Сердцеед. 3 часть
7.Я ненавидел брата. Я искренне желал ему смерти. Он был ходячей катастрофой. Мой брат был злостным игроманом.
Я давно потерял счет, сколько кредитов и долгов родителям пришлось выплачивать из-за его зависимости, сколько выслушивать угроз. Один раз меня, перепутав с ним, коллекторы поймали во дворе, угрожали ножом. С тех пор у меня шрам над губой.
Родители пытались лечить брата, но тот каждый раз сбегал из больниц, терялся на месяц-другой, а потом появлялся с новыми долгами. И так уже много лет.
Последние полгода о нем не было ничего слышно. Мама при каждом разговоре вскользь упоминала его имя, вздыхала, иногда плакала. Надеялась, что вернется, одумается. Я не верил, что брат исправится. Такого исправит только могила.
Точно. Могила. Отражение. Раз, и нет больше проблемы.
Но он же брат! Нет, он ублюдок, приносящий одни страдания. Никто даже не узнает, что я его... Зато родители не будут жить в долгах, не будет по ночам плакать мама, перестанут ходить к нам домой коллекторы. Черт-черт-черт!
Я подобрал телефон. Вырубился, блин. Минута ушла, чтобы его включить. Так, номер сохранился. Перезвонить, позвать, впустить. Дальше сердцеед сделает все сам. А съест ли он брата? Мы же… мы — одной крови.
Я вздрогнул, когда телефон завибрировал в руках. Кира.
— Привет?
— Ты куда пропал, какашка?
От неожиданности я даже растерялся.
— Проблемы, отчислили меня. Теперь на квартире живу.
— Далеко? Слушай, у меня к тебе дело. Тут анализ по математике, второй день бьюсь, не могу сделать. Ты же шаришь? Поможешь?
Ну, конечно. Для чего я еще нужен?
— Да, д-давай. Адрес пиши.
Я проветрил квартиру, прибрался на кухне. Зашел в спальню.
— Сейчас. Ко мне. Приедет. Девушка, — медленно, с расстановкой, сказал я сердцееду. — Ее не трогать. Хорошо?
Отражение подмигнуло. Отвернулось. Кладовка стала еще больше, теперь там стояли коробки с каким-то барахлом, даже мебель.
— Это ты все приносишь? Откуда? Вещи других жертв?
Кивок. Показало на коробки, потом на меня. Пользуйся, мол. Ага, ага.
Во дворе одиноким стражем стоял дворник. У кустов черемухи дама бальзаковского возраста выгуливала новую собаку - овчарку. Чуть дальше, в детском саду, гуляли детишки, гномики в разноцветных шапках. Сегодня их было заметно меньше. Интересно, их тоже скармливают… этим?
Кира приехала после обеда.
— Нормальная такая квартирка! — улыбнулась она, скинув пальто. Расчесала рыжие волосы. — А район так себе, серость.
— Слушай, — я хотел сразу извиниться, но она перебила:
— Давай забудем. Вспылили, с кем не бывает. У тебя были проблемы, меня накрутили, вот и разрядили обоймы. У меня никого нет, тебе не стоит ревновать.
— Д-да, — повторил я за ней, — разрядили, забудем.
— Анализ, — напомнила она. — Поможешь?
— Конечно. Чай будешь?
Через десять минут мы сидели на кухне. Я стучал по клавишам на ноутбуке, она пила чай, изредка что-то спрашивала. Между делом сказал ей про отца, про военкомат.
— Да все будет, я тебе номер его дам, за пару дней решите. Слушай, ты сколько за квартиру платишь?
— Треху. Пока.
Она присвистнула. За стеной раздалось осторожное «Чи-ирк». Только не это…
— А у тебя сколько комнат? Я бы от родителей съехала. Надоело, все контролируют, шагу нельзя ступить.
Чирк.
— Это чего такое? — удивилась Кира.
— Птицы, — я встал из-за стола. — Сейчас окно закрою.
Чирк! Чирк! Чирк!
Отражение бесновалось в зеркале, словно кобель, почувствовавший суку. Синий язык свисал изо рта, глаза горели. Оно стучало по зеркалу, билось об него плечом.
— Прекрати, — прошипел я. — Мы же с тобой…
— Это что? — прошептала Кира у меня за спиной.
Она стояла в дверях, смотрела на отражение. Оно поманило ее пальцем, Кира подчинилась. Обошла кровать, зашла в кладовку. А я стоял не в силах пошевелиться.
И тут что-то произошло. Закричал ребенок на улице, взвыла собака. Кира тряхнула головой, будто проснулась, и завопила так, что у меня заложило уши.
В эту же секунду сердцеед напал. Высунувшись из зеркала, приобнял ее и потянул внутрь, к себе. Кира сопротивлялась, но отражение было сильнее. В кладовке хрустнуло, обе руки девушки согнулись под немыслимыми углами, на пол брызнула кровь.
Я схватил со стола читалку, кинул в зеркало. Сердцеед зашипел, выпустил Киру. Посмотрел на меня, оскалился. Голову мою пронзила боль, перед глазами вспыхнуло белое пламя.
А Кира продолжала кричать, потом стонать, скулить, звать на помощь. Меня, соседей, отца, бога. Послышался хруст, а за ним торопливое чавканье.
Скрипнула дверь спальни. Кто-то вошел.
— Квартирант, — я узнал голос соседки, — не надо. Ей не помочь.
Сильные руки подхватили меня, вывели из спальни. Из кладовки доносилось чавканье вперемешку с хрустом. В прихожей стоял мужчина.
— Валера, — сказала ему соседка, — там крови много, убрать надо.
— Понял, — он исчез в туалете, тут же появился с ведром и шваброй, снял с вешалки старый халат, надел его. — Пацан пусть у тебя посидит. Накапай ему, успокой. Оно пока ест, я быстро уберу.
Дальше была лестница, душная прихожая, тесная кухня, где пахло подгоревшим молоком. Только вот ребенка за стеной не было слышно.
— Пей.
— Оно мне обещало не трогать. А потом… Девушка же, у нее отец.
— Обещало. Но оно ведь не человек. Инстинкты выше обещаний. Почувствовало, увидело, не стерпело. Они на девочек особо падкие.
— Но нельзя же так, нельзя, — вскричал я, чуть не опрокинув стакан, — эти твари, как так можно? Почему?
Она жестом остановила мою тираду, сунула под нос стакан. Я выпил. Навалилась усталость, безразличие.
— Слушай сюда, квартирант. С ними наши морали не работают. Хотят есть — будь добр, корми. Нечем — они съедят тебя. Думаешь, нравится нам кормить этих тварей? Мы ведь так же квартирку сняли за бесценок. А тут такой сюрприз. Вот и миримся. У меня ни семьи, ни друзей, со всеми порвала. Зато денег — хоть попой жуй. Кормлю его, бед не знаю. И так будет, пока не надоем ему. А надоем — съест, и после меня будет другой его кормить. Так заведено. Они здесь хрен пойми сколько обитают, еще до революции обитали, в усадьбе, потом ее снесли, хрущевку эту построили. Валерка дольше всех живет, он сказал, что они могут прятать зеркала свои, скрывать, никто и не заметит, а потом раз, и у тебя в кладовке сердцеед! Говорят, они в другой мир стерегут входы. В мир мертвых или какой другой, а хрен знает. Может, по всему миру так. Плевать. Главное, что они стерегут, а мы кормим. Запомни. И молись, чтобы ты сам ему не осточертел. Иначе ждет тебя участь подружки твоей. Понял?
Я молчал. Кухня плыла перед глазами. Голос дамы звучал все тише.
— Никаких контактов с родными, с друзьями, если не хочешь, чтобы такое повторилось. За отца ее не бойся, не узнает. Твари эти наведут какую-то завесу, ни один мент не сунется к нам. Сейчас Валерка там уберет, вернешься, поспишь. К утру все кошмаром будет казаться.
Глаза слипались, слова превращались в тихое бормотание.
Я проваливался в сон. И в этом сне видел брата. Он улыбался, рассказывал, как проиграл в автоматах огромные деньги, смеялся, когда описывал лицо мамы, которой предстояло выплачивать очередной кредит.
Он покатывался со смеху, а я его ненавидел. И понял, как решить проблему с братом раз и навсегда. Я скормлю его сердцееду.
8.
— Привет, братишка! Как делишки?
Мразь.
— Привет, сладкий! Где пропадал?
— Дела были, работа.
Знаем мы твои дела.
— Ты в городе? — голос его заметно дрожал.
— А где же еще! В гости хочешь?
— Ну да. Пустишь на пару дней? Ты в общаге?
— Теперь на квартире. Слушай, я до вечера на работе. Но ты приходи. Подождешь меня. Ключ запасной под ковриком лежит. Адрес тебе скину. Добро?
Он не отвечал, раздумывал.
— Добро. А родителей там не будет?
— Нет, они дома у себя, в поселке. Ты во сколько приедешь?
Через полчаса я собрался, постоял у окна, борясь с волнением.
Сердцеед наблюдал за мной с любопытством. Как собака в ожидании еды.
— Я сейчас уйду. Придет мой… человек. Он для тебя. Не стесняйся. Угощайся.
Он энергично закивал. Облизнулся. Отлично.
Я закрыл квартиру. Снял ключ с кольца. Спрятал его под коврик. Ладно, потом у соседей возьму запасной. У них точно есть, раз тогда зашли.
— Далеко намылился, квартирант?
Я вздрогнул. На площадке стоял дядя Валера. Совсем не страшный. Худой, высокий, с недельной щетиной.
— За продуктами. В магазин.
Он закурил.
— Побольше купи. Пару дней лучше дома пересидеть, сам понимаешь. Из-за девахи твоей.
— Хорошо.
Я протиснулся мимо него, уже начал спускаться, когда он окликнул:
— Ключ бы свой спрятал лучше, торчит из-под коврика.
На улице светило солнце, где-то в небе щебетали птицы. Я обогнул дом, зашел за угол. Рядом с детским садом приметил кособокую скамейку. Оттуда вход в подъезд просматривался отлично. Посидим, подождем.
Детей на площадке было совсем мало, не больше десятка. И куда они пропадают? Рядом с детворой крутилась воспитательница в дорогой шубе, сапогах, купленных явно не на китайском рынке.
— Я присяду?
Черная куртка, черная шапка. Лёнька.
— Да, конечно.
Он сел, подул на руки.
— Вы же не племянник этой… хозяйки. Лиды…
Лёнька не ответил, смотрел в сторону дома, где дворник пытался достать вязаную желтую шапку, висевшую на дереве.
— А оно важно? — спросил Лёнька. — Племянник, друг, сосед. У меня самого на пятом этаже квартира. Три года кормлю своего. Это я привел Лидку, когда старого хозяина из двадцать второй съели. Думал помочь ей жизнь наладить. А она не выдержала. Сбежать удумала. Ты в курсе, что тебе повезло?
— Это почему?
— Лидку перехватили, дворник наш сцапал. И своему сердцееду скормил.
— И у него… тоже?
— А как же. Скормил, и остался ее сердцеед без квартиранта. Они тогда растворяются, старый облик теряют. Выжидают. И когда ты его нашел, то он твой облик принял. Так сказать, одобрил тебя в качестве жильца. А вот если бы раньше ты его…
Он не закончил. Посмотрел в сторону дома, где худая фигура, прыгая через лужи, резво подскочила к подъезду.
Я напрягся. Но Лёнька продолжил:
— Пока он, сердцеед, твой облик носит, тебе ничего не грозит. Только с жертвами осторожно. Черт знает, вдруг ему кто понравится из гостей твоих.
Фигура исчезла в подъезде. Через секунду у меня зазвонил телефон.
— Дарова, брат-акробат. Двадцать вторая? Ага, вижу, под ковриком. Ты через сколько будешь? Час-два, понял, давай.
Лёнька встал со скамейки.
— Ты только не заигрывайся. И будь осторожен.
За ворота садика выскочил мальчик в синем пальто. Лёнька взял его за руку, пошел в сторону дома. Я сидел и ждал, думал про сердцееда. Не дай бог, чтобы ему этот паскуда понравился. Да нет, чушь, моего брата ненавидели все, даже родители. Хотя…
Я достал телефон, открыл читалку. Давненько в нее не заглядывал.
«Решай и помни, что только ты достоин права быть хозяином».
Как по заказу.
Я дождался, пока тьма сгустится вокруг домов и деревьев, пока зажгутся оранжевые фонари. Только тогда пошел к себе. Голова не кружилась, не мучила тошнота. Хороший знак.
На лестнице было пусто. Ключ лежал под ковриком. А вот квартира открыта. Только не это…
Спальня закрыта. Прислушался. Тихо. Никаких звуков.
Я разулся, прошел в комнату, приоткрыл дверь спальни. Постоял в нерешительности, заглянул внутрь.
В зеркале улыбалось мое отражение. Шрам над губой, серая толстовка, синие джинсы. Получилось?
Сердцеед поманил меня пальцем. Я сделал шаг вперед, увидел перед зеркалом мятую одежду брата, рядом большую стопку тысячных купюр. Вот это щедрость.
Я зашел в кладовку, подобрал деньги. Отражение положило ладонь на зеркало, кивнуло мне, призывая сделать то же самое. Я подчинился, приложил руку. Тепло. Зеркало дрожало, вибрировало. По телу разлилась приятная истома, от которой щекотало внизу живота, сводило в паху…
— Привет, братишка.
За спиной скрипнула дверь шкафа. Я повернулся, но руку от зеркала оторвать не смог.
Он стоял в дверях. Такой же худой и взлохмаченный, как я. Мой брат-близнец, которого я ненавидел.
— Нормально ты устроился, — улыбнулся он. — Завел себе питомца, деньгами соришь.
Рука намертво прилипла к зеркалу. Отражение обнажило зубы-осколки.
— Оно не твое, — сказал брат из комнаты. — Как меня увидело, растерялось. А потом пальцем поманило, разглядело что-то во мне. Нравлюсь я, видимо, ублюдкам и тварям. Раз сам такой же.
Я хотел закричать, но язык прилип к небу.
— Пришлось себя ножом приукрасить, чтобы сделать шрам, как у тебя. А одежду в кладовке нашел. Там много всего. Полезного, дорогого. Но тебе все это уже не понадобится.
Я лишь промычал в ответ.
— Не злись, братишка. Или ты, или я. Ты уже поиграл, теперь моя очередь. Бывай.
Договорил, вышел из комнаты.
И в этот момент кто-то мягко взял меня за плечо, а потом потянул к себе.
Автор: Сергей Королев.
Источник.
Новость отредактировал Sunbeam - 27-08-2016, 12:45
Ключевые слова: Сердцеед Кира квартира брат смерть нечто