Генеральша
Эту историю мне рассказал мой дедушка, а ему, в свою очередь, его дядя, ныне покойный, Лука Егорович Харламов.Когда я не могу заснуть, я вижу себя в подводной лодке, лежу я, Лука, там на кровати, а лодка на грунте, 300 метров воды над головой и ещё шторм. Прежде, глядючи на эту картину, я быстро засыпал, а теперь стало не до сна... теперь мне кажется, что из меня вынули душу и скормили её собакам. А всё из-за неё, из-за Фаины Марковны.
Началось это в конце 30-х годов, аккурат перед войной. Жили мы тогда с женой в одном городке на Волге. 40 тыс. населения, четыре трамвайные линии, магазинчики, конторы, вывески, рынки, сады, церкви, пристань, новый кинотеатр.
Жили хорошо, в большом бревенчатом доме над кручей. Сидишь летом в саду, пьёшь чай с мёдом и вниз смотришь, как буксиры по Волге баржи тянут, и так красиво. А какие закаты!.. А заволжские дали - леса в сиреневой дымке, а яблоки в саду падают - душистые.
До 38-го я работал счетоводом в конторе, знаешь, сатиновые нарукавники, очки, счёты, папки, а в 38, как вышел на пенсию, да так дома и застрял в помощниках у Капиталины Авдеевны, жены, значит. Шила она у меня, да как шила - дар от Бога, все окрестные модницы к ней в очередь записывались. С утра до вечера шли, кому примерить, кого обмерить, а кто просто за советом. И вот я, старый дурак, стал за ними подглядывать. Вот он грех-то, с него всё и началось. Вышло однажды случайно, а потом уже и в охотку вошло. Как начнут они переодеваться, я тут как тут, за ширмочкой и притаюсь филином, глазами в щелку хлопаю. Молодые мне не нравились, худые они, мосластые, шеи тонкие - смотреть там не на что. Дородных любил, осанистых, чтобы икры плечи, грудь, всё было при них. Ты кустодиевскую Венеру видел? Вот-вот, такие.
Нравилась мне одна, ох как же она мне нравилась, генеральша, вдова, Фаина Марковна. Когда она приходила - а кажется и не шла, а плыла, - я становился сам не свой. А строгая была, жене не применёт сказать: "Капа, ткань английская, смотри не испорть... Ты меня знаешь". И жена её боялась.
Жила недалеко, через две улицы, двухэтажный особняк над Волгой, с большим садом, и даже кирпичный гараж есть для машины. И не было у меня заботушки, да приспела тут эта мука, хоть с обрыва в Волгу кидайся, всё время о ней думаю. Жена ночью начнёт меня обнимать, ластится, а я: "Уйди, Капа, не могу, здоровья не стало".
И стыдно мне перед ней, что вру, сам в то лето до середины Волги доплывал.
Я ведь у неё второй. Первый муж озорник был, дождётся, как ей уснуть, и волосы в подмышках и подпалит Капе, а сам хохочет. Упокоился, слава богу, утонул...
Ну так вот, о генеральше: я о Фаине Марковне всё время думаю, все родинки уже у неё на теле сосчитал, когда подсматривал, и кажется мне, как звезда она на небе - красивая, а не дотянешься. Княжна.
Ходил я и в церковь (не все их тогда ещё порушили), всех святых просил избавить меня от наваждения, конечно, грех роптать на Бога, да только ещё пуще стало.
Кто-то надо мной посмеётся, кто-то осудит, но я отвечу так: если ты сам без греха - первым бросай в меня камень.
Втемяшилась мне в башку такая блажь : дознаться, есть ли такой мужчина, который Фаине нравится? Ведь не может его не быть... Эта блажь, а точнее, ревность, всё время меня терзала и не давала покоя. Я её встречал на базаре, на улице, у кинотеатра - и всегда она была одна. Только сумочка в руках да шляпка на голове. Пройдёт мимо, а я ей: "Здравствуйте, Фаина Марковна", и картуз сниму, а она в ответ кивнёт так, свысока, и пошла дальше. А я думаю, вот придёт домой сейчас... а ОН обнимет её и давай грудь целовать. Вот ничего так не сводило меня с ума, как эта сцена. Ходил, и не раз, я возле её дома, высматривал всё, разведывал, да только толку от этого не было никакого. Не выдержал и однажды, когда день клонился к вечеру, перелез через забор сада и прокрался к её дому со стороны чёрного входа. Думаю: "Пусть что будет, хуже смерти ничего не случится, а так хоть доподлинно всё узнаю".
Дверь была приоткрыта, и я осторожно ступил внутрь. Вошёл на цыпочках, озираюсь, заглядываю в комнаты, но слава богу, кроме кошки никого не встретил. Дом меня поразил: везде ковры, голубая полированная мебель с гнутыми ножками, картины, шкафы с книгами, и книги всё больше про колдовство, да про нечистую силу и прочую хулу, люстры и даже бильярдный стол есть, наверное, от мужа покойника остался. Да ещё эти, оскаленные львиные головы, в углах комнат вместо икон. Я шёл и трепетал от каждого шороха, ибо боялся, что вернётся генеральша, но за мной наблюдала с любопытством только кошка. Хоть голос мне и твердил: "Лука, беги отсюда, покуда цел", но всё же любопытство, любовь, ревность и старческое сумасбродство были сильнее его. И вот, в тот момент, когда я рассматривал на стене фотографию строгого генерала в форме НКВД, вдруг вижу в окно, по дорожке к дому сама матушка, Фаина Марковна, идёт, а потом уже и дамские туфельки её услыхал так: цок-цок-цок... и всё ближе. Я заметался, бросился под стол, но, увидев большой шкаф с несколькими дверцами, впрыгнул туда. С вешалок на меня посыпались шубы, платки пуховые, манто... замер там. Дверца шкафа до конца не закрылась, что-то мешало, и мне в щель видно часть гостиной и спальню Фаины Марковны. Последнюю я так и не успел толком оглядеть, смотрю - только кровать там у неё под голубым стёганым одеялом, на которой и восьмерым не тесно да камин с часами.
Сижу я на шубах, жарко, в висках стучит, от нафталина голова кружится, гляжу ходит моя Фая туда-сюда по спальне, то какие-то свёртки разворачивает, то цветы в вазу поставит, то свечки в подсвечнике зажжёт, и вроде как нервничает, ну, думаю, ждёт кого-то, а не иначе как ЕГО. Потом легла на кровать в халате, ноги раскинула и журнал листает. А я разумею, сколько мне тут куковать, как выбираться буду и всё такое, а то ведь можно и насмерть нафталином отравиться. А у самого голова уже кружится, и что-то вроде забытья находит. Может, поэтому я и просмотрел самое главное, а когда очнулся, спектакль был в самом разгаре...
Откуда он взялся в её спальне, как пришёл, молодой смуглый красавец с тонкими усиками?..
Расфуфырился: бабочка и полосатый пиджак на голое тело, на нём нет даже исподнего, но и Фаина Марковна хороша, одета под стать, стоит перед ним на коленях и целует красавцу руки. Я слышу, как она называет его Рудольфом, и разговор у них тоже непонятный.
- Звала меня?
- Прости, любимый, я не могу, я не выдержала, это выше моих сил, ты же знаешь, кроме тебя никто не нужен... так люблю.
- Забыла, что у тебя только три осталось, я давно предупреждал.
- Рудольф, убей меня лучше сейчас, сразу... зачем ждать ещё три дня? Для меня это будет самая сладкая смерть, такая смерть от тебя, слаще жизни.
- Не торопись, Фая, ты можешь жить долго, прожить столько, сколько тебе отпущено, но только видеться мы больше не будем.
- Не для меня это, ты знаешь, мне нужен ты...ты... ты, слышишь?
Она упала на ковёр и стала яростно колотить по нему кулаками, потом разрыдалась. Красавец не стал её утешать, напротив, усмехнулся и сказал властно: "Вставай и сдавай карты".
Генеральша покорно, как побитая собака, поднялась и, размазывая слёзы по лицу, полезла в шкафчик, откуда вынула нераспечатанную колоду карт.
Я никак не мог взять в толк, чтобы это всё значило, и продолжал смотреть. После непродолжительной игры, она встала на четвереньки и Рудольф, ухмыляясь и с прибаутками, называя её ползуньей босой, объехал на ней верхом вокруг кровати, понукая генеральшу пятками по толстому животу. Сиськи у бедной Фаины Марковны при этом болтались и свесились почти до пола. После этого настало медовое времечко для любовников: парочка предалась страстным объятиям, поцелуям и не менее страстному совокуплению, но даже не это потрясло меня...
Покуда вконец обессиленная генеральша лежала на кровати, молодой красавец бодро соскочил с ложа, разгладил слегка помятый пиджак, который он так и не снимал, поправил перед зеркалом бабочку и, не обращая больше внимания на измождённую генеральшу, молча вошёл в стену, словно она была не твёрдая, а сделана из воздуха. Фаина Марковна только слабо подняла руку, то ли в напутствии, то ли чтобы остановить любимого... но рука так и упала безжизненно на кровать.
Генеральша больше не шевелилась.
"Так вот, значит, кто к ней ходит, нет, не по-божески это, тут дело нечисто, - в возбуждении думал я, ворочаясь в шкафу и вытирая пот со лба. - Продала душу дьяволу, это вот бабье любопытство всё, удумают так удумают эти бабы, а как умирать потом, не страшно тебе будет, Фаина Марковна?! Ты же теперь ведьма, получается... Ох, православные, рассказать кому не поверят".
Генеральша спала мёртвым сном, ночник светился уютным зелёным светом, в круге которого были разбросаны игральные карты, стояла полупустая бутылка и две рюмки с рубиновым вином, а на камине чадил подсвечник с тремя оплывшими свечами.
Надо идти прочь, намаялся я тут в шкафу, упрел.
Я открыл дверцу шкафа, переждал сердцебиение и дрожащей ногой ступил на пол. Ноги затекли и не слушались, всё тело ломило от ноющей боли. Эх, кабы молодой был.
На цыпочках, прежним курсом, через несколько комнат к чёрному ходу. Тихо иду, опираясь рукой о стены. Дошёл, только вот дверь-то оказалась на ключ заперта. Я заметался в маленьком коридоре и тут в темноте сбоку замечаю узкое окошечко, нашарил шпингалет, повернул и начал потихоньку пролезать в него, но на беду пустой бидон задел ногой, стоял он похоже там у стены. Покатился он по ступенькам, да такой грохот поднял, хоть святых выноси. Что тут началось!..
"Стой! Кто?!"- кричат из темноты... собаки залаяли... Я уже было совсем вылез, а он, детина, бежит на меня, лицо перекошено, сам дюжий, в военной форме, а фуражка на затылке и замахивается то ли багром, то ли дубиной какой, а может, и прикладом от ружья, хрипит: "Ах,ты гадюка"...
Хотел мне по голове ударить, да промахнулся и попал по стеклу. Посыпались осколки, звон на всю округу. Я оттолкнул его и побежал в сад, напрямики к забору. А сад у генеральши огромный, дремучий, бывший монастырский, там даже дубы росли. Бегу, а сзади топот, эти наседают. Чую, пробежать весь сад не получится, залез в кусты и сижу там, а они дальше побежали в другом конце сада меня ищут, перекликаются, фонарики включили.
Прошло время, и по голосам слышу - возвращаются, кто-то кричит: "Остапчук, спускай Азора!"
Ну, думаю, это конец. Как только они мимо меня прошли, я из кустов выскочил и к стене. Добежал, а перелезть не могу, силы кончились, а забор кирпичный высокий, зараза. Бахнул выстрел - и пуля рядом в кирпич "квяк", меня кирпичной крошкой всего обсыпало. Я снова тужусь-тужусь, тянусь на руках, ногти ломаю, да чую, и собака близко, дыхание уже её слышу, радостное такое повизгивание, что вот, мол, сейчас я человеческую плоть зубами рвать стану. Уж как я перелез и кулём свалился с другой стороны, только Богу известно. Немного отдышался и пополз на четвереньках к волжскому обрыву. А когда к реке скатился, тут уж спасён!
Воду речную пил, как козлёнок, хоть и лягушки, и тиной воняет, а мне всё одно, кажется, вкуснее ничего не пил никогда - шутка ли, пять часов в шкафу просидел.
И вот вышел я на другой день в свой сад, наутро, смотрю сверху на Волгу, какая она красивая... как это у Некрасова: "О Волга!.. колыбель моя! Любил ли кто тебя, как я?"
...А в тумане пароходы кричат, как раненные звери, да я и сам теперь как раненный зверь... такая пустота в душе, словно тысячу лет я прожил и больше, не хочу, да и не удивишь меня больше ничем.
Как-то дня через три-четыре, когда я уже раздумывал, а не пойти ли опять к Фаине Марковне "в гости", пусть собаками меня рвут, пусть застрелят, всё равно один конец, - подошла ко мне Капа, жена моя, обняла и молвит: "А генеральша-то твоя вчера преставилась".
- Как преставилась?.. Что ты несёшь...
- А вот так, нашли её, говорят, голую на кровати, на теле ни царапины, а только вокруг карты игральные разбросаны...
- Кто такое говорит?
- На базаре сегодня люди болтают... а у меня отрез её остался, как раз кроить собиралась.
Посмотрел я на Волгу, на дали её туманные и подумал: "А ведь это святая правда, ведь так оно и есть. Не может дьявол человеку счастья дать, и здоровье не даст, и жизнь не продлит, а только горе одно принесёт... и смерть".
Новость отредактировал LjoljaBastet - 13-09-2016, 08:13
Причина: Изменён раздел. Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Дама дом шкаф некто карты смерть авторская история