Ланлрунген
Пятница, 21 августа.С самого утра меня не покидает тревожное чувство. Мама возвращается с работы чуть позже, чем обычно. Она не снимает офисной одежды, а второпях прыгает к плите и начинает готовить ужин.
- Я к тёте Рае на выходные, – говорит она между делом.
Сердце начинает колотиться сильнее оттого, что я могу остаться ночью один. Тётку Раю я ненавижу, но всё равно жалобно спрашиваю:
- А что она сама не приедет?
- Устала она мотаться, да и я тысячу лет не была в Кемерово.
- Может, я тоже поеду?
Мама фыркает.
- А Боню кто кормить будет? – рыжий кот лежит на подоконнике и тихо мурлычет. – Я тебе денег оставлю, закажешь чего. С голоду не помрёте.
Мама продолжает говорить о каких-то делах, о Боне, о том, как готовить на плите, что надо ставить еду в холодильник. Она просит проверять, закрыта ли на ночь входная дверь. Мама говорит о всякой чепухе. Но она даже не вспоминает о той ночи два года назад, когда она так же оставила меня одного в квартире.
После той ночи я понял, что мы в этом мире не одни. Мама сразу отдала меня в больницу. Около года я не мог заснуть без света, даже если кто-нибудь был дома. Что же это было? Врач объяснил всё четырьмя словами – «переживания после потери отца». Сказать так было проще психологу.
Сейчас же мама о жуткой ночи не вспоминает. Ещё бы, ведь её там не было. С приподнятым настроением она пишет записку-наставление: «когда кормить Боню». В восемь часов она ставит сумку на порог, мы присаживаемся на дорожку. Через минуту я закрываю за мамой дверь и остаюсь в квартире один.
Тут же я зажигаю везде свет, хватаю телефон и звоню лучшему другу – Коле. Тянутся надоедливые гудки. Никто не поднимает трубку. Пока я ищу домашние номера других одноклассников, звенит телефон.
- Алло?
- Ром, ты звонил?
- Да, где ты ходишь-то? – я облегчённо вздыхаю. – В гости придешь?
- Когда?
- Сегодня. С ночёвкой.
- Нет, сегодня неохота, м…
- Коля! – перебиваю я. – Когда потом? Сегодня дома никого, приходи сегодня.
Он протяжно хмычет.
- Пиццу закажем, - продолжаю я. – Что ещё хочешь? Мама денег оставила нормально.
- Ну… К половине десятого подойду. Заказывай большую.
- Лады.
Я с облегчением кладу трубку.
Пиццу привозят в двадцать минут десятого. Я ставлю коробку на стол и закрываюсь в комнате. Двери, шкафы и тумбочки – всё, что можно открыть, вызывает у меня страх, и я всегда ругаю маму, если она забывает об этом. Даже сейчас, я поглядываю на мебель и жду, что ящик у письменного стола или шкафа медленно откроется. Кажется, я не всегда боялся этого.
Когда стрелка переваливает за половину десятого, каждая минута кажется мне часом. С кухни доносится мяуканье Бони, такое же протяжное и сосредоточенное, как если бы там стояла мама. Я прислушиваюсь к одинокому кошачьему голосу, и мне кажется, что сейчас на кухне упадет какая-нибудь кастрюля или крышка. Я уже знаю, как успокоить себя – это сделала Боня.
В моей комнате нет телевизора, поэтому я смотрю на обои с зелёной листвой. Мама говорит, что зелёный успокаивает. Может быть, и так, но только если она дома. Если ее нет, эти огромные листья давят на меня со всех сторон, будто я нахожусь в лесу. Пару лет назад нас сильно затопили соседи сверху, поэтому все обои неестественно вздуты, а на потолке огромное жёлтое пятно, оно напоминает те рисунки, которые я видел на биологии под микроскопом.
Без двадцати десять я не выдерживаю и хватаю телефон.
Долгие гудки. После семи попыток трубку берёт Колина мама. Я очень давно не слышал её голос.
- Алло?
- Здравствуйте, а Коля дома?
Она молча кладёт трубку. Быстрые гудки. Я звоню ещё пару раз, но никто не отвечает. Тогда я набираю других одноклассников, но все они на дачах.
За дверью слышится скрежет.
- Боня! А ну, тихо!
Надо накормить кошку, пока совсем не стемнело. С закрытыми глазами, избегая зеркал в прихожей, я перебираюсь на кухню и насыпаю Боне любимый корм. Она ласково трётся об меня.
В ящике с медикаментами я нахожу валерьянку и выпиваю залпом горсть таблеток; грею стакан молока (этим меня усыпляла мама в детстве).
Я возвращаюсь в комнату, закрываю дверь и быстро расстилаю кровать. Из шкафа достаю толстое зимнее одеяло. Будет очень жарко, но гораздо спокойнее. Я оставляю включенным свет и отворачиваюсь к стене.
Последние ночи в квартире всегда были обычными, и это предаёт мне сил. Сколько раз я засыпал в тёмной комнате, а затем как ни в чём не бывало просыпался. Утром ночные страхи всегда кажутся нелепостью.
- Всё будет хорошо, - повторяю я до тех пор, пока не засыпаю.
***
Глубокой ночью я открываю глаза и понимаю, что совсем не хочу спать. Лампочка выключена. Комнату слабо освещает жёлтый фонарь с улицы. По неестественной ночной тишине я понимаю – оно здесь.
По спине мурашки, но я собираюсь с силами и, чтобы убедиться в своей нормальности, краем глаза смотрю в сторону двери.
Все ящики и дверцы в комнате открыты, а в углу стоит человекоподобное существо. Оно немыслимо высокого роста, напоминает циркача на ходулях, но с такими же длинными руками. Шея существа изгибается под потолком, оно молча смотрит на меня.
Я отворачиваюсь к стене и накрываюсь одеялом – руки дрожат . Я хочу слышать хоть что-нибудь: шелест листьев, лай собаки, чьи-нибудь разговоры с улицы – но ничего этого нет. И я начинаю мысленно считать на английском, затем на русском. Я пытаюсь вспомнить формулы по алгебре, какие-нибудь теоремы, что-нибудь, что может отвлечь меня от увиденного. Считаю секунды, минуты. Я пытаюсь не дышать, вести себя как можно тише, но это не получается.
Проходит пару часов, но с моими подсчетами, глотками и прерывистыми сопениями это кажется вечностью. Мне кажется, что оно до сих пор стоит там и наблюдает. Когда проходит ещё один час, свет от фонаря на улице пропадает.
«Их выключают только утром», - успокаиваю я себя.
Я слышу щебетание птиц. Локти, шея, ноги – всё онемело оттого, что я не двигался несколько часов; постель мокрая от пота. Но я не поднимаюсь; жду, пока утреннее солнце растопит каждый тёмный уголок в комнате.
Когда становится светло, я собираюсь с силами и резко поворачиваю голову. Никого нет.
Я вскакиваю с кровати, закрываю все дверцы и полки, которые были странным образом открыты ночью, хватаю одежду и выбегаю на улицу.
***
Как только я вижу соседскую собаку, играющую на траве, вижу людей, которые идут утром на работу, мне сразу становится легче.
Я иду в круглосуточное кафе быстрого питания, что находится поблизости. Мама часто покупает мне что-нибудь здесь, если не хочет готовить дома.
Красные стены, стулья и диваны вокруг, хоть немного, но помогают мне забыть о зелёной комнате. Я покупаю кофе и присаживаюсь ближе к окну.
В какое время не загляни, в кафе всегда много посетителей: маленьким детям здесь дарят воздушные шары, а пенсионерам делают скидки. Среди этих людей я и решаю остаться на весь день и ночь, пока не вернётся мама.
День пролетает за секунды. На часах шесть вечера, и я понимаю, что хочу есть. Но голод по сравнению со страхом кажется мне мелочью.
Боня! Вот, кто меня волнует больше всего. Она же ничего не ела ещё со вчерашнего вечера. Я очень люблю свою кошку, но сомнения мешают мне думать. Совесть мучает ещё пятнадцать минут и, наконец, я обещаю себе:
«Только на кухню - и назад в кафе».
В квартире по-прежнему горит свет. Боня бросается в ноги. Она трётся и обиженно мяукает на меня. «Бедняжка, - говорю ей. – Ну, извини меня». Я не снимаю ботинки, прохожу на кухню и кормлю кошку. На это уходит не больше минуты, но когда я собираюсь выйти из квартиры, тут же звонит телефон.
- Алло?
- Ты чего трубку не берёшь? Я тебе уже пятьсот раз звонил.
Я облегчённо вздыхаю. Слышать голос Коли в это время радостнее всего.
- Ну, что, я приду? – продолжает он.
- Ты где вчера был-то?
- Не получилось у меня. Мама что-то нервничала весь вечер, пришлось успокаивать. Сегодня могу.
- Приходи. Только давай не как вчера!
Я вешаю трубку и выбегаю на улицу, куда спокойнее ждать друга у подъезда.
Через двадцать минут Коля появляется из соседнего двора. Он одет в кепку и камуфляжные штаны, а на плечах у него большая походная сумка. Выглядит он так, будто собрался на природу. Я жму руку другу и спрашиваю:
- Это ещё что?
- Походный рюкзак, а не видно?
- И зачем?
- Да это так… Для себя. За лето ни разу на природу не выбирался. Вот и решил, раз у тебя ночуем, буду в палатке спать. Ты пиццу-то заказал?
- Вчерашнюю поешь! – обрываю я.
Мы поднимаемся в квартиру. К счастью для меня, Коля не замечает того, что повсюду горит свет. Не снимая рюкзак, он набрасывается на коробку с пиццей и уносит разогреть пару кусочков. Я не могу ждать и пары минут – ем холодную.
Хорошо перекусив, он решительно смотрит на меня и спрашивает:
- Ну, помогать будешь?
Я киваю.
- Отойди-отойди подальше, – командует он. - Так, это нижняя часть, она с сеткой и защищает от комаров. Цепляй прутья крючками, а теперь смотри.
Мы зацепляем два стальных прута за крючки желтой ткани и кладем их буквой «Х». Затем Коля поднимает стальной каркас, и конструкция превращается в палатку. Она напоминает половинку большого яйца.
- Ещё не всё, - говорит Коля и достает из рюкзака большую зелёную ткань.
Я молча стою.
- Это не ткань, - продолжает он. – Это верхний слой для нашей палатки. Он от воды защищает, смотри, её специально натягивают наискосок от дождя.
- От дождя?
- Ну, это так, - отмахивается Коля. – До дождя, надеюсь, дело не дойдёт.
Мы натягиваем зелёный дождевик. Друг достаёт семь металлических зубьев и спрашивает:
- Рома, где молоток?
- В нижней полке, в прихожей. А молоток зачем?
- Как зачем, дождевик у палатки всегда оттягивают и забивают этими штырями в землю. А мы в пол забьём.
- Ничего мы не будем забивать!
Коля удивлённо смотрит на меня.
- Не будем, говорю!
Он цокает и убирает стальные колышки в рюкзак, а вместо этого достает что-то свернутое и протягивает мне.
- Тогда матрасы надувай, а я пока коврики разверну.
Через полчаса палатка готова: внутри лежат коврики с матрасами, а на них спальники. Коля греет ещё несколько кусочков пиццы, и мы залезаем внутрь палатки.
Только сейчас я понимаю, как хорошо иметь такого друга, который поддержит в беде. Со всеми этими палатками и спальниками я совсем не чувствую страха.
- Коль, - начинаю я.
- А?
- Я вчера очень расстроился, что ты не пришёл. Знаешь, я бы мог на тебя сильно обидеться за это, – Коля поднял брови. – Но я не буду, ведь ты мой друг.
- А за что обидеться-то?
- Вчера была ужасная ночь. Когда в квартире никого нет, кроме меня, тут происходит всякая чертовщина. Впервые это случилось два года назад, тогда я тоже остался один. Но я мало что помню из той ночи…
- Это случилось после аварии?
- Да, - отвечаю я спокойно. – Прости, что раньше не рассказывал.
Коля закрывает палатку, включает походный фонарь и кладёт его между двумя спальными мешками.
- Расскажи сейчас, если не трудно.
- Я мало что помню из той поездки. Тогда был вечер, и шёл дождь. Мы с папой возвращались домой на машине и случайно слетели с дороги.
- Случайно? – перебивает Коля.
- Да, всё было так быстро. Я потерял сознание на несколько минут, но папин голос привёл меня в чувство. Сначала я сам пытался его вытащить, но чёртовые двери не поддавались, и я побежал до ближайшей заправки. Но, когда приехала скорая, отец уже умер… Это всё. Ты первый, кому я рассказал.
Он берёт меня за руку и говорит:
- Главное, тебе нужно жить дальше.
- Но я всё чаще думаю, может… лучше бы я разбился вместе с ним…
Коля ничего не отвечает. Нависает неловкое молчание…
- Ром, спасибо, что позвал в гости. А то я же этим летом вообще никуда не выбирался.
- Ты же мой друг.
Прошлая бессонная ночь даёт о себе знать, и мы оба решаем, что пора ложиться спать. Коля выключает фонарик.
- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Коль.
***
Дождь. Вечер. Я еду в машине с отцом. Столбы появляются на долю секунды и снова растворяются в ночи. Проносятся дорожные знаки, но я не обращаю на них внимания. Я смотрю на отца, на его кудрявые волосы, крупные скулы и щетину. Я хочу обнять папу, но этот сон не из тех, которыми можно управлять.
Я смотрю в зеркало заднего вида. Коля дремлет в камуфляжной форме, а на соседнем сидении лежит мой походный рюкзак. Мы возвращаемся домой с рыбалки.
В этот вечер Коля предложил остаться у озера и разбить палатку. Но мы этого не сделали, мы поехали по дороге, которая скоро разлучит нас.
- Калининград, - говорит папа низким голосом. – Ну-ка, сына?
Мы играем в города. Последний раз в жизни.
- Донецк, - отвечаю я и почти сразу.
- Красноярск.
Город не приходит мне на ум.
- Опять на «К», - возмущаюсь я. – Задай другое.
- Нет уж, сына, Красноярск хороший город.
- Тогда… Тогда Кемерово, - отвечаю я, отец о чём-то думает. – Сдавайся, пап.
- Сдаюсь, сын.
- Эй! Давай говори на «О».
- Орёл.
Я перебираю все города на последнюю букву. Ничего не вспоминаю. Я не хочу проигрывать, и тогда с губ слетает первое придуманное слово:
- Ланлрунген.
Я смотрю на отца.
- Нет такого, - говорит он.
- Есть.
- Не-а.
- Есть, Пап… – спорю я. – Ты просто проигрывать не умеешь.
Вместо этого папа начинает щекотать меня за враньё. Я брыкаюсь на сидении и хохочу, отбиваюсь от крепкой отцовской руки и случайно отстёгиваю ремень.
- Если есть твой Ланлрунген, - говорит он с улыбкой, – заглянем в него по пути?
Я отхожу от смеха и говорю, что было бы здорово. Отец сам поправляет мой ремень безопасности. Он отвлекается от дороги. Отвлекается всего на мгновение.
…Папа!
Визг тормозных колодок. Треск.
Машину заносит боком, мы слетает с дороги и делаем несколько кувырков, пока крыша не сгибается вдвое. Голова трещит от боли. Последнее, что я вижу из разбитого стекла, это высокую березу, которая качается на ветру.
***
Я просыпаюсь и не могу сказать ни слова. Вспоминаются только обрывки сна. Это прежнее чувство, эта мёртвая тишина. Я знаю, что существо здесь, но не понимаю – почему.
- Коля… - шепчу я.
Через какое-то время я хочу ещё раз позвать его, но он отвечает:
- Что?
- Коль, оно здесь.
- Что оно?
- Не говори так громко. То, что я тебе рассказывал, оно здесь.
Пытаясь не издать ни звука, я глубже кутаюсь в спальный мешок. Я слышу, как Коля ворочается, а затем расстёгивает палатку.
Я хочу остановить его, но страх сковывает руки и ноги.
- Ты что делаешь? – шепчу я.
- Смотрю, чего ты там испугался.
Я слышу, как Коля выглядывает из палатки на несколько секунд, затем поворачивается ко мне.
- Выйди, я ничего не вижу.
- Коль, я чувствую, что оно там.
- Что оно?
- Да откуда я знаю. Просто сидим здесь до утра.
Я вытаскиваю голову и слышу, как что-то капает на палатку. Я зову Колю, но он молча вылезает в комнату и уходит в сторону двери, там, где стоит это существо. Через несколько секунд он возвращается. Я жду, что Коля залезет назад, но вместо этого раздается громкий треск. Звон ломающегося дерева, он забивает колышки в пол, чтобы укрепить дождевик на палатке.
- А я думал, без дождя обойдётся, - говорит он и продолжает стучать. – Ты помогать будешь?
Я не говорю ни слова. Мой друг забивает колья, а дождь с каждой секундой становится всё сильнее. Через минуту капли сливаются в один поток и приглушают удары молотка, но я всё равно вздрагиваю от каждого стука.
Он забирается назад и говорит:
- Готово.
- …
- А вообще, Ром, нам уже пора уходить.
Я чувствую, как Коля смотрит на меня и ждёт ответа.
- Я никуда не пойду.
- Нельзя вечно сидеть здесь, в палатке. Мы не можем ждать.
- Нет.
- Но ты же думаешь о том, чтобы…
- Нет! – перебиваю я. – Замолчи, прошу. Поговорим утром.
И он замолчал, на какое-то время. Я осознаю, что вода просочилась в палатку и осторожно опускаю руку на пол, - ладонь скрылась в воде. И тогда Коля наклоняется над самым ухом и шепчет:
- Ты же сам хотел поехать в Ланлрунген.
Леденящий страх. От жуткого слова, в голове – щелчок. Я вспоминаю всё, что произошло той ночью, во время аварии: Коля тоже был там и погиб вместе с отцом, но я до последнего не хотел признавать это.
Дрожащей рукой я нащупываю в воде молоток. Сжимаю рукоять и бью туда, где должно стоять то, что я представлял Колей.
Я замахиваюсь ещё раз, но там никого нет. Я хочу найти фонарик, но в комнате и так загорается свет. Через палатку я вижу, как высокая тень быстро летит от двери прямо ко мне и начинает открывать палатку. Я ударяю молотком и кричу:
- Проваливай!
Тень вздрагивает, но через секунду продолжает застёгивать замок. Я бью ещё раз, но оно хватает молоток и швыряет его в сторону. Я забиваюсь в угол и кричу с закрытыми глазами первое, что приходит в голову. Оно берёт меня за руку.
- Сынок, прошу, выходи, - слышу я знакомый голос и открываю глаза.
Это мама. На лице у неё страх, но не от происходящего вокруг, это страх за меня. Её взгляд полон решительности и заботы, её взгляд вытаскивает меня из самой тьмы.
- Он опять приходил, - говорю я.
- Я знаю, знаю, - успокаивает она. – Я здесь, всё хорошо.
Я выбираюсь в комнату, где всё залито водой. Стальные колья торчат из пола, а в углу валяется оторванная батарея, из которой сочится вода. На глаза наворачиваются слёзы, я хочу извиниться за то, что снова, как и два года назад, сотворил ужасное с квартирой. Но маму это не волнует, она крепко обнимает меня и говорит, что страхи больше не вернутся.
Новость отредактировал LjoljaBastet - 19-07-2016, 04:43
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Авария смерть друг призрак тень страх авторская история