Безумное
"Безумие — оно как гравитация, нужно всего лишь слегка подтолкнуть".
Художественный фильм "Тёмный Рыцарь" (2008).
Художественный фильм "Тёмный Рыцарь" (2008).
Жизнь в мегаполисе напоминает безостановочные скитания по минному полю. Туда-сюда, туда-сюда. Постоянно рискуя оборвать нить собственного, пусть и не шибко яркого, но все же какого-никакого существования. Снаряды разбросаны всюду, на сколько хватает взгляда, до самого горизонта. Некоторым особенно удачливым персонажам везет на протяжении всей жизни – они ступают аккуратно, старательно, боясь лишний раз свернуть с проторенного пути. Офис-дом, выходные за городом, отпуск на побережье – ничего необычного, все строго рассчитано и размеренно.
К счастью или к сожалению, Тони не был одним из таких персонажей. Не разбирая дороги, он мчался тупо напролом. Порой зигзагами, часто кругами, но никогда, абсолютно никогда не глядя под ноги.
- Твою ж мать, Тони. Это что еще за дрянь? – даже с противоположного конца комнаты Тони отчетливо слышал, как Билл яростно скрипит зубами, будто пытаясь зажевать собственную челюсть. – И какого черта, эта штука такого цвета, скажи на милость?
- Какого цвета, Билли? Ты что, вконец отупел, чувак? Какого цвета, а? – Тони сокрушенно покачал головой.
- Ну, того-это. Такого, как та штука, которую те упыри в кино сегодня насосали, – Билл скрестил руки на впалой груди.
Тони отчетливо видел, как его собеседник безостановочно, один за другим, сгибает пальцы. Мет, он такой – беспокойный, параноидальный.
- Какая штука, мать твою? Кровь? Ты о крови, которую те упыри высасывали, а? И знаешь, Билл, ты будешь чертовски, блин, удивлен, но эта «штука», кровь то бишь, она, знаешь ли, красная. Красного цвета, Билл, чтоб тебя черти разобрали, – последние слова Тони уже надрывно проорал, окончательно посадив и без того немало измученные голосовые связки.
- Ну да, какая, блин, разница, – Билл не оценил откровения Тони и невозмутимо продолжил, тыча пальцем с грязным, изломанным ногтем в зип-лок, плотно набитый мелкими, на вид стеклянными кристаллами красного цвета. – Я имею в виду, почему они такие красные?
- Что ж, Билл, это очень хороший, а главное – своевременный вопрос. Ты, как всегда, вовремя. Не знаю, Билли-мальчик, но отчего-то думается мне, что этот самый вопрос тебе следовало адресовать треклятому Карлосу еще в том проклятом борделе, где мы с тобой кентовались часов шесть кряду!
- Ага, выкаблучиваться перед Карлосом Сантаной. Да я лучше с моста сразу скинусь. По крайней мере, не будет, как в том сериале… как там его? «Во все сложные», что ли?
- «Во все тяжкие», Билли. «Во все тяжкие».
- Точняк. Ну, как с тем придурком, которому башку отрезали и на черепаху в пустыне усадили.
- Знаешь, не думаю, что у Карлоса мозгов на это хватит. Но в одном ты прав – выкаблучиваться с ним явно не стоит. Башку на черепаху, может быть, и не усадит, а вот кишки выпустить – как два пальца об асфальт.
- Угу. Только все одно мне не нравится этот чертов красный мет. Да еще чуть ли не задарма – это когда у латиносов совесть-то проснулась, что три цены драть не стали?
- Черт их разберет, Билл. Нам все равно грех жаловаться – в городе со стаффом совсем туго, сам же знаешь. У меня ни одного проверенного контакта – либо фараоны загребли, либо тупо в Мексику свалили. Не завидую несчастным выродкам - картели уж точно конкуренции не потерпят.
- Да уж. Слушай, Тони, а нам обязательно весь стафф толкать разом? – Билл заскрипел зубами еще сильнее – так громко, что Тони готов был поклясться, что слышит, как крошится зубная эмаль. – Я о том, что, ну, блин, мы все равно вряд ли отыщем другого такого толкача в ближайшее время. А я бы сейчас вовсе не прочь сделать затяжку.
- Господи, Билли, мы уже сколько раз это обсуждали? Эти деньги нам все равно нужны, чтобы вытащить Гнилого. Чертов адвокат сказал – пятнадцать штук и Гнилой на свободе. Под залог, конечно, но это лучше, чем за решеткой. Ты же сам прекрасно знаешь, что с ним в тюрячке сделают. Он же там станет местной Покахонтас из племени Чероки или как там этих его чертовых краснокожих корешей теперь называют?
- Ну, одну затяжку. Одна затяжка все равно ничего не изменит. Раскочегарим, скоцентрируемся.
- Мать моя женщина и Боже Иисусе – сконцентрируемся, Билл, скон-цен-три-ру-ем-ся. Мне что, букварь на вырученные бабки приволочь? Скотина необразованная.
- Ты понял, о чем я, – рука Билла уже тянулась к зип-локу, но Тони оказался быстрее.
Одной рукой он схватил зип-лок, а другой, той, в которой чудом оказалась неизвестно откуда взявшаяся мухобойка, что есть мочи хлестанул по тощему запястью Билли.
- Грабли убрал, проклятый придурок! Ладно-ладно, не скули. Эту дрянь действительно стоит опробовать – кто знает, что Карлос мог нам втюхать за эти гроши. Только вот кристаллы отсыплю я сам, а то знаю я твои фокусы, Копперфильд хренов.
Билл, мигом позабывший об ушибленной руке, яростно закивал и с нетерпением, пожирающим взглядом уставился на то, как Тони бережно, стараясь ничего не просыпать, раскрывает зип-лок, достает щипцы и один за другим выкладывает красные кристаллики на стол.
- Вот, должно тебе хватить, – Тони хотел было защелкнуть пакетик, но Билл, все так же не отрывая взгляда от мета, внезапно возмутился:
- Тони, козел, ты хочешь, чтобы я этим дерьмом отравился, что ли? Думаешь, Сантана подсунул какой-то левак, так пусть Билли-дурачок затянется, а я погляжу, что с ним станется. Билли все равно тупой клоун, какая, блин, разница, если и откинется, да? – Билл перевел глаза на Тони и тот примирительно поднял вверх руку:
- Билли, дружок, чего ты так взвился, я в душе не гребу, о чем ты. Сам видишь, тут и так продукта кот наплакал – если потянет на пятнадцать кусков, то нам с тобой уже чертовски повезло. Тут каждая унция сейчас на счету, братан.
- Ты мне зубы не заговаривай, Тони. Не будь тупым придурком и просто отсыпь себе столько же. Унцией больше – унцией меньше – Грегори все равно эту дрянь купит, у него просто выбора другого не остается. Его «повара» пару дней назад местная детвора в реке выловила. Может, ребята Карлоса и постарались. Какая, к черту, разница, просто затянись со мной и не выделывайся.
- Твою ж налево… чертов наркоша, – последнюю фразу Тони процедил сквозь зубы, так, чтобы Билл его не услышал. – Будь по-твоему, мать твою, – несколько секунд спустя перед Тони лежала идентичная пара красных кристаллов.
Билл достал стеклянную трубку и, не став дожидаться приглашения, с довольной миной оформил свою долю. Потянулся в карман за огоньком и, в мгновение ока приготовив товар, выжидающе уставился на Тони. Тот нервно сглотнул, вытер внезапно выступившие на лбу бисеринки холодного пота и задрожавшими руками так же наполнил собственную трубку кристаллами.
Билл разом засиял и, недолго думая, приступил непосредственно к процессу. Еще секунду поколебавшись, Тони присоединился и поднес свою зажигалку к стеклянному донышку трубки.
Комнатушку, в которой они уже несколько часов ожидали прибытия Грегори и его ребят, мигом заполнила пелена красной дымки. Редкие лучи света, едва пробивавшиеся сквозь плотно задернутые, кое-где обломанные, жалюзи, причудливо переливались в багровом дыму, который по какой-то причине никак не желал рассеиваться.
Тони на мгновение зажмурился, ожидая уже успевшего стать достаточно привычным, прихода. Легкость в теле, резко приподнятое настроение, обострившиеся чувства, поток рваных мыслей, одна ярче другой. Ощущение умиротворенности, всепрощения, безграничная любовь к окружающей действительности и желание творить, резкие цвета и многократно усиленная разговорчивость, скрип трущихся друг о друга зубов, как у Билли.
Ничего. Ни намека. Не изменилось ровным сетом ничего. Тони открыл глаза и уставился на Билла. Тот успел отвернуться к стене и стоял неподвижно, не шелохнувшись. Руки по швам, пальцы перестали хаотично, будто сами по себе, перебирать в воздухе. Комната погрузилась в гробовую тишину – Тони больше не слышал, как Билл жует собственную челюсть.
- Билл, мне кажется, нас все же поимели. Треклятый Карлос и его сказочки о крутости красных кристаллов – сплошной гон, надо побыстрее выметаться, пока сюда не явился Грегори со своими амбалами. Билл, ты чего? Слышишь меня, дубина? – Билл никак не реагировал.
- Да что, блин, с тобой такое, в самом деле?! – Тони уверенно пересек разделявшие их пару метров, обойдя Билла, схватил его за плечи и начал трясти. – Билл, ты чего, серьезно? Тебе вообще как? Меня ни разу не взяло, это все какая-то пустышка.
- Заканчивай ломать комедию, Энтони, – Тони вздрогнул и отпрянул от Билла.
Тот продолжал невидящим взглядом пялиться в пол под своими ногами, но голос принадлежал явно ему. Вот только Билл ни разу не разомкнул губ. Он будто и ни слова не проронил, а его голос доносился откуда-то изнутри, из брюха?
- Признаю, актер из тебя неплохой, но на премию Академии не тянет, – на теле Билла все так же не дрогнул ни один мускул. – От меня нечего скрывать, Энтони.
- Что за… - Тони резко отскочил к самой стене, когда Билл внезапно подался вперед, а его голова в ту же секунду моментально поднялась вверх, но движение было таким неестественным, механическим, будто Билл был одним из тех навороченных японских роботов, управляемым узкоглазым коротышкой с несуразно огромным пультом.
- Энтони Люциус Смит. Одна тысяча девятьсот девяностого года рождения. Родился и вырос в Альбукерке, окончил школу в две тысячи восьмом, – глаза Билла бешено завращались, словно пытаясь сфокусироваться и, наконец, остановились на побледневшем лице Тони. – В том же году успешно поступил в полицейское училище, – лицо Билла растянулось в зловещей ухмылке – гораздо более широкой, чем на то были способны лицевые мышцы любого живущего на планете человека. – Год в управлении дорожным движением, еще три – в патруле. Награда за проявленную храбрость… помнишь ту стычку с ребятами из Мексики, решившими показать, какие они все-такие крутые? Вижу, что помнишь. Три года просиживания штанов за столом, и, наконец, работа мечты – Управление по Борьбе с Наркотиками. Вторая спецоперация. С первой как-то не заладилось…
Тони не мог заставить себя вымолвить и слова, не способен был остановить тираду существа, уже явно не являвшегося придурковатым Биллом. Оно словно копалось у него в голове, как в личном досье, деловито вынимая одну за другой папки с личными данными, безразлично рассматривая факты и, будто диктуя их самому себе.
- Не женат. Семьи нет. Детей тоже. Единственный ребенок в семье, кстати. С личной жизнью все не складывалось, верно, приятель? – существо издало звук, отдаленно напоминавший человеческий смешок, но совсем без эмоций, лишенный всяческих чувств, лишенный всего человеческого. – Если не считать Джессику, да? Глянь-ка, а ты действительно был ею одержим – последняя надежда на нормальную жизнь, так ты ее окрестил, правильно? Любопытно.
Тони наконец осознал, что перед этой тварью, каким-то непонятным образом облачившейся в Билла так, словно тот был костюмом в примерочной, он совершенно бессилен. Он не мог ей сопротивляться, не мог оградить свой мозг от скользких, липких щупалец, тщательно и с неприкрытой враждебностью ощупывавших самое нутро его ослабевшего разума.
Или, может, это все приход такой? Может, это все ему сейчас только кажется, а на деле он уже давно валяется, кое-как прислонившись к стене с выцветшими обоями после эпилептических конвульсий, вызванных самым настоящим передозом, а реальный Билл в панике метается по комнате, пытается поставить его на ноги, залезает в задний карман его джинсов и выуживает оттуда удостоверение агента Управления по Борьбе с Наркотиками…
- Нет, Энтони, спешу тебя огорчить или обрадовать – это уже как посмотреть. Это не передоз и ты не безумен, – существо снова прочитало его мысли и откровенно насмехалось над Тони, явно получая поистине садистское наслаждение от тотального контроля над его волей. – Впрочем, что такое истинное безумие – вам, аборигенам, не понять. В этом весь сок. Да, конечно, все вы отчасти безумны. Но это, как огромный пазл из восьми миллиардов разрозненных по всему земному шару деталей. Каждый из вас безумен по-своему, в каждом есть доля чего-то, что любой другой посчитает ненормальным. Свои «скелеты в шкафу» - кажется, так это у вас называется. Да-да, те самые потайные желания или фобии, страсти или комплексы, обусловленные вашей всепоглощающей неполноценностью. Но знаешь, Энтони, даже тут твое племя не преуспело. Даже если собрать все восемь миллиардов деталей, пазл не обретет целостности, а вы и близко не приблизитесь к чистому, незамутненному вашим низменным восприятием, безумию.
Тони слушал. Это все, что ему оставалось. Пошевелиться он уже не мог – какая-то невидимая сила сковала все тело, будто в тиски. Разум отказывался повиноваться – его будто заморозили, используя что-то вроде местной анестезии – когда ты вроде бы и в сознании, но отдельные части тебя не ощущают ровным счетом ничего. А существо продолжало. Все так же вкрадчиво и уверенно:
- Но, как вы сами постоянно орете на каждом углу, – всегда следует стремиться к совершенству. Так вот, безумие, Энтони, оно как искусство. Штрих здесь, штрих там, еще один – вот тут и вуаля – пустой холст обернулся «Автопортретом с отрезанным ухом и трубкой». Строчка здесь, строчка там, еще одна – вот тут и целый второй том «Мертвых душ» тлеет в огне камина. В такие моменты мне хочется верить, что вы на правильном пути, что однажды вы все познаете сладость истинного безумия, – голос Билла креп, становился все более громким, все более гулким и басовитым. В глазах запылали крохотные багровые огоньки, сливавшиеся со все так же окутывавшей комнату красной пеленой. – Но увы и ах. Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай сам, – существо снова говорило буднично, будто повествуя о проблемах типичного офисного планктона. - Еще одна весьма недурная присказка – одна из тех вещей, до которых вы все же додумались самостоятельно. Так вот, я здесь, чтобы явить вам всем, поголовно, сущность настоящего безумия. Но не сразу – иначе какая из этого потеха? Весь мир сходит с ума постепенно, шаг за шагом, но именно я буду той силой, что, наконец, толкнет его с самого края в бездну сумасшествия.
«Зачем оно все это мне говорит? Какой в этом смысл?».
- А смысл прост – перед тем, как начнется представление, актеру следует ознакомиться со сценарием.
- Выметайся прочь из моей чертовой башки! – Тони показалось, что он орал, орал так громко, насколько позволял воздух в легких и поврежденные связки. На деле, он не проронил ни слова, не издал ни звука, даже моргнуть не сумел.
- Сейчас в эту комнату войдет мистер Уайт. Грегори Уайт или, как его называют у вас в департаменте, Грязный Барон, – существо внутри Билла, казалось, и не замечало внутренних метаний Тони или, может, все отчаяние затравленного, неспособного и мускулом пошевелить человека, лишь еще больше забавляло бездушное нутро выходца из алого дыма. – Мистера Уайта будут сопровождать двое его подручных – Большой Боб и Старик Джесси. Все трое вооружены, раздосадованы после трех часов, проведенных в наполненном спертым воздухом салоне Шевроле Импала и настроены весьма и весьма недружелюбно, – лицо Билла снова растянулось в жуткой ухмылке. – До того, как мистер Уайт сотоварищи заглянут в гости, ты, Энтони, достанешь свой Глок, припрятанный на дне вон той пыльной дорожной сумки и заткнешь его себе за пояс. О Уильяме можешь не переживать – его задача весьма проста – быть немым и невозмутимым участником грядущей сцены, эдакой декорацией, если изволишь. По крайней мере, поначалу.
Тони думал о птахе. Птахе, как ни в чем ни бывало щебечущей посреди темного февральского мрака. Крохотной птахе с неприметным серым оперением. Птахе где-то в узловатых сухих ветвях давно прогнившего изнутри дерева. Птахе, щебечущей в тот самый час чистилища – вроде и не ночью, но уж и явно не утром, когда земля еще не окутана предрассветной дымкой, а луна в небе уже начинает бледнеть, будто окоченевшее веко мертвеца.
- Правда, когда мистер Уайт и его, как ты ранее выразился, амбалы, окажутся в комнате, Уильям не станет терять времени даром. Шестизарядный револьвер у него на правой лодыжке неплохо гармонирует с майкой-алкоголичкой и сальными патлами. Ни дать, ни взять – реднек из Луизианы.
Тони продолжал вслушиваться в щебетание птахи на дереве. Ощущал легкое прикосновение Джессики, согревающее даже сквозь ткань его пальто.
- Как только мистер Уайт войдет, а дверь за ним и его коллегами захлопнется, Уильям выхватит револьвер и прострелит себе правое легкое. Рана, безусловно, смертельная, но умрет он, банально захлебнувшись собственной кровью.
Птаха никак не желала утихомириться, ее щебетание все громче звенело у Тони в ушах. Один из фонарей заморгал и погас. Кроме птичьего щебета тишину вокруг нарушало лишь негромкое, осторожное потрескивание снега у них под ногами.
- Энтони, твоя задача будет на порядок сложнее. Но не бойся – пусть малыш Билли и будет вроде как корчиться в предсмертных конвульсиях, это ему не помешает всадить пулю точно в сердце Старика Джесси.
Тони глубоко вдохнул пропитанный колкой свежестью морозный воздух. Ни он, ни Джессика не проронили еще ни слова, все так же завороженные деловитым щебетанием крохотной птахи где-то у них над головами.
- И вот тогда, Энтони, у тебя будет достаточно времени, чтобы достать свой Глок и отправить Большого Боба на тот свет одним точным выстрелом прямо в его лысую черепушку.
Покрытую тонким слоем льда реку справа от них запорошило снегом, а редкие порывы ветра поднимали белоснежную пыль в воздух и заставляли снежинки кружиться в бледном свете парковых фонарей.
- Без лишнего промедления ты, Энтони, тут же прострелишь правую коленную чашечку мистера Уайта. Аккуратно, не задев ничего жизненно-важного – в конце концов, он нам понадобится для второго акта моего безупречного спектакля.
Черные, цвета вороньего крыла, волосы Джессики локонами ниспадали ей на плечи, сливаясь с бездной небесного свода. Между ночным небом и заснеженной землей. Черное, белое и щебет крохотной птахи.
- Конечно, сотрудники Управления по Борьбе с Наркотиками в припаркованном за домом фургоне среагирует весьма оперативно, едва громыхнут первые выстрелы, а твой жучок передаст предсмертное бульканье Уильяма. Но у тебя все же хватит времени, чтобы привести еще живого и голосящего во всю мочь Грегори в надлежащий вид.
Светало. Небо из черного быстро становилось сероватым, а луна, до того еще тщетно пытавшаяся уцепиться за ускользающее одеяло мрака, тонула в серой же дымке.
- Ты, Энтони, возьмешь лежащее на столе лезвие и парой легких, точных движений, будто бордовой акварелью, разрежешь рот мистера Уайта по краям. Да так, чтобы он не смог его больше сомкнуть без посторонней помощи. Как раз, когда ты будешь заканчивать, а Грегори будет визжать, как свинья на скотобойне, сюда заявятся твои коллеги из УБН. Под самый конец представления. Занавес. Овации. Надеюсь, тебе все понятно, Энтони? – существо в теле Билла быстро моргнуло и Тони ощутил, как к нему возвращается дар речи.
Птаха наконец умолкла.
- И это ты называешь настоящим безумием? – Тони говорил хрипло, жадно хватая ртом воздух – так, словно тиски, сдавливавшие его горло, внезапно ослабили зверскую хватку. – Если так, то уж, прости, но вынужден тебя огорчить – это просто очередной день в Альбукерке, ничего, блин, особенного. Еще одна бандитская разборка, по качеству исполнения и близко не подобравшаяся к трюкачам из картеля. Детский сад, да и только. Я навидался картин поинтереснее. Ну, как тебе, например, вхлам упоровшаяся мамаша, расчесывавшая собственную пятилетнюю дочурку лезвием бритвы? Может, тебе рассказать о вконец ополоумевшем торчке, загашенным настолько, что для того, чтобы согреться, он поджег собственные волосы от огня газовой плиты, хотя на улице стоял чертов июль? Или, может, о разборке между бандами латиносов, состоящих в картеле, когда забор на границе увенчивали полторы дюжины мексиканских голов с аккуратно снятыми скальпами? Такая фигня самому Иствуду в кошмарах не привиделась бы.
Билл замер и Тони не был уверен, слушает ли его существо или же оно просто затаилось, готовое вновь овладеть его телом и разумом. Так или иначе, единственное, на что он сейчас был способен, чтобы потянуть время – это говорить, потому Тони продолжил:
- И знаешь, что? Даже весь этот бред тут безумием не считают. Малолетние наркоманки-беспризорницы, на которых родителям, да и всему остальному свету откровенно наплевать, готовые быть пущенными по кругу за напас-другой крэка; проститутки, клавшие на контрацепцию и без зазрения совести бросающие собственных новорожденных младенцев в мусорные баки; хладнокровные убийцы, заживо сдирающие кожу со своих жертв по велению шепчущих у них в бошках голосов – за годы службы я, черт возьми, и такого навидался.
Билл все так же не подавал признаков жизни.
- Но знаешь, ты, чем бы ты там ни был, я не вижу в этом ничего безумного. Правда, вот ни капельки, абсолютно ничегошеньки. Это в нашей природе заложено, в генетическом коде – зверство, жестокость, насилие. Нормы морали мы напридумывали сами, чтобы все друг другу бошки к чертям на улицах не сносили.
Тони показалось, что Билл слегка подался вперед, как будто существо внутри него заинтересованно слушало.
- Я имею дело с отморозками, торгующими метом на улицах моего, блин, города. Мы пасли Грегори семь чертовых месяцев. И три месяца до этого мне приходилось втираться в доверие к мелким сошкам, вроде бедолаги Билли, чью шкуру ты так беспардонно позаимствовал. Да, блин, мне приходилось с ними торчать. Днями напролет, пока не стало слишком поздно. Внедренный агент УБН, подсевший на крэк. Каждый день, кроме войны с толкающими смерть ублюдками, война за собственную жизнь и здравый рассудок с кусочками льда, с каждой новой затяжкой все больше замораживающими в тебе все человеческое. И даже это – обычное дело для многих агентов УБН под прикрытием. Даже это мы здесь за безумие не считаем.
«Билл» не дышал, не моргал, одинокая муха, имевшая несчастье заплутать в красном тумане, клубами расползавшимся по комнате, ползала по его лицу, явно приноровляясь заглянуть в левую ноздрю.
- Весь мир и сам уже давным-давно слетел с катушек и в твоей помощи явно не нуждается. Люди, некогда боровшиеся за то, чтобы отвоевать свое право выбора, освободить себя от оков тирании, теперь вполне себе добровольно обрекают себя на всамделишнее рабство. Мы берем один кредит за другим, чтобы покрыть все возрастающую жажду потребительства. Большинство проводит в офисах дни напролет, абсолютно искренне полагая, что вместе с увеличением их собственной заработной платы и раздуванием собственного эго, пропорционально возрастает и ощущение счастья и наполненности в их атрофировавшихся душах. Отпуск за границей, покупка очередной тачки или навороченного дома воспринимается, как доказательство свободы, достижение, апогей жизненного цикла. Семья, дети, дорогущие школы и ненужные лекарства, тонны фаст-фуда и никчемного китайского пластика, обрамленного в обтекаемые металлические оправы – для кого-то все эти смартфоны и прочие атрибуты успешного белого человека – смысл всей жизни, не меньше, постоянная гонка, неизбежно завершающаяся четырьмя лакированными досками и шестифутовой ямой в рыхлой земле.
Что-то внутри Билла негромко заклокотало. Будто вода в котле закипела.
- Безумие сегодня, оно абсолютно цивилизованно, оно лишено того первобытного естества, что заложено в нас самой природой. Мир свихнется не потому что какой-то поехавший коп жестоко порешил пару-тройку барыг-отморозков. Человечество давным-давно добровольно сходит с ума, каждый день нацепляя белоснежные сорочки, хватая в руки кожаные дипломаты и сутками выстаивая в очередях за очередными яблофонами. Придется тебя огорчить, приятель, но твои методы топорны и примитивны, как аутодафе инквизиции, как костры, на которых горели Джордано Бруно и Жанна Д’Арк, а ты сам, первобытное зло, хоть ты в лепешку разбейся, но лучше самих нас в навыках терять рассудок из-за шлюх, шмоток и гаджетов, тебе никак не справиться.
Половицы в коридоре противно заскрипели от тяжелой и быстрой поступи нескольких пар ног. «Билл» резко, с режущим слух хрустом, повернул голову в сторону открывающейся двери. Тони ощутил, как невидимые цепи, до того сковывавшие любые движения, слегка ослабли и незамедлительно воспользовался неожиданным преимуществом, что есть силы, всем телом навалившись на отвлекшееся существо, прятавшееся за обликом Билла.
«Билли» явно не ожидал подобной выходки – может, сработала проникновенная речь самого Тони, а может, существо просто чересчур расслабилось, ощущая себя всевластным хозяином ситуации. Так или иначе, Билл, все так же не издавая ни единого звука, повалился на пол, а Тони уже лихорадочно ощупывал его правую лодыжку, пытаясь нащупать где-то там присобаченный револьвер. Рука очень быстро почувствовала металл барабана, и Тони рванул было ствол на себя, но «Билли» так просто сдаваться тоже не собирался. Отчего-то предпочтя грубую физическую силу вместо очередных телепатических трюков, существо вцепилось в револьвер и резко потянуло оружие вместе со все так же крепко сжимавшей пушку рукой Тони. Рывок был настолько резким, что Тони взвыл от боли – по всей видимости, выскочил сустав. Но револьвер он выпускать не собирался.
Дверь за их спинами уже открывалась, оттуда доносились обеспокоенные возгласы. Револьвер выскользнул из пальцев Тони, и «Билл» тут же перехватил оружие покрепче, наведя на дверной проем, где уже толпились Грегори, Большой Боб и Старик Джесси, а за ними еще парочка каких-то бугаев.
«Билли» стрелял без разбору. Грегори кулем осел на землю, даже не успев осознать, что уже мертв. Старик Джесси схватился за шею, откуда толчками выплескивалась кровь, а стена позади него окрасилась в багровый цвет, под стать красной пелене вокруг. Большому Бобу каким-то чудом удалось убрать свою необъятную тушу с пути и нырнуть за диван. Еще один из амбалов, попытавшийся было протиснуться в дверь, заорал от боли и согнулся пополам, а Билл все так же давил на курок, хотя револьвер и отзывался беспомощными щелчками – барабан опустел. Тем временем, последний из штурмовавших комнату головорезов, выставив перед собой ствол Ремингтона, одним выстрелом начисто снес голову Билли, чья рука еще секунду-другую все так же рефлекторно щелкала курком револьвера. Громила развернулся в сторону Тони и что-то проорал, но тот перекатился в сторону, на ходу вытряхивая прихваченную со стула дорожную сумку и наставляя свой верный Глок на Большого Боба, в три погибели скорчившегося за спинкой дивана. Боб так же истерично взвизгнул, но Тони не мешкал – три быстрых выстрела в корпус и туша Большого Боба грузно завалилась набок. Обивку дивана насквозь прошил еще один выстрел из Ремингтона – это последний действующий головорез наугад палил туда, где, прижавшись к полу, находился Тони.
Еще один выстрел, уже ближе. Тони метнулся в противоположную сторону и, высунувшись на миллиметр из-за дивана, произвел два выстрела в ногу нападавшего. Одна из пуль достигла цели – громила взвыл, выронил Ремингтон и неуклюже, с силой грохнулся на пол.
Убедившись, что угроза нейтрализована, Тони выпрямился и одним движением сократил расстояние до раненного бугая. Тот запустил было лапищу во внутренний карман куртки, но Тони был быстрее – точный выстрел промеж глаз тут же утихомирил ублюдка.
Все еще в напряжении, будто натянутая струна, Тони быстро огляделся, лихорадочно размахивая пушкой. Тело Грегори лежало у двери, с самого начала заварушки. Старик Джесси, с прижатой к ране правой рукой, закатившимися остекленевшими глазами пялился в потолок. Большой Боб за диваном так же не подавал признаков жизни. Тони осторожно выглянул в коридор. Широко раскинув руки, в луже крови, лежал тот самый чувак, который одним из первых ломился в дверь и получил свою дозу свинца от «Билла».
Пять трупов. Шесть вместе с Билли. Тони выдохнул, обхватил руками голову, сильно прижав металл Глока к успевшей изрядно облысеть макушке и устало рухнул на колени.
Снег под ногами окрашивался в розоватые тона. Рассветное солнце лениво, будто нехотя выкатывалось из-за горизонта. Птаха больше не щебетала, фонари потухли, Джессика испарилась. Он стоял на коленях посреди запорошенной снегом реки. Во рту отчетливо ощущался привкус металла. За его спиной солнце все ярче освещало опустевший город и замерзшую реку у него под ногами. Нахмурившись, он смахнул тонкий слой снега со льда и ухмыльнулся. Кровь. Конечно, река крови, по-другому и быть не могло. Густая, багровая, от реки исходил пар, будто алая жидкость вскипала, но лед, на котором он стоял, и не думал таять.
Тони зажмурился на мгновение и снова открыл глаза. Вода как вода. Уже больше не кровь. Только вот тела на снегу – этих здесь секунду назад не было. Кое-как поднявшись с колен, Тони проковылял к ближайшему – Большой Боб лежал на животе, вот только он больше не был Большим. На его куртке красовались три тускло желтого цвета буквы. УБН. А макушка «Большого Боба» теперь подозрительно смахивала на макушку Санчеса – того самого Санчеса, что, по идее, должен был сидеть в фургоне вместе с другими оперативниками.
Нет-нет-нет, быть того не может. Тони подскочил к «Грегори». Конечно, Дениелс. Кто ж еще. УБН.
Но Старик Джесси. Ведь это не… так и есть, Руфалло. УБН. Амбал, доселе лежавший в коридоре, оказался Рамиресом. Коллега, напарник, друг. УБН.
Окончательно обессилев, Тони на негнущихся ногах подошел к последнему застреленному им «головорезу». Этого парня он не знал, да только руку он во внутренний карман куртки запустил не чтобы ствол вынуть. Окоченевшая рука сжимала удостоверение. Рейнольдс. УБН.
Не было больше замерзшей реки. Не было снега под ногами. Жалюзи все так же едва пропускали солнечный свет. Здесь пахло смертью, а где-то за окном вовсю выли полицейские сирены.
- Шаг за шагом, Энтони, – голос Билла, пару минут назад лишившегося головы, звучал отчетливо, так, будто Билли шептал в самое ухо.
Тони хихикнул. Потом приставил Глок к виску. Не мешкая, нажал на курок. Глухо. Снова хихикнул, проверил магазин – все верно, патронов достаточно. Снова приставил к виску. Нажал на курок. Глухо. Он жал снова и снова и с каждым разом его все больше разбирал дикий смех, больше напоминающий хриплый собачий лай.
- Браво, – голос Билла прошелестел совсем тихо, будто уносимый потоками воздуха из вентиляции, а вместе с ним окончательно рассеялась и красная пелена.
Ключевые слова: Сумасшествие голос в голове одержимость демонический образ игры разума избранное