Много-много бытия
Умонастроения Ивана Иваныча накладывались друг на дружку – миг за мигом; Иван Иваныч прожил мильоны мгновений удивительного бытия и как-то совсем перестал быть человеком.Его утречком положили на улице два одинаковых санитара: «Совсем нелюдь стал. А мы-то людей лечим».
И закрыли белую дверь. Шторы, грязные, испуганно сникли. Качнулись веточки сутулого тополя, а Иван Иваныч улыбнулся самому себе и принялся жить дальше, долго и счастливо.
Тычет пальчиком в птиц, потом на себя, в птиц и опять себе в морщинистый лоб. Птицы разевают зубастые рты – а зубы как человечьи, это Иван Иваныч про себя сразу отметил; из-за зубов валятся сплетни и всякая ерунда, а Иван Иваныч уже из бога сделался могильным червем. Потом зачем-то мысленно обрисовал червю – пьяненькому такому, с пухлой мордашкой – усишки. Под ними бородка, под бородкой – счастливый Иван Иваныч, мерцающий на фоне кровавого солнышка.
Бил себя в грудь с какими-то непонятными звуками истошного счастия. Должно быть, это были слова: такие слова, которые он, выудив из потаенных недр себя, показал алым солнечным лучам; засверкав алмазной россыпью, слова обратились каплями крови Ивана Иваныча, окропили его лицо… Заплевал себя – словом своим.
- Моя смерть, - с горестным упоением дышал Иван Иваныч.
Уничтожившись на солнце, как медуза, он успел, однако, напоследок – жадно, безумно – восхититься красотою мертвой барышни, лежавшей на дне. Над ее головой – отражением – все так же блаженно плыло алое солнечное пятно… Она пахла дешевым спиртом, мылом и коммуналкой.
Иван Иваныч упоенно подумал: «Сама ли?» - и понял, что закончено житьё-бытьё. Перекрестился.
Бледная душенька зазвенела где-то в небе – голубом и ясном – колокольным звоном. Всплакнули на засиявшем мосту грифоны, и слезинки их упали в мутную водицу канала… Хорошенькая покойница исчезла.
Где-то за Невой почернела угольно Петропавловка: солнце облетает город детства Ивана Иваныча. Словно уплывающий воздушный шар.
- А я! А я?! Меня, меня забыли! – крикнул Иван Иваныч и, взлетая в посеревшее небо, протянул руки к алому солнцу.
Подымаясь выше и выше, он увидел, как прощально сверкнул вдали крест Исаакия, облаченного в дымку.
Больше Ивана Иваныча на берегах Невы никто не видел.
Он живет теперь на Том Свете, обернувшись мухой, и, чавкая порой гнилым яблоком, с грустью вспоминает о жизни. О том, что у него было так много, много бытия…
Новость отредактировал Арника - 5-01-2015, 08:17
Ключевые слова: Сумасшедший червь смерть галлюцинации Петербург солнце муха душа авторская история