Маланья Ягишна
Нежный и дивный запах полевых цветов витал да над полем широким, рядом плескалась рыбка серебристая в ручье чистом, журчащем.
Маленькая девчушка гуляла по полю, собирая цветы, да в большой букет их складывая. И кропотливым было это ее занятие, ведь она подбирала те цветочки, которые бы так ладно и хорошо смотрелись вместе.
Самые же красивые она вплетала себе в длинные, до самого пояса, волосы, которые были цвета вороного крыла.
Девочка жила в небольшой деревушке на опушке старого-престарого леса, а в лес этот вот уже сотню-другую ни один человек не хаживал. Водились там звери удивительные, уму людскому не уступающие.
Селянам той деревушки было строго-настрого запрещено углубляться в чащу, ибо вернуться оттуда никто не мог. Дремучий лес да страшный очень: деревья как чудища – с ветками-лапами, вокруг ни тропинки – тьма непроглядная… Заблудишься - никто тебя не найдет.
Но девочка, красавица черноволосая, не боялась в лес ходить запретный. Слушала она пение птиц, разговаривала с белками, зайцами, да дружбу вела с Лешим – хранителем леса дремучего, который ее и выводил из чащи, защищая от хищников, безропотно служащим ему. Даже волки и медведи слушались этого обычного на первый взгляд старичка: с морщинистым, аки печеное яблочко, лицом и длинными седыми волосами, которые волочились за ним прямо по земле.
Недолюбливали за это другие ребятишки Маланью (так звали девочку), не раз за глаза колдуньей кликали, но и ненавистью это назвать было нельзя, ибо уж больно послушной и добросердечной она слыла, и нередко помогала жителям с их домашними хлопотами.
Вот и на этот раз Маланья в дремучий лес зашла. Расступился перед ней кустарник колючий, и она вновь оказалась в волшебном лесном царстве, который всегда казался ей роднее, чем маленькая деревушка.
Зверушки подбегали к ней и доверчиво терлись об ноги, белка вскочила на плечо и обняла пушистым рыжим хвостиком шею.
И вот так идет наша Маланья по лесу с белками да зайцами ушастыми и напевает себе под нос песенку голосочком тоненьким.
Шла она так долго ли, коротко ли, пока не набрела на поляну широкую. И не было на поляне той ни травинки, ни цветочка махонького - ничего не росло на ней, кроме мухоморов, да других поганок, а посредине стояла избушка небольшая. Ставни ее резные находились почти на уровне земли, крыша посыпалась, оголила подгнившую солому. Сверху виднелись гнезда маленькие, давно птицами покинутые.
Любопытно стало девочке, приблизилась она к избушке, да одно не заметила: зверьки-то все, ее сопровождающие, в разные стороны разбежались, попрятались.
Но тут, откуда ни возьмись, ворон на Маланьиной головой взвился. Замахал крылами, да закаркал хрипло, опустился ниже, присел на ветку и, наклонив голову, молвил:
- Не ходи туда, славная девочка, жуткая судьба ждет тебя внутри.
Но перебороть любопытство свое девочка не смогла и подошла ближе. Запоздало она обнаружила лежащие вокруг избушки прутья и доски старые, да еще страсть-страшную, такую, что испугалась Маланья, но назад не пустилась.
Между досками лежали кости белые… человеческие. И почудилось Маланье, будто зашевелились косточки, потянулись к ней с сырой земли.
Дверь избушки распахнулась, вскрикнула девочка и отпрянула на мгновение, но подумав немножечко, зашла внутрь.
А в избе-то просторно было, не избушка, а чудо-чудное: снаружи маленькая, а внутри горница широкая, но и не было в ней ничего особенного - лишь старая печка, да вязанка подгнивших дров.
Но веяло от избы холодом, будто бы замогильным, и услышала Маланья голос таинственный:
- Не бойся, дитя. Ждет тебя здесь твоя судьба, не отвертишься...
Замотала головой девочка, глаза зажмурила, да и бежать из избы прочь без оглядки.
Вот и смеркалось уже, а Маланья все из леса дремучего дорогу не найдет. И казался он в этот раз будто еще страшнее, словно разозлился он на девочку, затаил обиду сильную - деревья исказились, иссушились словно скелеты, которые тянули к ней свои скрюченные лапы, грозясь в один момент схватить ее и утащить в темноту. Кроны скрыли серебряную луну, и лишь маленькие светлячки разгоняли мрак. Успокоилась Маланья, решила, что почудилось ей, померещилось, ведь лес этот по-прежнему был ей родным.
Только не знала она, что столь любимая ею бабушка кровью родной ей не приходилась.
Нашла старушка Маланью у самого леса, в огромных мягких листьях папоротника. Спокойной была девчушка - не плакала, вот только глазенки ее голубые в лес все поглядывали. И почувствовала старушка, что должна взять к себе ребеночка, да воспитать, пока не придет время, а какое – не знала она, просто подсказывало ей сердце старческое, что будет судьба у девочки непростой, но очень значимой.
Саму же бабушку в деревне называли Ягишной, ибо характер у нее был тяжелый, для селян неприступный. Редко случалось, кому подмогнет Ягишна, частенько на пустом ссоры разводила старушка: то соседское сено ей не понравится, то собаки громко лают. Много чего было, да с одиночества женского зачерствело сердце её, а с Маланьей-то и оттаяло, но не вернешь о себе молву хорошую, что годами уже закрепилась, потому и недолюбливали девочку за характер скверный Ягишны – мол, воспитает старая себе подобное.
И брела по лесу Маланья в окружении светлячков, и думы свои думала.
Но вот опять на той поляне оказалась, а на поляне та же изба, а подле избушки юноша бледнолицый лежит, не более шестнадцати зим ему от роду. Волосы его были словно пряжа овечья – растрепанные и седые, а в глазах зеленых распахнутых время застыло. Только из груди его молодецкой дымок еле видный поднимался, все вверх тянется. Тянулся-тянулся, да вновь вниз падал, словно душа мальчонки выйти не может – мается.
Отправила мальчишку Ягишна Маланью искать, да вот он, бедолага, не справился, а найти девчушку обещался до солнца утреннего.
Сироткою был и на хлеб зарабатывал, помогая мельнику, который и место для ночлежки тому выделил. Покладистый был паренек… хороший да послушный, только встреча с Лешим стала для него роковой: разозлил он Лешего, уважения тому не выказал. Припугнул лесной старик паренька, а у того и сжалось сердечко, биться перестало…
Склонилась Маланья над мальчишкой, посмотрела в глаза его ясные, и так тоскливо ей стало. Долго она так сидела, да слезами обливалась, пока Леший к избе не воротился.
- Милая девочка, прости старика. Натворил я, не подумавши. Не думал-не гадал, что за тобою Ягишной он посланный, ведь давно люд-то ваш в этот лес не кажется. Не расчитал страху на сердце слабенькое…
- Что же теперь делать, дедушка? По моей вине погиб он. Давно из лесу домой воротиться надо было… - запричитала девочка.
- Не в моих силах вернуть содеянное, - затеребил Леший седую бороду. - И умерших лес дремучий из своих владений не пускает . Нет проводника для них умелого, кто бы души их к свету спроводил, али в темень-темную… Некому, потому и нечисть всяка водится, по свету расползается, из душ в гадость превращается. Некоторые хранителями рек, лесов да домов хозяйских становятся. Таким и я стал, токма и не помню уж, когда было то…
А Маланья вновь припала к пареньку, да ладошку свою ему на лоб положила. Разлился свет небывалый, яркий… Растекся теплом по всему полю, вскрикнула девочка, сама себе удивилась. Убрала ладонь, а потом снова к мальчонке приложила, и вновь свет по всей поляне разбежался.
Поднялся дымок из груди молодецкой, обвился вокруг Маланьи, да и взвился в небо.
Тихо стало, исчез яркий свет, а глаза мальчишки закрылись, волосы раскудрявились, каштановыми стали, и теперь казалось, будто спит он сном крепким.
Поняла девчонка, что за судьба такая, посмотрела вокруг, а Лешего и след простыл, только избушка двери настежь распахнула, зовет будто.
- Подсилу мне с лесом дремучим совладать, - шепчет Маланья, а сама уже к избе идет. – А раз он мне милее дома, так тому и быть. Здесь останусь, да охранять его буду и души заблудшие провожать. Нечего мне в селении делать, коль вина на мне тяжкая.
И она вошла внутрь. Захлопнулась дверь со скрипом, поднялась избушка, высоко поднялась, землю-то со ставень стряхнула, да на больших куриных лапах подпрыгнула. Прутья да доски в забор превратились и стеной широкой вокруг стали разом, косточки белые, под избой лежащие, заместо засова да замка состроились. Черепа огнем из глазниц горят – предупреждают: не ходи сюда живой, мертвым только здесь дорога сложена.
Годы идут, а за ними и века. Сколько сказок сказано, сколько молва людская наплела, да только выросла наша Маланья, состарилась, но все еще службу в избе свое служит - переправляет заблудшие души в мир иной. По ночам на ступе волшебной над лесом летает, да владения свои осматривает.
Имя ее забылось, да и сама она запамятовала, себя Ягой кличет – внучкой Ягишны поминает, так теперь и всяк ее зовет, да побаивается. Хоть и добрая Яга, но разозлится – будет место тебе среди черепов ее, что возле избы светом горят зловещим.
Кому клубочек непростой подаст, кого накормит, напоит, выведет на дорогу к дому, а кого и не отпустит, да накажет за злодеяния разные.
А ты сам, добрый человек, сказку-то читай, да не плошай. Всяк оно фантазия, а намек в ней свой. И нам он был, писали-читали, не евши да не пивши и сна не знавши, а теперича и на поклон пора.
***
Степан - медвежий пан.
…Бежал-бежал Степан по траве зеленой, да по камням острым. Все ноги в кровь изодрал, а медведица не отстает. Плачет, горючими слезами заливается. «Зачем ты, - кричит ему, - ребеночка моего убил?».
Так три дня и три ночи бегал Степан, изголодал, исхудал, пока в болото не забрел. А болото то тягучее, страшное. Окружило паренька, смотрит – некуда бежать ему, не выбраться…
Продолжение следует…
Новость отредактировал Летяга - 16-11-2017, 07:36
Причина: Стилистика Автора сохранена.
Ключевые слова: Баба Яга изба лес души мертвых помощь авторская история