Инкарнация
Ветер шелестел сонной листвой, парковые фонари мерцали в такт отбиваемому сердцем пульсу. Мраморные колонны, обтянутые мхом и нефритовой лозой, верхушками уходили в беззвёздное ночное небо – своими телами они составляли композицию: широкий полукруг и возвышающийся в самом его центре каменный архангел. Эта статуя была, кажется, древнее парка, намного вековечнее самой земляной тверди. Испещрённое сетями трещин, тёмно-серое изваяние – оно наводило страх, выглядело мёртвым, но всё равно оставалось впечатление, что слепые глаза ещё бдят, тяжёлые крылья лишь на мгновение застыли перед взмахом, губы только и ждут того, чтобы расплыться в лукавом оскале. Это был никто иной как посланник небес, снизошедший к людям и вынужденный непрерывно наблюдать со своего ветхого постамента за их беспечной игрой в существование.Архангел возвышался над Вэлэри, покрывая её своей тенью. Девушка чувствовала исходящее от него могущество, что пульсацией расходилось по всему телу. Но чувствовала она и смрад. Куда менее эфемерный, куда менее возвышенный и намного более реальный. Это был смрад медленно сохнущей крови, перемешанной с бесформенными лоскутами мяса. Вэлэри скривилась, но не стала отворачиваться либо зажимать нос рукой. Она вышла из тени, навела объектив «Никона» на самые заметные пятна бордовой жидкости и осветила изваяние снежно-белой вспышкой ровно двадцать раз.
Снимки при подобном освещении получатся, конечно, не самые профессиональные, но это лучше, чем ничего: ближе к утру статуя будет блестеть как новенькая. И запах исчезнет подобно возможности запечатлеть новые кадры.
Вэлэри вздрогнула, заслышав приближающиеся шаги.
— Ты закончила? Давай пошевеливайся. С минуты на минуту приедут наши крутые детективы, и мне за присутствие гражданских мало не покажется. Прямо на месте удостоверение заодно с карманом вырвут. Ты меня слышишь, Вэл?
Ментальная хватка каменного изваяния ослабла. Пульсация в теле ушла вместе с запахом крови – их попросту унёс ночной ветер. Девушка обернулась.
— Да, Рас, я... Просто...
Парень в бежевой куртке копа рассмеялся. Намного сильнее, чем могла выдержать таинственность освещённого одними фонарями парка. Страх ушёл, осталась только выучка и опыт.
— Теряешь хватку, Вэл. Раньше в жутких мясорубках работала – и ничего, а теперь даже капля крови способна заставить тебя волноваться?
Девушка закатила глаза.
— Ничего подобного, Рассэл. Просто ловлю флэшбеки из своего католического прошлого. Даже силуэт какого-нибудь серафима заставляет думать, что вот-вот из ниоткуда вынырнет моя праведная матушка со Святой Библией и плёткой в руках. Знаешь ли, заставляет побеспокоиться.
Парень прыснул и, озирнувшись, умерил тон:
— Значит так, праведница, неразглашение действует, как всегда, до появления официальных хроник по федеральным каналам. Как только наш диктор добубнит текст, наступает твоё время: говоришь, что хочешь и как хочешь, только лишь ссылаешься на самые туманные источники в виде анонимов и прочей вашей журналистской чуши. Всё ясно? Кивни, если да, — Вэлэри притворно, по-детски, зажмурилась и кивнула. — Отлично. Пойдём.
На газоне – ближе к местам для парковки автомобилей – лежало нечто, завернутое в чёрный трупный мешок. Вещь из мира смерти соседствовала с беспечно мигающими сине-красными огнями и смеющимися копами, доедающими свой последний сегодняшний ужин на свежем воздухе. Будто бы не существовало ничего иррационального в подобной картине, будто бы люди не ощущали и намёка на зловоние крови либо тяжёлый взгляд каменного архангела. Это был пир на костях, укрытых прозрачным покрывалом.
— Мальчик, пока не опознанный, — проговорил Рассэл почти так же весело, как и за минуту до этого. — Четвёртый ребёнок в штате и дьявол знает какой уже – в стране. Явно действует серийный убийца, не может быть никаких сомнений. Некто режет детей, будто... животных на ферме. Либо, что совсем мрачно, жертв – в дар своим богам. Да, Вэл, как в старых книгах про сатанизм, язычество или истоки веры в Господа нашего Иисуса Христа. Больно много сегодня библейских отсылочек, правда? Я знал, что тебе понравится.
Девушка молча фотографировала маленький труп. Каждая вспышка будто просвечивала всё дальше и дальше сквозь полиэтилен мешка, выявляя сначала контуры, а затем и черты погибшего ни за что мальчика. Вэлэри насчитала пятнадцать вспышек и отвернулась.
— Жутковато, не спорю, — Рассэл кашлянул в кулак. — Я, кстати, не сказал, почему памятник в крови. Жертва, как ты могла догадаться, висела прямо на нём, примерно повторяя позу. Понятия не имею, что это значит, что за аналогии разводит своими убийствами этот монстр, но, как только мы его поймаем, он либо сам разобьёт себе череп от бесконечной отсидки в одиночной камере, либо поджарится, пропустив сквозь себя три тысячи вольт, как чёртова Электра, я тебе обещаю. Впрочем, — парень вздохнул, — остальные дети найдены при похожих обстоятельствах: кресты, склепы, монументы святым и монахам, даже, помню, витрина одного ритуального магазинчика была пробита одним из этих... Прости за подробности. Вот так вот обстоят дела на данный момент, Вэл. Присутствуют ещё вопросы? Задавай, пока есть время, ведь я до сих пор не слышу рёва дорогущих правительственных внедорожников.
Девушка подумала о последнем фрагменте её утреннего репортажа:
— А кто же заметил тело на серафиме?
— Вот этого мы как раз таки и не знаем. Впервые обнаружение произошло глубокой ночью, впервые звонок поступил от человека, пожелавшего остаться неизвестным. Мои парни ставят на трусливого реднека либо какого-нибудь брезгливого сэра, не желающего связываться с бюрократией. Но мне кажется... Да, это, кстати, был немолодой мужчина. Мне кажется, позвонил сам убийца. Безумная теория, соглашусь: кто вообще в здравом уме будет подобным заниматься? Но о здравом уме речь и не идёт, а преступник, как известно, всегда хочет быть наказанным за свои злодеяния, верно? В общем, посмотрим. В любом случае, почва для твоих речей уже имеется – только распорядись ею правильно.
Вдали заревели двигатели, будто спорткары без звукопоглощающей накладки на глушителях либо дикие бешеные львы. Рассэл резко повернулся на звук:
— Ну давай-давай, Вэл, проваливай. Я ещё молод, я ещё хочу жить и удержать в руках свою должность. Именно в таком порядке важности: от незначительного к смерти подобному, — парень повернулся и заглянул девушке в глаза. — Позвони, как доберёшься и сядешь за текст. Вижу, тебя взбудоражила эта история. Хочу знать, что ночь хотя бы у кого-то закончится неплохо.
— Хорошо, Рас, я позвоню.
Взятый напрокат «Ситроэн», одинаково-чёрная дорога, плывущие мимо огни – всё это смазанной картинкой пронеслось сквозь сознание. Только запах кожаного салона остался в нём, только липкое касание смерти и «Не забывай» – старый рок-блюз Джо Кокера, вечно льющийся из колонок:
Папа,
нам не нужны песни давних дней,
и мир другой, он звучит сильней,
и ритмы все из других идей,
и жизнь идёт – всё другое в ней...
Он сказал:
этот мир очень стар и тесен,
каждый что-то поёт,
в жизни всюду слова и песни,
каждый ищет своё,
и не забывай,
следуй за судьбой,
но в беде любой –
выбор только твой,
и не забывай,
в жизни – вечный бой,
песни нет другой,
будь всегда собой,
и не забывай...
Вэлэри щёлкнула замком входной двери, сбросила верхнюю одежду где-то в прихожей и очнулась только в кресле у включённого компьютера. Чистый лист офисного блокнота смотрел на неё безучастным взглядом. Изредка рука поднимала и касалась клавиш, желая вывести хотя бы заголовок, дабы унять слепящую белизну экрана. Но фразы в голове не желали связываться во что-то более-менее осмысленное. И рука опускалась.
«Никон» лежал рядом – на столе. Он лишь отталкивал взгляд. К фотоаппарату было мерзко прикасаться, словно мёртвое тело из полуосвещённого парка не увезли в морг, а оно навсегда осталось внутри, будто бы до скончания веков застыло, запечатлённое на снимках.
У Вэлэри, не считая начала карьеры, такое происходило в первый раз. Она не хотела себя жалеть, не могла позволить отложить эту работу на утро или на никогда, что в данном случае было одним и тем же понятием, ведь девушка и жила только такими срочными репортажами. Горячими. Из первых уст. Вэлэри поморщилась. Её работа была не самой приятной, но точно – безвредной и необходимой. По крайней мере, девушка всегда так думала. Она глубоко вздохнула, потянулась до хруста в спине и, набрав посередине жирным шрифтом: «Серийный убийца, демонопоклонник или набор ужасающих совпадений. Что таят ночные улочки спокойных городов?» Встала из-за стола. Девушка почувствовала, что ей не хватает воздуха.
Ночь была всё так же беззвёздна. Серебро луны порой продиралось сквозь пелену сумрачных туч, но оставалось безучастным, незримым и почти сразу скрывалось вновь. Мгновенный, но прямой, взгляд ночного светила напоминал тяжёлый взор каменного архангела. Он клеймом ложился на кожу, он ощущался даже не тактильными чувствами, а поверхностью самой души, если она вообще существовала. Вэлэри вновь почуяла смрад крови, и это поселило в ней тревогу.
Только сейчас девушка вспомнила об обещании позвонить. Она опустила ладонь в карман брюк – смартфон действительно оказался там. Краткий поиск в списке контактов, долгие гудки. Голос Рассэла прозвучал куда более взволнованно, чем Вэлэри могла предположить. Она даже не успела вставить слово:
— Хорошо, что позвонила, Вэл. Я всё-таки оказался прав – от начала и до конца: звонил действительно преступник, именно этот самый серийный маньяк. Он, похоже, бродил по ночному городу либо валялся в какой-нибудь канаве, но в нужный момент оказался прямо у парка, и наш патруль сгрёб его с поличным. Проверили телефон – всё совпадает. Труп увезли, Вэл, вместе с ним разъехались и детективы – никто не ожидал такого поворота событий. И их не будет сегодня до самого утра, это точно, это стопроцентная информация, и ты, надеюсь, понимаешь, на что я тебе пытаюсь намекнуть? Садись за чёртов руль и окажись в моём офисе, пока солнце ещё за горизонтом. Я обеспечу тебе, как минимум, час живого интервью. Не такого ли шанса ты ждала всё это время? Вперёд.
Запищали короткие гудки – Рассэл сбросил вызов.
Вэлэри отчуждённо мотнула головой, схватила пиджак в прихожей и вышла из дома. Перед глазами стоял лишь чистый лист офисного блокнота с единственным глупым заголовком посередине – скелет, жаждущий обрести плоть и кожу. Девушка будто бы жаждала обеспечить это обретение, но тревога в душе всё не желала униматься.
Мама,
нам не нужны танцы давних дней,
и мир другой, ярче и полней,
и ритмы все из других идей,
и жизнь идёт – всё другое в ней...
Она сказала:
юность вечно в душе танцует,
каждый ищет своё
и находит любовь живую,
лучше танец вдвоём,
и не забывай,
следуй за судьбой,
но в беде любой –
выбор только твой,
и не забывай,
в жизни – вечный бой,
песни нет другой,
будь всегда собой,
и не забывай...
В полицейской конторе было угрюмо и пусто – работало всего несколько ламп, а самая яркая освещала допросную камеру, жёлтый свет из которой струился и заполнял коридор подобно лучу прибрежного маяка. Вэлэри шла к его источнику, будто на зов, не замечая ничего вокруг. У самой дверцы её остановил Рассэл, легко обхватив локоть.
— Не спеши. Возьми там свой диктофон или тетрадку с ручкой, не важно. Мы его только привели, так что каждое слово понадобится следствию. Эй, Вэл, ты в порядке? — парень остановил на лице девушки пронзительный взгляд, его уставшие глаза были немного мутными, но смотрели по-прежнему твёрдо и несколько подозрительно, полностью оправдывая удостоверение и значок шефа местного отделения полиции.
— Всё хорошо, Рас. Я забыла диктофон, потому что сорвалась с места сразу после твоего звонка. У тебя есть запасной? Я верну, как только скопирую запись.
— Уж найдётся, — он почти не глядя махнул рукой в сторону стола и, когда вернул её, в пальцах уже была зажата небольшая чёрная коробочка – диктофон «Амбертэк». Рассэл передал его девушке.
Вэлэри включила устройство и спрятала в рукаве, как всегда поступала, чтобы не пугать понапрасну собеседников. Она уже, было, схватилась за ручку, но осеклась – что-то холодное, острое и совершенно невидимое кольнуло её в сердце. Девушка обернулась:
— Подежурь у двери. На всякий случай.
Рассэл усмехнулся, хотел что-то сказать, но быстро посерьезнел, и его взгляд стал ещё пристальнее:
— Мы рядом, Вэл. Нас пятеро. Внутри – камеры. Преступник – в наручниках. Мы всё видим. Тебе нечего бояться. Иди, — и всё же расплылся в улыбке: — Благословляю.
Ощущение тепла и безопасности исчезло вместе с хлопком двери и поворотом ключа в механическом замке. Вэлэри осталась один на один со спёртым воздухом и своей собственной внутренней тревогой. Сильной, живой и чувствительной как оголённый провод.
Серийный убийца, демонопоклонник и просто псих спокойно сопел в дальнем углу комнаты. Лампочка на длинном проводе горела нестабильно, грозилась вот-вот потухнуть, будто во всей электросети не хватало для неё электричества, – она грозилась, но всё не тухла, лишь продолжала мерцать.
Вэлэри прошла вглубь допросной камеры и села на стул. Убедившись в наличии холода от работающего диктофона на запястье, она подняла глаза. И не увидела чудовища, которого увидеть хотела. Это был престарелый мужчина с круглым некрасивым лицом и редкими седыми волосами. У него был очень маленький нос, тонкая полоска губ, выражающая какую-то неопределённую эмоцию, и ярко-голубые глаза, смотрящие в пустоту.
Девушка определённо не знала, как обратиться к тому, к кому не испытывала никаких эмоций. Разговаривать с манекеном, как это? С чего начать? Но она оказалась лишена излишних метаний – преступник заговорил сам:
— Как вам моё произведение? — губы старика не двигались, только рот приоткрылся. Слова выходили из него как из музыкальной шкатулки или вязаной марионетки ковбоя, что кричит, стоит дёрнуть её за кольцо на верёвочке. Вэлэри непроизвольно дёрнулась. Глаза старика всё так же были обращены в никуда.
— Как вас зовут, сэр?
— Не имеет значения, как меня зовут. И как зовут вас. И как зовут благородных служителей порядка за дверью. Важно лишь одно: понравилось ли вам моё произведение?
Девушка глубоко вздохнула. У неё болела грудь. Что-то не давало ей дышать и кололо сердце.
— Вы про каменное изваяние, покрытое кровью и внутренностями ребёнка? Нет, это зрелище не пришлось мне по вкусу.
Старик усмехнулся. Смешок вырвался будто бы из его кишок, всколыхнув непослушное тело.
— Это уже остатки моего творчества. Жалкие следы ваших ручонок. В самом начале произведение было целым. Когда я распял мальца на серафиме – вот был момент наивысшего пика красоты. Это было то, ради чего стоит жить и хранить бесполезную душу. Возможно, это самый прекрасный момент в твоей жалкой жизни. Задумайся. И опустим формальности. Это неважно, как и имена.
— Зачем ты занимаешься этим?
— Я тебе и так подсунул всё на блюдечке. Я живу искусством, неужели так сложно понять? Неужто настолько трудно заглянуть за границу твоего низменного восприятия, хоть раз отказаться от роли гнусного человеческого отродья и выйти за предел сознания. Хотя было бы перед кем распинаться.
Старик вновь усмехнулся.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты копаешься в мусоре, Вэлэри, ты пропускаешь жизнь зря. Кому нужны твои новости? Кому когда-нибудь понадобятся твои репортажи? Кто вспомнит о тебе завтра? Кто будет хранить знание о тебе через сто лет? Никто, Вэлэри, ты канешь в небытие. Ты – осколок умирающей уродливой Вселенной. Моя красота привнесла в твоё сердце только вязкость страха и мороз сковывающей тревоги. Но что для тебя страшнее: мёртвые дети или некачественная статья? Именно этот диссонанс тебя убивает. Лишь мысль о подобной неопределённости страшна. Только малейший намёк на собственную бесчувственность. В этом я и вы различны: мной давно был сделан выбор. Нет ничего ужаснее произведения, не доведённого до конца.
Старик умолк. Девушка едва смогла сделать вдох. Она попыталась подняться, но ноги подкосились. Скрытая от взора хватка сомкнулась на её сердце и душе. Старик продолжил:
— Я прав, Вэлэри, я прав, как всегда. Думаю, ты заслуживаешь узнать тайну этих бесконечных убийств. Я расскажу тебе историю твоего же прошлого, твоего будущего, — старик поперхнулся от распирающего глотку смеха. — помнишь, маленькая Вэл, твои ручонки, сложенные в молитве? Опротивевшие слова, насильно выдираемые из горла? Книгу, святую книгу, что всегда ассоциировалась с болью, унижением и ненавистью? Строки вечного глубинного смысла, такие мерзкие для тебя, навсегда отпечатавшиеся в подкорке мозга – ты не знаешь, что можно не любить сильнее, чем их. Такие молитвы не достигали Бога, как хотела твоя мать, Вэлэри. Они достигали меня.
Ужасное кукольное лицо старика приблизилось. Его зрачки вращались в такт движению, словно часть дешёвой ярмарочной игрушки.
— Я – единственный бог твоей Церкви. Я единственный, кто откликнулся на твой зов. И я пришёл за тобой, моя маленькая Вэл.
Старик обхватил её затылок холодной ладонью. Впился губами в губы. Девушка не смогла закричать. Нечто незримое передалось через этот тошнотворный поцелуй смерти. Передалось и осело внутри, завладев каждой клеткой тела. Вэлэри больше не являлась Вэлэри. Она была кем-то иным.
В самом отдалении, на границе подсознания эхом разносились отзвуки старого рок-блюза Джо Кокера:
Игра с огнём,
всегда, во всём,
в пути любом,
но в день любой,
в любви живой –
судьба с тобой,
и не забывай,
следуй за судьбой,
но в беде любой –
выбор только твой,
и не забывай,
в жизни – вечный бой,
песни нет другой,
будь всегда собой,
и не забывай...
Эхо звучало ещё миг. Но скоро затихло, чтобы не пробудиться уже никогда.
Руки старика ослабли, он сам словно потерял опору – с глухим хлопком рухнул на стол. Девушка выпрямилась, встала со стула и подошла к двери из допросной. Та, щёлкнув замком, распахнулась.
— Что произошло, Вэл? Он схватил тебя? — в руках Рассэла сверкала сталь служебного револьвера. — Я видел, как этот ублюдок избавился от наручников и притянул тебя к себе. Что он успел сделать?
— Тебе показалось, Рас. Он ничего не сделал и ничего, кроме старческих бредней, не сказал. Мне нужно идти.
Вэлэри протиснулась в дверной проём и стремительно зашагала по коридору, не взглянув ни на шефа полиции, ни на его подчинённых. Рассэл, замерев, смотрел ей вслед. Он был готов поклясться, что эту фразу девушка произнесла, не размыкая губ. Слова выходили из неё как из музыкальной шкатулки или вязаной марионетки ковбоя, что кричит, стоит дёрнуть безделушку за кольцо на верёвочке. Рассэл перевёл взгляд на старика. Тот не подавал признаков жизни.
Рядом с телом – на столешнице – лежал расплющенный диктофон «Амбертэк».
Новость отредактировал Estellan - 13-08-2019, 09:32
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Ангел журналистка демон религия полиция убийства молитвы авторская история