Мой лучший друг
Был у меня в детстве один друг. Лучший мой друг, единственный, как говорится, закадычный! Как мы познакомились, я и не помню. Такое было моё ощущение, что мы с рождения знали друг друга.
Вот как рассказывала про нашу первую с ним встречу моя бабушка. У Виталика была большая пластмассовая машина-каталка. «Волга» (Ребёнок садиться на неё сверху на крышу, и ногами от земли отталкивается, а и из капота трубка торчит и на конце трубки руль, то есть рулить передними колёсами можно было). Колёса пластмассовые, стёртые уже, машина была красная когда-то, да уж выцвела давно, а от кольца руля осталось некое подобие штурвала, но игрушка – огонь! Особенно для мальчиков. И вот я, увидев эту игрушку с сидящим на ней мальчиком, забыв обо всём, побежал к ней и стал садиться сзади на эту машинку, а говорить мы ещё не умели. Виталик стал меня сталкивать, я опять лезу, а он опять меня сталкивает. Потом его папа говорит ему: - «Виталя! Ну дай мальчику покататься!» И тогда он позволил мне залезть на его машинку. И даже дал самому мне поездить на ней.
Потом я уже сам помню, как стал дружить с ним, видимо из-за этой машинки. Очень печалился, если он выходил на улицу играть без неё. Так как я считал, что эту машинку-каталку он должен был выносить каждый раз. Ему же эта игрушка уже приелась. Однако очень скоро мы нашли и другие общие интересы.
Нам было весело играть вдвоём. Мы придумывали истории, лепили из пластилина. В детском саду, куда пошли вместе, наделяли пластмассовых и резиновых игрушек именами, придумывали им легенды, характер, голос. И требовали от других детей, чтобы, играя этими игрушками, называли их теми именами, которые мы им давали. То есть, например, мишке мы давали имя, и он во всех историях и сюжетах должен был фигурировать именно под этим именем. И называть его другим именем, или просто «мишка», было недопустимо никому.
Мы были весёлыми и счастливыми. Мы были центром, вокруг которого собирались все остальные. Многие дети хотели играть с нами. Они чувствовали, что мы знаем, что нужно делать и как играть, и они при этом видели, что нам хорошо. А ведь если у человека всё хорошо, то хочется находиться рядом с таким человеком. Иногда мы пускали в «свой мир» других детей. Распределяли им роли, и они, радостные, играли эти роли. Но в основном мы никого не подпускали к себе. Особенно Виталя. Он ревностно дружил и требовал того же от меня. Так Виталя, почуяв, что в нашу дружбу вклинивается другой мальчик, сосед его по подъезду, просто умолял меня не дружить с ним. Почему? Он не мог объяснит, но я сам знал ответ. Хотя и не мог сформулировать его тогда. На этого мальчика нельзя было положиться. Он был сиюминутно интересен мне. Но дружбы с ним, такой как у нас была с Виталей, не сложилось бы. Этот мальчик не отвечал тем требованиям, которые мы предъявляли в дружбе между собой: открытость, полное доверие, и взаимопомощь. Особенно Виталя ценил это, и был таким на самом деле. Я же больше требовал этого от него, чем сам старался быть таким, как он.
Виталя был лучше меня. Он не принимал компромиссы. Если был конфликт с кем-то, то он шёл на него до победного конца. Сила воли Виталика могла сломить любого. Он не «жил войной» со своим соперником, не жаждал мщения, но не останавливался, пока не достигал победы. Иногда, во время драки или бесконтактного конфликта интересов, другие дети объединялись против нас. Но шансов у них всё равно не было. Их союз был не прочен, и поддерживался только этим конфликтом. У каждого была своя жизнь и свои отдельные интересы. Любой из них мог оказаться один. Мы же всегда были вдвоём. Мы могли найти их поодиночке и приструнить как следует. Но даже во время драки Виталя не боялся выступать против старшего или даже против нескольких соперников.
Я помню, как мы дрались двое на двое на улице в школьном дворе зимой. Виталя дрался с одним, как я считал, опасным человеком, мальчиком больным на голову, так я его характеризовал. У того мальчика была плохая семья (пьющий папа, который распускал руки), сам мальчик этот дружил с более старшими хулиганами. Разговаривал матом и имел извращённые интересы, обижал маленьких детей, мучал кошек, грубил взрослым. Этим он и жил, как мне казалось. И собирал вокруг себя подобных себе. У меня был менее сильный соперник в этом бою, но даже дерясь с ним, я думал о том, как хорошо бы, если бы сейчас прошёл мимо какой-нибудь взрослый человек и разнял нас. Да я молился бы потом на этого человека! Виталя же с окровавленным лицом, проигрывая под тяжестью более крупного соперника, не сдавался. Он не кричал, не плакал, в итоге он добился того, что тот, кто его повалил и долго бил лежачего потом встал и побежал прочь. Виталя побежал было за ним, но вернулся, чтобы помочь мне. Мой соперник, с которым я, однако не мог справится, и большую часть боя мы не дрались, а стояли, выясняя отношения, кто же всё-таки прав, сразу поспешил ретироваться. Но не стал отступать, а «прилепился» к нам, разделяя наше не озвученное мнение, что тот, кто убежал, нехороший мальчик, что это он не прав был. Именно он его заставил! Переврал факты, убедив его, что мы плохие, а он хороший. Я чуял ложь. Во мне закипела ненависть к этому лицемерию! Я готов был снова кинуться на него, но бой был уже закончен. Виталя не был «добивателем». Он был великодушен. Стоило сопернику стать «добрым малым», как сразу конфликт «с нашей стороны» прекращался. Мы пошли домой, и этот мальчик, мой бывший соперник, шёл вместе с нами. Я испытывал мерзкое чувство. Я не смог победить своего соперника! Не смог обратить его в бегство, как это сделал мой друг, и вот теперь он на правах победителя и с победителем – моим другом, идёт вместе с нами к дому. Он идёт и общается с нами, а Виталя это ему позволяет делать.
Через много лет я сравню своего друга со старшим сыном Тарасы Бульбы.
Когда, в семь лет, я переехал в другой район, мы с Виталей стали писать друг другу письма. Однажды он нарисовал шариковой ручкой скрепер по памяти, и прислал мне в запечатанном конверте. В другой раз нарисовал мне ворону и прислал её вместе с письмом. Мы скучали друг без друга. Виделись раз в неделю, и эти встречи были не такими радостными. Мы понимали, что игры «дни напролёт» и перенос тематической игры на завтра уже отменяется. Так как завтра для нас не будет. А будет, в лучшем случае, через неделю…
В девять лет он оказался больнице. То, что я слышал от взрослых, это то, что у него был рак печени. Врачи его прооперировали и занесли инфекцию, от которой он умер.
Помню, как ещё до того, как была назначена операция, я, прогуливаясь со своей мамой, оказались возле больницы, в которой он лежал. Я попросил её зайти на территорию этой больницы чтобы повидаться с ним. Он мог выглянуть из окна, и мы могли таким образом увидеться.
Подойдя к окнам больницы, я позвал его. Он выглянул, я помахал ему, он - мне. Я улыбался, а он что-то говорил, и спрашивал. Его я не слышал, но по его губам понял, что он спрашивает, «Где мама?» Его мамы не было с нами. Виталя расстроился, и было видно, как на глазах его выступили слёзы. Я был удивлён этому. Ведь, когда мы виделись с ним в прошлый раз, он смеялся из окна своей палаты, шутил и показывал игрушку, что взял с собой. Правда тогда я приехал к нему вместе с его семьёй. Эту связь я не учёл. Мне стало не по себе. Видимо, моя мама это поняла, и мы, попрощавшись с ним и помахав друг другу, покинули территорию больницы.
Потом его выписали и отправили домой. Но на самом деле его отправили домой умирать. Он был без сознания. Я пришёл к нему в дом, он лежал на кровати в гостиной с закрытыми глазами и бредил. Рядом с ним были его мама и папа. Очень неспокойно было моему другу, он ворочался, говорил «не хочу», «надоело». В себя он не приходил. Я слышал, что в больнице из него откачивали жидкость. Я видел отверстие на его теле, видимо через которое откачивали жидкость. Это отверстие даже не зашили и не заклеили. Во рту у него было много мелких кусочков плоти. Как будто они попадали к нему в рот через пищевод, но выплюнуть их он не мог. Запах был довольно специфический. Мне дали подержать его подушку, пока его отец пытался вымыть ему рот. Странное чувство я испытывал. Я не думал, что он выкарабкается, одновременно не думал, что он умрёт. Я в обще ничего не думал…
И вот тот самый день. Я лежу со своим папой на диване, смотрю советский мультфильм, заходит моя мама с заплаканными глазами и сообщает мне, что Виталик умер. Я сразу ответил ей:
- «Ну и что?!»
Мой мозг не осознал, что это случилось по-настоящему. Этот ответ мою маму очень огорчил.
Дальше мои родители почему-то решили, что я должен навестить своего друга в его квартире перед похоронами. Я не хотел этого делать. Я догадывался, что он будет в открытом гробу лежать, что его мама и папа будут безутешны. Я не хотел этого всего видеть и присутствовать там. Я мог нормально, как мне казалось, жить дальше, не побывав в его квартире. Но вот я сижу у изголовья его гроба. Почему-то все остальные находятся очень далеко от меня. Я вижу его тёмное опухшее лицо, вижу ватки, торчащие из носа. Слышал, что он мучился очень долго. Рассказывали, что однажды он, не открывая глаз, но как будто пришёл в себя, сел на кровать, взял и выбросил пузырёк с лекарством, которое ему давали. Пузырёк, ударенный об пол разлетелся вдребезги. Лежал Виталя в своей школьной форме.
На похороны я не попал. Была сильная буря и общественный транспорт никак не приходил. И когда мы с мамой поняли, что уже опоздали, вернулись домой. Однако на всех поминках я присутствовал. Мама моего друга при виде меня начинала плакать. Мне это не доставляло удовольствия. Я не хотел расстраивать её. Она рассказывала мне свои воспоминания про нас. Просила, чтобы я заходил к ней в гости. Но как я мог заходить к ней, и зачем? Чтобы она опять расстраивалась. Напоминать ей про эти самые моменты, и чтобы она опять начинала плакать.
Моя жизнь поменялась. Во-первых, у меня больше не было друга. Друзьями новыми я тоже не обзавёлся. Я был один. Какое-то время я пытался найти ему замену. Найти такого же друга, с которым будет так же хорошо, интересно и комфортно. Естественно таких я не находил. Очень скоро я понял бесполезность этих поисков. Начал включаться в общения с другими одноклассниками, но понимал, что, либо провоцирую их на нападки и злые шутки, как болонка провоцирует фокстерьера своим присутствием, либо попадаю под их влияние, - начинаю думать, размышлять и смотреть на мир так, как они это делают. Меня это не устраивало. Тогда я решил, что буду лучше один. Один со своими мыслями. Так мне комфортнее казалось.
Время шло…
Как-то раз мне приснился сон. В этом сне был мой умерший друг. Он пришёл поиграть со мной. Я был несказанно рад. Но я знал, что это сон! И я спрашивал его, уйдёт ли он? Он мне отвечал, что уйдёт, но сейчас может со мной поиграть, и он как раз хочет со мной поиграть. Но я не мог наслаждаться игрой с лучшим другом, зная, что ей скоро придёт конец – мой друг уйдёт. Весь свой сон я не играл с ним, а выяснял отношения, почему он уйдёт?! И говорил, что я хочу, чтобы он не уходил!
Проснувшись, я пребывал в хорошем настроении и бодром расположении духа. Ведь я виделся со своим лучшим другом.
Через какое-то время он опять пришёл ко мне во сне, и мы опять играли с ним. На этот раз я уже наслаждался игрой ним, но не забывал и о своём вопросе. Для меня было важно знать, на всегда ли он остался или нет?! Предчувствуя конец сна, я поднял этот вопрос. Друг мой ничего не ответил. Он был так же светел и весел, но на вопрос мой не отвечал! И я расценивал это как отрицательный ответ! Мне было грустно, мне было очень грустно…
Но проснулся я с улыбкой на лице. Я несколько дней пребывал в хорошем настроении. Я вспоминал этот сон во всех его деталях…
Так продолжалось несколько раз. И каждый раз я с надеждой и удовольствием ожидал тот день, ту ночь, когда мой лучший друг придёт поиграть со мной.
Прошло то время, когда я ждал его в очередной раз. По времени он как раз должен был уже присниться мне, но он всё не снился, не приходил ко мне. Я подумал, что больше он не придёт. И я, наверное, взрослею, и мне не надо думать про него так часто…
И вот однажды это свершилось. Он пришёл ко мне. Мой лучший друг пришёл ко мне во сне! Я так был рад ему, я бросился к нему на встречу, как маленький ребёнок со словами:
- Ты не уйдёшь? Ты останешься со мной?
И он ответил мне:
- Да! Я останусь! Теперь я останусь навсегда!
Я был рад! Я был счастлив! Я поверил ему, и мы стали играть с ним как раньше. Мы снова стали «центром». Когда я стал просыпаться, мой друг остался во сне, даже больше того, я проводил его домой и убедился, что он зашёл в квартиру. И это было подтверждением его слов, доказательством, что он теперь остался, а это значит, что мы снова будем видеться.
Я проснулся и твёрдо знал, мой друг жив! Он сейчас у себя дома. Я сказал своей маме, которая зашла ко мне, что Виталя жив! Мама ничего мне не ответила, слегка кивнула головой, но мне это и не нужно было. Я встал с кровати, и я продолжал это знать... Знать, что он жив. Я любому бы сейчас мог с пеной у рта доказывать, что он жив! Нет, мне не хотелось приехать к нему домой, чтобы проверить, дома ли он? Я просто знал, что он дома! Ему надо побыть сейчас у себя, привыкнуть, отдохнуть. Мы же с ним обязательно увидимся, но чуть позже…
Прошло два часа, а я всё пребывал под впечатлением сна. Я занимался мирскими делами, и вспоминал свою жизнь без друга, которая теперь забудется, потому что мы с ним снова будем вместе. Однако, она, эта жизнь, была реальна. Через три часа я постепенно начал принимать свою жизнь без друга. Так, мне казалось, будет правильнее. И мне захотелось вернуться в этот сон...
Через четыре часа осознание пришло ко мне. Я поверил в то, что мой друг не дома у себя. Его там нет, и он домой к себе не приходил. Он был слишком светел в моём сне для этого пасмурного мира. Но настроение моё было хорошим и спокойным. Две недели я был под впечатлением. Думал всё время об этом. Ходил, словно подтянутый, с ровной осанкой. Мне хотелось быть лучше того, чем я был раньше. В этот период я был добр к другим людям, и мыслил я по-другому. Постепенно мир снова окутал меня, и я принял его - мир без моего друга. С тех пор он мне больше не снился.
Новость отредактировал Летяга - 3-11-2017, 08:10
Ключевые слова: Сон история из жизни лучший друг