Ангел Истребитель
....Путь от прусской границы до имения Шажевских в Липках, если следовать на почтовой карете от Граево до Белостока - семьдесят с небольшим миль. Полдня на перекладных и ещё пару часов верхом за город, если, конечно, дорогу не размоют дожди. Несмотря на то, что район находится на стыке двух составных частей королевства и примыкает к прекрасно асфальтированному Ягеллонскому почтово-пассажирскому тракту, соединяющему Москву и Варшаву, сообщение тут запущенно и оживляется только сезонно, когда барышники гонят скот и везут рожь на продажу. Путнику без средств, попавшему по прихоти судьбы в этот захолустный край, не на что было бы рассчитывать, кроме как на маловероятную возможность найти место в дилижансе Кенигсберг-Констанца.Именно поэтому Франсуа, не питавший иллюзий и надежд относительно благоустроенности этих краев, не сразу смог поверить, что его новый знакомый – человек, несомненно, привычный к комфорту и благоустроенности инфраструктуры лучших стран Европы, - сумел довольно легко найти им два места в почтовом возке рядом с егерем.
- Конечно это не дневной салон поезда и не купе паромобиля, но за неимением ни того, ни другого следует довольствоваться лучшим, что может дать нам случай.
- Вы не устаете меня восхищать.
- Полноте, этого того не стоит – вот если бы я достал экстренный поезд, или дирижабль, это было бы достойно восхищения.
Юноша грустно рассмеялся и помрачнел.
- Не сомневаюсь в ваших талантах и опытности путешественника, пан Хенрик, однако боюсь, что в такое захолустье как Белостокщина железные дороги дойдут в последнюю очередь. Дикие края, дикие нравы, дикие страсти…. Везде, куда не бросить взгляд, видишь эту мерзкую, несправедливую картину. Тяжелый труд крестьян, беспросветную жизнь которых радуют лишь алкогольные грезы. Озлобленные мещане, готовые и конкурента-еврея зарезать, и родственника отравить, лишь бы завладеть их имуществом. Бездельники-шляхтичи, проводящие всю жизнь в сельских гаремах, пьянках да охотах, либо в грабеже и бесчинствах, которые лицемерно называют борьбой за свободу. Мне стыдно за свою Родину перед таким человеком как Вы.
- Не стоит преувеличивать запущенность ваших краев, пан Франтишек, - с неким подобием тени улыбки молодой человек помог ему взобраться на облучок и тут же сфокусировал свой взгляд на точке где-то далеко за плечом конвойного, - Как и не стоит преувеличивать моих качеств.
- Захолустье, до которого не доходят железные дороги… - тут де Грей усмехнулся, да так хмуро, что не только юноша, но и привязывавший к багажной раме вещи егерь боязливо вздрогнул, - Право, какая тонкая характеристика! Сколько в этих словах самокритики, сколько истинно польского! Даже самый циничный француз, самый привычный к ужасам жизни англичанин так не скажет о своей стране.
Де Грей ещё раз повторил фразу «Захолустье, до которого не доходят железные дороги», уже по-французски, словно пробуя её на вкус.
- Можно подумать, Ливерпуль и Сен-Этьен - центры культурной жизни. О, пан Шажевский, вы переоцениваете Западную Европу. Никакая она не просвещенная и не цивилизованная, только умеет казаться такой. Во французской глубинке невежественная толпа забрасывает камнями дома, где собираются ученые. В Англии рабочие трудятся на фабриках по двенадцать часов в день и мрут, как мухи. В Австрии батраки как были холопами своих господ, так и остались, сколько б ни принималось высочайших указов об освобождении крепостных. В Германских княжествах солдатня режет либералов. И вы, благородный сын своего народа, неглупый, не испорченный светским образованием человек несёте какую-то чушь о дикости нравов, дрянных дорогах. Не думаете ли Вы, мой юный друг, что все англичане поголовно культурны и высокоморальны, ценят человеческую жизнь и достоинство? Даже лучшие из них в своих колониях быстро забывают, что джентльменский кодекс поведения не стоит оставлять в салонах метрополии. Потому что джентльмен не тот, кто живет на ренту с капитала, не работая….. «Захолустье, до которого не доходят железные дороги». Если бы все было так плохо, как же тогда дошел бы королевич Владислав до Москвы?
Юноша с глухим вздохом отвел взгляд от прожигающего взора своего знакомого и оглядел непрезентабельный дворик почтовой станции. Парировать это столь красноречивое высказывания ему было просто нечем. Он почти ни ездил по свету, и весь его «заграничный гран-тур» ограничился территорией дружественной Франции, куда он прибыл по морю, чтобы не сталкиваться с лишними проблемами в лице полонофобии пруссаков. Де Грей же был не просто эрудированным человеком - каким-то непостижимым образом он воздействовал на собеседника, и дефект некоторого косоглазия не только не портил его природной импозантности, но напротив, усиливал и придавал ему пугающе-магнетическое воздействие.
- Мне просто становится стыдно…. Вы спасли мою жизнь, а я у меня даже экипажа своего нет, чтобы подвезти вас.
Де Грей удрученно повел глазами. Только сейчас, сидя слева от него, Франсуа заметил, что на левой стороне лица у него идут едва заметные рубцы, без белесой или красноватой кожи, вообще не похожие на следы ран, словно были выдавлены на матовом воске тонким лезвием.
- Перестаньте себя винить за то в чем вы неповинны, - махнул он рукой, - Человек, стремящийся в небо, вряд ли будет держать коляску на выезде, - рассудительно приободрил его спутник, - Ваша душа стремятся к Возвышенному, Запредельному и Свободному от Обыденности, в том числе от тряски в жестком кузове кибитки и осыпания дорожной пылью.
- Вы слишком любезны ко мне, пан де Грей. Я всего лишь дурак, потерявший воздушный шар и чуть не погибший из-за этого, да ещё и испортивший вам отдых.
- Мне, почему-то, присущ такой недостаток, - он протянул ему свою флягу, - как Вам - излишние сожаления.
- Можете считать меня неблагодарным судьбе, но мне становится грустно от того, как много нужно сделать и как трудно это осуществить. Дороги - самое меньшее, до чего доходят руки. Весь цивилизованный мир уже впрягает пар, отправляя на заслуженный отдых то, что служило человеку уже вчера, а мы все ещё волочимся на пегих кобылах. И будем волочиться черт знает сколько ещё времени….
Пугающий левый глаз де Грея, до этого отстраненно косившийся через плечо егеря, вдруг сфокусировался на юноше. Шляхтич невольно вздрогнул.
- А может быть, именно поэтому я и приехал сюда. Чтобы отдохнуть от мертвой, искусственной и механистичной цивилизации, на лоне прекрасной восточноевропейской природы, где человек ещё не испоганил и не замусорил мир, в котором он живет…. Где ещё есть светлые, с не замутненным разумом и сердцем люди. Мой вам совет, - он снова отвернулся и, не глядя, протянул ему дождевик, - лучше, чем искать счастья в прогрессе, накиньте это. Боюсь, что нам придется проехаться не только с ветерком, но и освежиться.
- Я счастлив, что могу вернуться домой, и не столь важно, промокну ли я под дождем по дороге туда, - мягко улыбнулся Франсуа, накидывая колпак капюшона.
Кучер щелкнул кнутом, гикнул, и лошади, мотая головами, тронулись - возок слегка вздрогнул и двинулся в путь.
- Что дождь - не велика напасть, панове, - натужно просипел егерь, закончив возиться с крепежными тросами для багажа и потирая зябнущие руки в скверных переделанных из перчаток митенках, - Помоги, Богородица, доехать без конфуза, - поймав взглядом приземистый неф местной православной церкви, он размашисто перекрестился. Франсуа с интересом посмотрел на егеря, и тот дернулся - хотя ещё два столетия назад, при короле Яне-Казимире, заинтересованном в союзе с Россией, которой правил его брат, религиозное равноправие в Жечи Посполитой было формально восстановлено, ещё долго православие оставалось презираемой, «холопской» верой.
Де Грей, едва заметно покосившись на эту картину, не переставая задумчиво смотреть за плечом егеря в уходящие очертания граевских улочек, протянул ему свою флягу. Тот настороженно поглядел на него, потом на юношу, но, неожиданно услышав из уст де Грея успокаивающее «частуйцеся» пригубил и довольно фыркнул.
- Благодарствую, пане! О-о-ох, - он занюхал рукав, - Ядрена мадёрка, крепка как спирт.
- Это того не стоит... Трэба меркаваць*, - проговорил молодой человек, оглядев по сторонам открывшееся за городской заставой пространство - лисовчики могуць даставіць непрыемнасцяў? (бел. Надо полагать*)
Франсуа не мог поверить услышанному - де Грей, по его собственным словам, не бывавший восточней Кенигсберга, говорил по-белорусски ничем не хуже, чем по-польски или по-немецки. От этих слов конвойный-белорус, хоть и был несколько сбит с толку заграничным видом старшого пана, явно расположился и заговорил охотно на нелюбимой мове, точней, на смести польского и белорусского.
- Они самые, Лясныя браты, черт бы их побрал, - он смачно сплюнул через левое плечо, - Патриёты голытьбавные, одолели хуже холеры. Уж и пацифицировали их, в лесах просеки рубят, болота сушат, да все без толку.
- И как часто они выходят на дело?
- На шо выходят?
- Грабят экипажи на дорогах.
Егерь задумчиво повел седеющим усом.
- Та поди пока опосля Рождества не прислали уланов да по заставам со шалагбаумами не понаставили все тихо буво. На возки не лезли, больше то по местечкам, да по хуторам. Габрэяў да немчуру погромят, и в лесу уйдуть. Добрэ люди жалуются в воеводскую канцелярью, та воеводе па хрэну – его поставили следить за порядком, а беспорядки не евойная компетенция, - последовал ещё один плевок, - А як эти рейтузники тут выслуживаться начали, бельма заливать да девок портить, так лезуть на рожон.
Де Грей с насмешливым видом опечаленно закатил глаза.
- В такие моменты я жалею, что нельзя провозить больше трех единиц стрелкового оружия.
- Не думал, что Вас интересует политика, пан Хенрик.
- В моей жизни есть бездонная пропасть отчаяния и одиночества, которую я тщетно пытаюсь заполнить хоть каким-то смыслом. И пока что я не дожил до маразма чтобы находить удовольствие в этой грязной игре для людей без души.
- Однако вы в курсе, что литуване перешли к партизанской борьбе. То, что они называют партизанщиной... Откровенный бандитизм и мародерство, громят беззащитных людей, утверждая, что они борются за право Литвы на самоопределение.
- По вашему мнению, живые трупы* и трансвеститы, строящие адские машины и обливающие кислотой польских великодержавников в Монте-Карло и Биарицце не вызывают интереса на фоне тошнотворно однообразных балов, скачек, флирта и опер с голосящими толстухами? Маленький протестантский народ у Балтийского моря столь экстравагантен в борьбе за свою свободу, что можно уделить ему немного внимания. В ряде случаев ужас перед этими деяниями уступает место восхищению изобретательности. И все-таки, я не сочувствую тем, кто борется за свободу, убивая старых маразматиков вроде этого мышиного жеребчика Чартарыйского.
- Патриотизмом вы явно не страдаете, - Франсуа кисло усмехнулся, - я не шовинист. Литва на протяжении столетий была неотъемлемой частью нашей страны, и литовцы в большей мере помогли нам объединиться всем вместе, перестать наконец биться насмерть из-за пресуществления и консубстанции. И сейчас они хотят отделиться от нас как от сумасшедших родственников, избавиться от которых невозможно, ухаживать за которыми противно, а бросить нельзя. Литва сестра Польши, Белоруссия, Украина, Россия, католики, протестанты, православные, все мы - родные. И как больно сознавать, что чья-то нетерпимость, озлобленность и амбиции разделяют практически единый народ, разрушают самых близких людей....
Де Грей медленно свел взгляд, посмотрев в глаза юноше. Бледноватое лицо его приняло более человечный, и в то же время, какой-то бесконечно усталый и несчастный вид.
- Простите если я задел ваши чувства своим цинизмом, пан Шажевский. Вы счастливый человек. У Вас есть Родина, и не самая плохая история. У меня... - он горько покачал головой, - только дорога, по которой я иду, сам не знаю зачем... не знаю куда...
Юноша с чувством вины за какую-то необъяснимую обиду сказал:
- Напротив, мне очень приятно узнать человека, который мыслит шире, чем границы какой-то страны. Все мои друзья… они даже не славяне, они шляхтичи, которые маяться от безделья и невозможности реализоваться. Они не хотят ничего видеть дальше своего эгоизма и охоты за юбками.
Де Грей покачал головой и, понизив голос, сказал слова, которые ещё долго преследовали молодого Франтишека "Франсуа" в воспоминаниях.
- Порой самоограничение восприятия - это единственный способ защититься от того что таит в себе изнанка действительности...
Вскоре, впрочем, гнетущая задумчивость на лице де Грея уступила место бездеятельному наблюдению пейзажа. Перед пассажирами расстилалась приятная картина - покрытая кудрявыми лиственными лесами и чернеющими дубравами даль. То здесь, то там виднелись коронованные рощами холмы, гордо возвышающиеся пирамидки сосен или выглядывающие из просек и опушек хуторы, соломенные крыши которых были видны с дороги. У двух дворов, подступавших к самой дороге, возок останавливался, и егерь передавал хозяевам корреспонденцию. Почтовых станций на Белостокском тракте было всего две, да и то на заставах с конвоем улан, так что на постой и обед можно было не рассчитывать. Поэтому хозяева хутора и местные селяне спешили воспользоваться моментом, чтобы продать что-нибудь путешественникам. Кое-как наскребя в карманах штанов и очистив от болотной тины пару злотых, Франсуа купил осьмушку ржаного, жареную пулярку и дюжину яблок. Де Грей от сего скромного угощения вежливо отказался, отметив, что всегда плотно завтракает, что перекусил в Граеве и заверил, что не имеет привычки ужинать. Франсуа все-таки уговорил его под угрозой оскорбиться взять яблоко, чем очень гордился – за время знакомства с «паном Хенриком» он убедился, что тот исключительно своенравен и упрям. При этом сам он поступил довольно странно – одна старушка, божий одуванчик, пытавшаяся продать весьма неаппетитного вида вареные яйца, получила от него целую гинею. Она прослезилась при виде золотого, с которого у неё не было сдачи, и ещё долго не хотела брать – святая простота, даже не поняла, что получила месячный заработок мастерового. Товара он не взял, сказав, что поститься и чтобы она раздала его детям или работникам. Поэтому диетической снедью подкрепился Рыгор – так звали егеря. Странные, но благородные манеры заграничного пана, лишенного даже тени снобизма, очень расположили к нему.
Что же до юного Франсуа, его мысли были далеко от трясущегося возка, в самом дорогом ему месте на Земле, от которой он так отчаянно пытался оторваться. Липки… имение, где он вырос, место, где протекло его девство, отрочество, прошли лучшие дни его жизни – дни новогодних каникул. Он закрывал глаза, и сердцу становилось тепло от представляемых образов. Проникнутого солнцем парка, голубой глади озера, Лина… милая, нежная, непоседливая, с сияющими глазами кидается на шею брату, всегда такая приветливая. Они вместе седлают коней и мчатся по высокой пшенице… Дом… Родина…
По мере того, как возок двигался к Белостоку, погода портилась. Пока укаченный шляхтич дремал, придерживаемый спутником за рукав от вываливания, де Грей держался отстраненно, однако плохо скрывал приступ головной боли.
Быстро растекалась, клубилась и росла, будто от разлитой в воде туши, черно-лиловая туча, и когда скрылись за холмом последние бледные стены глухих крестьянских усадьб - уже клубящийся сумрак заволок большую часть неба. Вдали послышался приглушенный перекат грома. Ободрившийся ветер лихо провел по молодой листве кленов и осин, наполнив умиротворенный лес тревожным шелестением.
Черная туча, в мгновение окутавшая в глухую мутно-газовую вуаль, скрывшую за сумрачной завесой всё видимое небо, утопив и горизонт, и кромку леса, и золотистый свет вечереющего солнца густою пеленою.
Вдруг настала ночь...
Не церемонясь, гроза ворвалась на Белостокщину, со всей яростью, со всеми ужасами, которые несли сомкнувшиеся в вихре холодные и жаркие ветра. Разыгрался, расправил могучие крылья вольный ветер, вскинул дорожную пыль поземками до небес... Гром от ещё не видимых путникам молний потряс воздух, испугав лошадей. Все вдруг погрузилось во мрак, непроницаемый, как темнота самой глухой ноябрьской ночи. Все слилось и потеряло грани - земля и воздух, дорога и деревья, подлески, сосняки, дубравы, лишь шум потревоженных листьев, подобный гулу хмурящегося океана, двумя валами бился о берег дороги, накрывая брызгами-отзвуками пассажиров возка. За редким булыжным бордюром начиналось то ольховское царство, не доступное ни воле человека, ни взгляду фонаря. Небо превратились в пучину бурлящих облаков, перечеркиваемых голубыми жилами вспышек молний, которые обжигали глаза своей спонтанностью. Рыгор испугано крестился, призывая Богородицу, седок у кучера охал: «Настоящая буря, весной?! Что твориться с погодой...»
- Все проклятые вулканы, - с интонацией знатока вторил ему возница, - naperdit, kichania, diabelski uczka...
Голубая стрела молнии расчертила восток, и раскат грома поглотил слова человека. Глаза де Грея засветились огнями азарта. Он зачарованно смотрел на молнии, томно вслушиваясь в переливы
- Стрелы Бога... - едва слышно проговорил он, - Неведомые, Могучие, Живые....
Когда от растекающихся туч стало темнеть, пассажиры явно заволновались и стали просить кучера ехать быстрее. В основном волновалась пани Моника - она везла с собой отрезы тканей, привезенные из Кёнингсберга, и которые составляли большую массу багажа на крыше возка.
Возница видимо и сам не хотел попасть под дождь и с удовольствием согласился бы как можно скорее смениться на ближайшей заставе, поэтому пустил гиканьем и ударами хлыста лошадей рысью, заставив экипаж буквально лететь. Лошади бешено мчались вперед, возок раскачивался и мотался из стороны в сторону на дрянной гальке; всякий раз массивный корпус подскакивал на очередном ухабе или подныривал колесами в колдобины так, что грозил опрокинуться. Нервы Франсуа натягивались как струны, коля кончики пальцев уколами электрических щелчков, заставляя его держать ухо в остро - ведь беспечность грозила сидящим наверху пассажирам дилижанса падением с почти двухметровой высоты. Ему приходилось крепко держаться. Да и не только ему. Ставшие периодическими звуки отплевывания и ругательства седока справа от кучера - судя по особенно часто повторяющемуся «шайзе», господин этот был немцем - красноречиво говорили, что он думал об этом путешествии. Даже сидевшие внутри купе дамы испугано взвизгивали, хотя они были защищены стеганой обивкой. Только один де Грей каким-то уму непостижимым образом держал равновесие. Он был спокоен. Лишь на пятой или шестой вспышке юноша заметил, что его спутник с загадочной улыбкой смотрит на сверкающие бичи, рассекающие почерневшее небо, бросавшие краткие отблески серебряно-глубоватого света на клубы туч. Улыбается так, как его сверстники на балу смотрят на понравившуюся девушку. Вспышки молний, извившиеся во всех мыслимых направлениях, нисколько не пугали его, хотя несчастные лошади при каждом ударе испуганно вздрагивали, судорожно встряхивая экипаж вместе с собой.
Егерь усиленно крестился, стараясь сохранить свой внушительный вид, но губы его дрожали, невнятно шепча «Отче наш». Де Грей говорил ещё тише, что едва можно было разобрать:
— Сверкала молния –
А в ней
Я видел отблески
Тех дней,
Что прожил зря...
Франсуа очень хотелось спросить де Грея, что всё это значит, но он определенно боялся это сделать. Упрекнуть человека, спасшему ему жизнь в том, что он не нормальный, было бы неловко для него самого. Да и много ли нормальных людей способны на такой шаг….
- Разве это не прекрасно? – внезапно воскликнул молодой человек, слегка облокачиваясь на крышу, - Взгляните на этот танец света, сотворенный Величайшим Художником во Вселенной!
- Что прекрасного может быть, пан Хенрик, в том, чтобы угодить в бурю?
- Упаси Богородица, маланка шандарахнет!
Де Грей заливисто рассмеялся, так громко и мощно, как не смеялся, видимо, уже давно. Взгляд его смеющихся лучившихся жутким светом глаз сошелся в какой-то неведомой точке на небосклоне.
- Дурак ты, Рыгор! И Вы раскройте свои глаза, пан Франтишек! Вы боитесь стихии, к которой принадлежите! В городах мы рабы страха в своих каменных клетках! Здесь - мы свободы!
Он резким движением панибратски обхватил юношу рукой за шею и заставил наклониться вперед чуть ли не до носков. Второй рукой он с силой вцепился в лацкан кафтана егеря и рывком заставил его перевеситься через поручень.
- Пане, Вы шо, совсем с ума съехали?!
Смех де Грея заглушил какой-то странный звук, не похожий ни на громовые раскаты, ни на гудение возка.
В этот самый момент экипаж пронесся под деревом, вымытым ливнем и завалившимся в сторону дороги. Его раздвоенный ствол, нависавший как шлагбаум, с холодным глухим свистом пронесся над крышей возка. Если возница и немец успели его заметить (а немец даже крикнуть «осторожно», что, однако, утонуло в раскате грома), то де Грей, Рыгор и Франсуа его видеть просто не могли. И все-таки…. Де Грей как-то это учуял и грубый жест спас их головы.
- Я обязан Вам этому дыханию жизни, пан Франтишек! – разгибаясь, придержал шляпу молодой человек, - Представить даже себе не мог, что тут будет так весело!
От удара багажные тюки стали расползаться, чемоданы поползли, грозя свалиться на сидящих путников. Спасавшийся от внезапного препятствия немец, перевесившись через крыло, едва не вывалился, и от участи скатиться в грязь его уберегла только помощь возницы. Рыгор вынужден был приделывать все это на место. Ко всему прочему его одергивала капризная пани Моника, метавшаяся в ужасе в окне. Закончив паясничать так же внезапно, как и начал, Де Грей резко встал, и, по-охотничьи лихо упершись ногой в крышу, стал помогать ему привязать поклажу покрепче. Не остался в стороне и Франсуа, помогавший подпихивать вещи с правой стороны.
- Раз Вам так дороги эти будущие платья, панна Моника, извольте тянуть шпагат! - он, склонившись вниз головой в окне экипажа, сунул конец крепежного шпагата, - Мы врезались в дерево и багажная решетка повреждена.
- Иначе оно не удержится, панове, - поспешил добавить егерь.
Пассажиры подчинились его словам, - видимо суровое лицо пассажира висящего вниз головой на краю крыши, возымело на них эффект, и поручик Малиновский, минуту назад называвший «этого иностранца» психом, исполнительно протянул канат, высунув с другой стороны Рыгору.
Вдруг, без видимой причины, как показалось юноше, от какого-то особенно мощного громового разрыва де Грей резко поднял голову и напряженно огляделся по сторонам, лицо его исказилось. Блестящие глаза сверкнули каким-то жутким нечеловеческим светом.
И тут средь стука копыт и трескота колес, тревожного шуршания листвы, воя ветра и глухих перекатов грома раздался вопль, от которого стыла кровь, сердце судорожно замирало, все внутри каменело, скованное холодом. Дикий, гневный, вязкий, мерзкий возглас внезапно разорвал ночь подобно разряду молнии.
- Матерь Божья, что это?! – из груди Франсуа вырывался сдавленный возглас.
При первых же звуках лошади словно взбесились и встали на дыбы. Несчастный возница, бледный как полотно, пытался их удержать, но ему просто не хватало сил справиться с четырьмя испуганными животными. Немец хватился за вожжи, стараясь помочь, но стало только хуже. Вздыбившиеся лошади потоптались на месте, пока новый крик не подстегнул их жестче любого кнута. Возок рванул вперед с такой скоростью, что сидевшие внутри люди повалились друг на друга. Де Грей и Франсуа повисли на краях крыши, удерживаемые больше потоком налетающего ветра, чем собственными руками за поручни багажника. До них доносились отчаянные и бесплодные крики возницы:
- Стой! Стой, бестолковая тварь, стой!
Вопль поддержал ещё один голос, потом ещё один и ещё, пока этот подхваченный грозовым ветром не слился в чудовищный гул, разносимый по всему мыслимому пространству. Обезумившие лошади летели, увлекая за собой отчаянно скачущий возок и перепуганных людей в почти кромешной темноте среди неведомого ужаса. Вопли словно перетекали с одной стороны леса на другую, прячась за экстатическими изгибами молний, дразня, издеваясь и путая напряженный разум в этом мучительно мутном беспросветном сумраке.
- Звездный ветер приносит безумие... – приговорил де Грей, быстро вынимая что-то из-за борта куртки и бросая в руки Франсуа. Машинально схватив рукой предмет, юноша сообразил что это – маленький серебристый Дерринджер.
- У вас только две попытки, - де Грей взвел курок массивного револьвера, - используйте их с умом!
По-кошачьи перекатившись через себя, он крикнул что-то Рыгору и сделал резкое движение, выбрасывая между немцем и возницей руку. Раздался выстрел. Еще один, он приподнялся на локте и сменил прицел - ещё…
Сквозь вой ветра и перекаты грома, чудовищные звуки неведомого создания причитания женщин и ржание коней Франсуа расслышал, как закричали немец и кучер.
Возок тряхнуло от удара, женщины закричали. Ещё выстрел…. Глазам открылся ужас неименуемого. Из сумрака подлеска на дорогу вынырнула огромная темная масса, которая попыталась пойти наперерез, и только выстрелы заставили её увернуться. Она последовала за экипажем. В следующую секунду юноша увидел огромную усеянную длиннющими клыками пасть зверя и его уродливо огромные когтистые лапы, которые впились в крышу, словно пытаясь обхватить сидевших на козлах людей. Вопли пассажиров усилились – нижняя лапа пробила дверь, и когти рвали обшивку. Под тяжестью возок накренился почти к самой земле…. Свесившийся с края, де Грей, пытаясь удержаться, пнул эту тварь ногами. Зверь размашисто ударил по человеку - брызнула кровь. Де Грей качнулся, отлетев назад….
Юноша, не глядя, нажал на спусковой крючок.
Дымное облако рассеялось, унесенное ветром - на крыше не было не де Грея, ни существа; на обшивке остались следы от чудовищных когтей. Козлы почти снесены, - немца видно не было, кучер безвольно повис, свесившись на бок.
- Стреляйте же, паныч! Стреляйте, догонят ведь, сукины дети, – хрипло крикнул егерь ему. Юноша инстинктивно обернулся, готовый открыть огонь, но то, что он увидел сзади, было еще страшней. За возком мчались по обеим сторонам дороги две массивные тени. В свете молниевой вспышки он увидел двух отвратительно огромных медведей, которые с немыслимым проворством бежали следом. Рыгор выстрелил, и от отдачи едва не вывалился, умудряясь при этом перезаряжать мушкет. Пуля попала прямо в голову одной из преследовавших их фигур, но она (оно?) никак не отреагировало на попадание.
- Слева ещё один, - раздался до боли знакомый голос. Де Грей! Живой! Окроваваленый, с лицом расчерченным четырьмя красными полосами от виска до шеи, но живой и все такой же загадочно-насмешливый лез из дверного проема. Зверь, поваленный выстрелом Франсуа, увлек ее за собой. Левая его рука была жестоко ободрана, - У Вас прекрасная реакция, мой юный друг! – усмехнулся он, - Я обязан Вам целостью моего лица, да и кое-чего ещё! Пан поручик, слева! держите его на мушке! Цельтесь в глаза!
Из-под дождевого козырька окна показалась усатое лицо с бакенбардами в фуражном картузе с капсюльной "колотушкой" в вытянутой руке.
- Пусть только поближе подойдет, пан де Грей.
- Что мне делать? - трясущимся голосом спросил юноша, наблюдая за тем, как тот одной рукой перезаряжая револьвер.
- Возьмите что-нибудь, и перевяжите кучера... этот косолапый хозяин леса - он зло потряс пистолетом, закрывая барабан, - сломал нам оглоблю и чуть не убил возницу. Нужно наложить жгут. - А как же лошади?
- Пан Марек подержит вожжи.
На глазах Франсуа из дверного проема полез молодой человек, давеча флиртовавший с модисткой пани Моники, который нетвердо переступая с подножки на крыло с трудом влез мимо развороченного облучка на лошадь. Возок ходил ходуном, подскакивая и отчаянно раскачиваясь, каким-то чудом держась воедино с несущимися животными, - лошади брызгали
слюной, от их спин валил пар, видимый сквозь дождевую пелену. Волна медвежьих воплей прокатилась по округе, подстегивая их все яростней.
Не отвлекаясь, юноша спешно обматывал скрученными тряпками и шпагатом истекавшего кровью по инструкции де Грея выше раны. Превозмогая боль в раненой руке, тот вытащил откуда-то второй револьвер. Послышался голос Рыгора.
- Идет, идет, черт косолапый!
- Спокойней, панове, дайте ему подойти ближе!
Выстрелы грянули почти одновременно с сильнейшим толчком. Казалось, что возок взлетел в воздух. Треск дерева, крики женщин, ругань мужчин и дикое ржание коней - все смешалось.
Юноша ощутил холодную воду, внезапно захлестнувшую со всех сторон. Несколько секунд он не мог понять, что происходит, где он находится, пока из воды его не вытащила рука Рыгора. Оставшийся без управления экипаж был унесен лошадьми с дороги в сторону, и вместо моста они бросились через речной брод. Въехав на каменистую гряду остова старого моста экипаж опрокинулся, оглобля и упряжные ремни разорвались окончательно - возок остался катиться по инерции в мелководье, пока совсем не рухнул, лошади унесли отчаянно кричащего пана Марека в бездонную чащу леса. Пассажиры остались живы только благодаря случайности - возок протащило несколько метров до самого противоположного берега. От толчка всех, кто был сверху, сбросило в воду.
Франсуа почти не помнил, как выбрались пассажиры - из памяти юноши этот момент выпал. Он помнил лишь, что при виде почти трехметровых тварей с когтями длинными как кухарские ножи последовавших за возком в реку пани Моника закричала так, что можно было оглохнуть. Помнил, как обезображенная ужасом милая рыжеволосая компаньонка пана Марека при виде их потеряла сознание, и ему пришлось ее ловить и спешно отходить на берег. И как де Грей с поручиком Малиновским кидались в исполинских медведей камнями. Все это представало в памяти словно застывшим, медленно перетекающим из одной картины в другую, как плывут по лазурно-чистому небу редкие облака.
Из оцепенения его вывел выстрел - заказной револьвер де Грея сработал на совесть. Прежде чем у него кончились патроны, Один из зверей рухнул, подняв волну воды.
- Уведите женщин в лес, унесите раненного!
- И оставить вас одного с противником?!
Зверь издал жуткий вопль, который холодов обжигал спины и, казалось, заполнял уши каким-то склизким студнем.
- Идите, пан поручик! Быстро!
Де Грей увернулся от удара лапы, который в щепки разворотил возок. Зверь выломал кусок и отшвырнул его в сторону.
Люди в ужасе бросились бежать в сторону подлеска, спотыкаясь, падая, задыхаясь. Малиновский и Рыгор почти бегом понесли кучера. Лишь Франсуа отказался бежать. Схватив кусок оглобли, он бросился к товарищу:
- Я с вами, пан де Грей!
- Осторожно!
Медведь выбрался на берег, наступая на людей. Он поднялся на задние лапы, замахиваясь для страшных объятий. Де Грей смотрел на него презрительно...
Оглушительный рев чудовища поглотила молния. Она ударила в ближайшую сосну, осыпав деревья фонтаном искр. Пассажиры в ужасе метнулись в сторону! Де Грей, отступавший от зверя назад и споткнувшийся о кусок обшивки возка, упал, но пытаясь отползти, вдруг остановился и крикнул юноше и всем остальным:
- Не двигайтесь! Панове! Не спрашивайте почему, во имя всего святого, не двигайтесь!
Люди, отчаянно ища спасения от скалившегося на них кошмара, инстинктивно послушали его. Куда они могли бежать? Кругом был лишь лес, уходящий в небо, лес, тонущий в грозовом сумраке.
Тяжелое дыхание и всхлипывания, треск и терпкий запах горящей сосны, светящиеся холодом глаза де Грея, отчаянно колотящееся в клетке ребер сердце юного шляхтича... И существо почти трех метров роста, имевшее неестественно длинные лапы и гипертрофированные когти и зубы, чудовищный каприз природы медведь переросток.... просто стоял на месте. Он стоял, размахнувшись, чтобы смять все что попадется, но не двигался. Люди стояли, боясь пошевелиться, не понимая, что произошло.
Де Грей едва заметно, змеиными ужимками слезал с куска крыши экипажа, держась за него как за импровизированный щит. Медведь качнулся, мотая головой, но вперед он не двигался.
Все случилось молниеносно. Де Грей дернулся, существо с ревом устремилось к нему. Франсуа не успел отвернуться
Раздался звук удара чего-то металлического и звон стекла. Оранжевое облако сгущенного света с синей подбойкой вдруг возникло из ниоткуда и обняло чудовище. Молодой человек, опаленный огнем, выскочил в сторону, перекатившись кубарем.
Медведь оказался подожжен керосином, который остался в каретном фонаре. Именно его де Грей откручивал, требуя от путешественников не двигаться.
Зверь взревел так, что закачались деревья. Он стоял перед горящей сосной, размахивая
лапами, принялся крутиться на одном месте, словно хотел стряхнуть Огонь с себя как сеть.
Франсуа нетвердо отступал к краю леса, не веря тому, что видел. Чудовище корчилось,
дергалось, но не пыталось броситься к реке, хотя берег был буквально в нескольких шагах.
Он зачарованно смотрел на эту жуткую пляску смерти, когда вдруг ощутил, что кто-то коснулся его плеча. Юноша не выдержал и закричал от ужаса, рванулись к дереву, и с проворностью белки взобравшись на метра два над землей. Каково было его ощущение облегчения, когда он увидел де Грея в разорванной куртке, исполосованной рубашке, залитого кровью и выветренного копотью, со шляпой, нахлобученной на затылок. Судя по стекавшей воде, он только выловил ее из реки.
- Черт возьми... - он раскинул здоровую руку, болезненно улыбаясь - а еще утром я жалел, что приехал сюда! пан Шажевский, очарован вашим краем! В жизни так не веселился, настоящий цирк.
И он смеялся. Смеялся, помогая юноше слезть с дерева, смеялся, помогая перевязывать кучера. Он смеялся, как ненормальный, а охваченный огнем медведь все еще метался между горящих сосен, пока вдруг не скрылся за пригорком. Смех де Грея смолк так же внезапно, как и начался. Он был измучен и едва стоял на ногах.
Невдалеке раздался звук горна. Рыгор снял свой чудом уцелевший рожок и протрубил в ответ. Со стороны дороги на просеку выехал десяток улан. Их командир спешился и отрекомендовался:
- Капитан Марецкий, честь имею! Человек, ехавший на испуганных лошадях сказал, что на вас напали!
- Эти создания больше не представляют угрозы….. Позаботьтесь о раненом. Кроме того, мы потеряли одного пассажира, пошлите на поиски.
- Думаете, - робко спросил Франсуа, - он все еще жив?
- Жив, но из психушки не выйдет.
Де Грей обернулся к людям и сказал с непривычной серьезностью, и какой-то сумрачной грустью, - Панны и панове! Благодарите Бога и ваше мужество, вы выстояли в схватке с тем, что принято называть неименуемым.
Оно поднялось из канавы позади - это нечто, что еще несколько минут назад было чудовищным созданием, не подбивавшееся описанию, словно покрытое кольчугой, состоящей из железных щитков-лезвий, между которыми налипли камыши. Оно сдавленно прорычало, подняв конечность над головами людей. Де Грей среагировал мгновенно - уланская пика вылетела из своего крепления под седлом и проткнула Нечто насквозь. Создание качнулось и рухнуло на спину с сильным грохотом, будто вываливалось содержимое посудного шкафа. По древку пролежали голубоватые языки пламени, и из глаз медведя посыпались искры.
Де Грей стоял над распластанным зверем, устало, глядя перед собой. Каким-то чувством он уловил, что к нему подошел Франсуа.
- Вы все еще восхищаетесь прогрессом?
Недоумевающий юноша, не дождавшись от него объяснения, посмотрел вниз - и на разум его будто сошла окружающая грозовая мгла. От увиденного он лишился чувств. Де Грей крепко схватил его за плечо, не давая упасть.
Путешественники и уланы подступили к яру, ожидая увидеть поверженного монстра. Но то, что
предстало их глазам, не мог представить никто.
Из распоротого живота "медведя" вместо кишок и печенок посыпались погнутые зубчатые колеса, со струнным треском лопнула лента пружины....
Новость отредактировал OzzyFan - 7-12-2013, 22:10
Причина: Восхитительно.
Ключевые слова: творчество альтернативная история фантастика