Тайна "Товарища Троцкого"
Летом 1924 года шхуна «Товарищ Троцкий», арендованная каспийским отделением Экспедиции Подводных Работ Особого Назначения (ЭПРОН) встала на траверз Куринского Камня.Здесь, в трех милях от острова, на глубине тридцати метров лежал затонувший пароход «Князь Барятинский». Затонул он во время знаменитого апрельского шторма 1920 года. Молодое советское государство крайне нуждалось в восстановлении каспийского судоходства. За время революции и гражданской войны многие суда были либо потоплены, либо угнаны в соседний Иран. Поднять затонувшие пароходы, отремонтировать их, ввести в строй и было основной задачей ЭПРОНа. Но в случае с «Князем Барятинским» дело обстояло несколько иначе – на нем, согласно имевшимся сведениям, находилась казна мусаватистского правительства и активы бакинских банков. По крайней мере, так утверждали члены «правительства в изгнании» в ответ на обвинения в коррупции и казнокрадстве – мол, все, чем располагали власти, было погружено на пароход «Князь Барятинский» для эвакуации, но бушующая стихия потопила корабль, а с ним и весь груз.
А груз был не маленький. По сведениям ответственных органов, на борту «Барятинский» находилось не менее тридцати тонн золота, а также крупные суммы в валюте. Неудивительно. Баку – крупный промышленный город, а за время буржуазного правления деловая жизнь его расцвела, что и привело к аккумуляции изрядных средств.
Эти тридцать тонн следовало найти, поднять с морского дна и доставить в сохранности на берег.
Первый же спуск водолаза, Владимира Козмодемьянского, подтвердил – под ними действительно «Князь Барятинский»! Предположения, основанные на сборе агентурных данных, долгие дни воздушной разведки (был задействован аэроплан «Ньюпор»), наконец, упорная работа с магнитометрам воплотились в результат.
Теперь следовало узнать, есть ли на борту затонувшего судна груз, и если есть, то какой. Для этого требовалось подготовить водолазный колокол и прочее снаряжение, позволяющее работать на морском дне. Как не торопились, до вечера успели завершить лишь подготовительные работы, и потому дальнейшее решили перенести на утро: оборудование было слишком ценным, чтобы работать с ним усталыми и впотьмах. Начальник экспедиции Маргер Калиньш приказал прекратить работы.
Наутро выяснилось, что водолаз, спускавшийся накануне, заболел. Обычно бодрый и веселый, сегодня Владимир Козмодемьянский чувствовал необычайную слабость во всем теле и почти необоримую сонливость. Он бормотал что-то про рой светлячков, и никак не мог надеть тяжелый водолазный шлем. Кессонную болезнь, бич подводников, недуг напоминал слабо, однако Козмодемьянского поместили в декомпрессионную камеру и стали наблюдать за ним.
Тем временем три других водолаза начали готовиться к погружению. В отличие от горячечного вчерашнего дня, на этот раз все делали строго по инструкции, и потому пробыли на дне совсем немного: без колокола львиная доля времени уходила на медленный подъем – чтобы азот, насытивший под давлением кровь, не вскипел и не закупорил кровеносные сосуды. Все-таки им удалось найти путь к трюму, хотя «Князь Барятинский» лежал на боку, и работать на наклонной палубе было чрезвычайно сложно. Облегчало работу лишь то, что корабль, несмотря на более чем трехлетнее пребывание в теплом море, почти не оброс водорослями и разной морской живностью. Даже рыба, которой кишело море, старалась держаться подальше от затонувшего парохода.
Поднявшись, водолазы доложили обо всем Маргеру Калиньшу и упомянули о «рое светлячков» - тот поднялся из трюма. Вероятно, какие-то микроскопические водяные рачки, обладающие способностью к фосфоресценции – подобное часто встречается в южных морях.
Тем временем механики завершали подготовку колокола к спуску. Казалось, работы пойдут точно по плану, но непредвиденные обстоятельства, часто встречающиеся и на суше, на море порой просто властвовали над судьбой. Здесь они проявились странной болезнью Козмодемьянского. Несмотря на пребывание в камере декомпрессии, ему не стало лучше, напротив, болезнь развивалась, и стало очевидно, что болезнь эта не имеет ничего общего с кессонной. Стравив давление в камере до нормального, к нему допустили судового врача Петра Хижина. Тот констатировал: у водолаза стремительно размягчались кости! Они приобрели свойства хрящей, гнулись, но не ломались. При этом на боль Владимир Козмодемьянский совершенно не жаловался, напротив, он пребывал в состоянии, схожем с опийными грезами: блаженно улыбался, тихо смеялся, отгородившись от действительности завесой полусна. Размягчаться начали кости черепа, ноги совершенно не держали Козмодемьянского, и даже руки водолаза начинали изгибаться под собственной тяжестью. Отправить больного на берег не было никакой возможности – в ближайших селениях все равно ему бы не оказали никакой помощи, а идти в Баку, оставив тридцать тонн золота на морском дне «Товарищ Троцкий» не мог.
По предложению доктора Хижина водолаза поместили в большую брезентовую ванну, наполненную забортной водой. Здесь тяжесть уравновесилась архимедовой силой, и деформации тела прекратились, водолаз забылся странным эйфорическим сном.
Но тут и остальные, спускавшиеся под воду, начали жаловаться на слабость и усталость. Предчувствуя недоброе, их тоже поместили в камеру декомпрессии, но увы – симптомы размягчения костей проявились и у них, причем развитие процесса шло значительно быстрее, чем у Козмодемьянского – уже через три часа они могли только лежать. По счастью, и у новых больных вместо боли наблюдалась тихая эйфория.
Когда же вернулись к Козмодемьянскому, то увидели – тело водолаза превратилось в полупрозрачную студенистую массу!
Хижин решил, что водолазы стали жертвой неизвестной инфекции, возбудитель которой обитал в морских глубинах. Но возможна ли передача инфекции от человека к человеку?
Он предложил направить «Троцкого» в порт – все равно без водолазов подъемные работы стали невозможными. Начальник экспедиции же хотел дождаться вспомогательного судна, которое должно было придти со дня на день. Попытки команды бежать на берег были пресечены самым революционным образом. Вероятно, это и спасло прибрежные селения – к утру признаки чудовищной болезни появились у всех, бывших на борту «Троцкого».
Болезнь оказалась заразной!
Доктор Хижин, пока еще мог держать перо, описал историю развития эпидемии, поместил ее в бутылку, приписав, что вскрыть бутылку нужно лишь с соблюдением всех мер предосторожности.
Когда два дня спустя вспомогательное судно «Федор Раскольников» прибыло на место, на борту «Троцкого» не было не единой живой души, лишь разбросанная по палубе одежда, измазанная зловонной слизью, свидетельствовала о том, что прежде здесь были люди.
Спуск под воду был осуществлен лишь год спустя. Никакого золота на борту затонувшего «Барятинского» не оказалось.
Судьба экипажа «Троцкого» осталась неизвестной. Возможно, они пали жертвой таинственной смертельной болезни. Другие считают, что золото все-таки было, и его подняли белогвардейские эмигранты, убив конкурентов из «ЭПРОНа» и сочинив небывальщину для легковерных. В подтверждение своей версии они указывают, что почерк, которым написана «рукопись Хижина» разительно отличается от остальных документов, написанных доктором.
Впрочем, возможно, что почерк изменился вместе с состоянием больного доктора...
Ключевые слова: Золото пароход водолаз болезнь