Нехорошая квартира
Началось всё с того, что мои бабушка и дедушка по отцовской линии заболели.Жили они на другом конце города в уютной двушке, из окна которой открывался просто бесподобный вид – бескрайнее поле колышущейся ржи, иссеченное перелесками, и зеленые холмы на горизонте.
Пока старики как-то сами справлялись, мы, младшее поколение детей и внуков, помогали по мере сил. Но вот когда они слегли, стал необходим постоянный уход. Сами понимаете, ежедневно на край города не наездишься, все работают, учатся, у всех своя жизнь.
Вот тогда и было отцом и его братом, моим дядей, принято решение квартиру поменять, найти старикам жильё поближе к нам. Наняли ушлого риэлтора, который (за нехилую, кстати, премию в размере всей разницы в стоимости квартир) буквально за пару дней выискал вполне подходящий вариант – точно такая же двушка в панельной хрущёвке, всего в трех домах от нас, и очень удобный для стариков первый этаж.
Жаль было, конечно, менять тот райский уголок на четвертом этаже, из которого ночью были видны все восточные созвездия, а утром можно было встретить рассвет, на довольно мрачное, почти что полуподвальное помещение, вид из которого в обе стороны открывался лишь на такие же убогие хрущёвки. Но в той ситуации было уже не до капризов, время поджимало, и все документы были оформлены едва ли не в течение недели.
Я не помню, когда и кто шепнул нам, что квартирка-то эта не так уж безобидна, как могло бы сначала показаться, и плата за обмен у риэлтора вышла вовсе не символической именно из-за подозрительно низкой стоимости нового жилья. Была у квартирки мрачная история, повесился там кто-то из предыдущих жильцов. С тех пор долго в квартире никто не жил… Подробностей никто не знал, всё было на уровне слухов. Разумеется, на решение перевезти стариков эти домыслы никак не повлияли. Не до того было…
Я тогда была юной студенткой, вечно витающей где-то в высших сферах, крайне чувствительной к разного рода энергетическим потокам и прочим течениям тонкого мира. Эту свою тонкую душевную организацию я тогда очень старательно культивировала и всячески в себе поощряла. Возможно, иногда и доводилось выдавать желаемое за действительное и искренне верить в то, чего на самом деле не было… Но только не в отношении новой квартиры.
Квартира была нехорошая. Стоило переступить порог, как вдоль позвоночника полз липкий холод. Стояла в комнатах какая-то недобрая, звенящая, ватная тишина, в которой как будто бы тонули, глохли звуки извне. Особо гнетущая атмосфера была в комнате, дальней от входа. Общий набор ощущений там дополнялся чувством, что на тебя кто-то не слишком доброжелательно смотрит, следит. Уж не знаю, там ли покончил с собой тот бедолага, или всё это было лишь порождением моего обостренного воображения, но в одиночку я туда просто не ходила. Не могла, ноги подкашивались под тяжестью этой черной ауры.
Квартира стариков не пустила. Дед попал в реанимацию с сердечным приступом, когда перевозили вещи. Бабушку, которая уже не вставала, мы решили взять к себе. Два месяца дед лежал в коме в больнице, бабушка лежала у нас.
В ночь, когда бабушка умерла, дед вышел из комы.
Мамина двоюродная сестра, рьяная сектантка (была в нашем городе тогда популярна среди определенных слоев населения конфессия «Дело веры»), на бабушкиных похоронах подошла к нам и проникновенно рассказала, что в квартире этой обитают темные сущности, и что она возьмется этих сущностей изгнать. Отказывать ей не стали.
При обряде я не присутствовала. Мама говорила, что заперлась тётя тогда в дальней комнате и долго на тёмных этих существ кричала. Существа, по-видимому, важностью момента не прониклись, и покидать квартиру не стали.
Пару месяцев квартира стояла пустая.
Потом деда выписали, и в новой квартире он стал жить один. Дважды в день кто-нибудь из нас прибегал помочь дедушке, то прибраться, то поесть приготовить, то просто поговорить, настроение поднять. Надо сказать, на какие-то потусторонности дед не жаловался. Никто по ночам в квартире не топал, в ванной не выл и табуретки не двигал.
Через год после бабушкиной смерти я вышла замуж, от родителей съехала к свекрам и реже стала наведываться к деду. Всё, вроде как, устаканилось, и о недобрых ощущениях все как-то начали подзабывать. А тот факт, что с дедом начало твориться что-то странное, списывали на преклонный возраст и горе от потери жены. Что уж говорить, сильно его из колеи бабушкина смерть выбила.
Сначала дед начал пить. Не сказать, что был он прежде трезвенником, но меру знал всегда. Теперь же что ни вечер, то напивался он до невменяемого состояния. Слушать, разумеется, никого не слушал, а только с каждым днем всё больше и больше ему горькой требовалось… Ругаться начал словами, которых мы, внуки, прежде от него никогда не слыхали. Внимания к себе ждал не просто повышенного, а особого… В три часа ночи мог позвонить и требовать прийти по любому маломальскому поводу. Желал, чтобы ему покупали не просто мясо, а обязательно парную телятину и индюшатину. Лекарства типа валокордина или корвалола его не устраивали, требовались исключительно импортные с непроизносимыми названиями, стоящие астрономических сумм. Врачей не слушал, считал, что реклама по радио больше путного посоветует, чем какие-то странные дядьки в халатах. Того, что подобные траты не в состоянии была покрыть не только его скромная пенсия, но и суммарные зарплаты и стипендии всех членов семьи, дед просто не признавал. Чем дольше жил дед в этой квартире, тем несноснее становился его характер.
Меня эта ситуация коснулась в меньшей степени. Я жила своей жизнью, довольно далеко от родителей.
Ещё через год, в начале лета, ночью (я была на четвертом месяце беременности) дед вдруг позвонил мне и начал настоятельно требовать, чтобы я немедленно, прямо сейчас приехала к нему. Разумеется, я, извинившись, отказалась.
Через час к нам прибежала моя семнадцатилетняя сестра в одном халате (пешком бежала через весь город, ночью троллейбусы не ходят) и с порога закричала, что дед сошел с ума. Когда я отказалась ехать к нему, он собрался и пошел в квартиру к моим родителям. Они сами тогда были на даче, а дома осталась одна Надюха. Дед с порога набросился на сестру, пытался ударить её костылем, разбил в квартире окно. Надька, прямо в халате сбежала, даже сотовый не взяла.
Родителям я позвонила, они рано с утра вернулись и обнаружили открытую дверь, кавардак в квартире, разбитое окно. Дед всё это время мирно спал у себя дома, куда и вернулся после того, как устроил тарарам.
Умер дед через месяц после этого. Как, неизвестно… Пришли к нему сестра моя двоюродная с мужем и обнаружили…
Квартира опять опустела.
Осенью у меня родился сынок. Не стану вдаваться в подробности своей семенной жизни, но вскоре после рождения ребенка свекровь выгнала меня из дома. Муж в той ситуации встал на мою сторону. Вариант был только один – въехать в пустующую квартиру. Я позвонила маме, и пока мы собирали вещи и одевали ребенка, родители в срочном порядке мыли в дедовой квартире полы и вытирали пыль.
Не скажу, чтобы полгода жизни со свекровью сильно изменили мой характер, но чувствительности к потусторонним явлениям во мне сильно поубавилось. Какие уж тут неясные шорохи, когда в ушах до сих пор стоял истерический вопль: «Сколько можно свою мать слушать? Я опытней!» Я тогда куда похуже согласилась бы съехать, не то что в отдельную квартиру!
Стали мы с мужем и малышом учиться жить самостоятельно. Всё, вроде, шло неплохо. Со свекровью, худо-бедно, помирились. Мама только рада была, что я теперь рядом.
В дальнюю комнату я ходить по-прежнему немного боялась. Каждый раз, открывая дверь, вздрагивала… Так и представляла, что сейчас увижу деда. Но с каждым днем, за повседневными делами, это ощущение как-то становилось слабее и слабее. Враждебности я больше не ощущала, хотя странная, гнетущая тишина никуда не пропала.
Прошло полтора года. Сынок уже подрос, научился говорить, знал некоторые буквы, наизусть рассказывал коротенькие стишки, бегал по квартире и, вообще, был вполне себе обычным, живым и активным двухгодовалым карапузом.
Была середина мая. Теплая погода, яркое солнышко. Муж был на работе, я с утра что-то хлопотала по хозяйству, мелкий играл. Я планировала приготовить обед и идти с ним гулять.
На странную возню сверху внимания я не обратила. Жила над нами семья. Бабулька, внучка примерно моего возраста и внучкин не то муж, не то сожитель средних лет. Я их только внешне знала, не общались. Всегда у них наверху было тихо, а уж днем, когда дома оставалась только бабушка, и подавно. А вот в тот день всё утро сверху кто-то громко топал, переставлял мебель, раздавались какие-то голоса… Как-то меня это тогда не напрягло. Ну мало ли что.
И вот когда уже всё было готово, я хотела было мелкого начать собирать… Смотрю, лежит он на диване, весь бледный, дышит тяжело, глазки полуприкрыты. Вот только что ещё тут носился, игрушки раскидывал, и вдруг как будто выключили ребенка. Я впала в ступор. Что делать-то? Температуру меряю – чуть повышенная, 37 с копейками. Спрашиваю, что мол, болит? Только чуть головой помотает и опять ложится. Я его на горшок усадила, думаю, может отравился чем? Без толку, он прямо с горшка на пол падает. Я одновременно мужу и в скорую давай звонить, сама уже реву, не знаю, что и делать.
Скорая довольно быстро приехала. Врач смотрит, понять тоже ничего не может. Что, спрашивает, ел-пил? Какие ещё симптомы, кроме вялости, были? Да никаких, говорю, с утра всё нормально было! Пока врач что-то там писала, муж прибежал с работы.
Усадили нас всем семейством в скорую, повезли в инфекционку. Пока ехали, мелкий ожил, начал петь, в окошко выглядывать, на руках у меня ножками болтает. Весело же, на машинке катают! Я только дикими глазами на мужа смотрю, а он плечами пожимает.
В больничке нас осмотрели, посмотрели искоса. Ну, говорят, раз приехали, давайте госпитализироваться. Ну мы отказную и написали. Прошло же всё, вроде…
Пока домой шли, мелкий прекрасно себя чувствовал, сам ножками бежал, голубей ловить пытался.
Лишь домой вернулись, разулись – малыш наш сходу на диван, лег и к стене отвернулся. У меня началась тихая истерика, чувствую, задыхаюсь. Муж позвонил свекрови. Слышу только, из трубки громогласное: «Что сразу-то святой водой не умыли?!» Господи, как же я сама-то сразу не подумала! Дрожащей рукой стала умывать ребенка, сама «Отче Наш» шепчу… И вот тут мой мелкий, который только что пластом лежал, вдруг садится и громко заявляет «А я есть хочу!». Меня ещё сильней колотить начало. Свечку зажгла, водой стала все углы поливать и продолжаю, как заведенная, «Отче Наш» шептать.
На кухню вышла… А за окном на лавочке сидит бабулька с верхнего этажа, а рядом с ней крышка гроба лежит.
По-видимому, умер у них там кто-то (мужчину с верхнего этажа я больше не видела, возможно, он самый и был) и ребенка моего пытался за собой увести. А милые обитатели нашей квартирки любезно коридорчик приоткрыли.
Вот как не мотала мне нервы тогдашняя свекровь, а, считай, она малыша нам спасла. Искренне ей, вредине, я благодарна.
А что до самой квартиры, то после того, как с мужем мы разошлись (всё-таки, добилась свекровь своего, хотя теперь меня во всем винит), в неё въехала сестра моя Надюха, которая к тому времени уж тоже успела замуж выйти.
Вот им там житья вовсе не было. В первые же дни умер там их кот. Надька рассказывала, что сначала долго и протяжно орал, бегал по квартире с ошалелым видом, а потом лег и сдох. И ведь не старый был ещё, к тому же очень спокойный котик.
Когда болеть всей семьей они начали: новорожденный ребенок и сама сестра сразу после родов попали в разные больнички (с малышом моей маме пришлось лежать в больнице), муж сестры несколько дней с высоченной температурой в квартире один сидел, там уж мама вмешалась и чуть ли не пинками погнала всё семейство к себе на квартиру.
Прежде, чем квартиру на продажу выставить, Надюха мебель решила продать через интернет. Сфотографировала диван для продажи, но в первую очередь фото мне отправила. Вроде, ничего особенного, но…
Новость отредактировал Арника - 8-06-2014, 11:52
Ключевые слова: Квартира необъяснимое смерти авторская история