Вымышленная страна Дирка. Часть 1
Я вёл затворнический образ жизни. Отгородившись от людей и окружающего бытия, выбирался из дому только на учёбу или в магазин. Изредка в гости ко мне захаживали друзья, с которыми за стаканом красного напитка мы вели разговоры на различные темы. В последние пару недель их появления заметно участились.Помню одним тёплым осенним вечером мы сидели в уютной комнате с привычно обставленными декорациями в виде бутылки вина, стоявшей на прямоугольном деревянном столе старого радиоприемника, из которого тихо лилась музыка из какой-то классической оперы, и обсуждали очередную, волнующую наши молодые умы, новость. Словно бы в противовес мирскому, речь наша коснулась таинственной и от того не менее интересной проблемы загробной жизни, которая тревожила многих людей на протяжении сотни веков. И так, слово за слово, мысль незаметно перетекла к мутным берегам бескрайнего участка оккультизма. Мы были тёмными невеждами в этой чужеродной сфере учений, от которой веяло чем-то мистическим, немного зловещим.
Я ещё не говорил, что перед так называемыми разглагольствованиями мы активно закидывались психотропными веществами, чтобы было не так скучно. Всем тем, что здорово давало по мозгам и на время позволяло отвлечься от этого крайне безвкусного, повседневного мира, уйти в утешительные миры сладострастных грёз и пьянящего рассудок волшебства. Наступало лёгкое забвение. Мы могли нести полную ахинею, и никто бы даже не обратил на это внимания, а некоторые, возможно, даже горячо бы поддержали выступавшего смехом или отстранённым кивком головы. Так проходили наши «посиделки». Обычно именно из-за таких «причин» друзья уходили от меня под утро уставшие и помятые, словно пришибленные вампиры, которые при свете яркого солнца выглядели гораздо хуже вышеназванных существ.
Кто бы мог предположить, что эта игра когда-нибудь обернётся для нас сущим кошмаром. Именно в ту проклятую октябрьскую ночь вседозволенному безумию и инфантильным дрязгам был положен конец.
Полная луна, взошедшая с западной стороны холодной каменной стены Гроам сити, светила прямо в окно, освещая наши мертвенно бледные, сияющие серебристой пылью, возбуждённые лица. Занавески колыхались при несильном дуновении ветра, а с улицы неустанно доносился рёв машинной сигнализации и людской поток бранного лая. Мы к тому времени уже были в личном пространстве - в единении друг с другом, словно под одним общим сюрреалистическим гипнозом и активно вели беседу. Я хотел, чтобы вечер не заканчивался, так странно и удивительно тоскливо мне было в тот сумрачный и дождливый день. Главным являлось то, что происходило в данное мгновение. Остальное считалось не важным.
Всё было просто замечательно, пока Клеменс - один из нашей компании - не достал из своей сумки большую толстую, пыльную книжку, которую обрушил на стол.
– Я взял это у одного друга, – сказал он, проваливаясь обратно в мягкое кресло, буквально утопая в нём.
Кто-то вывалил на поверхность стола человеческие скелетные останки – настоящие: ещё свежие, перемазанные в чёрной липкой грязи, словно совсем недавно выкопанные. Кажется, этим занялся Стикс - чёртов псих. Даже несмотря на моё малость отъеханное состояние, я был крайне удивлён и напуган.
– А это я одолжил у своего старого приятеля, – объяснил он, рассмеявшись над собственной шуткой (по крайней мере, я надеялся, что это шутка).
– Из языческих традиций и верований, – шёпотом заговорил Клеменс, – следует, что, вызнав истинное имя бога, можно иметь над ним непомерную власть. Подчинить себе. У нас для этого есть всё необходимое.
– Зачем нам кости? – поинтересовался я.
– Кости для псов, чтобы перестали лаять, – ответил Стикс и, громко рыча, вцепился в гнилую, бедренную кость зубами, изображая из себя собаку.
Меня чуть было не вывернуло наизнанку, а он лишь довольно засмеялся раскатистым, свободным, чистым смехом. Было темно, и в тусклом свете пристальной одноглазой луны выражение его худого вытянутого лица выглядело ненормальным (не уверен, что у меня намного лучше).
– Посмотри на книгу. На определённой странице есть знак. Это Его знак, – Клеменс ткнул пальцем в маслянисто-чёрную безымянную обложку, а затем принялся возбуждённо перелистывать страницы.
В зелёных глазах отражались какие-то непонятные буквы, арабские цифры, рисунки, каракули, символы и карты, начертанные красным цветом на грубой кожаной бумаге, кончики которой по краям были небрежно свёрнуты и кое-где порваны. Комнату наполнял резкий специфический запах восточных благовоний, а в воздухе плавно проскальзывал незваный серый дым, казалось, струящийся откуда-то снизу - из щелей между трухлявыми половицами.
– А-а-а-а! Чёртовы мухи! Ненавижу! Мерзкие твари! Пошли прочь! Прочь!! – впервые за весь вечер голос подал Кертис, расслаблено сидевший в тёмном дальнем углу.
Он внезапно подскочил и принялся яростно размахивать руками, словно отгонял от себя назойливых летучих насекомых. Обычно он выглядел куда более спокойней и как-то по-мудрецки рассудительно молчаливым, словно бы боялся взболтнуть лишнего, и только сегодня позволил себе чуточку излишеств.
– Здесь нет никаких мух, – сказал я, поворачиваясь в его сторону.
Клеменс усмехнулся, в то время как Кертис, не переставая, продолжал совершать какие-то невразумительные движения, как будто принимал участие в соревновании по жестикуляции, и сейчас шёл финал. Бедный ублюдок был под кайфом, и вряд ли я способен был чем-либо ему помочь, ведь он уверенно полагал, что его голову, как нимб, окружает рой жирных, вечно жужжащих мух.
От дыма заслезились глаза, и запершило в горле, от чего я закашлялся. Тело не повиновалось мне; всё, что я видел перед собой, воспринимал, как сон, который в любую секунду мог прерваться смертельным пробуждением.
Мы собирались сделать очередную гнусность: чьи-то безобразные останки, которые мы невесть где откопали, неведомая книга от неведомого автора, если таковой вообще существовал на свете, и дурманящий отвратительный запах разверзнутой могилы, так отчётливо напоминающий о совершённом преступлении, говорили о нашей полной готовности к претворению великого эзотерического замысла в жизнь. Будь я тогда хоть чуточку в здравом уме, не осмелился бы исполнить задуманное богомерзкое деяние, упоминание о коем сейчас вызывает в душе только смятение и непередаваемый стыд; уродливый ужас, который по незнанию и горячему юношескому любопытству я по ошибке принял за спасительный лучик надежды.
– Земли эти были населены двуногими хвостатыми... – успел прочесть я на одной из ветхих страниц, которая незамедлительно была заменена на другую, а та, мгновением позже – на следующую. Клеменс не прекращал поиски и перелистывал страницы как заведённый.
Что-то выбивалось из привычной обстановки. Возможно, я не заметил, как на улице резко стихли звуки. Как если бы моя маленькая квартирка, а в частности просторная комнатка, со всем её скудным содержимым - вроде грязного умывальника, необычайно старого книжного шкафа, четырёх крылатых, неопрятных, глубоких кресел с высокой широкой спинкой и заваленного всяким хламом стола, вдруг переместилась бы в иную, отдельную ото всех реальность. Лунный свет, как прожектор, падающий на пол через одно единственное окошко, убеждал меня в том, что мы ещё в этом земном мире и вовсе никуда не исчезли, не растворились в воздухе, как дым, лениво клубившийся под потолком. Видел его только я или остальные тоже, не берусь предполагать, равно, как и то, какие несуразные образы представлялись в данный период времени другим полуночникам. Радио уже давно перестало крутить классику и лёгкий джаз и приобрело настрой тяжёлого рок-н-рола; мрачный, не лишённый доли обаяния, голос вокалиста совместно с визгливой электрогитарой и ритмично грохотавшими барабанами надрывно рвался из динамиков, из-за чего пришлось убавить громкость.
– Знаете, как в древности люди решали проблемы? – спросил Стикс, заметно оживившись. Заранее ожидая молчаливой реакции, он заготовил специальную речь, собираясь нас в чём-то убедить. Его немигающие глаза недобро сверкнули во тьме. – Когда наступала засуха или неурожай, народ погибал, а правители не понимали причины напастей. Мудрые жрецы обращались к богам, спрашивая их, в чём же на этот раз провинились люди. Однако, как известно, для связи нужен провод или шнур, как в телефоне, так вот, посредниками обычно выступали жертвы. Жертвоприношения приносили в священных рощах и окропляли кровью древние алтари, чтобы умилостивить и почтить богов. Таким образом, жрецы проявляли уважение. Избранным открывались невиданные и неслыханные чудеса – поля девственной красоты, исполненные не для глаз смертных, – закончив повествование, Стикс резким движением руки достал из заднего кармана джинсов маленький перочинный ножик, который как-то по-особенному эпично поднял вверх, словно то был гигантский стальной меч и громко заявил: – Нам не хватает крови, ребята. Без этого может не получиться...
С нашей стороны последовал вялый недовольный вой, словно протест толпы на каком-то собрании... на собрании обдолбанных торчков, возомнивших себя избранными, достойными лицезреть образ богов.
– Ты рехнулся? Спрячь это себе в задницу. Мы не будем приносить жертв, – отрезал я.
В иной раз подобная ситуация вызвала бы во мне шквал отрицательных эмоций, но сейчас, когда тело было предельно расслабленным - в некоторых местах относительно парализованным - никаких резких проявлений с моей стороны не последовало; я следил за поведением Стикса равнодушными глазами.
– Стикс, ты больной. Я всегда знал, что ты больной, – откликнулся с другого конца помещения Кертис. – И чего вы вообще с ним дружите? Этот тип нас когда-нибудь подставит.
– Нет, парни, я ведь не говорю, что человеческую, – оправдывался он так, словно даже не помышлял о чём-то дурном. Он переходил взглядом от одного к другому, как будто искал поддержки, но находил лишь упрёк или немой столбняк, какой был прекрасно запечатлён на моём сухом, безжизненном, исхудалом лице.
– Я не живодёр, – сказал Кертис.
– Другого выхода нет, чуваки, – не унимался Стикс. – Иначе всё это будет напрасно.
– Ты не прав, – возразил Клеменс, отрывая взгляд от диковинных строк. – Я прочёл тут кое-что. В книге не сказано ни про какие жертвы. Нужно нарисовать знак и произнести нужное заклинание. Оно поможет удерживать то, что явится к нам из другого измерения, – объяснил он и вновь погрузился в листы.
– Просто признайся, что тебе хочется кого-нибудь убить. И не надо искать для этого глупых оправданий. Лучше сходи к мозгоправу, пока не поздно, – сказал я, когда Стикс наконец успокоился, невозмутимо спрятал нож себе в карман, перед этим пару раз вспоров им воздух, а затем опустился в мягкое кресло.
Сегодняшняя ночь была особенной. Мы все чувствовали это, хоть и тщательно скрывали, стараясь не выдавать своих эмоций, переживая внутри восторг, волнение и ужас.
Сколько уже часов прошло, а утро всё не наступало, как будто бы свыше было дано благословение того самого бога, которого мы собирались призвать в нашу скромную келью.
Богов не существует, строго полагал я, ни единого из них нет, и всё это вздор, заблуждения. Однако, как сильно я в этом нуждался; как же сильно надо упасть духом, чтобы отвергать обыденную одинокую реальность и взамен её создать свою личную, пускай и вращающуюся в пределах только этой комнаты, в которой я искал спасение и усладу своему угнетённому сердцу. Моя вымышленная страна...
Клеменс нарисовал на полу в центре комнаты краской знак: обычный такой, ничем не выделяющийся среди других знаков. И принялся читать на непонятном языке, стоя на коленях с толстой книгой в руках, перед красным знаком. С замиранием сердца я ждал. А потом произошло следующее: Клеменс кончил читать, застыл в коленоприклонённой позе в центре лунного круга. Тишина повисла в воздухе. Тишина была гробовая. И никто не смел её нарушать, как вдруг:
– А-а-а-а! Они ползают по мне! – истошно вскричал Кертис. – Опять эти чёртовы твари!! Ненавижу! Отстаньте от меня! Отстаньте, наконец! – надрывал он глотку до хрипоты. – Чтоб вы сдохли!
Никто не обращал на его крики должного внимания.
– Что дальше? Это всё? – произнёс я, поддавшись разочарованию.
– Я говорил вам, что нужна кровь! – раздражённо бросил Стикс. Он нервно сложил руки на груди, чтобы занять их чем-то, ибо вновь загорелся желанием достать заветный клинок, о котором думал на протяжении последних нескольких минут.
– Нет. Всё было правильно. Я всё сделал так как нужно. Я всё рассчитал. Не понимаю, - взволновано бормотал Клеменс, блуждая глазами по полу. – Наверное, я что-то упустил. Видимо, какую-то деталь... видимо... упустил что-то... нет-нет-нет...
– Этих гребаных богов так много. Ну, хоть один-то должен был явиться к нам! Мы же сделали всё как надо. Так ведь, Клеменс? – спросил я. – И осечек никаких не было... или нет?
В душе проснулась ненависть и серое отчаяние, словно я пошёл «ва-банк» и выпало совсем не то число, на которое я ставил, на которое рассчитывал, которое должно было привести меня к заветным чудесам и райским наслаждениям. Совсем не тот результат.
Кертис продолжал истерить, как сумасшедший, проклиная всё и всех, а в частности тех самых пресловутых мух, которые якобы, по его словам, уже забрались в желудок и ползали под его кожей по всему телу.
– Заткнись! Заткнись уже! Закрой свою пасть!! – не выдержал я. От невыносимой духоты и разбитых ожиданий я так злился. И не знал, как избавиться от этой особенной злости, рвущейся наружу из груди, как будто требующей глотка свободы – как я. Что теперь? Наутро возвращаться обратно в приевшийся мне тусклый мир, где ничто больше не радует и не доставляет счастья, где нет святых чудес...
Кертис замолк на полуслове, как если бы кто-то зажал ему ладонью рот. И в жизни больше не проронил ни слова. Я точно был уверен – он мёртв.
Почему я так решил? Чей-то голос, непохожий ни на один из выдуманных моим сознанием, в голове чётко сказал, что он труп, хотя выразился несколько иначе – в какой-то странной грубоватой форме, не вполне для меня понятной. Я не отрицал и почему-то решил, что спорить с ним бесполезно. Всё равно проиграю. Он сказал мне: «Встань и посмотри».
Я поднялся и медленно пересёк комнату. Достигнув тёмного угла, обошёл спинку кресла, за которым неподвижно, бессмысленно глядя в одну точку, растянулся мой друг. Его руки безжизненно свисали с подлокотников. Живот невероятно раздулся и выпирал из-под рубашки, покрытый язвами и волдырями. Внутри него активно что-то копошилось; лицо приобрело мертвенно-синий оттенок и распухло, как от страшной аллергии. Из левой ноздри вдруг вылетела жирная зелёная муха, она стремительно взлетела к потолку и скрылась в чёрном дыме.
– Парни, – вымолвил я, чуть дыша, – кажется, Кертис сдох...
После короткой паузы Стикс прыснул от смеха.
– Давно пора, – заявил он с совершенно серьёзным видом. – Бесит меня этот чёрт... чёрт... чёрт... чёрт... чёрт!
Он ещё несколько раз повторил это слово и разразился диким хохотом, с силой откидываясь на спинку кресла, от чего оно недовольно заскрипело.
– Нет же... я серьёзно... Твою мать, он покойник! – только сейчас пришло осознание случившегося.
И отчаяние сменилось на нечеловеческий ужас. Так резко поменялась обстановка, что я даже не сразу сообразил, где вообще нахожусь. В каком-то неизвестном, насквозь пропахшем едким потом, помещении без дверей, и выйти можно только одним способом – через окно, а мы, кажется, на седьмом этаже. Или на девятом?
Я попятился назад, натолкнувшись на настольную лампу, которая покачнулась. Но не упала. Рефлекторно я успел её поддержать.
Грязные вещи и неудобная мебель, по которой ползали клопы, эти уродливые декорации к моему маразматическому фильму - всё казалось таким чужим и ненастоящим. Таким иллюзорным и пугающе-безобразным. Словно придумано кем-то. Каким-то больным, депрессивным уродцем, с неврастеническим вкусом, собирающим здесь ужасающую коллекцию ночных кошмаров. Голые стены сужались до размеров клетки. Теснились друг к другу, словно хотели раздавить. Давление. Я чувствовал, как стало тесно внутри и снаружи. Я хотел выбраться. Сбежать.
– Что я здесь делаю?
«Он мёртв. Труп. Покойник. Мертвец. В одной комнате с мертвецом. Не спит. Совсем, как живой. Но теперь уже мёртвый. Навсегда. Навечно», - беспорядочно вертелись в голове мысли. Мимолётно. Хаотично. Бессвязно.
Темнота теперь отнюдь была не дружелюбна, а дым, который ранее висел над потолком, внезапно опустился на пол, закрывая ноги ниже колен. Словно поверженный зловещей догадкой, я завопил:
– Быстро! Стирай знак! Нужно немедленно стереть знак!
Клеменс недоуменно на меня посмотрел, оставаясь на месте.
Я ползал по полу, как червяк, лихорадочно водил руками, как слепой, потерявший очки.
«Уже поздно».
Дым рассеялся. Знака на полу не было. Теперь оставалось только молиться. Кому из богов? И кого призвали мы?
Стикс был прав лишь отчасти – ему требовалась жертва. И он выбрал её. Жертвой стал наш молчаливый любимый друг Кертис. Но этого недостаточно. Скоро ему понадобится ещё. И кто будет следующим?
«Мой агнец».
– Что происходит? У нас получилось? – взволновано спросил Клеменс.
– О да, мать твою, у нас получилось! – огрызнулся я. – Что за хрень ты прочитал?! Кого мы вызвали?!
– Езус - добрый бог, – сказал Клеменс с каким-то упоением в голосе.
– Что?
– Божество кельтов, – ответил он, а затем перевёл взгляд в сторону кресла, где в сумрачной части комнатки покоился мёртвый Кертис, как обычно, безмолвный, словно он вовсе и не умер, словно сейчас вот-вот он резко вскачет, паршивец, и заорет, как полоумный, сетуя на проклятых насекомых, жертвой которых он по иронии обстоятельств стал – по злой иронии, как будто в насмешку.
– Так что с Кертисом?
– Надо как-то отсюда выбираться, – пробормотал я, прохаживаясь вдоль стен и тщательно ощупывая их, как если бы искал потайной рычаг, ведущий в другую комнату. Духота не спадала. У меня началась паника, балансирующая на грани с умопомешательством. В реальность вплетались различные галлюцинации. Телом верховодили чувства, но никак не здравый смысл; его не существовало.
Меня охватило чувство знакомого кошмара – того самого, который я надеялся мне больше никогда не доведётся испытать. От него повеяло родным детством и липкой мерзлотой, резко скользнувшей по спине и рукам, будоража волосы на коже – впереди раскинулась бескрайняя мёртвая пустошь с однотипными мрачными пейзажами в виде остроконечных гор и крутых загадочных хребтов, меж которыми пролегала извилистая пыльная дорога.
Время от времени, сотрясая землю от чудовищного грохота, высокие грозные горы разрушались, поднимая гигантские столпы песка и пыли. Из-за далекого горизонта выплывали чёрные грозовые тучи. Они нарастали, словно допотопные великаны, неуклюже опускались, чтобы послушать тихий шёпот подземных вод.
Я стоял у подножия возле одной стены, выложенной из чёрных магических камней, на каждом имелись надписи, похожие на забавные иероглифы; ни один из измерительных инструментов землян не способен был бы измерить (даже приблизительно) ширину или высоту этой колоссальной конструкции, построенной нечеловеческими усилиями и средствами.
Что-то невыносимо беспокоило и вмиг сломило мою волю, распылило надежду и сломало рассудок, заставив заходиться в каких-то неоправданных дёрганых метаниях. Ждала неопределённость. Мнимая или куда более реальная, чем сама реальность, опасность. Неизбежная и от того пугающая неизвестность, сосущая пустота под черепом; вакуум обстоятельств...
Нервировали не камни, а их первозданный смысл – то, для чего они были здесь построены давным-давно несколькими седыми слепыми старцами – для защиты от чего-то ужасающего, неминуемого и немыслимо громадного, гораздо большего, чем эта стена. Я знал, я чувствовал, что оно движется и летит именно сюда с востока, и ничто не может ему помешать. Оно не должно было прорваться; стена должна оставаться целой и невредимой, иначе настанет конец. Катастрофа. Я не представлял, что находится по ту сторону и тем более не способен был представить эту космическую угрозу.
Куда бежать? Как спастись? Пытка не прекращалась. И оно наслаждалось моими метаниями, пульсирующим страхом. Я был живым кровавым сердцем, вытащенным из груди и выброшенным на обочину. Я бился, но не получал того самого благостного умиротворения. Камни уже неприятно подрагивали, но ещё сохраняли правильный порядок, словно в судорожных попытках спасти этот обречённый мир. Едва ли хватило бы духу...
Я просыпался с криками и рыданием. Родители не приходили, чтобы успокоить напуганное дитя. До утра я оставался в полном одиночестве, окружённый голыми стенами, за которыми обитало злое чудовище, порождённое людским извращённым падшим состоянием, искавшее любой способ, чтобы добраться до меня и сожрать. Я боялся, однако всё, что мог - это укрыться одеялом и ждать, когда наступит утро. И вновь засияет свет. Солнце в наших краях было редким гостем, и любоваться им считалось особым подарком...
– Не обращай на него внимания. Он сейчас не с нами, – сказал Стикс, покрутив пальцем у виска. – Он сейчас в мире своих грёз.
– Нет, я хочу знать, что он увидел! – настоятельно потребовал Клеменс. – Может быть, я хочу понять!
Стикс махнул на него рукой.
«Они не настоящие, – возникла в голове злосчастная мысль. – Они все – очередная твоя выдумка. Плод твоего голодного воображения».
Стикс выпустил изо рта плавные колечки дыма, с порочным наслаждением закатывая глаза.
«Нет-нет-нет-нет, – принялся оспаривать я собственный разум, – я знаю этих ребят очень давно. Мы дружим с самого детства...»
«И как ты с ними познакомился? – равнодушно перебил голос. – Ты практически не выходишь из дому и оборвал всяческие связи с миром несколько лет назад. У тебя нет друзей. Ты их придумал, чтобы не быть одиноким. Они твои призраки. Они демоны – убей их, или они погубят тебя».
Клеменс продолжал что-то яростно доказывать Стиксу, кричал так, что вспухли вены на лбу, а тому хоть бы что – сидел в своём кресле, только ленивая кошачья улыбка не сходила с его уст, а с нижней губы стекала слюна. Кажется, это ещё больше разозлило Клеменса, которому подобная агрессия вообще была не свойственна, даже в кой-то мере противоположна. Однако сейчас я бы так не сказал.
«Что со мной происходит?»
«Проткни его ножом и убедишься сам. Будешь и дальше травить себя этим дешёвым спектаклем? Или соберёшься с духом и вонзишь нож одному из них в сердце. Выбор за тобой, я лишь хочу спасти тебя... сделай же наконец!..»
Он буквально прорычал внутри меня так громко, что на мгновение заложило уши.
Друзья перестали валять дурака, словно тоже услышали этот рокот. Но на самом деле всё было гораздо хуже...
Из дальнего конца комнаты послышался скрип. А затем низкий протяжный стон. Я тяжело сглотнул.
Из темноты вышел... Кертис! А точнее, то, что от него осталось.
Весь распухший и синий, как слива, он, шаркая подошвами дырявых ботинок, медленно передвигал конечностями. Ужасно хрустели его кости, так, когда обычно наступаешь на снег в морозное утро. Он остановился как вкопанный, изумлённо оглядывая нас, словно непрошенных гостей. От него разило невыносимым запахом мертвечины и дерьма – добротного, вкупе с жарой я думал, выблюю свои внутренности наружу.
Гнилой плотью завладели трупные черви, из разорванного рта виднелись редкие жёлтые зубы, в остальном же это были просто кровоточащие десна; нос конкретно сплющило, он больше походил на огрызок, в пустой левой глазнице копошились опарыши, по слипшимся, взлохмаченным, сальным волосам ползали насекомые; они бродили по его бледно-синей блестящей коже, без скромности выныривали и обратно вползали в нос, рот, уши и глаза, а когда он ещё чуть нагнулся, в центре затылка показалась огромная дыра, внутри которой пузырилась какая-то кроваво-чёрная жижа.
Сухие губы Кертиса расплылись в широченной дикой улыбке, а шершавый язык, покрытый желтизной, вывалился наружу и заболтался в воздухе на одной единственной жилке.
– Это всё нереально, – захрипел он, обращаясь ко мне. – Мы все пустые оболочки гниющего разума.
У него вдруг отвалилась нижняя челюсть, и изо рта посыпались сотни мелких червей. Живот раздулся до неприличных размеров, от чего порвалась рубашка. Волосы осыпались с головы, и вот уже из глаз и ушей, и рта, и носа начали бесконечно вылетать зелёные, жирные мухи – целый рой мух, скопившийся внутри.
Раздался хлопок. Кертис взорвался. Чёрная масса жужжащих тварей пролетела через всю комнату и с непрекращающимся бешеным гулом бросилась в открытое окно на улицу, скрывшись в её прохладных сумерках.
– Что за... Что? Что... Что это такое было? – нечленораздельно выразился Стикс, поглядывая в окно, словно опасаясь, что они вернутся.
– Знаете, как это называется, друзья, – сказал Клеменс тоном детского воспитателя. – Ши-зо-фре-ния. В простонародье – бред, но вполне может быть что и...
– Какой ещё, нахер, бред? – осадил его Стикс. – Мы все видели это! Я видел, ты видел, он видел – мы все, мать твою, видели! Видели, как из него, как из дупла появились они – эти... эти... эти сраные жуки!
– Определённо, видели, – подтвердил Клеменс. – Но ведь богов не существует. Как это возможно? Не иначе, как групповая галлюцинация.
– Богов нет. Но есть демоны! И один из них сегодня ночью завалился к нам в коморку!
«Я чуть было не убил собственных друзей».
«По-прежнему считаешь их своими друзьями? – заговорил со мной голос. – Они – проекция. Призраки несуществующего. Пора тебе вернуться в настоящую реальность. Смотри...»
Продолжение следует...
Новость отредактировал LjoljaBastet - 30-05-2016, 07:07
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Зло студенты смерть демон боги ужас авторская история