Барисан
БарисанПризывно горели костры стойбищ Верхнего мира. Галчи вздохнул. Из-под рёбер вырвались воздушные струйки, колыхнули источённую временем рубаху. Трудно отказаться от единственного утешения - побродить в ночной сырости, под свежим ветром, который пахнет сосновыми кронами. Пора... Нечего медлить... В низинах поредел туман, высыпало серебро на высоких травах. Скоро полиняет край неба, и лоб заломит от птичьего свиста. А там, внизу, в тишине, его ложе выстлано трухой. Корни деревьев сплелись в лодку. И Галчи поплывёт в ней по Нижнему миру. Поплывёт с надеждой однажды подняться на блестящую твердь Верхнего. Зацокают по ней копыта белой кобылицы. Выйдут навстречу родичи, и он обнимет застенчивую Бадарму.
***
Металлоискатель распищался. Тимоха восторженно завопил: "Йээс!". Колян, жевавший бутерброд в машине, поставил на заднее сиденье термос и, давясь на ходу, бросился к другу.
- Ну чё?
- Смотри на индикатор, чудак!
-Ух ты! Серебро! Да как близко! - Колян захотел было обнять друга, но раздумал. Побежал за лопатой. Это ведь он, Колян, почуял удачу и настоял, чтобы проверить здесь.
Тимоха сантиметр за сантиметром утюжил песчаный пятачок среди сосен. Писк металлоискателя радовал душу. Счастливый Колян стоял рядом с лопатами и чуть ли не подпрыгивал от нетерпения.
- Вот тут рыть будем, - сказал Тимоха.
По-хозяйски, расчётливо, очертил ребром лопаты прямоугольник, первым вонзил в дёрн специально заточенную сталь. Но травяной покров не поддавался, словно кто-то держал его снизу. Скинули накомарники и футболки - душно, как в бане. Ветер хоть бы подул, что ли. Тимоха пошёл за водой к машине. Колян крикнул:
- И мне принеси. Только не из термоса, а минералки. Освежиться надо.
- Мне плесни... - прозвучало за спиной.
Колян натужно ухнул и отбросил очередной дерновый пласт. Выпрямился. Конкуренты, ети... Весь их двор свихнулся на поиске. Мешали друг другу, на пятки наступали. Видно, проследили за Тимохой с Коляном и незаметно подкрались.
Оглянулся и удивился до минутной немоты.
Вместо знакомых пацанов - тщедушный бурят в рванье. В чёрных глазах - горе горькое. Широкие скулы обтянуты коричневой кожей, похожей на спёкшуюся картофельную кожуру. Лиловые губы потрескались.
- А ты кто такой? Чего попрошайничаешь?
Бурят промолчал. Дунул ветер, но косматые, в сосульках, волосы не шевельнулись, не колыхнулись и лоскуты рубахи. А по Коляновой спине мурашки пробежали - то ли от холодного порыва, то ли от страха.
- Колян, иди сюда. Пожрём и отдохнём заодно. Перекурим, - позвал Тимоха.
Он что, не видит? Или не придаёт значения тому, что чужак рядом отирается? А вдруг сейчас подтянутся кореши этого бурята? Прощай, находка! Нет, с места, где обнаружили клад, он с Тимохой не уйдёт. А если с незнакомцем по-свойски поговорить? Колян повернул голову.
Никого...
Вгляделся в кусты и тени соснового леса. Привиделось, что ли? Бывает... Колян, пока мелким был, много чудес понатворил. До сих пор знакомые потешаются.
Пожевали. Бутерброды были безвкусными и слегка пахли дымом. Минералка отдавала тухлятиной. Колян не мог выкинуть из головы мысли о парне-буряте: он же местный, может, за своими побежал. Побоялся в одиночку разбираться, сейчас всю свору притянет.
- Чего-то жратва не лезет. В брюхе бурчит, а жевать лениво, - сказал Тимоха. - Вон сколько всего осталось. Пока до Сальска доберёмся, стухнет.
- Муравьям в лесу бросим. Пошли копать. А то понабегут сейчас...
- Кто понабежит-то? Наши отправились в верховье Китоя. Суслик нашёл где-то старые карты с посёлками, вот они и рванули.
- Я про местных. Ошивался тут один...
- Ты чё, Колян?.. Чё мне не сказал?.. Постой... Дуришь, да? Тут на пятьдесят кэмэ вокруг пусто.
- А... разве ты бурята не видел? Он возле меня стоял.
Тимоха выплюнул кусок, прополоскал рот минералкой. Вылез из машины, потянулся:
- Дремотно стало. Сейчас бы давануть часок-другой на свежем воздухе. Копать нужно. Вот в Сальск вернёмся, ты, Колян, иди к врачу. Забодали твои приколы: то тебе дохлые овцы мерещатся, то люди в заброшенной деревне, то бурят среди сосен.
- Но ведь...
- Что ведь? В прошлый раз все поняли: на том месте раньше кто-то жил. Холмики рядком, где избы были, вроде как улица. А ты - люди, люди... Вот и сейчас тебя глючит.
Тимоха направился к расковырянной земле. Колян расстроился, потёр лоб. Ну за что это ему? С детства в дурачках. С тех пор, как оборвалась цепь...
...Ох, и раскачались же они! Вот-вот завертятся "солнышком" вокруг перекладины. Такое только старшаки могут. Крутят "солнышко" под ругань дворовых старух и мамашек с колясками. А сегодня Колюня и Иринка из второго подъезда залезли на доску, подвешенную на скрипучих ржавых цепях. Было страшно, в животе будто ледышки бултыхались. Когда взлетали, даже кроссовки от доски отрывались. Но девчонка хохотала, косички взвивались над головой. Вдруг наверху что-то взвизгнуло, сильно дёрнуло, поволокло вниз. Мелькнула многоэтажка, и всё пропало.
Когда открыл глаза, тошнило очень. Тётки вокруг. Их рты раскрывались, а вместо голосов - какое-то гудение. Потом врач на "скорой" приехал. Колюне было стыдно: первый раз раскачал девчонку, и вот... звезданулся с качелей. Иринка, наверное, и смотреть на него больше не станет. Высмеивать будет. Вот она, рядом с носилками идёт. Вымазалась вся, точно банку с малиновым вареньем на себя опрокинула. Чудная. А у него на груди шарик надувной, и откуда только взялся. Радужный, глазам больно смотреть. Иринка красной пятернёй к нему потянулась, но Колюня отстранился - ещё заляпает. Девчонка рот открыла, полный малины, а в ней - белые крошки. Пусть ревёт, не отдаст он шарик.
И в больнице к нему Иринка приходила, ночью. Варенье на её голове засохло, неприятно почернело. Поэтому он глаза зажмурил и дождался утра. Рассказал маме про грязную девочку. Она не удивилась, только странно так посмотрела. Когда из больницы выписался, про Иринку забыл. Через год увидел её маму, спросил, где дочка. Женщина ничего не сказала, обошла стороной, глядя поверх его макушки. А потом Колян снова всё забыл. И когда узнал, что Иринка разбилась и давно похоронена, не расстроился. Только вот с того случая его все считают придурком, потому что Колян бережёт свой блескучий шарик, сторонится людей. А вдруг нечаянно раздавят? Что-то важное связано с шариком. Может, это Колянова душа?
Эх, чего рассиживаться-то. Колян достал из багажника перчатки-диэлектрики, грохот с крупными ячейками, сито, полотняные мешочки и вёдра. Поплёлся к Тимохе, который стоял уже по колено в яме и с остервенением что-то вырубал.
- Корнями всё позаросло... мать вашу... Первый раз такое вижу...
Друг бросил лопату, опустился на колени и потянул моток корней на себя, побагровел от натуги.
Колян захотел сказать, что сейчас они в четыре руки быстро справятся, но не успел. Тимоха заорал благим матом. Чего это он? Вдруг травма? Тогда беда - Колян на кровь смотреть не может, потому что трясучка нападает. А напарник замычал, подняв рыжие от песка перчатки к лицу.
- Тимоха, потерпи, я щас... Тимофей... Аптечку из машины достану...
- А-а-а... это удача... а-а-а... Смотри сам! - провыл друг и протянул Коляну что-то чёрное и... ужасное.
- Думал, ты поранился. Что это?
- Да я... я каждый день готов такие раны получать, - ответил товарищ.
Вскарабкался на край ямы, чуть не целуя находку.
- Что это? Хорош орать, покажи.
В горсти лежало что-то вроде громадного чёрного краба.
Колян протянул руку, но Тимоха прижал находку к груди.
- Щас... погоди... дай полюбуюсь...
Колян с трудом определил в грязном переплетении проволок странный обруч, с которого словно был готов сорваться всадник на восьминогом коне.
-Эх, оплавилась майбхаши, пообломалась местами, - продолжил бормотать, как зачарованный, Тимка. - Ну ничего, мы сейчас всё просеем, найдём. У мамульки ювелир знакомый есть, выровняет и подлатает.
Колян мало что понял в чепухе, которую нёс счастливый Тимоха, но стал помогать. Вычерпывал песок, вываливал его на грохот. Напарник взвизгивал в экстазе: в маленьком ведре росла куча грязных покорёженных блях, монеток, витых цепей и каких-то обломков. Коричневые конские кости откидывали за спину, а вот человеческих не было. И слава Богу!..
- Тим... а тут... это... - промямлил Колян. - Покойничка-то нету, что ли?
- А зачем тебе он? - весело поинтересовался друг. - Познакомиться желаешь?
Коляна почему-то замутило. Несмотря на резиновые сапоги и перчатки до локтя, песчинки кололи и царапали тело. В голове шумело. Но не поддержать шутку - нехорошо, и он через силу ответил:
- А как же? Посидеть, отметить встречу.
Тимоха довольно заржал. Всегда сомневался в Коляне, сторонился его. А он свой в доску пацан, нечего и рассуждать.
К вечеру "улов" - два ведра металла - был устроен в багажнике и хорошенько прикрыт. Тимоха достал свои бумажки о членстве в каком-то отряде и положил в бардачок. Мало ли что. Последнюю воду вылили на руки. Колян даже шею пытался смочить.
- Дома помоешься, гусь лапчатый, - сказал Тимоха.
- Почему гусь-то? - вяло удивился Колян.
- Да поговорка такая у бабки была, - ответил друг, заводя машину. - Купаться в детстве любил. Да чтобы воды на полу было больше, чем в ванне. Слышь... Мы пожевать-то забыли, а ведь ещё пять часов езды.
- На трассе шашлычников полно, - устало ответил Колян, откинув голову.
Сначала машину бросало из стороны в сторону по бездорожью, потом затрясло на гравийке. Колян пытался прогнать совершенно дикие для него мысли о верхнем и нижнем мире, которые упорно лезли в голову, но устал. Заснуть тоже не смог и погрузился в думы.
- Колян, а бурят-то тебе привиделся? - товарищ прервал блуждание Коляновых мыслей.
- По ходу так. Вытаращил гляделки, грустный такой. А потом исчез. Наверное, это его там захоронили.
- Ну ты... тундра. Это ж шаманское захоронение. Пуд серебра да стальных штучек немерено. Мы с тобой рекорд Суслика побьём. Огребём ставки. Да ещё загоним антикварам, а может, даже музейникам. Маман поспособствует. А ты со своим грустным бурятёнком. Да он и рядом не стоял с шаманом. Может, вообще обогатимся. Кхм... кх... Блин. Простыл, что ли.
- Тимоха, а может, бурята вместе с шаманом закопали, чтоб на том свете прислуживал?
- Кхм... это тебе не Египет. И не скифы. Чего ты привязался-то? Раз конские кости, стало быть, воин, то есть взрослый мужик. Если рогатая корона - майбхаши, значит, шаман. С такой кучей серебра могли только того закопать, кто на седьмом круге был.
- Это как? Да не злись, не у каждого маманя - историчка, - попробовал оправдаться Колян.
- Маманя у меня спец по Франции 18 века. А про бурятов она знает только то, что они здесь до русских жили. А может, и этого не знает, - заржал Тимоха не без обычного ехидства. - На высшем седьмом круге духи даровали шаману возможность шастать по небу, аки посуху. Колдовать. Потом расскажу. А сейчас, помолчим, ладно? Горло дерёт, как будто ежа глотаю. И гарью воняет, сил нет.
Колян на молчанку был согласен. Ещё как! Говорить было трудно, словно к языку груз подвесили. Перед глазами замельтешили чёрные точки, подкатила тошнота. Так всегда начинался приступ дикой головной боли. Он сжал зубы, чтобы не застонать. Потом стал глубоко, с трудом, дышать, но словно ржавая пыль полезла в рот и ноздри.
***
Галчи, немой последыш Цингина, рукавом заслонился от пыли. Четыре всадника проскакали от богатой юрты шамана. Старый и могущественный Догсан недавно вернулся с монгольской границы - по каким-то важным делам ездил. И вот уже лунный месяц не показывался на люди. Из юрты вышла зарёванная младшая жена. Без платка. Позор. Тут же выскочила согнутая старуха - первая, главная жена - и со злобой дёрнула молодку за косы. Бадарму выдали за седого шамана на тринадцатом году, и сейчас она поступила, как девчонка: села в пыль, придерживая огромное брюхо, и стала размазывать по лицу слёзы. Старуха тюкнула её в темечко и снова зашла в юрту. Вытащила кожаное ведёрко, толкнула сапогом Бадарму в поясницу - уноси. Жаркий ветер донёс запашок, как от дохлого барана. Болен шаман - заразу из Монголии привёз. Бадарма пошла вылить подальше от юрты нечистоты. Закашлялась. Галчи заметил розовую слюну на круглой щёке и попятился. От этой болезни уже много людей умерло, самые бедные и слабые. А всадники в большой русский посёлок поскакали. Это точно. Привезут доктора в белом халате. Но вот что не давало покоя Галчи: почему шаман не позвал добрых духов-эженов, чтобы выздороветь? Зачем ему русский доктор?
Бадарма вернулась без ведра. За живот схватилась. Шагнёт - остановится. Губы закусила, согнулась. Вот родит на улице, не в юрте, и её ребёнок будет, как Галчи. Он-то на свет на выпасе появился, и онгоны-предки не смогли передать речь. Из юрты, ободрав кожаный полог, выбежала главная шаманская жена. Завыла и бросилась на землю. Разодрала на себе одежду и платки. В скрюченных пальцах застряли седые пряди. За ней высыпали дети - от ползунков до подростков. Старшие-то давно разъехались или переселились на небо, в Верхний мир. Галчи растопырил пальцы на обеих руках - вот столько было детей у шамана. Галчи хоть немой, но способный. Во время белых духов-метелей, когда род собирался в зимниках-убэлжоонах, приезжали два учителя - русский и бурят. Ходили по юртам, с ребятишками говорили. Галчи всё понимал, научился считать. А теперь спрятаться нужно. Помощник шамана, злой Дубшан, причину смертей искать будет. На кого укажет - тот и виноват. Галчи видел, как раздирали то коня, то сразу трёх баранов странной масти. А два раза виновными были люди, но их не тронули, а прогнали с позором. Мальчик развернулся и побежал к своей юрте.
Оказалось, что всё горе из-за белой кобылы-красавицы. На ней и отправится шаман в последний путь, а к седлу привяжут котомку с мёртворождённым сыном от Бадармы. Сама молодка кашляла и стонала под навесом возле стайки-хотона: в юрту её не пустили. Два русских врача о чём-то говорили с Дубшаном. Уже известно, что здоровым нужно уехать, а к больным прибудут врачи из губернского города. Галчи пожалел Бадарму. Ещё в прошлом году гонялась с другими ребятишками за баранами, ловко путая им рога верёвкой. И вот теперь, скорее всего, умрёт. Нет, она должна остаться в Срединном мире, родить других детей. А если попросить мёртвого шамана заступиться за младшую жену? Галчи правильно решил, так и поступит. Как закопают шамана, спустится к нему в яму и будет говорить без слов, потому что духи и мёртвые язык забывают. Он убедит шамана дать здоровье и жизнь Бадарме.
Как стемнело, Галчи вылез на четвереньках из-под завязанного на ночь полога юрты и помчался к далёкому сосновому лесу. Там, по словам отца, укрыли под слоем лапника мёртвого шамана. Его полагалось оставить на открытом месте, чтобы расклевали птицы. Тогда весь род будет удачлив. Но русские не разрешили, велели сжечь. Сейчас на костровище дымятся останки лошади и труп старика из чьей-то юрты. А шаман дожидается своего часа в лесу. Когда уедут русские, тело вынесут в степь, и обычай будет соблюдён. Галчи знал лес очень хорошо. Вместо языка духи дали ему зрение, как у рыси и острый собачий нюх. Вот бы охотником стать и взять Бадарму в жёны. Зимой ему будет четырнадцать лет - самая пора жениться.
Галчи быстро разбросал лапник, разрыл песок. Вытащил свои дары - беличьи шкурки, которые сам добыл зимой. Захотел сунуть их прямо в руку покойнику - так легче будет с ним договориться, но неподалёку затрещали сучья. Галчи прислушался - трое идут. Говорят по-русски. Он научился понимать чужую речь. И говорить бы научился, но вот беда - безъязычный. Испугался: и обычай нарушил, и строгий указ русского врача. Влез в яму, спрятался за высоким конским боком.
- Я, Догсан, не понимаю твой народ. Чума. Страшная эпидемия. В губернии скончалось семнадцать тысяч, госпитали переполнены. В инфекционных бараках больных на пол кладут. В Догонае половина населения больна. И тут этот варварский обычай.
- Невежество, Иван Степанович. Детям с младенчества голову всякой дикостью забивают.
- Смотри... Спрятали тело под лапником. Выжидают, пока мы уедем. Сейчас белки и мыши постараются. И пойдёт чумной пожар полыхать дальше. Давай сюда скипидар и факелы.
Наплескали остро пахнущей жидкости. Затрещали факелы, полетели на лапник. Духи огня начали свою пляску.
Галчи выбрался из ямы. Надо же - цел, даже волосы не опалило. Русские пошли прочь. Догсан обернулся и увидел скорченную тень у костра. Протёр глаза и обомлел: вроде подросток, невесть откуда взявшийся, к огню руки протянул. А через миг исчез, будто и не бывало.
- Устал, брат? Я сам на ногах еле держусь. Пойдём.
- Иван Степанович... Что-то почудилось мне. Давайте вернёмся к костру.
- Пойдём, Догсан, пойдём. Увидят твои - не простят. Невежество, сам понимаешь.
Воняло жжёным волосом и горелым мясом. Жёлтый дым мешал звёздам глядеть на землю. Галчи отчаялся. Теперь к шаману не подступиться. Не договориться, чтобы жила Бадарма. Галчи попытался взять большую ветку - разбросать костёр, но пальцы не подчинились, не ощутили клейкую шершавую кору. Сунул руку в костёр - пламя не укусило, облизало пальцы и взвилось в небо, рассыпая искры. Приподнялся и увидел под собой несмятую траву. Вот оно что... Духом-бохолдоем стал. И вправду: каждый шаг легко относил его всё дальше и дальше. Подпрыгнул - и взвился над дымом, который из-за ветра пошёл понизу. Нет, назад нужно... К костру, где горит шаман. Галчи теперь вместо него. Спустятся другие духи - кто их за Бадарму попросит? Охотником ему не стать, не показать родителям молодую жену. Зато он может заслужить право поставить свою юрту в Верхнем мире.
Но отчего так горько? Наверное, потому что никто из Срединного мира не знает: Галчи больше нет среди людей. Бохолдой он, несчастный дух погибшего насильственной смертью. Поднял голову и посмотрел на звёзды - костры у юрт Верхнего мира. Закричал... и услышал свой вопль. Сильный, звонкий и отчаянный. Очень далеко, в Доганае, затявкали собаки.
Поутру женщины хлопали полотнищами юрт, складывали их. Блеяли овцы. Русские избы прикрылись ставнями, притихли за запертыми на засовы воротами. Не попрощались бывшие соседи. Мать Галчи сунула Дубшаю узелок с медной лампой - единственной роскошью в юрте. Помоги - сын пропал. Но помощник шамана, который и четвёртого круга не прошёл, отмахнулся: некогда. Буркнул, что так духам угодно. Когда стойбище потянулось по дороге, женщина всё оглядывалась, не бежит ли её ущербный ребёнок следом за телегами. Но в тучах рыжей пыли не мелькала выцветшая рубашка. Видно, правду Дубшан сказал: не захотели онгоны, чтобы Галчи вместе со всеми уехал. Но не страшно: любой, даже не родственник, мальчика подберёт. При случае родителям доставит или присмотрит.
Через три дня пути выяснилось, что заболевших нет. Дубшан важничал, выпятив грудь, пощёлкивая плёткой. Часто подходил к старикам. Они глядели на него запавшими глазами. Каждый заплатил за побег от смерти покинутой роднёй или свежими могилами у соснового леса. Три ночи людей будил странный крик. "Болезнь по пятам идёт, новые жертвы ищет", - объяснял Дубшан. С каждым переходом вопль становился всё глуше, а когда добрались до холодного предгорья, где никогда не было стойбищ-летников, совсем затих. "Потерялся сын, никогда дорогу сюда не найдёт", - подумала мать Галчи.
***
- О чём задумался, Колян? Подъезжаем к Усть-Далею. Заправимся. Шашлычков пожуём?
- Не хочется.
- У нас помидоров полно. Или, может, сыром с батоном перекусим?
Тимка подъехал к заправочной колонке. Вылез и вяло сказал:
- Ты это... нарежь помидоров, что ли. Брюхо целый день пустое.
Колян обернулся. Вся пакеты на заднем сиденье словно припорошены рыжим песком. Так и не притронулся к ним.
Друг вернулся с бутылками колы, уселся. Вопросительно поглядел на Коляна, но ничего не сказал. Так и промолчали всю дорогу.
С утреца встретились в гараже. Разложили вещи по вёдрам - отмокать. Руки противно дрожали, бил сухой кашель. Колян смахивал со лба холодный пот и видел, как мучается Тимоха - у друга из уголков губ постоянно сочилась слюна. Он вытирал рот сначала платком, потом достал из навесного шкафчика полотенце. Работали молча, разговаривать совсем не хотелось. Но когда Коляна начало выворачивать наизнанку приступами пенистой рвоты, Тимоха сообщил:
- Я смотрел в инете... По ходу, мы попали. В 1910 году там, где копали, эпидемия была. Чума, завезли из Монголии и Маньчжурии.
- Так это... столько лет прошло. Вся зараза должна сдохнуть. И потом, металл-то оплавленный. Сожгли покойничка. Нет, не должно быть заразы. Пугаешь?..
- Чего тебя пугать? Прочитал про эту болячку, признаки у неё совсем не такие. Просто... муторно. Не ел ничего со вчерашнего утра. Башка трещит. При гриппе и то легче было...
- Вот и у меня трещит. Ещё тошнит, и слабость навалилась. К врачам нужно, - тихо сказал Колян.
- Выдумал тоже - к врачам. Ещё признайся, что чумное захоронение раскопал. Не очкуй, разберёмся со странностями, - попытался казаться бодрячком Тимоха.
- Ничего себе странности. Похоже, что нас наказали, - перешёл на шёпот Колян.
Тимоха поморщился, но потом спросил вполне серьёзно:
- Колян, ты извини, я над тобой ржал всегда. Но... Никто не чудится? Типа как вчера... парень-бурят?
- Нет. Как назло. То постоянно перед глазами всякая хрень мельтешит, а сейчас пусто.
- Видения сами к тебе приходят, или ты как-то их вызываешь? - продолжил допытываться Тимоха.
- Ну ты даёшь, - возмутился Колян. - Вызывать ещё. Я где только не лечился, чтоб они исчезли: и в больнице, и у бабок - не помогло.
- Зато сейчас не видишь.
- Не вижу. В голове дырища огромная и мысли дурные. Верхний мир, Срединный, Нижний... Знаешь, Тимоха, я реально чокнуться боюсь.
- Погоди... Что там про миры-то? Подробнее расскажи.
- Не могу словами. Не получится. Глюки какие-то. Зря мы всё это, - Колян показал на мешковину с отмытыми кусочками серебра, - оттуда забрали. Притащили вместе с вещами мёртвых и заразу, и миры эти. Бурят, наверное, предупредить меня хотел, чтобы не трогали.
- Ну ты даёшь! - обозлился Тимоха. - Сколько такого добра по музеям? Сколько в коллекциях у людей? Что, все с вещичками души покойников возле себя собрали? Тундра, ох, и тундра же ты. Вот зря тебя с собой взял. Это ты виноват. Только ты.
- Почему я?..
- А кто у нас с мертвяками общается? Или ты соврал: и про людей в заброшенной деревне, и про парня возле могильника? А кто меня на то место притащил? Стой, Тимоха, здесь точно что-то есть. Чую, будто затаилось под землёй,- юноша передразнил друга и сердито продолжил: - Ты... ты виноват, и больше никто. Вот думай теперь, что делать.
Колян сжал ладонями голову и сидел, не поднимая глаз на Тимоху, который зашёлся в кашле.
- Из-за тебя, придурка ... недаром с тобой никто общаться не хочет... придётся... всё назад везти... - обтирая розоватую пену с губ и задыхаясь, сказал синий от немощи и злости напарник. - Суслику за проигрыш... кто платить будет?.. А поездка... бензин... время... Попал ты... Колян.
- Сколько я тебе должен? - чуть слышно прошептал Колян.
- Нет, ты не придурок... идиот... о деньгах говоришь... когда мы сдохнуть можем...
Удушье и кашель внезапно прекратились, и Тимоха с облегчением присел на корточки. Подождал, прислушиваясь к себе: всё ли в порядке? Потом внушительно объяснил товарищу:
- Понимаешь, у бурят три мира: Верхний - там духи обитают; Срединный, где люди живут. И Нижний, в котором всякая нечисть водится. Ты ж этого не знал, так ведь? Значит, тот парень, что к тебе прицепился, где-то застрял. Никогда не думал, что об этих мистических штучках буду говорить на полном серьёзе. А всё ты... И ты должен либо заставить его отвязаться, либо помочь. Как - думай сам. Я по своим каналам разведаю. В общем, завтра снова в Усть-Далей едем. А сейчас по домам.
- Зачем в Усть-Далей? Отвезти всё, что выкопали?
- Ну... ну не знаю, как с тобой, блаженным, разговаривать. Ты, главное, думай. Попытайся поговорить с этим парнем. Узнай, что ему нужно. Понадобится вещи увезти - увезём и назад закопаем.
Молча убрали всё, что удалось отмыть, в мешок. Тимоха сокрушённо помотал головой, но засунул его в багажник. Заперев гараж, обмолвился:
- Странно: как решили клад назад везти, так сразу всё и прошло. И головная боль, и кашель.
А Колян промолчал, потому что не захотел снова оказаться виноватым дурачком. Получасом ранее он так расстроился из-за упрёков напарника, что толкнул к нему свой талисман - радужный шарик, невидимый для других людей. Вроде ущёрб возместил. Бывшая Колянова "душа" сразу прилипла к Тимохе, и друг излечился.
Дома Колян закрылся в комнате и стал думать. Плохо без переливчивого шарика, маятно. Но если бы Тимоха из-за Коляновых видений пострадал, было бы ещё хуже. А потом и не заметил, как заснул. Открыл глаза и почувствовал себя совсем здоровым. Позвонил Тимоха, сказал, что подъедет.
- Сынок, далёко собрался? - спросила из свой комнаты мама. - Не забудь: завтра на дачу едем...
- Ладно, - с трудом, словно вспоминая забытое слово чужого языка, ответил Колян.
Будет ли "завтра"? Может, в Верхнем мире нет времени. Вечное лето. На пастбищах овцы жуют траву. Возле юрт на открытом огне варится мясо. Ждёт его Бадарма.
Друг всю дорогу трещал, делился познаниями. Слова неприятно стучали в виски. Хотелось просто молчать. Надоел ему этот Нижний мир. Всё не так. Душа неспокойна. На Срединный путь уж не вернуться, с этим придётся смириться. Скорее бы решилось: дух-эжен он или новый обитатель небесного улуса. Привязан ли к разрытой могиле или сможет наконец-то войти в юрту, сесть возле очага. А Бадарма подаст его родителям круглые чашки с дымящимся чаем, потом протянет блюдо с варёной бараниной.
Машина остановилась. Вышли. Тимоха открыл багажник, в котором всю дорогу в мешке бряцали штучки из могилы шамана.
Колян помотал головой - не стоит доставать награбленное - и поманил к песчаным холмикам. И всё молча, будто язык проглотил. "Не-е, правильно, что с ним никто не связывается, - подумал Тимоха. - Ненормальный. Всё это из-за него".
Подошли. Тимоха почему-то задрожал, когда посмотрел на рыжий зев ямы, кучи дёрна, раскиданные конские кости. А Колян спокойно шагнул вниз, улёгся и свернулся калачиком. Что с ним?.. Чокнулся от пережитого, точно чокнулся. Покойника изображает, что ли? И что теперь делать?
- Колян, вылезай. Слышишь? Сумасшедший...
Тимоха метался возле могилы и отчаянно матерился. Но сунуться в яму не мог - словно что-то удерживало. Потом наплевал на свои страхи и спрыгнул. Колян лежал недвижно. Попробовал потрясти - друг был как каменный.
- Колян, объясни, что ты вытворяешь. Колян... ей-богу, оставлю здесь, если будешь молчать.
Попытался поднять - взвыл от боли под ложечкой и в пояснице. С досады пнул Коляна в бок - чуть ногу не отбил. И тут... Заметил боковым зрением какие-то блики, словно мыльный пузырь завис между ним и другом. Вот дела! Того и гляди, сам с катушек съедет, будет дурачком, как Колян. Отодвинулся - пузырь за ним. Валить отсюда нужно, и как можно быстрее. В последний раз тряханул Коляна - всё бесполезно.
- Ну и лежи тут, придурок. Я поехал.
Пошёл к машине не оглядываясь. Связался с психом на свою голову. Теперь проблем не оберёшься. Вот сволочь.
Тимоха со злости не заметил поросшей травой рытвины и ткнулся носом в землю. Поднялся и зашагал дальше. Приедет в Сальск, анонимно позвонит в полицию по телефону доверия, пусть чокнутым занимаются. А он будет всё отрицать: никуда не ездил, ничего не знает. Сумасшедший Колян всё выдумал. А если?.. Вдруг Колян того... ласты склеил? Не вынес напряжения? Ну дела... Сначала нужно выбраться отсюда, а потом он решит, что делать. На крайняк мамане признается. Тимоха чихнул. Хотел вздохнуть и не смог. Поднял глаза...
Перед ним колыхалась огромная тень. В мельтешении чёрных мушек угадывались руки с пластами отслаивающейся обугленной плоти. В руках - чаша. Соображение Тимку не покинуло, и он узнал посудину, из которой буряты плещут водку, поминая своих духов и оставляя барисан - жертвенное подношение. Мелькнула мысль: "Точно, помер Колян. Помянуть нужно". Всё-таки удалось набрать в лёгкие воздуха, который показался густым смрадом. А тут ещё мыльный пузырь снова замаячил. Тимка заорал что есть силы и мысленно швырнул пузырь к гигантскому призраку.
Бросился прочь. Выбежал прямо к машине, трясущимися руками открыл дверцу и плюхнулся на сиденье. Еле совладал с ключом, потому что потные пальцы не слушались. С шумом мотора пришло спокойствие, и этот чёртов пузырь исчез. Скорей отсюда. Пусть привидение Коляна забирает. Он виноват. А Тимоха ни при чём... нормальный потому что. Не заметил, как выбрался на гравийку, а потом на шоссе. Ничего не понял, когда перед ним вдруг вырос капот КАМАЗа. А после всё закрыла вечная ночь Нижнего мира.
Колян очнулся, с удивлением огляделся и выбрался из ямы. Ничего себе... Как он здесь оказался? Заковылял прочь, ощущая непривычную пустоту. Потом вспомнил, что отдал "душу"-шарик Тимохе, и порадовался: с ним друг нигде не пропадёт. Ведь уцелел же Колян после падения с качелей, и ещё раз где-то повезло спастись. Где - Колян не вспомнит. Да и неважно.
Галчи наконец-то подъезжал на белой кобыле к своему улусу. У его плеча колыхалось круглое облако, рассыпая радужные блики. Приветливо горели вечные костры у войлочных юрт. Дождался он барисана. Кто-то, наверное, барана в его честь зарезал.
Барисан - бурятский обряд поминовения умерших.
Бохолдой - дух человека, насильственно умерщвлённого.
Майбхаши - рогатая корона шамана.
Онгоны - духи предков.
Эжены - духи Нижнего мира. Бывают добрыми и злыми.
Автор - Львова Лариса Анатольевна.
Источник.
Новость отредактировал Qusto - 3-04-2019, 10:57
Ключевые слова: Барисан металлоискатель бурят верхний и нижний мир шаман обычай могильник чума могила шамана