, а лишь то, что внушила тебе мать. Я жалею лишь о том, что слушал ее и не приходил к тебе, не навещал. Я очень тебя люблю, прости меня, пожалуйста, — сказал отец и снова крепко обнял Макса. — И даже Синди не держит на тебя зла, поверь уж. Ты же помнишь, она сбегала на улицу при любой возможности. Просто получилось так, как получилось.
— Мяу, — будто бы подтвердила кошка.
— Ты здесь, потому что ты не плохой человек, и нам нужно было развеять твои мысли. Чтобы они были чисты! Ты ведь умер героем, человека спас ценой своей жизни. Ты заслужил второй шанс!
— Что? Какой шанс, пап? Я тоже люблю тебя, прости!
Отец вдруг сделал шаг назад, держа руки на плечах Макса и глядя ему в глаза, сказал:
— Я знаю, сын. Всегда знал! — отец повернул Макса лицом к реке. — Иди, сын, пора! Иди в воду. Иди за северным сиянием.
— Мяу, — раздалось от кромки воды. Максим повернулся и увидел Синди, уже стоящую в воде у берега и смотрящую на него с ожиданием. Посмотрев туда, где стоял его папа, Максим увидел пустоту.
— Иду, девочка.
Парень и кошечка вошли в воду, следуя за мерцанием северного сияния, идя на свет.
8
Вадим мчался в цветочный магазин, а после в роддом. Буквально двадцать минут назад он получил долгожданный звонок. Родила! Сына! Вадим был на седьмом небе. Пакет с фруктами, ягодами, соками и угощениями для персонала роддома уже лежал на заднем сиденье. Остались только цветы. Остановившись перед цветочным, Вадим вылетел пулей и, не закрывая двери, побежал в магазин. Он не боялся, что машину угонят; в таком маленьком городе смысла угонять тачки просто не было.
Выбежав из магазина с большим, пышным букетом роз, пионов и хризантем, Вадим направился к задним дверям авто. Аккуратно разместив цветы на заднем сиденье, Вадим, торопясь, едва не раздавил серый комок, который очень уютно умостился на водительском сидении.
— Опа, котенок что ли? — Вадим взял котенка на руки. Это была совсем маленькая кошечка, видимо, недавно открывшая глаза, прям совсем кроха. — Сиамская, — резюмировал Вадим, осмотрев черную милую мордочку, серую шубку, лапки будто бы в надетых белых носочках и черный хвостик. — И как ты тут оказалась? Подкинули тебя мне? Что ж делать с тобой? — Вадим сел за руль и, продолжая разговаривать с котенком, завел машину. — Поехали со мной, девочка, не выбрасывать же тебя. Потом разберемся.
Доехав до роддома, передав все гостинцы и цветы, Вадим стоял под окнами палаты, где лежала его жена Алина, и общался с ней по телефону.
— А мне, представляешь, малыш, котенка подкинули, пока я тебе цветы покупал, — рассказывал Вадим. — Сейчас покажу. — Он сходил к машине, взял котенка и вернулся к окнам, показывая ее своей супруге.
— Ой, Вадик, давай оставим? Совсем малютка же! Это кот или кошка?
— Кошечка, малыш, — отвечал Вадим.
— Давай оставим, назовем ее, ммм, — Алина задумалась, — назовем ее Синди!
— Хорошо, значит, оставим. — Вадим и так хотел ее оставить, но нужно было уговорить жену; она не очень сильно любила животных. "Инстинкт что ли материнский проснулся," — пошутил он в голове и заулыбался.
— Ой, все, Вадик, я побежала! Максимку несут кормиться! Пока-пока, целую, — прощебетала жена.
— Люблю тебя, — сказал Вадим уже на отбитый вызов.
— Ну что, Синди, поехали за молоком для тебя и домой, собирать Максимке кроватку?
Новость отредактировал Летяга - Сегодня, 15:15
Причина: Стилистика автора сохранена
Ключевые слова: Письмо поездка воспоминания авторская история