Морьетакеры
Пролетая сквозь подсыхающие камыши и подняв за собой шлейф мула из уже успевших подгнить осенних листьев, пескарик выпрыгнул из воды. Словно кинжал, кованный речным духом-кузнецом, засверкал он в лучах заходящего солнца, и уже через мгновение скрылся из виду.Вечером на реке никого не было, за исключением двух парней, пришедших сюда с палаткой, чтобы переночевать на свежем воздухе, вдали от душного мегаполиса.
- Брат из армии вернулся, - Коля подлил себе чая из походного чайника.
- Ну! И ты молчал! - воскликнул Арсен.
- Да странный он, ничего толком не рассказывает, дома мало бывает. Один раз пьянющий пришёл, достал из рукава початую бутылку, давай, говорит, по маленькой. Я на него смотрю, по какой ещё маленькой, думаю, и так еле стоишь на ногах. Но смолчал, выпил полстакана, а он прямо с горла. Потом упал одетый на кровать и расхохотался. Ни хрена, говорит, вы о жизни не знаете, в армии не служили, пороху не нюхали.
- Бывает такое, - согласился Арсен, - у нас во дворе тоже один дембельнулся, всех вокруг гонял, пока дядя Миша, он бывший военный, уши ему не накрутил.
- Пошумел, потом его немного отпустило, стал рассказывать, какой зимой у них марш-бросок выдался. Он ведь разведчик. Отстала их группа, полдень, тайга, видно и слышно хорошо, а идти куда, непонятно. Блуждали до вечера, пока их якут, или кто там в тайге живёт, подобрал. Рыбой их кормил. Брат думал, стошнит, рыба-то с душком была. Потом посмотрел - вся группа хряцает, и хоть бы что, и сам есть стал. В жизни такой вкуснятины не ел, говорит. А ещё чаем поил особым. Брат и с собой привёз, - Колька вытащил из кармана прозрачный пакет на блистере. - Сказал: ''Держи, с пацанами посмеёшься''.
Он замолчал, посмотрел в свою чашку, где ещё плавали остатки чая, и выплеснул через плечо.
- Я это пить не буду, - наотрез отказался Арсен.
- И зря. Я тебе, как другу, это ведь не наркота вонючая. Этот чай и якуты вон пьют с тех времён, когда о наркоте и не слышал никто.
- Сказал - не буду, значит, не буду.
- Ладно, понял, не тупой, проехали. А у тебя что интересного? Как дела с Аллой?
С Аллой дела были никак совсем. То, что отношения скомкались, а подростки в силу возраста не могли напрямую поговорить о своих чувствах, было не самое плохое.
Самое плохое было то, что Арсен до сих пор любил её и невыносимо страдал от того, что его сердце не слышало разум, который точно знал, что с Алкой надо покончить, и ни к чему хорошему попытки вернуть её не приведут. Ей-то всё равно, с кем быть. По крайней мере, Арсену её чувства казались если не бутафорскими, то наигранными уж точно.
Обстановка располагала, и он облегчал душу, понемногу излагая всё это.
Братский чай всё-таки был выпит.
В какой-то момент Арсен психанул и под смех Кольки высадил остатки чайника, початого другом. На удивление, ничего не происходило. Разве что закончился разговор. То ли оба ждали непривычных ощущений, то ли просто наговорились. Колька полез в палатку, а Арсен решил ещё поваляться у костра.
Он лежал, глядя в небо, и не хотелось думать ни о чём. Хотелось плыть в лодке по звёздным рекам, загребая искрящие водовороты, и слушать журчание вселенной, чем-то похожее на гул земной реки, возле которой они остановились.
***
Утром он забежал домой, чтобы занести палатку, и наскоро перехватил бутерброд. Уже на кухне Арсен понял, что безнадёжно опаздывает, поэтому схватил сумку даже не глядя – с теми тетрадями, которые там были; взял из тарелки яблоко и выскочил в подъезд.
Подбегая к выходу, он услышал гам на улице.
-Эй, пацан, дверь, дверь! – мужик, одетый в джинсовый костюм, подскочил с лавки ему навстречу. Но не успел, и дверь на магнитном замке захлопнулась перед его носом.
- Не пускай его, Сеня! Этого прохвоста! – крикнул Арсену Сидорович из окна первого этажа. - Это не дом. Это кобелятня! И ходят, и ходят!
Арсен сразу понял, что случилось. Сидорович, коммунист старой закалки, заступающий время от времени вахтёром, задержал у входа одного из почитателей Катьки-Помады. Живущей в этом же подъезде и ведущей фривольную половую деятельность.
- Ну чего ты завёлся? Тебе то что? – устало выдохнул Джинсовый. - А, может, ты и сам не против поразвлечься? Ну, так я намекну Катеринке, что не только сердца активистов пылают праведным огнём, но и… - тут он замолчал и громким шёпотом участливо поинтересовался: - А что, дружинник на посту ещё?
- У-ууу! Встретил бы я тебя в сорок третьем, – Сидорович сжал газету в сухоньком кулачке. – Подонок!
Арсен как завороженный наблюдал за действом. Это круче телевизора и тем более школьного спектакля. Здесь матерятся, а могут и силу приложить. Тут не нажмёшь на паузу, да и ты сам можешь стать актёром первого плана в любой момент.
Но здесь, похоже, выгорело. Бабушка Лена, выходящая вслед за ним, оказалась не столь расторопна. Джинсовый скользнул внутрь, а её оставил выслушивать Сидоровича, который завёлся, как граммофон, и метал молнии с подоконника. Тут Арсен вспомнил, что надо в школу, и поспешил на занятия.
В школе стояла стерильная и строгая прохлада. Этаж блестел ещё мокрыми полами, которые как раз просохли бы к перемене. Резко выдохнув и медленно набрав воздуха, он зашёл в класс.
- Простите за опоздание, разрешите войти!
Немка поджала губы и скривилась:
- Го-рю-нин. Заходи. Быстрее заходи и записывай тему с доски. Так вот, в прошлой работе практически все допустили одинаковую ошибку, так что я решила проработать этот материал ещё раз. Горюнин!
- А?
- Разве я позволила тебе сесть?
- А писать как?
- А как хочешь, не будешь опаздывать. В конце урока проверю конспект. И хоть чего-то не будет!
Сзади оживилась галёрка. Послышался смех.
- Мальчики, вы тоже хотите присоединиться к Горюнину? Покажете по звонку конспекты.
- Встретил бы я её в сорок третьем, - прошептал Оксане, соседке по парте, Арсен, но та не услышала. Зато услышал Гюнтер.
На месте учительницы сидел офицер в парадной форме третьего рейха. В фуражке с черепом и кровавой свастикой на рукаве. Как несущий гроб на похоронах повязывает на руке платок, так и Гюнтер, несущий гроб мира, торжественно обозначил себя.
- А в сорок втором не хватило? – он смахнул кожаной перчаткой мел с рукава кителя. - Впрочем, я с удовольствием прикончу тебя ещё раз! – он достал из ящика учительского стола "вальтер", и даже не встав, с улыбкой направил его в сторону остолбеневшего Арсена.
Из моментально вспотевших ладоней выскользнула на пол ручка, и следом кинулся парень. Пуля прошла мимо него, вырвав из головы Оксаны локон белых волос вместе с куском черепа. Оросив кровавым шлейфом белоснежные тетради, он шлёпнулся на колени к Дашке Пряниковой, которая заверещала так, что не один только Гюнтер поморщился.
- Замолчи, девочка! – выкрикнул офицер.
Но та не контролировала себя, и визг рассекал тягучую тишину с онемевшими учениками, как широкий охотничий нож, вроде тех, что лежат под сиденьем у дальнобойщиков, что рассекают арбуз, брызгая вокруг сладким соком.
Гюнтер встал и направился к проходу, где лежал Арсен. По пути неспешно всаживая одну за другой пули во всхлипывающую Дашку. Не дойдя один шаг до прохода Горюнина, он остановился и, слегка склонив голову набок, уставился на сидящую Оксану-без-кусочка-головы. Её глаза остекленели, а из носа, как из неисправного крана, срывались капли бордовой крови.
Покрывшись холодным потом, Арсен впивался ногтями в старый школьный пол. Он подтягивал своё непослушное тело к кафедре. Справа и слева замерли сидящие болваны, а прямо была дверь, выход. Выход из этого кошмара. Ползти назад было самоубийством – у немца ещё достаточно патронов, чтобы убить его, загнав в угол. Поэтому спасение сейчас - это двигаться прямо в лапы к своему палачу.
Гюнтер прицелился и выстрелил Оксане в глаз. Теперь она, как и положено мертвяку, свалилась на пол. Фашист ухмыльнулся, радуясь точному выстрелу, словно нарочно демонстрируя безупречные зубы притаившемуся за первой партой Арсену.
- Ну-с мальчик, не бойся, выходи, негоже встречать смерть, лёжа на полу, прячась за юбками одноклассниц, - произнёс он.
«Сейчас, или я труп,» - промелькнуло в голове Арсена, когда его тело, захлёстываемое волнами адреналина, взяло контроль на себя и бросилось вперёд. Гюнтер среагировал моментально – выстрелил практически в упор, но от неожиданности промазал, и пуля лишь ожгла Горюнину ногу.
«Не хочу умирать, не хочу умирать,» - твердил мозг, а руки уже схватились за кожаные, пахнущие свежим гуталином сапоги и в отчаянии дёрнули на себя.
Руки немца, роняя оружие, попытались найти опору, которую только что потеряли ноги, но не нашли ничего подходящего. Зато нашла голова, и это оказался крючок под доской, на который вешают угольник или тряпку. Словно марионетка, он повис макушкой на крючке. В контактах офицера произошло замыкание, и он задёргал руками и заскрёб по кафедре ногами, удивлённо вытаращив глаза и хватая воздух широко раскрытым ртом, пока, наконец, не замер.
Арсен подошёл к нему и пнул в живот. Сзади раздался смех, и он быстро обернулся. Класс собирал вещи. В том числе и убитые девчонки.
- За работу на уроке – два, Горюнин, держи дневник. Можешь ничего не показывать, я и так видела, что ты ничего не делал. Из всех отметок у тебя одна пятёрка – за диалог, я сама удивляюсь. При прочей неуспеваемости, по-немецки говоришь ты прекрасно. Но остальные оценки - двойки! Подумай над этим, – обратилась к нему немка, снова восседавшая на месте учителя.
«Я подумаю», - только и смог пробормотать Арсен. Он не мог понять, что с ним произошло, фриц исчез, только в воздухе висит стойкий запах пороха. Или не стойкий, или не пахнет вовсе? Только резкая боль в ноге напомнила о реальности происходящего.
- Арсенчик, ты не заболел часом? Бледный такой, - спросила его Оксана.
Тот лишь пялился на неё.
- У меня вот тоже голова что-то разболелась. Душно, наверное.
- А глаз не болит? – поинтересовался Горюнин.
- Дурак! – она толкнула его и вышла из класса.
На следующие уроки Арсен не пошёл. Он высидел в парке необходимое время, чтобы родители не заподозрили, что он прогуливает школу. Кровь уже не проступала через приложенный платок. Вот гад, штаны почти новые были. Сейчас не сорок третий – в продырявленных пулей брюках не походишь. Почему Ефименко с Пряниковой целёхонькие, а он ранен? Что она там про голову говорит, так это фигня, вечно эти бабы недомогают.
Мимо прошёл мужчина с сумкой. С первого взгляда было видно, что одет он плохо и вся одежда с чужого плеча. Но не бомж, просто очень бедный человек.
Он вернулся и сел рядом с Арсеном.
- Вы не против? – Арсен мотнул головой.
- Поранились? Аккуратнее надо, я вон тоже поранился, болит зараза… вторую неделю мучаюсь, - он закатал рукав и показал пожелтевшую то ли от грязи, то ли от гноя повязку.
Сквозь неё проступали следы йода. Арсен подумал, что этот человек вряд ли обратится к врачу. Он явственно представил, как врач всё-таки осматривает рану и качает головой – уже поздно. Испуганный взгляд страждущего, косящийся на инструменты, вызывающие трепет живого тела. В особенности вот эта пила. Государственная анестезия, дешевле которой только палка в зубы. И всё это под циничные шутки медсестёр, которые обсуждают новый сериал. Арсена передёрнуло.
- Вы бы доктору лучше показали.
- Доктору? Конечно, покажу. Доктору… - собеседник задумался. - А вы знаете, иду мимо, вас увидел, и как нахлынуло! Как старого друга увидел. Дай, думаю, подойду, может и впрямь знакомец, – внезапно выпалил он.
Горюнин посмотрел на этого человека, но не мог вспомнить, видел он его раньше или нет.
- Мне кажется, мы раньше не встречались, - сказал он.
- Да? Вы уверены? Ну, бывает… ладно пойду я, - мужчина привстал. - Счастливо вам! – произнёс он, не протягивая руки, а только пристально посмотрел в глаза Горюнину.
Что таили они в себе? Эти выцветшие глаза одинокого человека, зовущие друга, как глаза плюшевой игрушки, выброшенной на помойку, хозяин которой уже вырос. Лучше бы он не смотрел в них.
Его окатило из ледяного ведра просоленной водой. В уши ворвался нестерпимо холодный ветер и крик его нового знакомого. Он стоял перед ним в такой же старой одежде и кричал, пытаясь пересилить бурю. Язык был незнакомый, и было ничего не понятно. Выглядел он по-другому. Обросший бородой и в старинной шляпе с перьями, но Арсен был уверен, что это всё тот же человек.
Пол пошатнулся, и он понял, что они на корабле. Вокруг разгулялся ураган, и гигантские волны окатывали их судно. Точно языки ненасытного морского дьявола, норовили они сожрать членов команды. Команда же была занята тем, что сновала по палубе, управляясь с парусами. Всем этим руководил человек с кормы, стоящий возле рулевого. Он раздавал указания подбегающим матросам, и они спешили донести их до остальных.
Внезапно в его сознание прорвался голос его нового знакомого.
- Ecco! Guardate la! Madre di Dio! Questo… - удар грома заглушил его слова. Но Арсен уже понял, в чём дело. На них надвигалась стена из морской толщи. Волна выше высотного дома, метров сорок, не меньше. По сравнению с ней остальные волны казались просто недомерками.
Команда замерла, кое-кто упал на колени и молился, сложа перед собой ладони. Только капитан не терял присутствия духа. Он выкрикивал команды, соперничая по ярости с ветром, который, надо сказать, был просто ошеломляющим. Ветром, разбудившим этот античный вал, бушевавший среди таких же во времена, когда ещё не было и намёка на сушу. И сейчас он грозил им погибелью.
Капитан оттолкнул рулевого и сам стал у штурвала. С уверенностью бывалого моряка он резко крутанул руль, чтобы развернуть корабль. Но тот словно уже смирился со своей долей и никак не отреагировал на это.
Истошный вопль пронёсся над судном. Это один из моряков отправился с очередным шквалом за борт.
Ветер плевал им в лицо каплями дождя и морской воды. Арсену показалось, что какие-то капли, возможно, с гребня той самой чудовищной громадины, которая уже совсем близко. Он сообразил, что сейчас произойдёт. Корабль, идущий прямо в подножье вала, зароется носом и будет раздавлен стихией вместе со всем экипажем. Нельзя держать так курс! Нужно заходить на эту волну только по касательной, что и пытается сделать капитан. Скорее всего, сломанным рулём.
Провались всё к чертям! Я нахожусь сейчас в парке, на лавке с бедным мужиком. Даже если здесь утону, то там просто очнусь, целым и невредимым.
Эта мысль нашла отклик в его душе, и стало легче лёгкого. А там, внизу, на глубине каких то пяти метров, всё ведь тихо и спокойно! Русалки баюкают погибших моряков, и рыбины, какие водятся в этих водах, таращат свои глаза-блюдца.
Наверняка это очень большие рыбы. Судя по кораблю и одежде экипажа, сейчас глубокое прошлое. Какой там, шестнадцатый или семнадцатый век? А, да какая разница! Всё равно ещё нет такого вылова рыбы, как сейчас. И браконьерства нет. По той простой причине, что и термина такого ещё не придумали. Арсен вспомнил, как дедушка рассказывал ему, каких они в молодости ловили щук: «Голова - во! Как у овчарки!». И где сейчас эти щуки?
Ему вспомнилась Оксана, которая ожила после двух попаданий немца. И он оживёт. А как же рана? Наверное, если умер в видении, то оживаешь, а поранился – рана остаётся.
Чушь! Что он думает себе! Ведь ерунда полная.
Оксана была там, в классе, просто декорацией, как бы цинично это не звучало. А вот он может погибнуть, для него всё по-настоящему. Дрянь! Какие к дьяволу русалки!
- Что делать? Что можно сделать?! – заорал он, тряся за плечи стоящего рядом мужчину из прошлого-будущего.
- Lirio? Tu sei pazzo... Che lingua parli? – удивлённо ответил тот. - Noi tutti moriamo… - пролепетал он.
Паникёры! Будьте вы все прокляты! Вот капитан - единственный мужик здесь. Но что он может? Рулевое сломано, все паруса сняты. Сняты, кроме заднего! От него никакого толку, но кажется, что только он направляет этот плавучий гроб в пасть бури.
Горюнин бросился на корму, хватая по пути брошенный кем-то топор. Взбежав по трапу, он встретился взглядом с капитаном. Тот, увидев оружие в руках матроса, сразу смекнул, в чём дело. Он зарычал ругательства и указал на буксирующие тросы.
Удар; один канат взлетает, подхваченный вихрем, ещё один, и со скрипом разворачивается рея. Корабль нехотя стал накреняться в сторону. Всё быстрее и быстрее. Наконец, его развернуло, точно упавшую за борт шляпу, и та самая волна, которая должна была чинить погибель, отбросила их в сторону, и он снова оказался в парке.
Сидя на лавке, он смотрел, как удаляется странный знакомый. Домой он решил пока не являться, и поспешил к Кольке. Больше всего он боялся, что его снова накроет. Накроет так, что он не сможет выбраться.
***
Запыхавшийся, он нажал звонок. Изнутри дверь дрожала от басов "The Prodigy". Открыл Колькин брат.
- Привет, Стас, - выдохнул Арсен, - Колян дома?
Стас всматривался в него мутным взглядом, пока, видимо, не понял, кто перед ним.
- Заходи, - перекрикивая музыку, пригласил он.
Арсен пошёл за ним на кухню, по пути заметив, как зажимается в комнате какая-то парочка. Наверное, друзья Стаса.
На кухне коротко стриженная девушка совмещала стакан коньяка с длинной сигаретой. Было настолько накурено, что у Арсена в первые секунды закружилась голова.
- Где Коля? – громко спросил Арсен, чтобы собеседник услышал его.
- А я почём знаю? – Стас закрыл дверь - стало тише, потом бухнулся на табуретку рядом с девицей и ущипнул её за попу. С запоздалой реакцией она захихикала и шлёпнула его по руке.
- Нету Коли. – Он прикурил от дымящегося в пепельнице окурка, поморщился от попавшего в глаза дыма и просиял. – Зато есть выпивка!
Пританцовывая, Стас достал из морозильника запотевшую бутылку водки. Он пошарил в мойке и достал два стакана. Затем подумал, взял из шкафчика один чистый, поставил его перед гостем, а себе поставил немытый.
- Стас, я не буду пить, я не за этим пришёл, - попытался остановить его Арсен.
Тот удивлённо вскинул голову с дымящейся сигаретой.
- А зачем ты пришёл?
- Колька вчера дал мне чай, который ты со службы привёз.
- А-а… - протянул Стас, скручивая пробку с бутылки.
- Чай, чай, - забормотал он и, наконец, поняв, о чём идёт речь, хлопнул в ладоши. - Чай! Зацепило? Извини братан, больше нету. Всё раздал, – он театрально развёл руками.
- Что это за напиток? Вы пили его в армии? – задал вопрос Горюнин.
- Напиток? – Стас заулыбался и наполнил стаканы. - Ну, давай, малой! Разве-е-едка! – он поднял тост.
Арсен понял, что тут ему нечего делать, и пошёл прочь.
Его развернуло, когда он выходил из кухни. Рука брата схватила его за воротник и усадила на свободный табурет с такой силой, что Арсен упал, если бы не схватился за стол.
- Не уважает, - обратился Стас к подруге, та лишь растерянно заулыбалась.
- Пей, - он поставил перед Арсеном стакан, а свой, уже пустой, сжал так, что тот стал наполняться вновь. Сквозь захрустевшее стекло в него сорвались первые струйки горячей влаги.
Арсен взял стакан и взглянул на Стаса. Тот ухмылялся. Девушка испуганно смотрела, как капает на пол кровь из ладони её друга.
Залпом он выпил и, зажав рот рукой, чтобы не полезло обратно, выбежал прочь из квартиры.
За порогом входной двери пола не оказалось, и он полетел вниз, цепляясь за торчащие камни. Пронзительная боль застигла его на дне. Оглушительный удар дал понять, что это конец. Он лежал щекой на камнях и смотрел, как перед ним скапливается тёмная лужа, натекшая из его рта.
Очередная вспышка. И вот он не избежал скорбной участи. Да и сделать ничего и не мог. Водка уже начала пьянить, хоть не так больно. А может, и не должно быть больно? Сильная боль вначале, а потом уже всё равно.
Зачем он пил эту дрянь на реке? Всё равно. Всё равно когда-то бы это случилось. Хоть и молодой, для многих он прожил целую жизнь. Не желая больше ничего видеть, он прикрыл глаза.
Звенья цепи видений, отдающей адреналиновым вкусом металла во рту, замелькали одно за другим перед ним.
Он был в армии Чингисхана, стоял в рядах иудеев, зажатых в кольцо римской конницей. Его раздирали волки в заснеженном лесу, и резали воры в ночном городе. Он расставался с жизнью на алтаре во имя древних богов и участвовал в охоте на пещерного медведя. Самое странное, пожалуй, воспоминание, это схватка с коршуноголовыми крылатыми созданиями, которые летали, как птицы, но держали алебарды с полумесячным лезвием и сражались подобно людям.
***
Очнулся он на площадке за школой. Наверное, его тело забрело сюда инстинктивно, пока он был в беспамятстве.
Сколько же раз он умирал… От этой мысли у него перед глазами замелькали жёлтые пятна, и его вырвало.
Арсен сидел, прислонившись к железной лестнице, глотал обильно выделявшуюся слюну и смотрел, как перед ним ползают муравьи. Если всё, что он видел, - правда, то должна быть какая-то воистину важная цель его жизни. Глубинный смысл, заложенный десятки веков назад.
Она подошла сзади и закрыла его глаза руками. Он никак не отреагировал.
- Приве-ет, - она присела рядом.
Он повернул голову:
- Алла? Привет.
- Что с тобой такое? – она взяла его за подбородок и вгляделась в его лицо.
– Странный такой. Фу! Ты что, пил?
- У Кольки брат из армии пришёл.
- Всё с тобой понятно. – С этими словами она поднялась и демонстративно стряхнула невидимую грязь с джинсов.
Он глядел на неё, залитую лучами вечернего солнца. Притягательную, и в то же время далёкую. Удивительным образом в ней сочеталась девичья нежность и проблески женской магнетической красоты. Будто бы она была игривой молодой львицей, которая ещё не вкусила мужской ласки. Играя в зарослях, она внезапно встретилась с незнакомым львом, который, охотясь, забрёл в эти места. И теперь, не зная, что ожидать, она показывает ему клыки. Но всё равно идёт ему навстречу, сменяя рычание на ласкающий слух утробный рокот.
- Что ты расселся? Идём, – она потянула его за руки, поднимая с земли.
- Куда идём? – слабым голосом поинтересовался Горюнин.
- Я хочу мороженого, и мы идём в кафе! – заявила Алла.
Так они и шли по улице: разглядывающий улицу, как в первый раз, Арсен и держащая его под руку Алла. Которая ничего не разглядывала, но что-то обдумывала, о чём свидетельствовал её временами нахмуренный лоб.
В кафе она заказала десерт из мороженого с клубничным джемом, а Арсен выбрал отбивную и салат.
- Арсенчик, я хочу с тобой поговорить, - девушка облизала с ложки мороженое.
- Валяй, - сказал Арсен.
- Вот что мы ходим с тобой такие. Такие разные. Ты одного хочешь, я другого. Ты прикольный, но я, я не вижу нас дальше, - она замолчала, затем поспешно добавила, - в смысле нас как пару.
Он посмотрел на неё исподлобья, не отрываясь от еды.
- Да, нам было хорошо вместе, - она смотрела наружу, сквозь окно, словно подыскивая слова среди витрин и прохожих.
Арсен тоже глянул на улицу. Так они и сидели. Разговаривали, не глядя друг другу в лицо. По большей части говорила она.
- Давай и дальше дружить, - наконец подытожила Алла. - Чтобы всё было, как прежде.
- Давай, - согласился Арсен. Перед банкоматом через улицу возился здоровяк. Он засовывал карточки, которых у него было несколько, и колдовал над кнопками аппарата.
- Вот и чудесно! – воскликнула Алла. - Да, у меня твоя толстовка, я завтра тебе в школу принесу. О'кей?
- Я в школу не пойду больше, - ответил Арсен, вытирая нож салфеткой и пробуя его на остроту большим пальцем.
- Не пойдёшь? – удивилась она. - А что ты будешь делать?
- Не знаю. Уеду, наверное.
- Вот ты даёшь. А родители?
- Родители здесь останутся. Их не буду брать, - он улыбнулся своей остроте.
- С ума сойти! Ну ты оторва. И вот такого парня бросаю! – в свою очередь пошутила Алла. - Ладно, я побежала, ещё есть дела сегодня.
Она чмокнула его и выпорхнула из кафе, он вышел вслед за ней.
Солнце закатилось за многоэтажки, и город встречал тёплый сентябрьский вечер. Сгущавшиеся сумерки, словно пыль с осенних звёзд, оседали на плечах прохожих. Пыль, наполненная ароматом костров, что тянулись с соседнего посёлка, наполняя окрестности запахом тлеющих листьев.
Парень, наконец, разобрался с терминалом и, придерживая чёрный пакет, нырнул в колодец ближайшего двора. Тяжёлый удар, словно кастетом, пришёлся прямо в переносицу, он осел и почувствовал холодное прикосновение к горлу.
- Не вставай и не дёргайся, - одна рука задрала его голову, больно нажав в основание носа, а лезвие надавило на кадык. – Пакет.
Верзила попытался ударить его локтем, но грабитель отклонился, и удар пришёлся в стену. Множество огоньков пробежало по нервным окончаниям. Рука, держащая жертву за голову, сильным ударом впечатала её в стену.
- Тихо! Пакет! – снова потребовал нападающий.
Плохо подчиняющаяся после встречи с кирпичами рука вытащила из-под куртки пакет с деньгами.
- Карты, ну!
- Там же, - прохрипел парень.
- Ворованные? – спросил грабитель.
- Да пошёл ты, ты труп, ты не знаешь, чьи это деньги, урод, - ответил он.
- Знаю. Мои. – С этими словами грабитель ещё раз приложил голову бедняги о стену и выскочил из арки.
***
Арсен доехал на такси до центра. Там он купил себе новые брюки, затем, поразмыслив, и новую куртку. Старую одежду он так и оставил висеть в примерочной. Денег в пакете оставалось ещё немало, и он приобрёл хороший рюкзак японской фирмы, такой, чтобы не подвёл в дороге. В него поместилась пачка бутербродов из закусочной и бутылка воды.
Пешком он добрался до автовокзала и выбрал билет на иногородний автобус. В его голове ещё не было плана, но он надеялся, что он появится со временем. Единственное, в чём он был уверен, что точно не сможет жить, как раньше. Слишком сильны оказались пережитые заново воспоминания.
Прислонившись к холодному окну, он задумался о судьбе Кольки. Хотелось верить, что он выкарабкался. В любом случае, помочь он может только сам себе. А как же Стас? Он же тоже что-то подобное переживал, а теперь бухает. А может, у каждого свои видения?
Ещё он вспоминал последний разговор с Аллой: «А родители как?» Да, родителей было жалко. Он был благодарен им за всё, но никакого угрызения совести за вот такой уход не чувствовал. Ведь, судя по видениям, он всё равно должен был появиться здесь.
Думая так, он окончательно отмел все сомнения прочь и, всматриваясь в светившие над ночным шоссе звёзды, поспешил навстречу будущему. Он слишком много раз умирал, чтобы прожить ещё одну бесцельную жизнь.
Джек Бенстелкович. Октябрь 2015.
Новость отредактировал Elena - 13-10-2015, 06:53
Ключевые слова: Жизнь смерть видения реальность сознание беспамятство авторская история избранное