Звуковой портрет нечистой силы I
Для исследователей народной культуры большой интерес представляет вопрос о том, что именно в системе ценностей традиционного общества причислялось к признакам, отличающим человека от мифологических персонажей (не-человека). Если, например, учитывать характеристики внешнего вида, то показателями демонической сущности часто выступают признаки телесных аномалий (хромота, слепота, одноглазие, горбатость, ненормальное количество пальцев и т. п.), необычный рост (чрезмерно высокие или низкорослые существа), особенности волосяного покрова (косматость, отсутствие бровей, волос подмышками, сросшиеся брови и т. п.), непривычная одежда, зооморфные признаки (хвост, рога, звериные или птичьи лапы). По некоторым приметам отмечалась также связь персонажей нечистой силы с загробным миром: бледность, костлявость, прозрачность, закрытые глаза, незрячесть, молчаливость, неподвижность, либо такие свойства, как мокрая одежда, отсутствие тени, специфический запах и ряд других.В подобных характеристиках признак отклонения от нормы проявляется не только в категориях негативных свойств, но и в формах положительно оцениваемых черт, т. е. в качестве типичных для мифологических персонажей примет внешности могли выступать как признаки уродливости, так и совершенной красоты (ср. противоречивое описание внешнего вида русалок, полудниц, самодив, богинок, ведьм). Таким же образом сфере "нечеловеческого" приписывались такие свойства, как нелюдимость, угрюмость, вялость, нерасторопность, обидчивость, мстительность, злобность и – наряду с этим – высокая степень подвижности, сноровки, удачливости, владения ремеслом, искусством пения, танцев, игре на музыкальных инструментах.
Таким образом, в наборе признаков, характеризующих человека, основным является понятие нормы, присущей для внешнего вида и поведения носителей "своей" культуры, а отличительные особенности, характеризующие сферу "чужого", определяются как нарушение нормы: чрезмерно красивые или некрасивые, уродливые существа, с телесными или психическими отклонениями, в необычном наряде, говорящие на ином наречии, ведущие себя не по принятым в данном социуме правилам, особенно удачливые, ловкие, наделенные способностями или – наоборот – обездоленные, нерасторопные, необычного поведения.
Весьма показательными в наборе признаков мифологических персонажей являются также акустические стереотипы их поведения. Согласно народным поверьям, контакты людей с нечистой силой чаще всего происходили по ночам, в сумерках, в полумраке, когда черты внешнего вида были неясны, расплывчаты, плохо различимы. В такой ситуации особое значение приобретали именно слуховые впечатления, на основе которых можно было обнаружить само присутствие духов и пытаться их идентифицировать.
Далеко не все персонажи народной демонологии характеризуются особыми, присущими им знаками акустического поведения. Например, несущественными оказываются эти признаки в характеристиках полудемонических существ: ведьм, колдунов, знахарей, планетников, т. е. людей со сверхъестественными свойствами, живущих бок-о-бок с односельчанами и встречающихся с ними в повседневной обстановке. Отсутствием ярко выраженных звуковых примет поведения отличаются некоторые духи, особенностью которых считается, но народным поверьям, их безгласие, молчаливость, бесшумное появление (ночница, бессонница, привидение, мара, блуд и др.).
Есть, однако, в славянской демонологической системе такие персонажи, которые не могут быть адекватно описаны вне категорий звукового кода. Их акустические характеристики настолько устойчивы, что в ряде случаев можно говорить о своеобразном звуковом портрете демона.
* * *
Основной набор стереотипов звукового поведения мифологических персонажей включает три группы акустических характеристик: 1) звуковое поведение в пространстве дома (и внутри разного рода строений); 2) звуковое поведение в локусах открытого природного пространства; 3) речевое поведение нечистой силы.
I
В пространстве человеческого жилья духи, обитающие в доме или вторгающиеся извне, дают о себе знать приглушенными ночными звуками, неясным шорохом, скрипом, треском, стуком. В восточнославянской демонологии практически все виды ночных шумов в доме обычно приписываются домовому. На вопрос о том, как выглядит "домовик", работавшие в Полесье собиратели получали массовые ответы: "домовика не бачыш, а чуеш", "его не побачыш, кажуть, а буде шумиты у хати", "нихто его не бачыу, полягаем спати и слышно – по потолку ходе: тух, тух, тух!" [ПА].
Звуковые сигналы, посылаемые невидимым домовым, воспринимались домочадцами как его недовольство поведением людей или как предостережение, предвестие беды. Полешуки говорили: "Як што гукае цы стукае ноччу, – ето признак плохой. Кажугь у нас, што ето домовик гукае, осцерёгу дае, плохое предвешчае" [ПА, Стодоличи Гомельской обл.]; "Як треск в углу, – домовый невидимый беду предсказывает стуком" [ПА, Засимы Брестской обл.]. В других ситуациях считали, что неясные ночные звуки были свидетельством того, что домовой таким образом выражал желание вступить в контакт с домочадцами и что в ответ на это следовало спросить домашнего духа: "к добру иль к худу" он отзывается.
Таким образом, все виды шумов, производимых домовым, осмыслялись в народной среде как своеобразный "язык" общения, т.е. звуковые сигналы нечистой силы имеют своим адресатом человека. Это особенно заметно на примере контактов в замкнутом пространстве дома (или других строений). Оставаясь невидимыми, домашние духи дают знать человеку о своем присутствии: "Домовик признак дае, – его не углядит: чы ведром стукне, чы клямкою, чы ложкой бракне" [ПА, Хоромск Брестской обл.]. Таким образом они стараются предостеречь, предсказать будущее, напомнить о нормах правильного поведения, о выполнении соответствующих обычаев, наказывают, пугают, выражают свое недовольство (например, тем фактом, что в доме ночует некто чужой, не принадлежащий данной семье).
В соответствии с русскими поверьями, домовой по ночам воет, предсказывая беду; пляшет, поёт, предсказывая свадьбу; кряхтит и охает в переднем углу, предвещая смерть; гремит посудой, предостерегая о пожаре; отзывается стуком в заднем углу, если пытается выжить хозяев из дома [Максимов 1989, с. 29; РДС, с. 153].
Широкое распространение в восточнославянских поверьях имеет мотив о том, что домовой звуками пугает заночевавшего в доме гостя, чужака или пытается его выгнать. Так, в одной из сибирских быличек оставшаяся на ночь в доме учителя старушка услышала странные звуки: "Вот так, говорит, засвистело, да так вот кругом просвистало – да ко мне! Ко мне, да на меня говорит "Хы!"" [Зиновьев 1987, с. 65]; а оставленный на ночь в хозяйском доме нанятый работник вдруг услышал угрожающее бормотанье: "Уматывай, гыт, отцель!" [там же].
Подобная ситуация конфликта между истинным "хозяином" дома и въехавшими в него жильцами прослеживается в быличках, повествующих о первой ночевке людей в новой или в чужой хате: "Купили хату. Спать легли и слышат: шаги, стук, грякае, ляпае" [ПА, Челхов Брянской обл.]. Особенно часто тревожат ночные шорохи и звуки тех, кому довелось заночевать в пустующих избах, банях, лесных сторожках. Считалось, что, располагаясь там на ночлег, следовало испросить разрешения у "хозяина" этого строения: "Мужик ехал домой откуль-то. И стояла избушка в лесу. Просто одна, в ней не жил никто. И он придумал, значит, ночевать остаться А вот не спросил, когда входил-то, дескать, пустите меня переночевать! Но и лёг. Лежал, лежал: всё трещит, всё шумит. Ну, прямо ужась, такая ужась, что страшно лежать. И убежал. "Он" его просто выживал" [Зиновьев 1987, с.63-64].
Вместе с тем, и столкновение людей – хозяев собственного дома – с "чужим", проникшим в жилье духом, приводит к сходным результатам беспокойных ночёвок. В одном из полесских свидетельств сообщается, как при разрушении церквей в первые годы советской власти активисты сжигали иконы, а верующие пытались их спасти. Одна женщина, припрятав церковную икону, принесла её в свой дом: "Приходить нуч. Як начало свистать по хати, лонотиты. Перелякались все – да ничого не бачат" [ПА, Лисятичи Брестской обл.]. Особый интерес представляет здесь тот факт, что присутствие в доме чужой иконы (лика святого) воспринимается в тех же категориях, что и вторжение в жилое пространство "нечистых" духов – во всяком случае, акустический знак такого присутствия идентичен.
Таким образом, звуковые сигналы служат обычно целям коммуникации домовых духов с обитателями дома. Характерно при этом, что когда незримые мифические существа позволяют себя увидеть или обнаруживают своё присутствие звуками, то чаще всего это воспринимается людьми как знак беды.
Сходными стереотипами акустического поведения характеризуются приходящие в дом по ночам души умерших родственников. Причины их появления, определяемого по звукам, не столь очевидно связаны с предсказательными функциями (как это отмечалось в контактах с домовым). Возвращаться в свой дом умерших вынуждают законы сакрального времени, по которым им предписано вторгаться в мир живых на третий, девятый, сороковой день после смерти, в годовые поминки, в определённые календарные праздники. Однако и они часто дают о себе знать в случае нарушения людьми норм ритуального поведения (например, когда для покойников не оставили поминальной пищи, нарушили какие-то запреты, заняли отведенные для них места и т. п.).
Опущенные во многих записях быличек мотивации событий, связанные с нарушением запретов, легко восстанавливаются на основе широкого фона внетекстовых демонологических верований. Например, в одной из сибирских быличек рассказывается случай, как мальчик просил у матери разрешения лечь спать на печи; мать его отговаривала, "но я уперся на своём, прошусь – и всё тут. Ну, она и согласилась. Лёг я, значит, на печку, совсем уже начал было засыпать. Слышу: вроде как козочка скачет по полу. А у нас-то сроду коз не держали. Слышу дальше, вроде как кто-то крючок откинул, а дверь не открылась. Потом копытца по полу - "туп-туп" до печки (а у нас там вперед бабушка спала, котора тогда как раз умерла). Я как заору: "Мама!" – и к матери" [Зиновьев 1987, с.68]. Этот текст помещён в сборнике (с нашей точки зрения - безосновательно) в разделе быличек о домовом. В действительности, речь, по-видимому, идёт о ситуации прихода в дом умершего предка и о том, что печь на некое поминальное время воспринималась как принадлежащий ему локус (иначе непонятны возражения матери на просьбу сына спать на печи, – у русских это традиционное место ночлега для стариков и детей).
По данным русских мифологических рассказов, после смерти хозяина в доме часто слышатся шаги на чердаке, скрип половиц, слышно в сенях, как будто кто-то обдирает лыко [Зиновьев 1987, с.269]. На сороковой день после смерти деда в два часа ночи домочадцы слышали: кто-то в дверь стучится, шаги слышно, "ажио снег хрустит под дверью" [там же, с. 270]. В Полесье тоже чрезвычайно популярны рассказы о ночных посещениях умерших родственников: "Сын помьёр. Робили пбминки на сороковый день. Як посели за стол, – и чутно: двери раскрылися и закрылися. И так несколько раз. А шагов никаких... То мэртвые ходять на поминки" [ПА, Замошье Гомельской обл.].
Сходные свидетельства известны и в польских Карпатах: "После похорон несколько дней умерший навещает свой дом, по ночам дает знать о своем присутствии: ходит на чердаке, стучит в потолок" (Новы Сонч, архивные свидетельства). По верованиям населения Вармии и Мазур, если кто-то умер вдали от дома, то душа его прилетает к дому и по ночам дает знать родственникам о смерти: слышится стук в окно, скрип, хлопанье дверьми [Szyfer 1975, s. 134].
Типичными для многих славянских традиций можно считать такие представления, в которых звуковые сигналы являются свидетельством того, что души умерших приходят в дом в поисках оставленной для них поминальной пищи: слышны звуки переставляемых горщков, звон посуды, скрежет ножей и ложек, иногда можно различить якобы и приговоры духов, комментирующих вкус еды. Так, в русской быличке повествуется, как после смерти хозяина в доме по ночам было слышно, что кто-то черпает ложкой и приговаривает: "Ау них кисель-то вкусный!" [Зиновьев 1987, с. 80]. По рассказам польских гуралов, души умерших по ночам бродят по дому, заглядывают в горшки, оставленные в печи, устраивая шум и звон [Wierchy 1931, rocz.9, s. 20].
Примерно один и тот же набор ночных звуков, слышимых людьми в замкнутом пространстве, может свидетельствовать о присутствии в доме разных мифологических персонажей. Например, обычно невидимая кикимора дает знать о себе скрипом, топотом, стуком, грохотом падающих предметов, звоном посуды или печной заслонки. Банник выдает себя звуками шаркающего веника, шорохами и стуками, звуками бросаемых камней. Безличная нечистая сила в заброшенной избе по ночам кричит, шумит, свистит, поет, "стукочст", "ляскает".
В восточнославянских быличках с тематикой о строительстве нового дома и первой ночевке в нем людей непонятные ночные звуки описываются как центральное сверхъестественное событие всего рассказа. Хозяева вновь построенного дома не могут спать: "ночью уж такой тарарам подымается, будто вёдра друг об дружку стукаются, переворачиваются. Гром, шум ужасный стоит..."; "ишо не успел уснуть, слышу (а темно, свету-то нету), слышу, говорит, музыка заиграла, пляска поднялась!" [Зиновьев 1987, с.86, 87]. Происхождение подобных звуков связывалось, по народным поверьям, с порчей, наведенной на дом строителями в наказание хозяевам за недостаточную оплату. Считалось, что в "испорченной" избе изначально поселялась нечистая сила, от которой трудно было избавиться. Наиболее типичными акустическими знаками её присутствия в доме были: громкий шум, гул, стук, звон, цокот копыт по полу, хлюпанье воды, завывание, свист, музыка, топот пляшущих и т. п. Запугивающая функция этих интенсивных шумовых эффектов была очевидна для ночлежников, – ни прорицательной, ни контактоустанавливающей семантики эти звуки не содержали.
Некоторым персонажам приписывалось воспроизведение звуков выполняемой работы: домовые, черти, умершие, хлевники, овинники якобы молотят но ночам в сарае, шуршат метущим веником, пересыпают зерно, бьют молотом по наковальне, толкут зерно в ступе. Преимущественно женские мифические существа (кикимора, домовиха, мара, русалка) производят звуки прядения и тканья. В Вологодской губ. верили, что перед бедой кикимора отзывалась но ночам стуком коклюшек из-под пола, будто плела кружева [Власова 1995, с. 171].
Если в пространстве жилья духи обычно дают о себе знать звуками, основанными на разных шумовых сигналах, то находясь за пределами дома, они часто отзываются, подавая голос: кричат, воют, стонут, плачут, окликают, зовут, охают. В Полесье мотив окликания человека по ночам связан преимущественно с образами "ходячего" покойника, чёрта, домовика (последний осмысляется в этой зоне как приходящий извне вредоносный дух). Вот одно из наиболее характерных свидетельств этого типа: "Среди ночи окликаеть дамавик, вроде, есть такий. "Наташо! Во-о-о, Наташо!" – то начный дух. Яго нихто не видить. Мне сказывали, никогда не отзывайся, бо то чалавек плахой – тьфу, тьфу, с хаты ветром здувае, дымом нясе..." [ПА, Жаховичи Гомельской обл.). В другом рассказе, что-бы избавиться от ночных "окликаний", мать и дочь достают у знахарки мак-"ведун" и посыпают им вокруг хаты. "Дождали ночы, дак уже гукнуло, а я не пойму, – мне здалося, шо оно каже: "Мамо! – гукае – Мамо!" Мне придаёцца, шо дочки гукае, её голос . Встали у ранци, дак дочка каже: "Мамо, гукало ци не?" Я ка: "Гукало, донько, да так далёко. Десь не пуд окном, а мабуть, де я посеяла (маком), дак туды дойшло, а до хаты уже не посмело прийти" [ПА, Копачи Киевской обл.].
Голоса умерших неестественной смертью могли слышаться на месте их гибели или погребения. Во многих местах верили, что голос покойника слышится ровно в полдень или полночь: "На том мисти, дэ умре людына, убили, то прэчуваеца голос. То у двенадцать часоу дня чы ночы. Оно йойкат, – то нэчысто!" [КА, Новоселица Закарпатской обл.]. По полесским верованиям, душа погибшего человека стонет, плачет, подает голос на могиле или вблизи от креста, поставленного на месте гибели: "Што утопицца – поставлять крыжа, да душа плаче, на тый крыж вылазить. Одын утопиуса оно там бродыть, брахостыть на тых кладбишчах. Вот это так на моглицах брахостёло, прамо як вода брохае, як вин сам брахостёл в етым озере. Прамо: брах-брах-брах!" [ПА, Нобель Ровенской обл.].
Интересен сам набор глаголов, характеризующих неясные ночные звуки, производимые умершими или домовыми духами; по полесским данным: кто-то "лопотыть по хати", "бухае в сенях", "гупкае у стину", "ляпае по полу", "брякае или грякае ложкой", "гукае", "галосить", "голёкае", "харчит", "брохае" и др.
У южных славян сохранилось интересное поверье, что голос убитого или случайно погибшего человека будет слышен на месте его гибели до тех пор, пока не "выветрится кровь" с места трагедии [Пирински край, с. 470].
Автор: Виноградова Л.Н.
Источник
Ключевые слова: Мифологические существа звуки стук свист домовой нечисть