The entire city was silent...
Он проснулся рано, в те самые часы, когда фонари только-только погасли и землю освещала легкая, чуть давящая на глаза синева предрассветных "сумерек". В такие моменты легко усомниться, ждать ли восхода солнца или же его полного исчезновения за горизонтом, особенно в один из таких дней, когда небо затянуто облаками.Сложно сказать, что вырвало его из сна, ведь вокруг царила полная тишина. Никаких дурных снов вспомнить не удавалось, а те фрагменты, что всплывали в сознании, больше были похожи на обрывки фотографии, брошенные в аквариум с темной водой и медленно оседающие на дно. С каждой секундой они оставляли всё более расплывчатые очертания и всё меньше смысла; так или иначе, во снах не улавливалось ничего тревожного.
Он, как и всегда, легко поднялся с постели, стремительными движениями и без каких-либо усилий стряхнув остатки сонной паутины. Решив не растрачивать время на тщетные попытки снова погрузиться в забвение, которое уже и само решило оставить нарушителя, посмевшего двигаться столь быстро и неосторожно, он отправился в ванную. Утренние ритуалы совершались в привычном темпе, вне зависимости от дня, времени суток на момент пробуждения, настроения или каких-либо иных факторов. Разве что в те дни, когда на сон отводились пара-тройка часов, всё это проделывалось как в замедленной съёмке. Закончив, можно было отправиться на кухню.
Каждый день должен быть задан каким-то настроением или атмосферой, чувством, ощущением. Всегда находилась музыка или песня, с подходящим текстом. Череды совпадений уже не казались такими случайными, и всё это еще больше подкрепляло ощущение смысла или даже сюжета, который направлял по очередному пути, не давая сойти с ума от бесцельности жизни. Делиться этой осмысленностью, подстегивать к поиску пути и самого себя - было самым светлым чувством, но с каждым днем столь близких людей становилось всё меньше, разные жизненные пути, цели и взгляды или другие люди разделяли старых друзей и знакомых. С каждой новой попыткой и человеком всё это казалось более и более бессмысленным и со временем, это желание дарить свет угасало, превращаясь в холодный туман, как тот, что был за окном сейчас. Поначалу это чувство, медленно подступающее где-то из глубины груди и протягивающее свои тяжелые руки к твоему горлу, висит грузом. Потом пытается тебя душить. Но однажды проснувшись туманным, безлюдным утром внутри не остается ничего, кроме такого же безмятежного серого облака, которое просочилось туда из -за окна. И это не плохо. Просто так сложилось. А может это "взросление"?..
Это утро было особенным, будто нечто не просто так достало его из царства снов. Смешивая одиночество от всеобщей покинутости и красоту этих, столь редких, часов, любимый джаз, подчеркнул эти чувства, вместе с тем разбавляя их своими ритмами. Пока чайник смиренно ворчал на одной из конфорок, доводя воду до нужной температуры, его владелец, стоял опустив руки на подоконник. В позе льва (или особенно властного лендлорда), обозревая из окна земли, которыми в эти часы он властвовал безраздельно, на правах первого пробудившегося. Такая видимость показалась обманчивой, и чтобы не позволить застать себя врасплох, пришлось открыть окно прислушиваясь. Безмолвная прохлада мягко скользнула внутрь, разбавляя своими ароматами уютное, домашнее тепло. Быть может, кто-то не попал в поле зрения, но, притаившись, занимался своими делами. Пытаясь уловить отголоски звуков или шорохов, он прислушивался. Утро всё еще было тихим, даже ветер и ранние пташки хранили молчание, чтобы не нарушать этот покой. Лишь тихие звуки музыки и легкое движение листвы на деревьях говорили о том, что снаружи всё было настоящим.
Весь город молчал, не издавая ни звука, ни вздоха.
Редкие огоньки в окнах, казались чем-то неправдоподобным. Будто светились лампочки в специальных декорациях. Или, возможно, они были настоящими, но зажигали их призраки, а в домах не было ни одной живой души. Бодрящая свежесть, сочащаяся сквозь москитную сетку на окне, соединяла собой два мира, внутренний и внешний. Чайник на плите попытался стать первой птицей этого утра, но едва он начал издавать свой робкий, прерывистый свист, как тот был прерван его владельцем, отключившим конфорку. Бодрящий аромат черного чая с лесными ягодами дарил тепло и энергию, несущую окончательную победу над слабостью, что еще оставалась после недавнего пробуждения. Пара тостов с маслом прекрасно дополняли этот скромный завтрак.
Пора было одеваться, утро за окном застыло в ожидании. Одежда ощущалась броней от дурных и косых взглядов, хоть в это утро и некому было бы на него посмотреть, каждая кнопка и молния были тщательно застегнуты до конца. Как и всегда, выход во внешний мир без частицы своей музыки был немыслим, потому наушники на шее и спрятанный в кармане плеер составляли ему скромную компанию. Большой музыкальный ободок, звучащий в ритме джаза, не помешал бы слышать голос утра. А может, позволит лучше понять, о чем оно говорит. Выйдя на улицу и остановившись на расстоянии пары шагов от входа в дом, он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Потягиваясь с закрытыми глазами и считая удары сердца, два… пять… десять… Выход и глубокий, сладкий вдох прохладного воздуха. Снова оглянувшись вокруг и не увидев даже бродячих животных, он отправился в сторону окраины города, туда, где в низинах среди трав еще лежали глубокие утренние туманы, а зеленые ростки были покрыты каплями росы.
Единственным спутником был лишь легкий ветер. В некоторые из дней они говорили или спорили друг с другом, почему-то чувствовалось между ними какое-то сродство, потому и сейчас не было одиноко. До сих пор еще ни один человек не осмелился ступить на эти земли. Проходя по маленьким аллейкам среди домов, он слушал шепот деревьев, которые вели свой тихий диалог с ветром на половину растворяясь среди звуков музыки. Порой не в силах удержаться он останавливался, чтобы, сделав полный оборот на триста шестьдесят градусов, окинуть внимательным взглядом ту чудесную, окружающую его безлюдную красоту. Каждая пустая скамейка, или дорога без машин, каждая темная витрина или закрытая дверь магазина, всё вокруг, говорило о том, что в целом мире остался только он один. Из-за мимолётности своей это чувство пьянило.
Пройдя через каменные улицы, состоящие из домов и асфальта, которые лишь кое-где едва разбавляла неровная щетка газонной травы, перед ним расстелилась дорога улицы, которая напрямую вела за черту города. Вдали виднелись верхушки соснового леса, глубокого темно-зелёного цвета. Этим утром они были больше похожи на горный хребет, подножие которого утопало в туманах, от чего невозможно было понять, где же основание этих скал. Лес всегда напоминал о детстве. Зимние походы на лыжах или прогулки с друзьями, однажды весной.
Дорога шла дальше, бугрилась, извивалась уходя вниз под небольшим углом, и хоть утренний туман был всё еще на почтительном расстоянии от холода, ему пришлось проверить молнию куртки и спрятать руки в карманы. Слегка мёрз кончик носа, но сейчас это не приносило никаких неудобств, в отличии от большинства других прохладных дней. Спустя некоторое время он приблизился к домам, среди которых асфальтированная тропа круто поворачивала направо и начинала превращаться в редкие лоскуты черного камня среди песка, ям и редкой травы. Путь продолжался. Тумана вокруг было всё больше, а ветер всё меньше тревожил его сонное умиротворение. По левую руку от него лежал лес, безмолвный в эти часы, сумеречный, неподвижный. Справа было поле, которого до сих пор не коснулась рука человека с целью превратить его зелёные просторы в желто-черные пустыни парковок, дорог, домов и двориков.
Время остановилось.
Травы, окружающие тропу, уже достигали полуметра в высоту. То тут, то там среди них виднелись редкие полевые цветы. Желтые солнца ромашек с их белыми лучами, цветы вязеля, опустившие свои сонные головы, белые и малиновые соцветия клевера, всё это создавало прекрасную, многоцветную картину, если только найдется время остановиться и как следует посмотреть вокруг.
Здесь царил чарующий аромат дикой природы. Влага утренней росы и тумана, чуть притупленный ими аромат трав с мягким шлейфом цветов и множества других запахов, которым он не мог дать ни определения, ни установить их происхождение. Так пахнут букеты детских полевых цветов, которые мальчишки, провинившись, собирают, чтобы загладить вину.
Он снова повернул направо, углубляясь в поле, где травы, уходя дальше от дороги, становились еще выше, доходя до груди. Роса промочила бы всю одежду, сверкая на зелени окружавшей тропинку. Здесь не получилось бы идти, взявшись за руки, но один человек на ней не чувствовал себя стеснённым. Лес смотрел ему вслед усталыми, зелёными глазами сосен. Извилистая тропка вела вперед, разветвлялась, закручивалась, бугрилась под ногами. Но он шел уверенно и достаточно быстро, твёрдо зная цель и свой путь к ней, легкой поступью, беззвучно, как тень приближаясь к озеру туманов.
Благозвучное название, которое он припасал для этого места, будто когда-то пришлось бы выбирать имя озера, которое будет отпечатано на всех картах мира. Но спрашивать было некому. Мир словно захлебнулся сном.
Всё же не вполне озеро, скорее, пруд - и имя таких крохотных пятен на картах никто печатать бы не стал, его особенность была не в размерах, скорее уж, в глубине. Поговаривали, что оно образовалось в незапамятные времена, после падения метеорита. Туманы, окутывавшие его по утрам, были чем-то необычным, чего никто не смог бы отнять у этого места. Порой они были столь густыми и, возвышаясь над травой и редкими деревцами этой местности, образовывали такую плотную стену, что разглядеть что-либо на расстоянии пары шагов представлялось весьма затруднительным. Еще одна странная особенность состояла в том, что серая пелена поглощала звуки. Нужно было отчетливо видеть собеседника, чтобы его речь была ясна, в противном случае, людям казалось, будто уши забиты ватой.
Водная гладь будто впитала в себя прошедшую ночь и была очень темной, почти как чёрное зеркало, обрамлённое травянистой рамкой малахитовой зелени. Как и в любом маленьком городке, где слухи разлетаются как листья на ветру, здесь тоже ходили легенды и слухи про местные достопримечательности, озеро было именно таким местом – источником легенд.
Люди уходили туда купаться и пропадали. Как-то раз рассказывали о парне, который растворился в тумане, он только недавно закончил школу, и его бывшие одноклассники были ошарашены этим исчезновением. Но, скорее всего, он просто решил бросить опостылевшую жизнь и сбежать куда-нибудь от душащей серости будней. Мало кто мог что-то рассказать об этом молодом человеке кроме его родных, но и с ними он, по-видимому, общался мало и довольно прохладно. Судя по всему, у него не было ни друзей, ни приятелей. Впрочем, это, скорее всего, очередной побег подростка, который по достижении восемнадцати лет решил, что теперь никто его не удержит, и он волен самостоятельно решать свою судьбу, не оглядываясь ни на кого. Весьма эгоистичная точка зрения, потому и понять её не сложно. С другой стороны, никто не знает жизни ближнего своего.
Многие слышали нечто странное, не шепот и не звук, а что-то неподдающееся точному определению или описанию, но отдалённо напоминающее какое-то нечленораздельное бормотание вперемешку со вздохами или всхлипами. Едва слышимая какофония голосов и околоречевых звуков. Они наслаивались друг на друга, дробились, крошились и стихали, как только присутствующий задавал один из вопросов в духе «Кто здесь?» или «Есть тут кто-нибудь?», когда становилось невмоготу их слушать, не зная их источника. И голоса смолкали, но как только молчание настаивалось и становилось тишиной – они снова возвращались. Учитывая то, насколько тихими они были, и как туман пожирал звуки, их источник должен был находиться очень близко к слушателю.
Иной человек рассказывал о каких-то силуэтах, возникающих в пелене тумана. Или о проказниках, одетых в белые одежды, описание которых было очень разным от случая к случаю. То это будто бы были дети лет десяти-двенадцати, в белых масках и обычных одёжках, то подростки или взрослые в балахонах молочного цвета с глубокими капюшонами. Они прятались в тумане и якобы и издавали эти звуки или еще каким-либо образом «разыгрывали» посетителей озера. Но кому в здравом уме придет в голову заниматься подобными глупостями?
Спустя пару поворотов тропинки он оказался у озера. Зеркальная гладь с нависшим над ней туманом сейчас была черной и такой же гладкой и спокойной. Ветер, кажется, потерялся где-то по дороге к этому месту.
Мышцы ног пульсировали теплом и тяжестью после ходьбы, не утомившись, но требуя небольшого привала. Он сел на берег, едва не доставая подошвами до воды. От окружающего тумана настроение и ощущение мира изменилось, заполняя пространство, он понемногу просачивался и в душу, с каждым вдохом. Сначала в лёгкие, а после и в сердце, с каждым ударом распространяясь по кровеносной системе и проникая в каждую клеточку тела. Серая хмарь, окружавшая его со всех сторон, ощущалась тоской о чем-то несбывшемся и нерожденном. В таких чувствах нередко можно найти вдохновение, увлекательные образы, но куда чаще – бессилие и отчаяние. Таким слабостям нельзя поддаваться, он безусловно это знал. Туман клубился и распускал свои щупальца. Могло показаться, будто вот-вот откуда-нибудь выскочит техник, ворча и проклиная всё на свете, направится к какому-нибудь кусту и выключит вышедшую из строя машину по производству тумана, а после из трав поднимется властная фигура режиссера и разгонит бригаду, снимающую очередной дешевый ужастик, по домам.
Он сидел, как это не редко с ним бывает – вперив взор в одну точку и практически не моргая, пролистывал образы и картины, возникающие в его голове в моменты покоя. Наблюдающие со стороны в такие моменты порой извлекали его из этого состояния учтивыми вопросами, как например: «О чем задумался?». В свою же очередь он отвечал: «Ни о чем», потому что назвать такое «переключение каналов» в своей голове значительным словом «дума» или «размышление», он никак не мог. Заморгав, взгляд его поплыл выше на противоположную сторону пруда.
Сегодня туман не стоял стеной. Стелясь по земле слоем в половину метра, он образовывал пушистую поверхность серо-белого ковра. Взгляд завис на черте, разделявшей растения и туман. Расфокусированный он не улавливал ничего в отдельности и в то же время видел всё. Каждому знакомо это ощущение хрупкого комфорта, когда человек занимает определенную позу, останавливает взгляд на какой-то удобной точке и застывает. В таких случаях малейшее движение тела или глаз разрушает эту магию, которую, должно быть, в совершенстве познали лишь скульптуры. Увлёкшись образами и оцепенев в неожиданно удобной позе, он поначалу не заметил движения в тумане.
Его взгляд наконец вышел из забытья и начал цепляться за мелкие и едва уловимые движения туманного полотна над прудом. Поначалу они носили хаотичный характер, единственно странное в них было их движение в целом. Туман не двигался, по крайней мере, не здесь. Это движение было больше похоже на волнующуюся гладь моря, и вот, изменяясь всё менее хаотично, туман начал образовывать узоры и завитки. Сомневаясь, что это не сновидение и не бельмо в глазу, он начал всё более внимательно разглядывать это движение, как и любой человек, столкнувшийся с чем-то не объяснимым и не представляющим очевидной угрозы. Зачарованный зрелищем, он не заметил, как его мысли начали погружаться в воду. Едва влага просочилась через поверхность обуви, как он пришел в себя и резким движением отодвинулся дальше от поверхности воды, невольно ему пришлось оторвать взгляд от этого чарующего зрелища, и тут произошло самое ужасное из того, что, как ему казалось, могло произойти. Осознанность и движение улетучились из тумана. Перед ним, посреди озера, всё так же спокойно плотным полотном висело серое марево, без каких-либо признаков движения.
Пытаясь осознать было ли это действительно потерей чего-то неуловимого и таинственного или же просто какой-то оптической иллюзией, он рассеянно уставился на свои подмоченные ботинки. Взгляд блуждал по обуви, по травяным островкам и отмелям грязи, и начал цепляться за некоторые странные вдавления на серой земле. Это определённо были следы, вот только чьи, он не мог представить. Это напоминало смесь отпечатков птичьих когтей, после того как по ним проехала компания велосипедистов, вот только этой компании пришлось бы ехать прямиком в озеро.
В какой-то из моментов - то ли когда он залюбовался туманом, или сидел, глядя в одну точку, а может, когда начал вспоминать озёрные слухи, музыка стихла, оставив его одного в тишине. Тишина была такая, что можно было услышать, как кровь течет по жилам. Он снова устремил взгляд на туман над поверхностью озера, и снова ему начали мерещиться узоры и знаки в скольжении туманных полотен, это зрелище успокаивало, убаюкивало, отупляло.
Неожиданно через тишину начал проникать какой-то звук, так слабо и смешано, что только спустя несколько секунд он начал осознавать, что это единственный звук в полнейшем безмолвии и недвижимости. Плескалась вода у берега, а мысли упрямо не хотели двигаться, как ленивые рыбки в аквариуме, которые возвращаются на прежнее место, за секунды забыв о том, что их заставило искать другую позицию. Сначала звук был редким, робко возникнув на мгновение и прекращаясь на несколько секунд, но после начал раздаваться все чаще и чаще. Он ощутил влагу, просачивающуюся через поверхность ботинок, что снова заставило оторвать свой взор от движений тумана.
Обувь слегка вымокла, но на этот раз не он погрузил её в воду, а что-то намочило поверхность ботинок. Переведя взгляд на ноги и бессмысленно обшаривая землю, темную почву и травяные холмики, а затем и себя, он все еще не видел ничего, кроме узоров, появляющихся в тумане. Звуки не стихали и были единственными нарушителями тишины. По мере прозрения он начал думать, как и любой человек, который видит что-то и не может до конца понять, что именно, а фантазия молниеносно и коварно дорисовывает, и дополняет увиденное всевозможными предположениями и деталями. Что это, на поверхности ботинок? Грязь? Водоросль? Может, оптический обман или это просто мерещится из-за длительного наблюдения за туманом. И вот разум находит единственное верное и, казалось бы, самое правдоподобное объяснение — это пиявка. Или несколько пиявок. Просто несколько пиявок выползли на берег и образовали кучки из своих тел. Только это никак не могли быть пиявки, потому что при звуке плеска они двигались все вместе и поднимались, карабкаясь по его обуви, захватывая всё новые и новые территории. Увидев это, осознав и не найдя никакого логического или хоть сколь-нибудь рационального объяснения,он почувствовал, как в его теле резко выделился адреналин из-за ощущения неясной угрозы и сомнительного движения, направленного ему навстречу, с попыткой захватить визитёра. Оступившись и чуть не упав на спину он, удерживая равновесие в позе каракатицы, опираясь на руки и одну ногу, резко пополз назад. При попытке потянуть на себя ногу, которую начали оккупировать пиявки, он ощутил мягкое натяжение, как если бы стопа была привязана за резинку к чему-то тяжелому. И эта резинка не отпускала. Не сдавливала, но и не ослабляла хватки. Давление было абсолютно безразличным, спокойным, как и сам туман, обволакивавший это место. Он резко дернул ногу на себя, и стопа выскользнула из склизких объятий. Теперь можно было со всей уверенностью сказать, что это были никак не пиявки, а самое настоящее щупальце. Отойдя на пару шагов назад и чувствуя, как в груди колотится сердце, он в очередной раз попытался дать всему этому какое-то будничное объяснение, может, это был какой-то мусор, за который он зацепился или что-то еще. Но он стоял неподвижно и не мог ни за что зацепиться.
Тем временем он снова подсмотрел на поверхность пруда, а с нее взгляд снова скользнул к туману и тем узорам, что плясали над ним. Мысли начали отступать, как по щелчку, их будто кто-то начал отключать одну за одной. Так разбивают лампочки в заброшенных домах. Помотав головой, он резко опустил голову и посмотрел на край пруда. То, что он увидел, уже никак нельзя было объяснить. Это было похоже на струящуюся, черную грязь, которая небольшими ручейками вытекала из озера, поначалу медленно, лениво, но всё наращивая темп. Вот только грязь не могла бы течь из пруда, потому что земля и поверхность озера образовывали тупой угол, и втекать в него могло что угодно, но не вытекать. Это была не грязь, не вода, не пиявки, но ОНО двигалось, и двигалось навстречу к нему, своими маленькими щупальцами-ручейками.
Он сделал еще шаг назад. Движение того, что было в пруду, становилось все более стремительным и направленным. Он сделал еще шаг. Затем еще один и, уже развернувшись, начал стремительно уходить из этого места, опьяненный адреналином, он остановился, выбирая правильную тропинку и боясь ошибиться с выбором дороги. В последнее мгновение, когда верная тропинка уже была выбрана, он начал делать первые шаги в сторону от этого места и услышал за своей спиной громкой всплеск, который не смог заглушить даже здешний туман. Когда он оглянулся, увиденное заставило его дернуться посередине движения, как дергаются детские игрушки, когда у них уже почти сели батарейки, начав движение и застыв прямо посередине анимации, ожидая, когда нетерпеливый ребенок подтолкнет её к завершению. Вода столбом встала над прудом, как если бы в нём был огромный кит, который решил сделать выдох. На мгновение, пока вода держалась в воздухе, в пруду, как ему показалось, он увидел несколько сфер, черных и белых, и от чего-то очень напоминающих глаза. Несмотря на то, что он уже отошел на несколько метров, щупальца оказались всего на расстоянии пары шагов от его ног, оставив свою ленивую робость позади, они стремились к нему, а из озера появлялись новые, самых странных форм и конфигураций. Вот, у берега, на поверхности начала появляться какая-то бесформенная, черная и блестящая куча. Туман над озером плясал, но теперь его движение вызывало ужас, это уже и не было туманом, по крайней мере, не той белой дымкой. То нечто, что создавало эти узоры, изменило и цвет этих узоров, похожее на конфетти, в которое добавили изрядную часть крови, грязи, смерти и разложения, вся эта мешанина жутких и противоестественных цветов расползалась над поверхностью пруда, в то время как на его берег начала выползать неведомая тварь.
Воздух стали наполнять хаос и безумие. Щупальца, подобравшиеся ближе всех остальных, уже изготовились для прыжка.
Теперь уже нельзя было медлить ни секунды. Он сделал два резких шага и без оглядки побежал. Продираясь между зарослей зелени, теперь ему казалось, что жуткие струйки черной грязи прячутся за каждой высокой травинкой или веткой, только поджидая удобного момента, чтобы опуститься ему на плечи, на руки и, обволакивая своими резиновыми, мокрыми объятиями, утащить назад. Поворот за поворотом, шаг за шагом, с каждым вздохом он ощущал, как его видят и преследуют, в голове билось только одно слово: "Бежать. Бежать! БЕЖАТЬ!". Дыхание сбивалось, ноги так и норовили сплестись и зацепиться друг за друга, руки покрылись льдом, сердце билось как бешеное, а адреналин пьянил и переполнял всё тело. Но вот показалась спасительна прямая. Оглядываться было страшно. Страшно было увидеть за спиной одно из черных щупалец, которое, возможно, уже настолько набрало скорость, что, не отступая, успевало бы следовать за ним. Но вот он вышел на дорогу, вырвался из сырых зарослей, теперь можно было оглянуться на секунду и перевести дух.
За спиной никого и ничего не было, не было никакого движения, ни звука, ни шума. Только густота зеленых зарослей. Только тишина.
Сердце начало сбавлять темп, руки всё еще были холодны. Он стремительными шагами пошел по обратной дороге. Находясь на проселочной дороге, уже не ощущалось такой угрозы преследования, а выйдя на асфальт, руки начали согреваться. В голове все еще мелькали образы этой встречи.
Чтобы закрыться от этого и успокоиться, он снова включил музыку и твердыми шагами направился к дому.
Город безмятежно спал.
Вернувшись к своему дому, он остановился, посмотрел на каждое светящееся окно. Сделал серию глубоких вдохов и выдохов.
Зайдя домой, переодевшись он лег в постель. Черные, блестящие струйки грязевых щупалец все еще представлялись ему. Он все еще видел глаза чудовища и всплеск воды, видел туман, превратившийся в кровавое месиво.
А может, это всё просто сон? Может, проснувшись поутру, он поймет, что это был всего лишь кошмар. Но только уже никогда не вернется на это озеро.
В этот туман.
Засыпая, он пытался себя убедить, что это всё просто неправда. И никаких чудовищ не бывает.
Конечно не бывает.
И не может быть.
Усталость внезапно навалилась на него, а окутывавшая тишина призвала сон.
Никто так и не проснулся.
The entire city was silent...
Новость отредактировал LjoljaBastet - 21-11-2017, 11:42
Причина: Изменён раздел. Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Туман река щупальца страх авторская история