Навья
Непрерывные дожди, являющиеся неотъемлемым атрибутом майских дней, вот уже вторую неделю – любимая погода владельцев постоялых дворов и распивочных. Редкое заведение подобного рода пустует вечером после унылого пасмурного дня. Особенно приятно извозчику, с утра боровшемуся с тяжелой дорогой и непогодой, остановиться на ночь в трактире, отдать лошадей в конюшню и отогреться в теплом помещении.В таком заведении остановился Михаэль, чтобы отужинать, отдохнуть и, по возможности, немного заработать. К его несчастью, сегодня в трактире из азартных увеселений были только шашки, над которыми одиноко сидел старичок в углу комнаты. Михаэль был мастером в этой игре, но обирать старика не собирался.
Подперев рукой голову, он устало смотрел в узкий оконный проем в ожидании своего заказа. Дождь убаюкивающее барабанил по стеклу, и Михаэль почувствовал, что его клонит в сон. Здесь, в помещении, было тепло и уютно, и меньше всего на свете хотелось возвращаться на улицу.
Сонливость развеял половой, который принес, наконец, заказанные щи с хлебом. Взбодрившись манящим запахом горячей похлебки, в которой не было и намека на мясо, Михаэль тут же к ней приступил. В последний раз он ел примерно сутки назад, поэтому он не обратил особого внимания на крошки, рассыпанные на столе, который половой забыл протереть, на то, что ломти хлеба напоминали скорее сухарь, и даже на отсутствие салфеток. А ведь еще три года назад, находись он в ресторане, он бы устроил нерадивому официанту настоящую казнь за такую халатность.
С удовольствием уплетая на удивление вкусный суп, он откинул все неприятные мысли прочь и стал невольным слушателем всех разговоров, завязавшихся в помещении. То были обыкновенные профессиональные беседы людей, объединенных общим ярмом извозчика. Ближе всех к Михаэлю сидели двое мужиков средних лет, спорящих о том, нужно ли ругать лошадь. В центре зала сидели три хмельных мужика, философствовавших на тему бессмысленности войны. Где-то далеко слышались жалобы на поведение своей кобылы (в прямом смысле этого слова). Ничего интересного для себя Михаэль в их разговорах не находил, но не слушать их он не мог.
– Еду этой самой ночью в Петербург, – начал для кого-то свой рассказ неизвестный, что сидел за столиком позади Михаэля. – Дождь льет как из ведра, промок весь до нитки, даже портянки вымокли! А вокруг ни дворика, ни домика, ну никакой цивю… циливюзации, во. А тут вижу – барышня стоит, как из-под земли возникла. В такой-то глуши! Глаза у меня уже давно далеко не видят, но я приметил, что на ней было одно платьице легкое. Ну, подумал, щас ведь замерзнет здесь. Делать нечего, дернул за вожжи, подкатил, говорю, чтоб изволили сесть рядом, а то замерзнут. Совсем юная барышня была, красивая… а потом пригляделся и обмер: на лице у ней пятна трупные!
Когда кучер это произнес, Михаэль на секунду оставил свою трапезу. Все свое внимание он сосредоточил на подслушивании.
– Ну ты, друже, загоняешь! – выразил свое неверие собеседник рассказчика.
– Она уже на повозку начала забираться. Слава богу, опомнился да дал деру оттуда, что есть мочи. Думал, избежал страшной участи… А потом смотрю назад – а там она за мной бежит! И догоняет!
– Девушка двух лошадей догоняет?
– Пусть меня черт утащит, если вру… Я так вдарил, что удивляюсь, как ни одна лошадка не издохла. Руки трясутся, все молитвы вспомнил, мочи нет обернуться да посмотреть. Так и ехал до самого утра. Доехал досюда и до сих пор не могу в себя прийтить. Пусть меня лучше за опоздание пришибут, жизнь дороже.
– Думаешь, что встретил покойника?
– Не знаю я, кого я встретил, но встреч таких мне больше не надо! Да и где ты видел, скажи на милость, живых с пятнами мертвецкими? Покойник, кто ж еще.
– А что ж ты тогда такой спокойный сейчас?
– С детства к вере приучен потому что. Против крестного знамени ни одна нечисть не попрет…
– А где именно вы видели эту девушку? – спросил внезапно подошедший Михаэль.
– Да разве ж я помню? Далеко, уж точно не близко. А в темноте много не увидишь. Вам зачем?
– Да так. Мне показалось, что я тоже видел эту девушку, – соврал Михаэль и направился к трактирщику.
– Видал? Барин, да в этом захолустье, – тихо сказал своему товарищу рассказчик, когда Михаэль отошел.
– Барин? В таких-то лохмотьях?
– А ты глянь, как он держится, как ходит…
Михаэль, не вслушиваясь в обсуждение своего происхождения, заплатил трактирщику за ужин и вышел под удивленные взгляды промокших и продрогших посетителей из помещения. Он бы и рад остаться здесь на ночь, но у него появилось безотлагательное дело, с которым он намеревался покончить этой же ночью.
Забрав своего коня, с большой неохотой выходящего из сухого и теплого стойла, Михаэль сел верхом и тут же устремился в направлении, противоположном Петербургу.
Ему не пришлось сомневаться в правдивости рассказа извозчика: когда Михаэль подошел к нему, он сразу почувствовал, что от того еще веет замогильным холодом, что всегда остается на человеке после встречи с мертвым, подобно неприятному запаху. Но если почувствовать этот холод Михаэль может, чего нельзя сказать о других смертных, то увидеть его невозможно. Это всегда осложняет поиски. Благо в этот раз извозчик сразу подсказал направление.
Михаэль намеревался успеть до полуночи, а сейчас, по его меркам, было около одиннадцати часов. Конь же его, измученный долгой дневной дорогой, решительно отказывался переходить на галоп, и хозяин его пожалел.
Холодные дождевые иглы, подгоняемые встречным ветром, больно врезались в его лицо. Он не мог себе позволить опустить голову, закрыв лицо шляпой, ибо должен был пристально следить за тем, что происходит на дороге. Поток воздуха задирал его рукава, обнажая светящиеся символы на руках, не давая забывать, кто он такой.
Михаэль старался сосредоточиться на том, что он помнит о дорожных привидениях.
Во-первых, уже из названия видно, что они прикреплены к определенному месту, что облегчает работу. Во-вторых, эти привидения могут быть как безвредными пешеходами, так и несущими вред злыми духами. У славян такие назывались навьями. Злые духи могут пугать, причинять физическую боль и даже порабощать душу несчастного проезжего, превращая его в такое же дорожное привидение. Неизвестно, правда, какой вред они могут причинить Михаэлю. И, в-третьих, для того, чтобы изгнать такого духа, нужно сначала найти его останки. В этом и заключается основная проблема: духи не носят таблички с точным адресом своей могилы.
Все эти сведения Михаэль почерпнул из книг и рассказов крестьян, издавна отличавшихся суеверием. Но сам он с дорожными привидениями никогда не сталкивался.
Проехав немалое расстояние, Михаэль увидел в воздухе нечто, которое простой смертный не увидит никогда в жизни: тоненькая струйка некоего голубого вещества, напоминающего дым, парила над дорогой, уходя вдаль. Такой след оставляют после себя очень сильные потусторонние сущности. Цель уже близко.
Через некоторое время, когда след стал уже широким и ярким, погода утихомирилась, дождь почти перестал, и ветер утих. Михаэль не преминул воспользоваться этой возможностью. Нужно было подготовиться к предстоящей встрече. Он спешился, достал плотно обмотанный тряпьем мушкетон и соль. Конечно, оружие мало чем поможет в борьбе с нематериальной душой заложного покойника, ведь нельзя же убить человека во второй раз; тем не менее, это всегда работало на других привидениях, что встречал Михаэль.
Закончив с зарядкой, он убрал мушкетон и приступил к проверке снаряжения: подсумок, заполненный солью, полная пороховница, фляжка со святой водой и фляжка с обычной, нашейный крестик, серебряный нож, палаш. Последнее, правда, сейчас мало чем поможет. Металла боится только материальная нечисть; Михаэль это понял при первой встрече с вурдалаком.
Приведя мысли в боевую готовность, Михаэль оседлал коня и рысцой поскакал по голубому следу. Он тянулся недолго: через несколько верст Михаэль увидел цель своих поисков.
Она была юна, не больше шестнадцати лет. Как справедливо заметил извозчик, она наделена редкой природной красотой: миловидное, по-детски наивное лицо обладало очень правильными чертами и всеми теми признаками красоты, о которых мечтают современные девушки. Наверное, она влюбляла в себя десятки юношей, обреченных на безответность чувств, просто показавшись им на глаза. И для злого духа это очень удобно: редкий проезжий не захочет подвезти такую красоту.
Михаэль замедлил ход и остановился возле нее. Конь жалобно заржал. Девушка была одета в легкое дорожное платье не по погоде, которое, насквозь промокшее, облегало ее стройную фигуру. Темно-русые вьющиеся волосы не покрывал головной убор, и они ниспадали на плечи. Такой вульгарный наряд не пропустит ни один мужской взгляд.
Она подняла свои большие глаза и посмотрела на остановившегося всадника. В ее взгляде не было ни усталости, ни хищности, ни детской невинности; в нем вообще ничего не было. В своем легком летнем платье она не дрожала от холодного ветра и не обращала на него никакого внимания. Но на ее бледном лице, вопреки рассказу извозчика, не было никаких трупных пятен.
– Вы, наверное, замерзли, барышня, – вежливо начал Михаэль. – Позвольте вас подвезти до ближайшего ночлега, а по дороге расскажете, что с вами случилось.
Незнакомка в ответ слегка улыбнулась и кивком дала согласие. Михаэль спешился и галантно помог ей забраться в седло, предварительно расчистив место от дорожных сумок.
– Прошу прощения за такое некомфортное сиденье, но другого я предложить вам не имею возможности, – извинился перед ней Михаэль, хотя она с каким-то непониманием отнеслась к этому, словно понятие «комфорт» для нее неведомо, и промолчала.
Михаэль ехал медленно, пытаясь скрыть негодование и страх, присущие человеку, в паре дюймов от которого сидит мертвая девушка. Более того, вдобавок к холодному ветру от нее исходил настолько сильный холод, что он пробирал до костей, и Михаэль ехал, стиснув зубы.
– Позвольте поинтересоваться, как вы оказались в столь незавидном положении? – разбавил молчание Михаэль. К его удивлению, девушка ответила, и даже вполне человеческим голосом.
– Кучер не справился с управлением, повозка слетела с дороги и разбилась, – голос у девушки был не менее приятным, чем внешность, хоть в нем и отсутствовали эмоции.
– А где сейчас ваш кучер?
– Думаю, он мертв.
Нелегкий выйдет разговор.
– Вы ехали одна? – Михаэль старался избегать вопроса о том, что с ней случилось.
– Да.
– Куда вы направлялись?
– В Москву. Там проживает мой жених. Мы должны были увидеться завтра утром, но теперь не знаю, успею ли я. А я очень хочу с ним увидеться, мы очень любим друг друга, понимаете? – в голосе девушки впервые появилась искра чувства.
– Мы как раз едем в Москву. Думаю, вы успеете.
– Я достаточно долго простояла на этой дороге, надеясь, что хоть кто-то меня довезет… Понимаете, Андрей не любит, когда опаздывают… А я не хочу, чтобы он злился на меня. Мне очень нужно быть в Москве уже утром. Вы ведь сможете доставить меня в Москву до утра?
– Конечно, госпожа, – солгал он. До Москвы отсюда было часов двадцать езды, а до восхода солнца оставалось всего около часа. Интересно, что она сделает, когда оно взойдет?
Ответ не заставил себя ждать.
– Вы меня утешили. До вас было много добрых людей, согласившихся меня отвезти в Москву до утра, но все они мне солгали. Они мне солгали и получили возмездие! – девушка вдруг повысила голос. Михаэль не решился спрашивать, что это за возмездие. Скорее всего, все эти «добрые люди» уже давно познакомились со своим коллегой у реки Стикс.
На несколько минут воцарилось молчание. Михаэль понимал, что ему нужно выпытать как можно больше сведений о том, что держит эту девушку здесь. Но еще он понимал, что нужно выбирать каждое слово перед тем, как что-то сказать.
– Неужели ваш жених так сильно расстроится из-за вашего опоздания?
– Конечно! Андрей очень пунктуален. Он сам никогда не опаздывает и другим этого не прощает. Даже мне.
– Но вы ведь попали в такое ужасное происшествие…
– Ну и что? Подумаешь, повозка сломалась, не повод же это опаздывать! Мой Андрюша никого за это не жалует.
Похоже, при жизни девушка была не особо умна.
– Вы так сильно его любите?
– Безумно! И он меня очень любит, хоть иногда и бывает излишне строг. Очень любит… и ждет. Этим утром.
Девушка сказала это с чувством, что несвойственно для мертвого человека. Понятно теперь, что ее держит в мире живых, но знает ли она, что она мертва?
– Вы, наверное, сильно пострадали, когда повозка разбилась.
– Нисколечки. Ведь я жива и здорова, сами видите, на мне ни царапинки.
Доказать призраку, что он мертв, практически невозможно. Самый верный способ – показать ему его останки. Судя по ее манере разговора, прическе и платью, уже не модному, но и не устаревшему, с момента смерти прошло не более двадцати лет.
Михаэль с тревогой посмотрел на посветлевшее небо. Ему нужно было успеть узнать все необходимое.
– А где произошла эта трагедия? Не на том ли месте, где вы стояли?
– В каком это смысле? Вы что, не видели дымящуюся повозку? Она же была прямо за моей спиной.
– Не приметил, видимо…
– Сгорела, когда разбилась лампа. Я-то из-под обломков вылезла, а кучеру не повезло.
Еще некоторое время они ехали молча, пока девушка вдруг не спросила:
– Скажите, сколько еще ехать до Москвы?
Михаэль решил рискнуть и спровоцировать ее. Он приготовился достать предварительно спрятанный мушкетон.
– До Москвы еще часов десять езды, госпожа.
Он не мог видеть выражение ее лица, но было нетрудно догадаться, как оно изменилось.
– Десять часов?! Нам ни за что не успеть! Солнце уже встало!
Вдруг Михаэль почувствовал, что уже не так холодно. Обернувшись, он увидел, что девушка уже не сидит в седле. Что за чертовщина?
Повернув голову обратно, он чуть не упал с коня, когда увидел ее, стоящую на пути в десятке шагов от него. Он резко остановился.
– Вы обещали доставить меня в Москву до утра! Вы солгали мне! Вы такой же лжец, как и все эти пустоголовые мужики…
– Прошу вас, выслушайте, – с надеждой попросил Михаэль, добравшись пальцем до спускового крючка мушкетона. – Успеть до утра вы никак не успеете, но я постараюсь…
– Вы лжете!!! – ее пронзительный крик разнесся по всей окружающей их чаще, лицо изменилось до неузнаваемости. – Умри!!!
С этими словами она с невероятной скоростью направилась к Михаэлю. Он не успел даже вытащить мушкетон, когда навья пролетела сквозь него и сбросила с коня, в испуге умчавшегося прочь.
Михаэль почувствовал адскую боль во всем теле. Осадок от нападения призрака был крайне неприятным: будто все самое плохое и неприятное, что когда-либо произошло в его жизни, собралось в один клинок и поразило его.
Теперь он лежит на земле. Холодные капли дождя попадают в глаза, мешая смотреть на утреннее небо. Боль вместе с сознанием тихо уходит.
----
Жизнь мгновенно проносится у него перед глазами. Вот ему восемь лет. Его папа – закаленный долгими странствиями русский офицер – возвращается с фронта. Маленький Михаэль еще не понимает, что его отец – герой войны.
Теперь ему двенадцать. Учителя пытаются заставить его выучить хоть что-нибудь, но он предпочитает вместо этого бегать по крышам с друзьями и устраивать саботажи в лавке булочника. Иногда отец приезжает домой, и тогда уже Михаэлю не отвертеться от обязанностей. Хотя с папой Михаэлю всегда было интересно учиться фехтованию, верховой езде, стрельбе и прочим веселым вещам.
Ему семнадцать. Собрав маленький карательный отряд из своих школьных друзей, он направляется к условленному месту встречи с группой негодяев, предводитель которых во время вчерашнего кутежа нанес обиду сразу трем благородным юношам из компании Михаэля и ему в том числе, оборвав культурное распитие горячительных напитков в больших количествах на улицах Петербурга. Всего через пять минут этой встречи переговоры переходят на стадию агрессивных, и в обе стороны летят камни и послания интимного характера чьей-то сестре.
В этой битве победила компания обиженных. Иначе и быть не может, ведь командование вел сам Михаэль! По крайней мере, так считал он. После трудного боя полагается отпировать в ближайшем ресторане и навестить с лучшим другом Левой пару красоток.
Это его жизнь, полная праздности, веселья и эгоизма. А вот ему двадцать один. Он на Сенатской площади. Рядом стоит Лева и еще сотни единомышленников-революционеров. Михаэль пошел сюда просто потому, что считал это веселым. Но что-то пошло не так, прямо над головами засвистела картечь, и Михаэль, взяв с собой друга, проникает через разрозненные ряды жандармов и толпу и ретируется, пряча лицо за воротником. Казалось бы, все прошло гладко, их никто не увидел, но один из офицеров в последний момент заметил беглецов, подозвал к себе трех жандармов и пустился в погоню.
Чтобы оторваться от настырных преследователей, Михаэлю и Леве пришлось угнать бричку. Правда, далеко от всадников они не уехали. Пришлось импровизировать, и на полном скаку они с Левой выпрыгнули, выиграв пару минут. Михаэль вскрикнул от боли: он подвернул ногу. Лева помогает ему встать и идти дальше.
Они бегут к мосту. Ночь уже опустилась на Петербург, но надежды на побег не оправдываются: почти сразу, как только те взошли на мост, они услышали топот копыт. Теперь их судьба решена.
– Дай мне пистолет. Беги так быстро, как только сможешь, – вдруг говорит Михаэль своему другу. – И передай моей семье, чтобы избавились от всего в моей комнате, что могло быть связано с Северным обществом.
– Что ты такое говоришь, я не…
Михаэль посмотрел на друга очень сурово.
– Обещаю, я выберусь, – солгал он. – Вдвоем мы точно не убежим, а так мы можем спасти сразу две семьи. Ну!
Лева, по всей видимости, принимал в эти несколько секунд самое важное решение в его жизни. Офицер шел впереди всех и уже взошел на мост, когда Лева, пересилив себя, побежал со всех ног по приказу своего друга. Михаэль тут же прицелился и выстрелил в офицерскую лошадь из пистолета. Подбежав к упавшему, он наставил на него второй пистолет и выхватил шпагу. На мосту уже стояли в нерешительности три всадника.
– Слезайте с коней и кидайте ружья на лед! – приказал Михаэль, угрожая пистолетом их командиру. Они неохотно выполнили его требования. Но стоило Михаэлю отвлечься на мгновение, как заложник оттолкнул его, вскочил на ноги и выхватил шпагу.
Этот бой было трудно назвать боем. Офицеру почти не пришлось дожидаться, когда Михаэль откроется; он тут же ринулся вперед, отобрал у Михаэля пистолет и ударил его ногой. Последнее, что увидел его противник – дуло пистолета, направленное ему в грудь. Выстрел. Михаэль падает на холодный снег, со временем окрашивающийся в багровый цвет. Он очень быстро чувствует, как жизнь покидает его. Ему страшно. Только сейчас он осознает, как бесцельно тратил свою жизнь. Мрак окутывает его сознание…
Михаэль не видел, как жандармы сбросили его тело в ближайшую прорубь, а Лева, который вернулся как раз к моменту его смерти, выждав, когда жандармы уйдут, выбежал из укрытия и вытащил тело. Он протащил его много верст и отдал его семье.
Первое, что Михаэль увидел после забвения – лицо существа, когда-то, наверное, бывшего человеком. Дело было в том, что почти вся плоть у него сгнила и обнажала черепные кости. Существо невероятно сильной костлявой рукой вытащило ошеломленного Михаэля из… гроба. Тогда он понял, что находится в собственной могиле.
Существо помогло выбраться ему из ямы. Оно представилось Могильщиком. Когда Михаэль убедился в том, что все его раны чудесным образом зажили, Могильщик приступил к долгому и невероятному рассказу. Говорил он медленно, напрягая остатки лицевых мышц; каждое слово его было твердо, будто его выковали молотом.
– При жизни ты погряз в праздности, эгоизме, высокомерии, лености и должен был неминуемо попасть в Ад. Но прямо перед смертью совершил высшее благо – самопожертвование. Вероятно, там, – могильщик показал своей костяшкой вверх, – решили, что ты заслуживаешь шанс искупить свою вину. Оттого, когда ты умер, вернули тебя к жизни. Отныне ты будешь служить Ему, как и я. Но я уже давным-давно мертв, а ты жив и будешь служить до самого последнего вздоха.
– Каким образом? – спросил Михаэль после недолгой паузы, выйдя из оцепенения.
Могильщик поведал ему историю о таких же людях, как Михаэль, которых вернули с того света, чтобы они до самой смерти скитались по миру и искореняли зло, исходящее из потустороннего мира.
– Отныне ты видишь, кроме живого, еще и мир мертвых. Прочие смертные меня узреть не могут. А ты можешь даже ударить меня, правда, от этого не будет никакого толку. С самого начала времени два мира существуют в согласии друг с другом, но иногда грань рвется, и мир мертвых показывается взору живых. Твоя миссия – находить эти разрывы и изгонять мертвых из мира живых. Таких, как ты, очень мало, но вы всегда есть, и при нужде ты сможешь найти себе подобного. Когда-то давно вы нарекли себя Зрячими, ибо вам дано узреть, и это название прошло сквозь века. Запомни, Зрячий, свою новую заповедь: из живых никто ведать не должен, кто ты такой и что с тобой стало. Забудь о своей семье, о друзьях и о былой жизни. Вот и все, что я должен тебе сказать. Дальше сам разберешься.
На этом Могильщик развернулся и принялся закапывать могилу, на надгробии которой написано имя Михаэля.
– Подожди-ка! А на что я буду жить? И где?
– Найдешь, на что. Почти все твои предшественники начинали так же, как и ты. Они промышляли охотой, рыбной ловлей, собирательством. Некоторые наживались на азартных играх, но я бы не советовал; этого Он не любит. А дом тебе не нужен будет, ты будешь путешествовать из одного места в другое, никогда нигде не задерживаясь.
Михаэль не верил своим ушам. Он – дворянин, привыкший к роскоши, вынужден будет бродяжничать и добывать себе пропитание собственноручно. Он просто не мог этого принять.
– А нельзя ли как-нибудь… изменить Его решение?
Могильщик промолчал. Вопрос был глупый. Михаэль попытался еще что-нибудь узнать от Могильщика, но тот отвечал односложно и кратко, мало чем помогая. Бесполезно было пытаться чего-то от него добиться.
– И куда мне идти теперь? – задал Михаэль последний вопрос.
– Куда хочешь. Ты свободен. Но помни, что ты уже много грешил, а коли будешь грешить дальше, то путь в Ад тебе выложен будет твоими деяниями.
Редкие снежинки, падавшие Михаэлю на руки, таяли, и на коже на обеих руках проявился голубой, доселе невидимый символ: две параллельные стрелки, направленные в противоположные стороны.
– Это отныне твой знак. Точно такой же есть у всех Зрячих. Покажешь его служителю Бога, и он тебе поможет, коли в помощи ты нуждаешься.
– А они знают о существовании Зрячих?
Но Могильщик вновь ничего не ответил. Он был занят своей работой. Михаэль стоял еще несколько минут, не зная, что думать, куда идти, что делать. Наконец он развернулся и ушел с кладбища, на котором был похоронен.
Той же ночью он пробрался в имение собственной семьи, словно вор, забрал оттуда некоторые личные вещи, включая подарки отца: превосходный французский мушкетон и палаш, и угнал собственного коня Росинанта, названного в честь коня из его любимого в детстве романа. С болью в груди он покинул родной дом и никогда больше туда не возвращался.
----
Солнце уже находилось в своем зените, его лучи яростно пробивались сквозь редкие тучи – все, что осталось от прошедшего дождя. Сознание возвращалось к Михаэлю. Вернулась и боль, которая, однако, постепенно утихала и переходила в страшную усталость.
Пытаясь сфокусировать свой взгляд хоть на чем-нибудь, он с великим усилием поднялся на ноги, опираясь на мушкетон, лежавший рядом. Толку от него теперь, неизвестно сколько времени лежавшего под дождем, никакого, но тростью он может послужить вполне.
Голова была очень тяжелой, ноги совсем не держали. Михаэль приоткрыл полу своего плаща, чтобы наполовину осушить флягу с водой. Такого «похмелья» у него еще никогда не было.
Наконец, сосредоточившись, он прикинул, в какой стороне Москва и как далеко было до того места, откуда он начал путешествие вместе со своей новой знакомой. Ему было все равно, как до него далеко; он должен был добраться до него до следующей ночи.
На Росинанте это было бы легче в тысячу раз, но тот благополучно ретировался, причем неизвестно даже, в каком направлении. Рано или поздно он сам найдет хозяина по характерному запаху. Впрочем, по такому запаху его может найти любой человек.
Солнце нещадно опаляло обветренное и загорелое лицо Михаэля. Ему ужасно хотелось лечь и распластаться на земле прямо здесь, но он боялся, что вечер наступит слишком быстро, и в этом случае он направляется прямиком к своей погибели. Эта навья привязана к ночному времени суток. Утром она исчезает, а вечером появляется, чтобы снова попытаться успеть к любимому.
Конечно, девочка заслуживает жалости. Кто ж виноват, что она умерла таким неприятным образом? Но вот убивать за это ни в чем неповинных живых – это уже лишнее. Таких, как она, то есть умерших не своей смертью, можно насчитать тысячи в одном только Петербурге. Только вот они-то бродят себе по улицам и никого не трогают, и живые их не видят. А этой барышне месть нужна. С такими и работают Зрячие.
Каждые шагов двести Михаэль позволял себе передохнуть. Во время одной из таких передышек он разобрал мушкетон и увидел, что не так уж все было ужасно: нужно было просто его перезарядить, почистить и дать подсохнуть, что он и сделал. В качестве трости сгодится и палаш в ножнах.
Почему-то за весь день мимо проехали только две повозки, и обе, как назло, в противоположную сторону. От жары, боли и усталости у Михаэля кружилась голова. Все тело ныло и ломало, оно требовало хорошего отдыха. В глазах двоилось…
Небо у горизонта уже побагровело, когда Михаэль добрался до места назначения. Он не мог позволить себе и секунды отдыха. Недалеко от того места, где вчера стояла девушка, лежали еле заметные заросшие останки повозки. Покопавшись в этой братской могиле, он обнаружил несколько досок, колеса, оглобли, скелеты двух несчастных лошадей и еще два человеческих: мужской и женский. Вытащив женский на пока не скрывшееся за горизонтом солнце, он собрал в кучу еще не сгнившие хомут и колеса, используя их в качестве дров, и достал огниво.
– Что ты делаешь?! – раздался за его спиной уже знакомый голос.
Навья стояла на своем привычном месте и с ужасом смотрела на сооруженное Михаэлем кострище. Он поспешно выпустил искру, и пламя постепенно росло.
– Извините, барышня, но я Зрячий, и это моя работа.
– Ты будешь гореть со мной!
С этими словами навья кинулась к Михаэлю, чтобы толкнуть его в огонь, но в этот раз он успел произвести выстрел. Солевое облако прошло через привидение, и то с криком испарилось. Времени, на которое оно исчезло, хватит, чтобы перезарядить мушкетон. Но это не понадобилось: появившись вновь, навья не могла сдвинуться с места. Она горела в невидимом пламени и пронзительно кричала.
Это продолжалось минут двадцать, и либо Михаэль оглох от ее крика, либо останки сгорели. Во всяком случае, дух исчез и больше не появлялся. Михаэль остался там, пока костер не дотлел. Затем он похоронил все четыре скелета на том же месте, на всякий случай полив могилу девушки святой водой. Сейчас она уже на том свете ждет своего суда. До этого Михаэлю не было дело.
Вместе с останками он сжег вещи обоих мертвецов: в какой-то книге он читал, что вещь может обладать собственной силой, притягивающей своего мертвого хозяина. Разбирая вещи, он тут же обнаружил награду, если можно так выразиться, за свои труды: рядом с чемоданом лежал толстый женский кошелек. Девушке он теперь ни к чему, а вот ему пригодится.
Выйдя на дорогу, он прошел совсем чуть-чуть, когда вдалеке показался его верный вороной друг. Тот мирно щипал травку на окраине дороги. Михаэль подозвал его, и уже через минуту, кое-как забравшись в седло, направлялся в сторону Москвы.
Вскоре показался пригородный трактир. Опять с конюшней, что не могло не радовать ужасно вымотавшегося за сутки Росинанта.
Войдя в помещение, Михаэль сразу привлек внимание постояльцев своим видом, неприличным не только для аристократа, но и вообще всякого уважающего себя человека: грязь и пыль покрывали его с головы до ног, длинные грязные волосы были не причесаны, трехдневная щетина выглядела небрежно, от одежды тянуло костром и потом. Благо посетители заведения выглядели лишь немногим лучше, поэтому вскоре внимание к Михаэлю улетучилось.
Кружка пива для него сейчас являлась своего рода панацеей, больше он ничего не желал. Проковыляв до свободного столика, он с превеликим удовольствием упал на стул и прилег на деревянную поверхность. На самом деле стол был не совсем свободен: за ним сидел скучающего вида чуть прозрачный старичок, перебирающий в руках карты. Судя по виду, умер он лет сто назад.
– Тяжкий день, сынко? – спросил старичок.
– Не представляешь, насколько тяжкий.
– А может, в картишки перебросимся?
– А ты не за них ли, случаем, здесь теперь вечность отсиживаешься?
– Нет, барин, я за долги.
– Какие долги?
– Да вот задолжал я одному купцу жадному, вот и утопил он меня в корыте. А так я и картишками баловался, и пьянством, и разгулом, а в твои годы меня все молодые женушки из нашей деревни знали, хе-хе. А ты за что свой крест несешь?
– За все, тобою перечисленное.
На этом разговор был закончен. Михаэль осушил принесенный сосуд и отправился в приготовленную для него комнату. Там он достал из дорожной сумки свой дневник, приготовил перо, чернила и внес новую запись: «25 мая 1828 года. Сегодня я повстречал дорожную навью».
Ключевые слова: Привидения 19 век трактир навья авторская история избранное