Трудности перевода, или Дьявольская модель

Эту коробку я нашёл на антресолях в процессе расхламления квартиры. Я вертел в руках пожелтевший картон, прислушивался, как внутри пересыпаются детали, и мучительно вспоминал: где и когда я купил эту модель? Не вспомнил. Слез с табуретки, ногой отпихнул ворох старой одежды и уселся за стол. Коробка была пожелтевшей, но всё ещё прочной. Выцветшая полиграфия, от картинки на коробке остались лишь размытые силуэты и какие-то слова на ненашенском языке. Я вытащил на поверхность сознания школьные воспоминания: «Лондон из зе кэпитал оф Грет Британ». Не-е, не английский. Я попробовал прочитать вслух то немногое, что сохранилось. Ничего не понял, но язык мелодичный. Помню, когда-то я очень активно охотился за итальянскими наборами — там тоже было написано на певучем.
Перевернул коробку. В обрывочных контурах букв складывались слова, которых я не понимал. Но часть из них была созвучна с теми, что всегда на слуху современного человека. В общем, что-то масштабное, уменьшенное от реальности. Производители не поскупились на оценку собственного детища: «Дьявольски реалистичная модель». Ну да, сам себя не похвалишь, другие вообще не заметят.
Отыскав в карандашнице канцелярский нож, я разрезал защитные клапаны и снял верх коробки. Аккуратно упакованные литниковые решётки, запаянный целлофан и золотистая плашка фототравленных деталей – набор был не из дешёвых. Странно, что я о нём ничего не помнил. Но качество набора действительно отменное. Казалось, что детали не просто склеиваются друг с другом, а чуть ли не выпрыгивают из моих пальцев, чтобы соединиться в единый узел. Идеальные плоскости сопряжения – если наносить минимальный слой клея, то шов вообще незаметный.
Тонкая плашка с фототравлением за много лет лежания покрылась благородной патиной и по внешнему виду больше напоминала античную бронзу, нежели латунь. Я рассматривал тонкие детали и восхищался изящностью линий, держа тонкую полоску золотистого металла на весу, едва прикасаясь к ней, так как боялся повредить эту красоту. В какой-то момент она выскользнула у меня из пальцев, и я сделал машинальное движение рукой в попытке поймать пластинку.
«Ой!» — вскрикнул я скорее от неожиданности, чем от боли, когда тонюсенькая полоса фототравления рассекла кожу и застряла в пальце. Я выдернул металл из ранки — боли не было, но из пореза очень быстро набиралась тёмная капля крови. Ещё миг — она сорвалась с пальца и рубиновой кляксой разлетелась по содержимому коробки. Машинально я сунул палец в рот, придавив порез языком.
Внезапный порыв ветра распахнул оконную створку, от сквозняка хлопнула комнатная дверь, и на кухне что-то разбилось, свалившись с подоконника. Я рванулся закрывать окна и убирать осколки, изредка засматриваясь на всполохи молний за окном. Первая гроза в этом году, и такая неожиданная.
- Па-а-ап, - позвали меня из комнаты. - А как это называется? Это такой конструктор, да? Ты меня научишь его собирать, да?
Щуплая детская фигура стояла возле стола и с интересом рассматривала содержимое коробки.
- Ну, па-а-ап, ты чего молчишь?
Я смотрел на заинтересованного мальчишку, всё внимание которого было приковано к содержимому коробки. «Надо же, как легко он назвал меня папой»? В горле словно застыл ком, и невысказанные слова давили грудь, угрожая инфарктом. Пауза затянулась.
- Хорошо… С-сын, - сипло произнёс я.
Протянул руку, чтобы погладить белобрысую вихрастую голову, и… не смог к ней прикоснуться. Отчего-то не хватило духу.
- Давай, пап, мы прямо сейчас этот конструктор соберём? Что из него можно собрать? Всё, что угодно, да? Тут столько деталей!
Ком в горле решительно не хотел уходить. Откашлялся. Стало легче.
- Это не совсем конструктор… С-сын…
Это слово мне давалось с трудом.
- Из него можно сделать только одну модель. Ту, которая указана в инструкции. А детали надо отрезать ножом. Вот так.
Я показал, как пользоваться резаком и бокорезами, и как наносить клей.
- Па-ап, а вот так отделять правильно? А я правильно отрезал? А это куда вставлять?
Постепенно, за работой, барьер истончался. Руки вспоминали все необходимые движения, а я, в какой-то момент времени, вновь почувствовал себя в своей мастерской на очередном мастер-классе. Показывал, как надо зачищать шов, какой стороной лучше держать кусачки. И не мог удержаться от улыбки, глядя на сосредоточенно высунутый язык – это же плюс десять пунктов к усердию и внимательности. Мы оба смеялись, когда детали прилипали к пальцам, а пальцы склеивались между собой, и приходилось трясти руками в воздухе, словно кот, наступивший на кусок клейкой ленты.
– Не жми так сильно, – говорил я. – Пусть деталь сама ляжет. Она словно должна «захотеть» встать на своё место.
– Как в «Лего»?
– Почти. Только тут ошибки не прощаются.
Мы возились долго. На улице стемнело, а лампа над столом будто стала маяком, высвечивающим безопасный островок моделизма. Неожиданно я обнаружил, что сам увлечённо собираю модель, а ребёнок сидит на стуле и изо всех сил старается не уснуть. Даже помогает себе руками, но видно, что сон его скоро одолеет.
– Нет-нет, пап, я спать не хочу ни капельки. Я просто немного посижу рядом. Давай ты будешь клеить, а я буду смотреть. Хорошо?
– Нет, сын, поздно уже. Пора спать!
Невероятно, но теперь мне это было произнести куда легче.
Я отодвинул в сторону коврик с полусобранной моделью, подхватил на руки лёгкое мальчишеское тельце и отнёс в соседнюю комнату. Положил на кровать. Укрыл одеялом.
– Спокойной ночи, пап.
– Приятных снов, сын.
Прикрыл дверь.
– Алло, Димон? Слушай, тут такое… короче, приезжай. Срочно!
– Братан, пятница! Ночь на дворе…
– Знаю, но… Короче, у меня новая модель.
– Поздравляю! Тебе всегда везло на смазливых баб.
– Блин, Димон, я про другое. У меня дома появился сын.
– Поздравляю, бро. Месяца через три сыграем свадьбу, но не сейчас.
Димка решительно не хотел меня понимать, еле ворочая заплетающимся языком.
– Какая свадьба? Димон, взрослый пацан! Ему лет десять. Белобрысый, как я в детстве. И он называет меня «папа», как будто всегда меня знал.
– Десять лет, братан, это срок. Вам было о чём поговорить.
Димка шумно выдохнул и засопел в трубку.
– Димон, ты не врубаешься? Он сразу в комнате появился. Из ниоткуда. Я нашёл старую коробку на антресолях. Иностранную. Я переводил. Там что-то про высокую реалистичность и детализацию. Открыл. Потом сквозняк, гроза. Графин разбился. А потом он меня позвал. Мы весь вечер собирали вместе модель. А теперь он спит в другой комнате, Димон!
От волнения я не заметил, как перешёл на громкий шёпот. Видимо, в моём голосе было что-то такое, что заставляло Димку трезветь.
– Мы собирали модель весь вечер. И всё было почти… нормально. Димон, он странный. Он появился в запертой квартире из ниоткуда. Он словно плывёт, когда я на него не смотрю. И он как-то странно перемещается в пространстве: вот он был, а вот уже в другом месте. А ещё он знает латынь: прочитал все надписи на коробке и сказал, что такого он уже давно не встречал. Димон, ты же учил латынь в «меде», приедь, пожалуйста. Боюсь, я что-то неправильно перевёл.
– Работай меньше, – зевнул Димон. – Кукуха сдвинулась!
– Я нормальный, Димон! Но у меня никогда не было детей, и… Я живу один. Жил.
Мягкий щелчок повернувшейся дверной ручки. Тихий скрип двери за моей спиной. И детский голос из темноты соседней комнаты. Из комнаты ли? Или просто из темноты, из мягкой тьмы, где не видно ни черт лица, ни пола под ногами:
– Папа?.. Ты с кем разговариваешь?..
Я замер.
– Папа? – голос стал надтреснутым: - Па-Па!
Почти в унисон произнесли два голоса, вырвавшиеся из одной глотки.
– Ну, па-апа. Побудь со мно-ой…
В голосе одновременно слышались и леденящий холод и потрескивание пламени. Ужас сковал моё тело и ледяной озноб коснулся загривка.
– Димон, - шепчу я: – Он, не мой сын. Он - не ребёнок. Он, кажется, вообще, не человек. Он...

Связь прервалась, словно разом отключили все сотовые станции: вот ещё в трубке звучал взволнованный голос, и — раз! И абсолютная тишина. Даже шипения статического электричества нет.
Дмитрий осоловело таращился на разом замолчавший телефон. Потом откинул одеяло и начал одеваться. Ночной город радовал своей пустотой и транспортной доступностью. Через сорок минут он стоял перед подъездом дома, в котором жил его друг. На шестом этаже рубиновыми квадратами светились два окна — холостяцкие привычки не всегда бывают логически объяснимы, но сегодня от них веяло тревогой: казалось, будто спящий дом вовсе не дом, а странное хтоническое существо, которое глазами-окнами наблюдает за человеком. Визитёр вздохнул и потянул на себя дверь.
Квартира его друга выглядела так, словно её хозяин вышел на минуту. Вот он только что разбирал хлам на антресолях; вот он сложил в кучу одежду, которую собирался отправить на дачу; а тут - что-то тяжёлое волокли по полу. Точно! Собрали в мешок весь хлам и потащили на помойку - поэтому хозяина нигде не видно. Гость подошёл к столу, посмотрел на пустые литниковые решётки; поднял и повертел перед глазами узкую золотистую полоску фототравления с засохшим бурым потёком. Затем взял в руки коробку c едва заметными буквами:
– La Costruzione di un Diabolo... Una realtà del Diabolo, - тихо прочитал Дмитрий.
"Создание Дьявола. Реальный Дьявол".
– Что же ты наделал, дружище? Это же не модель Дьявола. Это Дьявол и есть.
Димка устало опустился на стул. Мебель скрипнула.
– Па-ап?.. - раздалось из соседней комнаты: – Ты с кем разговариваешь?
Мягкий щелчок повернувшейся дверной ручки. Тихий скрип двери за спиной...
Новость отредактировал Летяга - 31-05-2025, 15:43
Причина: Стилистика автора сохранена
Ключевые слова: Мистика творческая история моделизм Детский голос истории на ночь дьявол находка авторская история