Вятские байки. Тужинская сторона. Часть - 4
Первые уроки
Давно это было, когда я приехал на Вятку по распределению. Оказался я в сельской глубинке, работал учителем в школе, и все свободное время посвящал охоте.
Однажды зимой, охотясь, как-то я неудачно сориентировался, перепутал направление и зашел в совершенно незнакомые мне места. Уже и темнеть начало, когда я, слава богу, вышел к какой-то небольшой деревушке. У калитки одного дома стоял дедушка, который сразу же начал меня приглашать переночевать, ссылаясь на то, что скоро совсем стемнеет. Устал я изрядно, дойду ли до дома, поэтому принял я приглашение, чем очень старика обрадовал.
- Гость у нас!- закричал дед Иван Кузьмич с порога своей супруге. – Накрывай на стол!
Как же гостеприимны простые деревенские наши люди! Меня, совершенно незнакомого для них человека, обули в теплые сухие валенки, накормили, водочки налили для «сугреву и за знакомство», подробно меня обо всем расспросили. Слушали, охая и ахая, удивляясь особенностям моей речи и тому, как далеко я заехал от родного дома.
А я внимательно рассматривал незатейливый вятский быт, многое мне было в диковинку: большой обеденный стол, лавки, полати, прялка в углу. На полу, очень нарядными показались мне, разноцветные домотканые дорожки. Увидел гармонь, явно ручной работы.
- Это колеватовская гармонь, ее деревенский мастер делал, - пояснил дедушка
(мог ли я тогда подумать, что через несколько лет я много раз буду гостить в Колеватово, познакомлюсь с последними жителями этой деревни?).
- В нашей деревне МетелИ в каждом доме всегда были гармони. А как же, какой праздник без нее? А гармонисты наши по всей округе славились! Нет, сейчас мне уже по – настоящему не сыграть, пальцы плохо слушаются.
- Рюмку-то ишшо держат пальцы,- бабушка Васса внесла свою лепту в наш разговор.
- Рюмку держат, а гармонь уже все, отыграл свое.
- А как вы все учились играть, Иван Кузьмич? – спросил я.
- Друг у дружки. Но если у кого не получалось, то, о, тут была целая наука! Вот допустим, соседский Филька терзал, терзал отцовскую гармонь, никакого толку. И тогда дед евонный открыл внуку одну тайну – можно научиться играть у нечистой силы! В бане!
- У банника?
- Не, не! В наших банях черти живут. Вот нужно взять для них угощение, гармонь, конечно, и пойти ночью в 12 часов в баню. Надо на полкЕ положить угощение, посидеть, чтобы нечисть к тебе привыкла, значит. А потом уже громко сказать просьбу – пусть научат, а я, мол, то есть ты, будешь ходить к ним с угощеньем каждую ночь, пока не научишься.
- Страшно ведь?
- А как же! Кто ходил, говорили, что сердце от страха млело и дыхание останавливалось. Я вот про Фильку знаю. Он раз пять ходил, так каждый раз чуть не прощался со всеми перед тем, как в баню отправляться.
- Научился?
- Ты дальше слушай. Выхожу я как-то на улицу вечером – кто-то на гармони играет, да искусно так, с переливами да переборами. Кто это? Подхожу: Филька лопоухий играет, а сам так весело улыбается, глаза от удовольствия прищуривает. Чего вытворяет вражонок! Посмотрел я внимательнее и удивляюсь, как это он играет – у него гармонь перевернута! Говорю, ты чего, Филька, так играешь? Не знаю, говорит, либо черти мне попались косорылые или косорукие. Не мог играть, а в темноте в бане гармонь перевернул, не видно ведь ничего, и пошло дело.
- Может, он левшой был?
- Ага, попробуй взять, к примеру, за столом ложку левой рукой, дак отец тебе по лбу своей ложкой так шшелкнет! Так что мы все правой рукой и ели, и играли, и крестились, как положено.
- В нашу деревню из других деревень на выучку приходили. Помню, Толька беляковский ходил к нашему Петровану, с бутылкой, конечно, приходил, а как же. Выпивают, значит, играют. И Толька, бывало, потерзает, помучает свою гармонь и спрашивает: «Как, кум, хорошо я уже играю?» Тот вздохнет и говорит: «Хорошо, но подучиться еще надо!»
- Ты ему про Николая, сына Ифала, расскажи, - подала голос бабушка, уже забравшаяся на полати отдыхать.
- Да, был и такой случАй. Жила у нас в деревне Танька Смышляева. Ох, и девка была! Хохотунья, плясунья, а частушек знала, никто ее не перепоет! А плясунья какая!
- Либо и ты, Иван, к ней клинья подбивал? - опять подала голос бабушка Васса с полатей. – Вона как расписываешь.
- У нас с тобой Гришка с Лехой, правда, еще без порток, но уже по горнице бегали.
- И вот к этой Таньке стал свататься Никола, сын нашего кузнеца, его почему-то все Вакулой звали. А Танька хохочет над ним, вот научишься, мол, играть на гармони лучше всех, тогда и выйду замуж за тебя. Играть-то Никола умел, но пальцы у него были хужее, чем у меня сейчас, он же сызмальства все железяки у отца в кузнице перетаскал, да помаши весь день молотом тяжеленным. «А научусь», - говорит Никола.
- Был у нас еще один способ, но больно уж страшный, это тебе не баня! Хуже! Об этом говорили промеж собой только шепотом. Надо было ночью темной пойти на кладбище и там позвать на помощь к себе всех мертвых сродственников! Жутко, но пошел Никола.
- А дни тогда стояли, это было в июле, такие жаркие, что, веришь, собаки целыми днями из будок своих не вылезали. Люди, лошади, как мореные мухи, тогда ходили. Колодцы пересыхали! И вот как раз этой ночью и случилось светопреставление. Такой ветер рванул, ураган! Крыши домов трещали, а которые и снесло этим ветром! В воздухе доски, бревна, колеса от телег, оглобли летали! Деревьев в округе сколько поломало! Утром ходили все по деревне, охали, ахали, убытки подсчитывали и только к обеду спохватились, что Николы-то нет.
- Побежали мы, мужики, на кладбище, а там вообще страхота! Все поломато, перемешено! Деревья с корнем вывернутые! Которые деревья из могил росли, так их вывернуло, могилы раскрылись, того гляди, покойники выскочат! Пробрались к середине - там Николу и нашли, мертвого. Ни одной царапины, ни одной ссадины, а мертвый. И гармонь целая в стороне валяется. Потом на этом месте его и похоронили. Танька, его зазноба, в этот же год на какую-то стройку уехала, там и осталась.
- Ну, пора и нам на боковую. Ты ложись вон на кровать, старуха ее тебе уже разобрала, а я полезу на полати. Как будешь в наших краях на охоте, заходи – я тебе еще много чего расскажу.
Утром я душевно распрощался со стариками, думая, что обязательно их еще и не раз навещу, но так и не навестил. В молодости мы ведь как думаем – вся жизнь впереди, все успеем. А жизнь раз, и пролетела! Оказывается, на завтра не надо ничего откладывать, можно не успеть.
- Дорогие мои Иван Кузьмич и бабушка Васса! Давно уже вас Господь прибрал к себе, и деревня ваша исчезла в небытие, а я вас помню! Помню, потому что доброта, сердечность, душевное тепло, оказывается, никуда не исчезают! Всё это остается следующему поколению. Спасибо вам, родные вы мои!
Хозяйка заброшенного подворья
Как обычно, весной перед открытием охоты на гусей наши охотники хитрили друг перед другом, говорили, что гусей нынче нет и идти на охоту вовсе не стоит. А вечером, накануне открытия, все, человек десять нас, конечно, оказались на поле у нежилой деревни Елганской, сделали скрадки и собрались скоротать ночь у единственно уцелевшего дома. Решили ночевать на улице, потому что в доме уж очень сильно пахло мышами и затхлостью. У наклонившихся ворот наскоро смастерили настилы для ночлега и прямо во дворе разожгли костер – стало здесь тепло и уютно. Потом поужинали, приняли за открытие и за удачу по стаканчику, улеглись отдыхать.
Долго говорили обо всем, а затем разговоры перешли, конечно, на охотничью тему.
- Боже мой, как давно это было, когда я собрался на свою первую охоту, - начал вспоминать Николаич, самый словоохотливый из нас, - мне пять лет было. Стал я просить своего брата, он намного старше меня, возьми да возьми меня с собой. И вот брательник согласился, хорошо, говорит, только еды побольше возьми. И давай я стараться: хлеб, сало, кусок мяса из чугунка в печи выловил, из своей заначки все конфеты выгреб. Сложил все это брату в рюкзак и отправились мы охотиться. Вышли за огород, брат остановился, смотрит в небо и начинает медленно снимать ружье с плеча.
- Ты чего? – спрашиваю я его.
- А вон, видишь, маленькая точка в небе, это самолет летит. Сейчас я по нему шарахну из левого ствола! Чего он тут летает?
- Собьешь?!
- Конечно! Он прямо вот сюда к нам в огород упадет!
- Как только я представил, что к нам в огород с воем и грохотом падает сбитый самолет, я сразу сообразил – с таким головорезом мне не по пути. Рванул, конечно, домой, бегу, одной рукой размахиваю для ускорения, другой рукой штаны поддерживаю, чтобы на бегу не слетели, и долго я потом на брата глядел с опаской.
- А я вот тоже вспомнил, - начал Алексей, самый старый охотник из нас.
Удивительно, все мы друг друга называли по отчеству – Николаич, Петрович, Василич; а этого пожилого человека почему-то – Алексей и всё!
- Я тогда еще в Головино жил. Прибегает ко мне Игорь, помните такого, заикался и для связки всё «ашпош» говорил.
- Конечно, помним! Охотником он был заядлым.
- Ну, так вот, прибегает Игорь, пошли, говорит, медведя я заранил, помоги добрать. Собаку возьми с собой! Пришли к лесу, поставил я собаку на след, та след нюхнула и как рванула домой с подвизгиваньем. Ой, Игорь, говорю я, у меня столько работы дома, пожалуй, пойду-ка и я домой. Поднес он кулак к моему носу, за мной, говорит, иди. Побежишь от медведя, тебя застрелю! Прошли по мелколесью сотни две метров, тут медведь заорал и поднялся на дыбы, шагов двадцать до него! Страхотища! Игорь хлоп-хлоп по нему, стреляй и ты, кричит! Я щелк-щелк, а ружье у меня и не заряжено вовсе. Но медведь, слава богу, все уже, готов. Подошли мы к нему, пнул я мишку, говорю, и этого паразита я боялся! Потом я сходил за мотоциклом, посадили мы косолапого в коляску и повезли в село. Игорь для форсу на него еще и шлем надел.
- А помните,- вспомнил тут один из братьев Лобановых,- сидели мы тоже на гусей на куликовском поле. Гусей тогда вообще не было, тьфу–тьфу, чтоб не сглазить. И вот за все утро один гусь пролетел, высоко летит, но каждый охотник по нему отдуплетился. Без надежды, так, от досады. И чудо, вдруг гусь покачнулся и плавно пошел вниз, а мы все в бинокли наблюдаем, куда он упадет. И видим: гусь падает около копны на самом краю поля, из неё вылезает Игорек, этот Ашпош, выстрелил в воздух два раза, будто бы по гусям, положил добычу в рюкзак, завел мотоцикл и поехал домой.
- А однажды с нами был начальник милиции. Видим: пара гусей идет. Начальник кричит, не стреляйте, это разведчики. Никто и не стреляет, пропускают, а начальник хлоп-хлоп, ловко так обоих гусей снял (от нас никто не уйдет!), забрал их и домой тоже поехал.
- Кто только с нами не охотился! Помните, пожарник какой-то приезжал на охоту. Гусей была тьма, стая за стаей на поле заходила. Он как начал палить, и уже через двадцать минут орет: «Патроны! Дайте патронов!» Потом выяснилось, что ни одного гуся он так и не добыл.
- Я с этим пожарным, - это уже Василич вспомнил, - в Колеватово на лесной кордон за глухарями ездил. Там у лесничихи на обратную дорожку хватанули по ковшику медовухи и поехали на мотоциклах по лесной тропинке домой. Так пожарный никак не мог по дороге угадать – едет, вдруг раз в лес свернет, через метров сто выскочит из лесу, матюгнется и опять в лес.
- А как его звали?
- Да черт его знает!
- Черта на ночь не поминайте! – сказал Петрович строго (надо сказать, что кум мой был всегда очень суеверным).
- А чего он нам сделает? Вон сколько стволов у нас.
- Поди, в этой глухой деревне много всякой нечисти было.
- Старики говорили, что в этой деревне ведьма жила. Ее даже сжечь хотели.
- А где ее дом был?
- А вот этот дом ее, - то ли в шутку, то ли всерьез сказал Петрович, - давайте спать будем, черти полосатые, тьфу ты! И я туда же.
- Ведьм на кладбище не хоронят, а где эту похоронили? - поинтересовался кто-то из братьев Лобановых.
- А вот здесь во дворе, где-то между крылечком и колодцем как раз ее и закопали, - опять мрачно пошутил Петрович, устраиваясь поудобнее на ночлег.
Ружья повесили мы в головах на забор, в ноги сложили рюкзаки с патронами и остатками съестных припасов. Уснули как-то все очень быстро.
Ночью я проснулся. Костер уже погас. Было темно. Все спали.
Сначала я услышал во дворе посторонние звуки, странное похрустывание. Потом стал вглядываться в темноту и, точно, все-таки разглядел в темноте какое-то шевеление внутри двора. Между крыльцом дома и колодцем!
- Мужики!- негромко сказал я. – Во дворе кто-то есть!
- Где? Кто?- загалдели разом проснувшиеся охотники.
- А вот смотрите, между крылечком и колодцем! Где ведьма похоронена!
- Ничего не видно!
- Подождите, у меня фонарик в кармане есть, правда, чего-то замыкает.
На доли секунды всего лишь вспыхнул свет, и все увидели, как во дворе мелькнули зеленые глаза какой-то нечисти!
- Ведьма!- выдохнул из себя Николаич.
- За нами пришла!
- Тихо! Не спугните – давно я ведьм не видел, - сказал Петрович, даже не приподнимаясь со своей «постели».
- Свят, свят, свят! – похоже, перекрестился Алексей.
- Какой сват? Чей сват?- спросонья не разобравшись, стал спрашивать всех Витек (он был еще молод и тоже пока не дожил до отчества).
- Эх, вы! Нечисть! Не видите что ли, лиса это! - захохотал Петрович.
- Сгинь, зараза!- тут и все с облегчением выдохнули.
- Подождите, а чего она делает?
- Жрет! Это оборотень, кого-то из нас доедает!
- Мужики! Она рюкзаки наши потрошит!
Сразу все вскочили. Точно, все наши рюкзаки лиса стаскала в кучку и добывала из них все, что можно съесть. Лису отругали, прогнали, рюкзаки свои вернули на места. Тут и светать уже стало. Пора на охоту!
Скрадки у нас были в начале поля полукругом, чтобы никто никому не мешал во время стрельбы. Только начинающий охотник Витек построил для себя шалаш почему-то почти у самого леса.
Уже совсем рассвело, а гусей все нет. И вдруг видим: из леса выходит медведь и идет в нашу сторону. Все притаились, наблюдаем. И вот косолапый оказался в центре нашего полукруга, тут все вскочили, заорали, засвистели! Испуганный медведь начал метаться в разные стороны, но повсюду были беснующиеся люди. Наконец, зверь выбрал правильное направление – помчался к лесу.
А теперь два слова о молодом нашем охотнике ВитькЕ. Больше всего на свете он любил поспать. Он и сейчас спал, но наши страшные вопли его разбудили. Встал парнишка посмотреть, что случилось, и видит: прямо на него огромными прыжками несется самый настоящий медведь. Витек тоже заорал, выскочил из своего скрадка и помчался куда-нибудь подальше. И медведь тоже повернул и тоже в ту сторону, но бежал он быстрее нашего товарища. Что мы видели? По полю как бы вдоль леса несется медведь, за ним! Во всю прыть мчится охотник, и почему-то без ружья!
- Правильно, Витек! Хватай его!
- Живьем бери!
- Держи косолапого, а то уйдет!
- За хвост его! За хвост!
Но вот медведь свернул в лес и исчез. Тут и Витек поднял голову посмотреть, где его смерть лютая. А никого нет, только охотники хохочут. Побрел наш товарищ к своему скрадку искать брошенное ружье.
И тут, боже мой, над лесом показались вереницы гусей! Вот он, охотничий праздник! Ликование в душе! Карнавал! Радость неземная! Вот тот миг, ради которого и живет настоящий охотник!
- Всё! Тихо! Исчезли! Растворились!
- Ни пуха, ни пера, мужики!
Ночные русалки
Надумал я поставить баньку. Вот и поехал на тракторе, по совету моего кума Петровича, за мхом в лесную деревеньку Титово. Сразу за деревней были моховые болота, куда многие ездили этот «мох драть». Только я, опять же по совету кума, мох не драл, не теребил, а косил. Самой обычной литовкой косил моховую поляну, собирал накошенное в плетюху, такую большую плетеную из ивовых прутьев корзину, и носил в тракторную телегу. Дело спорилось, и было мне оттого как-то необыкновенно весело. Закончив работу, завел я трактор и поехал домой опять же через Титово.
Титово – деревня жилая, но живет в ней один старичок Гриша. А много лет тому назад, рассказывали мне, на другом берегу титовского пруда жил еще Семен, которого за его пышные усы звали Буденным в честь лихого командарма. Эти два последних жителя деревни очень не ладили между собой, постоянно ругались и даже через пруд стреляли друг по другу из охотничьих дробовиков. У нас в селе в шутку говорили: «Это они в войну так играют».
Гриша сидел на скамеечке возле своего дома. Надо остановиться, поговорить с дедушкой – здесь мало бывает народу, а охота же ему с кем-нибудь пообщаться. Подъехал, подошел к старику, поздоровался, а он и не отвечает мне, едва заметно кивнул головой и всё.
- Ты чего, дедушка, такой неприветливый? - спросил я его (тут надо сразу пояснить, что говорил Гриша как-то непривычно для меня. Слово скажет, а то и неполное, пауза, опять часть слова. Словно нерадивый ученик, напишет полслова и ставит запятую. Так что в моем повествовании речь Гриши – это мой вольный перевод).
- Так это, думаю я. А ты откель будешь-то? Из села? А чёй-то я тебя не знаю.
- Я недавно в селе живу. Над чем ты, дед, думаешь?
- Елка вон посохла и упала, как бы она мне сгодилась на дрова.
- Так давай я тебе ее притащу.
Отцепил я телегу, съездил и притащил сухое дерево. И больше того, достал из телеги бензопилу и распилил в считанные минуты ель на тюльки. Когда я вновь подсел к деду Грише, он на меня смотрел уже совершенно по-другому – сыном родным я ему еще не был, но около того. Поговорили, и на правах «родни» я как бы между прочим спросил:
- А из-за чего вы с Семеном из ружей палили друг по другу?
Дед как-то сразу смутился, застеснялся, но все-таки признался:
- Из-за русалок.
С большим трудом, конечно, я не расхохотался, даже не улыбнулся, даже удивления не показал, а буднично так поинтересовался:
- В пруду вашем живут?
- Говорили, что в лесу.
- А расскажи мне, дед, про этих русалок (и опять поясню, связного рассказа у Гриши не получалось, он отвечал, как мог, на мои вопросы, и вот такая история в целом нарисовалась).
- Деревня наша обезлюдела сразу после войны. Овдовевшие бабы быстро разъехались по родне, и остались во всей деревне мы с Семеном двое. Мои все в войну переболели и померли, а у него и не было, кажись, никого. Он не нашенский, приблудный. Да, нормально мы жили - грибы, ягоды, а кинов мне и сейчас не надо. Волки только одолевали, а не стали никого из скотины держать, и волки перестали докучать (уже потом мне рассказали, что волки после войны прямо терроризировали многие деревни. И что однажды к этому Грише, тогда еще молодому крепкому мужику, волк перепрыгнул через забор, гонясь за лошадью. И Григорий поймал этого зверюгу на лету и задушил его голыми руками! Вот так-то!).
- И вот начали к нам приходить эти русалки, две, по очереди, то одна, то другая. Не, не голые, и платье, и платок были. Не было хвостов, щупал я. Чего делали? А сам не догадываешься? Бабы ведь. После войны мужиков по деревням, ой, как мало было! Хорошие бабы, веселые, одна петь больно любила. Поет, бывало, про несчастную любовь, и слезы у самой ручьями текут. Это она призналась, что они русалки. Вот из-за них мы и поругались с Семеном, спорили, к кому они чаще ходят, слово за слово, а там и за ружья схватились. Дробью стреляли, прикроешься ватником – дробь пошшелкает и все, не пробивает. Когда Семен помер (я же и помогал его хоронить), бабы эти все реже стали здесь появляться, а потом и вовсе перестали. Видно, этого усатого таракана все же они больше любили.
Вот такую историю рассказал мне дед Гриша. Попрощался я с ним и поехал к себе домой. А по дороге все думал про этих лесных русалок, откуда они. Да, боже мой, ведь деревни рядом есть, тут Березники и Головино, там, через лес - Ижевская. Почему по очереди ходили? Одна с детьми сидит, другая - на свидание. Ой, как повыбила война деревенских мужиков! Одиноко было женщинам, очень одиноко!
И стал я с тех пор интересоваться русалками. Вдруг кто-то видел или слышал от кого? Рассказывали, но все что-то неинтересное. У одного рассказчика знакомый видел русалку – страшная! вся в бородавках, как жаба! Другой сам видел, как «какая-то сущность в пруду у самого берега метнулась под примостки».
Я уж, было, хотел завязать тесемки у моей папки с надписью «Русалки», но…
Это было летом, в июле. Возвращался я с рыбалки уже поздним вечером. Краски вечерней зари еще не поблекли, было светло и очень тихо. Я, не торопясь, греб веслом, и лодка моя плавно скользила по алой воде речки Маслинки. Еще пару поворотов, и я буду в акватории нашего пруда. Тут я и услышал плеск воды и женские голоса – они смеялись где-то в районе Красного Берега. Это яма, омут, о котором рыбаки всегда говорили мне с некоторым смущением – то ли видели там что-то, то ли им что-то такое необъяснимое про этот омут старики рассказывали. Я уже и не греб, и, по-моему, не дышал вовсе, а лодка сама плыла по течению к Красному Берегу. Вот последний поворот, и я увидел двух русалок. Одна пыталась выбраться на крутой и скользкий берег, а другая плавала в воде и, смеясь, давала советы своей подружке. Я никогда раньше русалок воочию не видел, поэтому внимательно их рассматривал. Вернее, рассматривал ту, которая неловко пыталась выбраться на берег: кожа белая, груди небольшие, попка круглая. Первой меня заметила та, которая была в воде. Она не закричала, не нырнула, а весело крикнула:
- Смотри, дяденька на лодке плывет, за нами подглядывает!
Вторая наконец-то выбралась на берег, повернулась в мою сторону и тоже весело и озорно крикнула мне:
- Ты что, русалок никогда не видел?
- А вы не русалки, - улыбаясь, игриво возразил я им, - у вас хвостов нет.
- Как это нет?! – возмутились обе разом. - А ну-ка, подплыви поближе, посмотри внимательнее!
- Бесстыдницы! Прикройтесь хоть чем-нибудь!
- Не бойся, от этого еще никто не ослеп.
- Спокойной ночи, дяденька! Постарайся уснуть сегодня!
- И вам приятных сновидений! – сказал я, уже проплывая мимо.
Это были дачницы. Их дом стоит недалеко от Красного Берега. Уснул я в эту ночь без всяких сомнений. И сон видел. Будто плыву я на лодке, и вот из воды как бы выскользнула русалка, и вот она уже в моей лодке. Настоящая! Волосы длинные, хвост рыбий. Сидит она на корме лодки и плачет.
- Ты чего плачешь? - участливо спросил я ее.
- Видишь, какая я красивая, а меня никто не любит.
- Я люблю, - утешил я плачущую русалку.
- Если любишь, поцелуй меня.
Потянулся я к ней, а она тут же прыг в воду и поплыла, а сама весело так, звонко смеется.
Тут я и проснулся. Сидит около меня моя разлюбезная супруга и, смеясь, спрашивает:
- А кого это ты, родненький, во сне только что так нежно чмокал?
- Русалку, - говорю.
- Русалку?!
И началось! Слово за слово! Эмоции! Жесты! И все в мой адрес! Через полчаса всякий интерес к русалкам я утратил. Да ну их!
«… но избави нас от лукавого!»
Отметывали мы с кумом Петровичем где-то в июле сено с тракторной телеги на сеновал и изрядно припозднились – устали, да и торопиться нам, скажем так, собственно и не хотелось. Уже вот и луна взошла, какая-то огромная, ярко-красная, даже страшная, а у нас работы еще конца и края не видно.
- Смотри, какая кровавая луна! – сказал Петрович. – В это время, наверное, вся нечистая сила уже бодрствует.
- Да, да, и нам с тобой еще около часа бодрствовать с вилами в руках.
- Ну и что? Успеем! В такое полнолуние почему-то так и хочется осенить себя крестом и какую-нибудь молитву прочитать.
Петрович спрыгнул с сеновала ко мне в телегу и на самом деле перекрестился, глядя на огромный диск луны:
- «но избави нас от лукавого!»
- У нас в деревне, где я родился, был мужик, которого Чертом звали. Так-то его имя Николай. У него, знаешь, вся грудь и особенно спина были покрыты черными густыми волосами. Сначала он этого стеснялся, а потом ничего, привык. Женился он и пошел в первый раз со своей молодушкой в баню. Зашел в баню первым, быстро разделся и стоит спиной к двери, воду наводит. Вот и молодая жена, набравшись духу, стеснительно ведь впервые с мужиком голой быть на свету, шагнула решительно в баню и тут же со страшным визгом выскочила на улицу.
- Коля! Черт! – орет она, зовя мужа на помощь.
- Так и стали его звать Коля – Черт.
- Он однажды летом ремонтировал свой трактор и пошел домой на обед. Да, разделся он по пояс и все грязное, не нести же домой, повесил на куст у трактора. А руки и лицо, черные от мазута, решил, дома с мылом отмоет. Идет он по тропинке, видит, возле тропинки, под кустиком, колхозный пастух Герушка спит, пьяненький, конечно. Решил Коля над ним подшутить. Взял он своими ручищами за шею мирно спящего пьянчужку и со звериным рыком как бы душить его стал. Тот разом открыл глаза и видит перед собой что-то черное, волосатое, страшно рычащее! Как-то извернулся он и рванул с отчаянным воплем по тропинке: метров десять на карачках проскакал и только потом уже принял вертикальное положение.
- Наверное, пить со страху бросил?
- А как же! Часа два не пил.
Мы продолжили с кумом работу, а я вспомнил один случай из своей жизни, как я однажды тоже повстречался с чертом. Это было зимой, во время Святок. Припозднился я на работе, иду домой чуть ли не в двенадцать часов ночи. Тут и выскочил откуда-то ко мне наперерез самый настоящий чертенок! Хвостатый, в короткой шубейке и в валенках. Он очень ловко подхватил меня под руку и знаком показал: «Пойдем вместе». Идем по улице, снег похрустывает, и я спрашиваю черта:
- А ты девочка или тетенька, товарищ чертенок?
«Он» только что-то промычал и пальцем мне погрозил. Тогда я приобнял правой рукой своего попутчика покрепче, а левую руку запустил ему под шубейку.
- Ого! – крикнул я восхищенно. – Девочка! Да еще какая!
Девочка – бесенок тут же рассмеялась, но руку мою выдернула и побежала от меня навстречу другим ряженым, показавшимся в конце улицы.
Закончили мы с кумом сено отметывать, когда луна уже была высоко. Странно, чем выше она поднималась, тем миролюбивее она становилась. Исчез, растворился тот тревожный красный свет, а осталось только ровное золотое сияние. Покой и благодать в природе.
…Много времени прошло с тех пор. В деревнях и селах уж и сено никто не заготавливает, не для кого.
А вот на днях пришел ко мне кум и говорит:
- Ты про всякую нечисть в тетрадочку записываешь, а слышал, говорят, в Махнях черт поселился? Правда, правда, даже дом себе построил!
- Почему черт?
- А вот и сходи, разузнай всё.
Махни – давно нежилая деревня. От нашего села до нее не так и далеко. Выждал я нежаркий день, подарок для черта положил в рюкзак и направился в путь, «аки странник с посохом».
Откуда пошло такое странное название у этой деревни? Еще в 18 веке приехали сюда первые поселенцы, дома построили, а названия у деревни не было. Вот и собрались однажды все жители, чтобы решить эту проблему, предлагали, спорили. Тут вышел в круг один мужичок со своим предложением, но, оказавшись перед «опчеством», застеснялся, МАХНУЛ рукой и нырнул в толпу. Все засмеялись и назвали новую деревню Махни.
Первым делом я подошел к Памятному кресту, стоящему у входа в деревню. Этот крест ставил когда-то я сам с «сотоварищи». Высокий, на верхней планке написано «Махни», на второй – признание в любви бывшей деревне. А пониже в рамочке под стеклом иконка. На эту иконку я помолился, помянув души усопших жителей деревни и пожелав здравия тем, кто по разным причинам когда-то покинул свою малую родину.
Обратил внимание, что вокруг креста трава аккуратно выкошена и убрана, а около креста площадка выложена красными печными кирпичами. И еще – тут же на кирпичах лежали, похоже, найденные около брошенных домов предметы сельского быта: коса-литовка без косовища, фонарь «Летучая мышь», колесо от конской телеги, горшки глиняные – много чего. Я даже восхитился, ведь это всё вещи, которые в прошлом жители деревни держали в руках, берегли их, лелеяли. Хорошо они дополнили памятник деревне!
Ну, а где же тут новый поселенец?
Его домик стоял недалеко в молодых сосенках. Небольшой, из бревен одинаковой толщины. У крылечка, вот оно! деревянная скульптура – самый настоящий черт, сидящий на резной скамье и внимательно и грустно наблюдающий за мной. В руках у нечисти было деревянное ружье со стволом, почему-то завязанным в узел. На что еще обратил внимание – вокруг дома по газону почти сплошной ковер из белых маргариток, на них даже ступать как-то неловко.
- Нравится?
Я повернулся. Передо мной стоял, похоже, хозяин лесного домика. Примерно моих лет, волосы седые, а борода черная, но тоже с проседью.
- А где морковки, тыквы?- спросил я таким будничным голосом.
- У тебя куплю. Продашь?
- Так подарю.
- Тогда заходи в гости.
Оказалось, внутри домик не такой уж и маленький.
Сидели, пили чай, беседовали с Вячеславом Григорьевичем. Хозяин – москвич, художник, корни у него вятские.
- А что делает этот бес у крыльца?
- Я свою родную деревню не помню, да и ничего почти не знаю о ней, ее давно уже лес поглотил, не отыщешь. А вот запомнилась одна история, которую мне как-то отец рассказал. К ним в деревню приехал и поселился однажды очень странный мужик, рыжий, хромой и косоглазый, ну, вылитый дьявол! Какой-то нелюдимый, угрюмый, он ни с кем не общался; по причине своей хромоты работал ночным сторожем на ферме. И вот в деревне стало известно, что этот упырь чуть ли не посватался к одной молоденькой деревенской красавице.
- У меня уже есть жених, Вася, - возразила девушка.
А эта образина только злобно ухмыльнулась.
И вот жених Вася стоит ранним утром в камышах со своим ружьишком, уток поджидает. И вдруг недалеко выстрел, и пуля, пройдя рядом с головой охотника, выстригла целую тропинку в зарослях камыша. Не дробь – пуля! Там и другие охотники были на этом берегу, а стреляли с другого берега. Окликнул Вася всех, рассказал, показал.
- А я видел, как этот рыжий туда пробирался! – сказал один Васин товарищ.
Всей гурьбой охотники пошли сразу к чертову жилищу.
- Выходи! Показывай ружье!
- Давно, - говорит, - не стрелял.
Кого хотел обмануть? Почти все мужики тогда только что войну прошли. Понюхали ствол ружья – свежий запах горелого пороха. Взял это ружье в руки Федя, интересная личность, силы невероятной. Бывало, рассердит его кто из мужиков, так Федя снимет с него шапку, другой рукой приподнимет угол ближайшего амбара и сунет шапку под этот угол. Потом можно было просить прощения у Феди, вином поить – шапка не возвращалась. Так вот этот Федя, фронтовик, артиллерист, тоже понюхал ружье и легко скрутил ствол его чуть ли не в узел. На-ка, стреляй теперь! И еще мужики вынесли свое решение черту рыжему – два часа на сборы!
- Вот и караулит мой дом эта нечисть. А чтобы зла не натворил, ружье ему я тоже узлом завязал.
Тут из рюкзака я достал свой подарок на новоселье (я приехал в наше село «на житие» в далеком 1978 году. С ружьем исходил и исколесил все окрестности. Поразили меня нежилые в округе деревеньки. Дома стояли, целые, полуразваленные, с крышами, без крыш, с окнами, без окон. И среди этих развалин иногда мне встречались брошенные иконы, неплохо сохранившиеся я без всякого зазрения совести брал с собой. А потом я их дарил тем, у кого, был уверен, иконы будут в доме на почетном месте).
Такую, спасенную мной икону достал я из рюкзака и подарил Вячеславу Григорьевичу. Как он обрадовался иконе старинного письма! А я еще достал очень важную деталь – лампадку из синего стекла, тоже старинную. Все это пристроили мы в нужное место, и в доме сразу стало еще веселее, праздничнее.
Вот он, настоящий оберег для дома!
А упыри все – это просто экзотика, дань прошлому. Без легенд, народных поверий, как и без русских народных песен, мир наш был бы беднее, не хватало бы красок в нашей повседневности…
Автор - Рассказы Владимира Щеглова.
Источник.
Новость отредактировал Estellan - 5-07-2020, 22:34
Ключевые слова: Кировская область Вятка деревенские байки нечистая сила деревенское колдовство фольклор аномальные места