Однострочники (часть 2)
14.Мама ночью стучит к тебе в комнату и, не дожидаясь ответа, начинает открывать дверь. Только, кажется, это не совсем мама, ее выдают ...дцать пальцев на выключателеКогда Дима был занят игрой, отвлекать его было бесполезно. И практически невозможно – уже по той причине, что до Димы, погружённого в мир, охваченный войной между эльфами и орками, было крайне непросто докричаться. Наушники с широкими мягкими амбушюрами плотно прилегали к ушам, отсекая любые посторонние звуки.
Родственникам это было прекрасно известно, так что после нескольких скандалов Диму прекратили беспокоить без действительно веской причины.
Однако не заметить вспыхнувший в комнате верхний свет было невозможно.
Дима вывел персонажа в безопасное место и обернулся, одновременно сдёргивая наушники с головы.
- Мам! – недовольно воскликнул он, заметив стоящий в приоткрытой двери знакомый силуэт.
Женщина в дверях кивнула и приложила длинный палец с наманикюренным ноготком к губам.
- Мам, что? Я занят, - продолжал негодовать Дима. Что-то было не так в этой ситуации. Дима близоруко прищурился, рассматривая безмолвную фигуру на пороге.
Длинные пальцы, аккуратный маникюр.
Десять длинных пальцев, лучами звезды расходящихся от одной ладони, лежали на выключателе.
Дима прошептал что-то беззвучно, пытаясь подняться с кресла и отойти в сторону. Было очевидно, что тварь пришла не с добром.
- Не входи! – предупреждающе крикнул он, шаря рукой по столу позади себя. Где-то там, кажется, валялся канцелярский нож.
Но твари даже не было нужно переступать порог. Она шевельнула длинными пальцами и руки, похрустывая, стали стремительно вытягиваться внутрь комнаты. Лак с тихим треском облетел с мгновенно отросших когтей.
Дима завизжал и попытался скрыться, но где найти укрытие в такой маленькой комнате, от таких длинных рук?
Его персонаж на экране скучал и почёсывался, ожидая, когда же вернётся хозяин.
15.Отражение комнаты в темном окне немного искажает действительность. А может, и нет
Галя сидит у окна, расслабленно откинувшись в кресле, и смотрит на собственное отражение в стекле и отражение комнаты за спиной. В силуэт вплелись ветви деревьев, рыжий фонарь на том конце улицы и прямая линия шоссе.
Галя смотрит на себя – ситцевый халат в василёк и ромашку, всклокоченные волосы, покрашенные в каштановый, но плохо, тут и там выступают предательские пятна седины. Руки худые, как у ребёнка.
А ещё – остановившийся стеклянный взгляд и отвисшая влево губа. Нитка серебристой слюны протянулась до закруглённого воротничка.
За спиной тикают настенные часы-ходики. Красный пластмассовый кот стреляет глазами туда-сюда, и его маятник-хвост тоже болтается туда-сюда. Галя смотрит на кота, смотрит на край югославской «стенки» и проход в другую комнату, закрытый занавеской. Занавеска метёт пол, откинутая в сторону, и в комнату выходит молодая женщина, вся в белом. Галя наблюдает, как она приближается к креслу-каталке, медленно, будто плывя над полом. Колебаний от шагов не видно и Галя не уверена, есть ли у неё ноги – она никогда не видела эту женщину своими глазами, а только в отражении в стекле.
Кресло тяжело скрипит, повернувшись на колёсах, когда женщина берётся за ручки. Теперь Галя видит всё то же самое, но не в отражении. Кресло медленно едет в конец комнаты, потом разворачивается обратно к окну и снова едет. Сейчас несколько минут такой прогулки по комнате, а потом будет обед.
Галя не знает, что её каталка сейчас ездит по комнате, будто сама по себе.
Туда-сюда.
16.Поезд-призрак проезжает заброшенную станцию заброшенной ж/д ночью 13 (или любого другого числа) каждого месяца, ГГ (один или в компании) хочет это увидеть
Мы жили в Гринвиле, промышленном городишке, где было всё, кроме чего угодно интересного: рельсовый завод, огромная свалка автомобилей и огромное озеро маслянистой жижи, которое при любом освещении казалось чёрным, и когда пробегал ветер, сморщенная рябь на его поверхности подолгу не разглаживалась. Туда сбрасывали отходы от производства.
Миллинокет находилась в нескольких десятках километров от Гринвила, и, между нами – там было в сто тысяч раз интереснее. Потому что в нашем городе ничего никогда не происходило, и когда я говорю «ничего никогда не происходило», я Богом клянусь, оно всегда так и было. Никаких особняков, где произошло групповое самоубийство пару лет назад, никаких маньяков и всего такого. То есть вообще ничего. У нас была только Миллинокет и её легенда о поезде-призраке.
Легенда была простая, и все её знали: один раз в месяц, тринадцатого числа, мимо тамошней станции проезжал поезд. Поезд проезжал там с воем всех псов преисподней и потом исчезал, даже не успевая скрыться за горизонтом. И так до следующего месяца. И это был призрачный поезд, что знали все – во-первых, Миллинокет была заброшена уже много лет, а во-вторых, поезд выглядел довольно старинным, а старинные поезда никогда не проезжали мимо нашего Гринвила ни тринадцатого числа, ни какого-либо другого.
Короче, нам всем было по четырнадцать лет, когда мы наконец нашли в себе храбрость добраться до Миллинокет и увидеть поезд-призрак своими глазами. Мы – это я, меня зовут Боб, и двое моих друзей, Лукас и Энджел. Вообще-то это всё неважно, я хотел бы описать, как мы долго и с приключениями пробирались по железнодорожным путям к Миллинокет, прямо как у Стивена Кинга, если вы понимаете, о чём я…
Но нет.
Приключений никогда не происходило ни в Гринвиле, ни с теми, кто оттуда родом, так что мы туда просто приехали на двух попутных машинах. Водители даже не спросили, куда мы едем. Но, чтобы путешествие было немного более таинственным, мы решили выйти за пару километров до Миллинокет и оставшийся путь проделали пешком.
Это было двенадцатого мая, и жара стояла просто невероятная. Мы повязали на головы свои майки, что было довольно плохим решением, к концу дня спина обгорела у всех, кроме Энджела. Солнце опускалось за горизонт прямо позади нас, так что на шоссе мы отбрасывали длинные тени, точно с ходулями вместо ног. Миллинокет была видна на горизонте по левую руку, так что в какой-то момент мы свернули на просёлочную дорогу через степь, которая почти заросла травой, остались только две узенькие колеи, когда-то проделанные колёсами автомобилей. Вообще, тут иногда туристы проезжали, так что она полностью не зарастала. Но сейчас мы надеялись, что никого не застанем там, кроме поезда-призрака.
От солнца осталась только половинка, когда мы, наконец, поднялись по щербатым ступенькам на платформу Миллинокет. Лукас скинул рюкзак со спины – там лежала кое-какая еда и питьё, которое мы взяли с собой на тот случай, если поезд проедет не сегодняшней ночью, а следующей, и нам придётся тут заночевать. Вряд ли он приедет днём, так? Призраков днём невозможно увидеть, они же прозрачные.
Короче, мы сели на скамейку около билетной кассы (стекло было разбито, но решётка оставалась целой, а на двери висел огромный ржавый замок, так что залезть внутрь до сих пор никто не смог), и стали есть чипсы, да поглядывать на рельсы. На каком-то этапе мы поняли, что не знаем, с какой стороны появится поезд, но если он реально так громко воет, то мы его уж точно не пропустим.
В общем, солнце село и наступила ночь. В степи застрекотали всякие насекомые. Всё это ничуть не нагоняло страху, даже наоборот – мы перешли ко всяким смешным историям и сами развеселились, начисто позабыв о цели своего визита. В общем, мы ржали прямо как в цирке, когда от одной из колонн, подпиравших крышу, вдруг отделилась всклокоченная тень и направилась к нам. Мы замолкли в испуге и напряглись, думали, что нас сейчас погонят отсюда, но это был всего лишь какой-то старик, наверное, бездомный. Он был одет в какое-то длинное пальто и калоши (это в такую-то жару!) и шляпу-котелок. Даже не взглянув на нас, он прошёл мимо и остановился на краю платформы, внимательно глядя на убегающие вдаль пути.
Мы сразу поняли, что это такой же любопытный, как и мы, поезда ждёт. Так что мы тоже не стали с ним заговаривать, а просто уставились в ту же сторону, куда и этот старик, даже смеяться прекратили.
Не знаю, сколько потом прошло времени. Небо стало совсем чёрным и высыпали звёзды. Ветер стих и насекомые притихли тоже – может потому в воцарившейся тишине стал отчётливо слышен странный новый звук, вроде такого тихого «зззззз».
- Это рельсы звенят, - нарушил тишину Лукас.
Не сговариваясь, мы встали и подошли к краю платформы, держась на расстоянии от того старика. Он, кстати, так и не двинулся с места с тех пор, всё стоял и стоял, вглядываясь в далёкую темноту, куда убегали две блестящие полоски рельс.
Там вдруг появился свет, который всё приближался. Свет, а затем и грохот, неслись к нам так стремительно, что мы были вынуждены отступить в инстинктивном страхе, чтобы нас не зацепило.
И он явился – весь сверкающий, длинный, он ехал так быстро, что казался почти прозрачным. Точнее, он и был прозрачным – поезд-призрак, который издавал вой и грохот, необычный для поезда, и длинная полоса серебряного дыма вилась за ним следом. А ещё он притащил за собой потусторонний холод, точно из духоты майской ночи мы вдруг перенеслись куда-то в зимнюю Сибирь. Не моргая и с открытыми ртами мы пялились, как поезд мчится к нам, мчится и замедляет свой стремительный бег.
Мы переглянулись – в легенде этого не было. Но не могли и сдвинуться с места. То ли страх, то ли что-то ещё, буквально приковало нас к платформе.
Поезд всё замедлялся с чудовищным скрежетом, и стало видно, что он действительно старинный. И ещё стало видно, что из окон вагонов на нас глядят лица с белыми глазами и чёрными провалами на месте носов. Они улыбались, все до одного, и смотрели прямо на нас, не мигая. Что происходило в вагонах спереди и сзади, не было видно, но и там, мы уверены, все пассажиры повернули головы в нашу сторону.
Боковым зрением я заметил, что старик, стоявший вместе с нами на платформе, заходит в вагон, придерживая котелок, и я увидел его горбатую тень, скользившую внутри вагона. Он сел на свободное место и тоже уставился на нас. Под полями котелка заблестели белые глаза.
Поезд свистнул и пришёл в движение, стремительно набирая скорость. Вагоны в его хвосте едва успели миновать край платформы, как он исчез, издав напоследок истошный, просто чудовищный вой, который прекратился так внезапно, точно кто-то выключил звук.
И тогда все мы трое выдохнули. Мы всё это время не дышали, можете себе представить? Тепло майской ночи медленно согревало наши продрогшие от мертвого холода тела.
Не сказав друг другу ни слова, мы гуськом направились к выходу с платформы, а там уже не удержались от вскрика – из высокой травы прямо позади Миллинокет торчала пара ног в калошах. Подобрав какую-то палку, вроде древка от швабры, Энджел сделал несколько шагов вперёд и аккуратно раздвинул траву вокруг, стараясь не прикасаться к ногам и тому, что следовало дальше.
- Это тот же старик! – потрясённо прошептал он.
Смотреть на мертвеца мы не стали, а просто отправились по просёлочной дороге обратно к шоссе, не разговаривая и не оглядываясь – подальше от поезда-призрака и тех, кого он собирает на своём пути.
17.Смерть в кукурузе, по мотивам одноименного произведения. Летняя ночь, кукурузное поле и пугало, которого не оказалось на привычном месте
В высокой кукурузе, которая тихо шуршала на изредка прокатывающемся по полю ветру, было легко и удобно прятаться. А вот чтобы не потеряться там, требовало приложить усилия – впрочем, в таких случаях следовало отыскать длинную водонапорную башню, которая всегда выступала в качестве стабильного и надёжного ориентира.
Ещё где-то в кукурузе стояло пугало на толстой палке с крестовиной. Страшным не было, по крайней мере для людей – просто набитый шелухой мешок, выполнявший роль тела, да ещё мешок поменьше в качестве головы, на котором краской была нарисована улыбающаяся мордочка. Зато оно отлично отгоняло ворон. Ни одной птицы над полем не было. Надетая сверху старая рубашка и штаны, туго затянутые поясом, исполняли роль конечностей пугала.
Расстеленный среди толстых стеблей спальный мешок был практически вмят в сырую землю и нуждался в капитальной стирке. Джейн поднялась с него, лениво застёгивая кнопки на блузке. Боб стоял чуть поодаль и ждал, когда она оденется. Джейн видела его очертания сквозь несколько рядов кукурузных стеблей. До оставленного у водонапорной башни автомобиля было почти два километра пешком, а темнело теперь довольно рано. Когда они вошли в кукурузу, было ещё светло. Потом стало неважно. А теперь – темно и зябко.
Джейн скатала мешок и сунула его в рюкзак. Белые кроссовки были уделаны землёй, на которой произрастала кукуруза, волосы на кончиках слиплись, угодив на каком-то моменте в грязь.
- Пойдем? – позвала она и всмотрелась в шуршащую темноту. Были видны только ряды стеблей вокруг. Боб не откликнулся. Но хуже того – Джейн потеряла его из виду.
- Боб? – уже куда громче окликнула она, вскидывая рюкзак на плечо. – Боб, это не смешно!
Тишина.
- Если ты решил меня сейчас здесь оставить, то ты самый больной ублюдок в мире! – проорала Джейн, мгновенно придя в ярость. Злобно дёрнув лямки рюкзака, она быстро зашагала вперёд, периодически стараясь подпрыгнуть повыше, чтобы не потерять чернеющий силуэт башни на фоне усыпанного звёздами неба. Ясное дело, он уже давно мчится по шоссе к городку в своей охренительной спортивной машине и радуется, как легко было её трахнуть. Недоумок!
Продравшись сквозь кукурузные заросли, Джейн вышла на узкую дорожку, ведущую через всё поле, и смогла ускорить шаг, чтобы побыстрее добраться до водонапорной башни, а от неё – к шоссе, где поймает попутку.
Миновала распятое пугало, силуэт которого был точно вырезан из бархатной бумаги. Облик чучела Джейн не испугал, она тысячу раз видела его в любое время суток, так что просто промчалась мимо. К тому же, у него ведь такая безобидная рожица нарисована, оно же призвано пугать ворон, а не людей.
Она не заметила, как с рук и ног пугала медленно капала вязкая тёмная жидкость.
К выходу с поля Джейн практически перешла на бег, но была вынуждена затормозить, завидев спорткар Боба, безмятежно поблёскивавший в лучах небольшой лампы, висевшей на входе в башню. Злость схлынула, стало страшно.
- Боб! – прокричала Джейн во всю мощь лёгких, сорвалась на кашель, но быстро заглушила его, вслушиваясь в звенящую темноту.
Ничего.
- Если ты сидишь в машине и пытаешься меня напугать, я не знаю, что с тобой сделаю, - хрипло пообещала она и подошла к автомобилю.
Новый крик прорезал темноту. На переднем сиденье спорткара сидело, обмякнув, пугало с кукурузного поля, безмятежно склонив набитую жмыхом голову набок. Нарисованная лаковая улыбка была адресована, несомненно, Джейн. А длинный ржавый нож, который больше рвал, нежели резал, спрятанный в пустом рубашечном рукаве, пригодился совсем для другого дела.
Утром новое кукурузное пугало напугает не только ворон.
18.Увидеть в чистом летнем небе что-то страшное
- Это облако похоже на дракона, - сказала Лика, указывая пальцем. Она лежала на спине, и кожу холодила влажная земля.
Макс с ней мысленно согласился. Вообще-то все облака были похожи в основном на облака, но лежать рядом с Ликой на согретой солнцем лужайке лесопарка было попросту приятно, и спорить ни о чём не хотелось.
- А вон то похоже на лицо старика, - сказала Лика.
Макс лениво повернул голову и сощурился, всматриваясь в слепящую голубизну неба с раскиданными по нему мелкими облаками. Потом моргнул, зажмурившись. Моргнул ещё раз, да так, что на левом глазу выступила слеза. Перед глазами плавала какая-то чёрная точка, вроде тех, что отпечатывается на сетчатке, если долго смотреть на что-то яркое.
Макс потёр глаза кулаками, но добился лишь того, что они покраснели. Он снова уставился на небо.
Точка стала больше. Потом стала ещё больше. Вообще-то она становилась всё крупнее, увеличиваясь в диаметре с прогрессирующей скоростью. Да ко всему появился нарастающий гул, сначала тихий, а потом он становился всё больше и больше, и точка – уже не точка, уже целое пятно, - тоже становилась всё больше и больше.
- Макс, что это? – с тревогой спросила Лика. Макс слезящимися глазами вперился в гудящий объект. Откуда-то поднялся сильный ветер и всё тело охватила дрожь.
- Макс, это похоже на огромную дыру! – закричала Лика, вцепившись в Макса, а тот вцепился в неё и оба они попытались ухватиться за что попало вообще, они и все другие люди, оказавшиеся под стремительно несущейся сквозь космическое пространство чёрной дырой, чудовищной, всеразрушающей, обладающей несравнимой силы притяжением. Маленькая голубая планета тряслась, содрогаясь, и не были слышны крики людей всей земли за опустошающим рёвом чудовищной силы.
Землю и всё, что было на ней, поглотило реликтовое чудовище.
Всё стало похоже на пустоту.
19.Соседи используют межквартирный тамбур как собственную территорию. Месть домового
Гадкие соседи кого угодно доведут до белого каления – их громкие разговоры, пронзительный голос ребёнка и манера лезть не в своё дело, с пытливым интересом вызнавая все детали твоей личной жизни. Не говоря уже о безумной привычке таскать кровать по всему полу с места на место и катать железные шары.
К слову о личной жизни – понятие границ у этих людей полностью отсутствует. Маленький тамбур, который отделяла от подъезда общая дверь, в теории был собственностью всех жильцов. На деле же ужасные соседи загромоздили его своими вещами – коляской, грудой вонючей обуви и страшной шаткой этажеркой, набитой неведомым хламом, который грозно нависал над всяким, сюда входящим и грозил, обрушившись, обеспечить могилу, достойную фараонов и конунгов давно минувших веков, ведь подкопаться к усопшему в таком случае удастся далеко не сразу.
К слову о хламе – он был таким же старым, как и сам дом. А в старых домах известно, кто водятся – домовые. И домовые как раз из таких существ, которые любят во всём порядок и чистоту. Громко разговаривать не надо, это нарушает покой. А ещё мешает бесполезный мусор, который с каждым месяцем в тамбуре всё прибавлялся и прибавлялся. Запасливость и домовитость – это хорошо, конечно, но есть тонкая грань между кладовой и простой свалкой.
Домовой был настоящим хозяином старого дома, и всё в нём его слушалось. Истлевшая проводка работала достаточно неплохо, пусть и гасли порой раньше срока новые, только что купленные лампы, по трубам весело бежала вода, не проливаясь ни каплей на пол, а стены защищали владельцев квартир. До поры до времени, пока владельцы заслуживали защиты.
Однажды утром тамбур окажется чист и пуст – кроме того угла, где была дверь в квартиру плохих соседей. Вся заваленная их же собственным хламом, она представляет собой настоящую монолитную баррикаду. Окна слепо закрылись, не пуская на улицу. Домовому пришлось хорошенько потрудиться, чтобы обеспечить звукоизоляцию этим четырём стенам.
Меры конечно временные. Неделя, может две. Ты быстро заметишь, что соседей давно не слышно, но даже не вспомнишь, что там, за неприметной стеной из хлама, которая день за днём становится всё площе, медленно исчезая в стене самого дома, когда-то жили противные соседи. Только раз сквозь сон услышишь призыв о помощи, но решишь – померещилось.
Первым не выдержит ребёнок.
Автор - неизвестен.
Источник.
Новость отредактировал Estellan - 26-10-2020, 00:08
Ключевые слова: Подборка продолжение поезд ребенок