Курьер
После шести вечера кабинет опустел. Андрей устало откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно. Весна набирала свои обороты, на улицах лужи уже не замерзали, стало совсем тепло. Люди за окном шли разомлевшие, в распахнутых пальто и в отяжелевшей от тепла зимней обуви.Андрей открыл окно: ему захотелось впустить глоток свежего кислорода в душный кабинет. Да и помещение нужно было проветрить после небольшого празднования с коллегами его новой категории - категории высшего врача–психотерапевта. Об этом напоминала грамота, весело приклеенная каким–то шутником прямо к монитору рабочего компьютера Андрея Павловича. Уже пятнадцать лет к нему обращаются не иначе как к Андрею Павловичу, а он всё не привыкнет.
Андрей грузно бухнулся обратно в кресло. Нужно было подготовить документы, изучить истории болезней вновь прибывших пациентов к завтрашнему приему.
«Не густо», - удовлетворенно усмехнулся про себя Андрей. На столе лежала лишь пара-тройка канцелярских папок, заботливо принесенных секретаршей. Бегло пролистав дела и просмотрев фотографии страдальцев, измученных играми помутневшего рассудка, Андрей остановил свой взгляд на фотографии мужчины. Неприятное худое лицо, угрюмый взгляд зеленых глаз. Острые, широкие скулы.
Андрей надел очки и принялся читать историю болезни шизофреника:
«Пегов Борис Геннадьевич. 8 августа, 1981 г. р. За период протекания болезни, c февраля, 2015 г., у наблюдаемого замечены перепады давления, частые головные боли. Склонность к буйному поведению. В периоды обострения болезни, слышит голоса. Причиной к принудительному лечению больного являлись неоднократные попытки к суициду. После проведения специальной медицинской экспертизы состояние гр-на Пегова Б. Г. было признано невменяемым. Диагноз: Прогрессирующая шизофрения. Мания преследования».
Вздохнув, Андрей снял очки и кинул их на пухлые папки, лежащие на столе. Он почувствовал, как страшно устал за весь день. Посмотрев в окно, Андрей увидел, что на улице уже стемнело. Он решил заночевать прямо на работе – благо диван имелся в кабинете. Расстегнув ворот рубашки, Андрей прилег и уже минут через десять спал беспробудным сном.
Сигнал мобильного резко пробудил сознание доктора. Будильник. Андрей долго еще вспоминал, где он находится, но, когда в голове всё более менее прояснилось, он стал быстро приводить себя в порядок. Через пятнадцать минут Андрей Павлович сообщил секретарю, что после чашки кофе он будет готов принимать пациентов.
Шум в приемной давал знать, что к нему ведут первого больного. Так сказать, новичка. В следующую секунду дверь кабинета врача распахнулась, и в нее вошли два здоровенных парня–санитара, сопровождающие пациента. «Весело день начинается!..» - усмехнулся Андрей, узнав в прибывшем бедолаге того, кто вчера с тяжелым взглядом вопрошал на него с фотографии.
Осторожно усадив мужчину на стул, стоявший напротив стола доктора, санитары заботливо остались стоять позади него.
- Здравствуйте. Зовут меня Андрей Павлович. Я ваш лечащий врач. Мы вам обязательно поможем, - произнес Андрей дежурную фразу. – Вам нравится находиться в нашей клинике?
- Добрый день, - прошелестело в ответ. – Отчего же нет, доктор? Здесь покой, тишина. Что еще может желать человек, живущий в современном обществе?
- Что же вам не нравится в нашем обществе? – врач задавал вопросы, одновременно что–то записывая.
- Наплевательство. Тотальное и незнающее пределов. Ты же знаешь таких людей, не так ли? Лежишь ты себе на асфальте, спокойно задыхаешься от какого-нибудь пневмоторакса. А они торопятся. Бегут куда-то, опаздывают, копошатся в своем мерзком шуме, созданном их же сознанием.
- Люди часто приходят на помощь, не все, но трое из десятка уж точно.
- Право же, доктор, ты не хуже меня знаешь, что оплакивать ребенка попавшего под машину куда проще, чем закрыть глаза, захлебнувшемуся в собственной блевотине, бомжу. Лицемерие. Нет ничего хуже, а, доктор?
- Вас что-нибудь беспокоит в последнее время? – спросил Андрей, решив сменить тему.
- Беспокоиться должны вы, доктор, - усмехнулся Пегов.
- Почему же? – Андрей заерзал на стуле.
- Потому что люди все чаще стремятся в ваш периметр. Вы ведь и сами не желаете выходить из него.
- Это место моей работы, не более того, - нервно улыбнулся Андрей.
- Это место ваших иллюзий. Ваш ковчег, на котором вы, дорогой доктор, укрылись от собственной мерзости.
- Вы слышите голоса. Что они вам говорят?
- Что вам до того, что они мне говорят? Или слышать голоса у вас не считается нормой? А что вообще, по-вашему, норма, доктор? Одной из них, на мой взгляд, считается спасение жизни другого человека, пусть и ценой своей собственной, не так ли?
Андрей поежился:
- Но ведь еще существует такой термин, как инстинкт самосохранения.
- Совершенно точно, доктор. Отличный синоним трусости. Порой бывает, что человек стоит перед выбором: остаток жизни нести наказание за того, кого уже не вернуть, или продолжить помогать живым, - слова пациента неприятно резали слух врача. - Не слишком ли высокую цену пришлось заплатить тем, кто встал на пути к выполнению вами вашей благородной миссии?
- Что вы имеете в виду?
- Не что, а кого, доктор.
Андрей подрагивающей рукой достал из пачки сигарету:
- О ком вы?
Лицо пациента изменилось. Острые черты, будто разгладились, глаза потухли.
- Я болен, доктор. Прошу вас, помогите мне, уведите меня в палату! – речь Пегова вдруг стала взволнованной, он начал взглядом обводить весь кабинет.
- Вы уверены, что нуждаетесь в моей помощи? – спросил уже ничего не соображающий Андрей.
- Мне необходимо быть там, где мне помогут. Тогда я смогу полностью выздороветь, – продолжал говорить шизофреник.
Андрей резко нажал на кнопку селектора. Он хотел как можно быстрее избавиться от необычного пациента.
Её хоронили в закрытом гробу. Иначе было нельзя. Даже самому матерому санитару было не под силу собрать воедино то, что осталось от Жанны. Будучи еще очень молодой, подающей надежды студенткой третьего курса в медицинском колледже Российской академии медицинских наук, сокращенно «РАМН», её заприметил подающий не меньшие надежды аспирант. За хорошие манеры, миловидное лицо и темно-карие глаза, контрастно смотревшиеся со светлыми волосами, наряду с замашками Казановы, у женской половины учащихся он снискал славу бабника, плута и пройдохи. Она не могла устоять. Да и что может противопоставить простая провинциалка, не обремененная опытом в делах малыша Амура, против ухаживаний хитрого, матерого лиса? Уже на третий день близкого знакомства, изрядно поддав, она оказалась у него в постели, где узнала немало нового о том, какой бывает секс и какими бывают его плоды. А плодами его стала полная, беспрекословная и не терпящая отговорок и ремарок преданность, которою она, порхая, словно бабочка в погожий день, принесла ему на блюде, вместе с готовностью прожить с ним всю жизнь. Такое рвение не то чтобы обрадовало аспиранта. Будем честны, он, в свойственной ему манере, почувствовал некую тяжесть от необходимости нести подобную ношу. И сделал с ней то же, что делал со многими другими недальновидными барышнями. Выражаясь простым языком, «съехал», обернув все в фантик «собственной несостоятельности, неготовности и недостойности такой прекрасной дамы». Провернул, надо признать, виртуозно, застолбив за собой право появляться в её постели «без приглашения» и оставив бедняжку дожидаться счастливого момента.
Так она и бегала взад-вперед до тех пор, пока в тот злополучный день не напросилась поехать с ним за город.
Анна и Геннадий были счастливы. Они встречались уже не первый год, и их отношения ввиду некоего застоя начали приходить в упадок. Застой был связан с отсутствием жилья, где молодые могли бы перейти на «новый этап», как выражалась Аня. И новый этап все же нашел вариант пробиться через завесу застоя и взбудоражить надпочечники, вызвав тем самым синхронный выброс дофамина в кровь. А катализатором всего этого стал дедушка Анны - Гена, к которому её возлюбленный обращался не иначе как «тезка». Именно дедушка Гена, собрав все свои сбережения, купил однокомнатную квартирку на окраине подмосковного города Химки, получив тем самым порцию радостных слез, криков и благодарностей от ненаглядной внучки. Едва получив ключи от заветной квартиры, они кинулись осматривать новый дом, попутно забежав в магазин и прихватив бутылочку сухого «Инкерман» и пару нарезок сыра, дабы на месте и спраздновать.
В замке щелкнул ключ, и они, держась за руки, зашли в квартиру. Начиналась новая жизнь.
А вот бабушка Анны, Юлия, не была настроена столь воодушевленно. Будучи человеком набожным, она долго бранила деда, мол, негоже молодым квартиру покойной дарить (хоть покойника в ней и не было). И пускай прошло без малого дюжина лет, не просто так в квартире, которую, как говорили соседки, владелец все время сдавал, уже долгие годы никто не может прижиться. Не просто так он её продал. Но дед, будучи закаленным коммунистом, махал руками и призывал бабку заткнуться, прекратить нагнетать и вообще лезть куда не следует. Внучка счастлива, а больше ему и желать нечего. Пускай ворчит, старая карга. В конце концов, родители Ани жили далеко в Нижнем Новгороде, и кому, как не ему, было заботиться о девчонке.
Но Геннадию пришлось резко изменить свое мнение, когда среди ночи зазвонил его Алкотель. Он протер глаза. Ровно три ночи. В темной комнате экран телефона мерцал, выводя монохромное «Внучка». Шершавый палец нащупал зеленую кнопку приёма вызова, рука потянулась к уху, губы произнести хриплое:
- Алло.
Больше ничего он произнести не смог, как, впрочем, и разобрать в истерической какофонии Ани хоть что-то вразумительное. Она не то проклинала деда, не то просила помочь. Уже через 20 минут они вместе с женой ехали на такси по адресу недавно приобретенной квартиры. Он переживал и только поэтому не обращал внимания на непрекращающийся бубнёж со стороны Юлии.
Войдя в квартиру, они с порога пошли в комнату. По словам деда, квартиру продали с мебелью. Так и оказалось. Кровать, небольшой шкаф-купе, прикроватная тумбочка, аккуратный туалетный столик с зеркалом. Даже телевизор – старый Samsung, очень пыльный, - стоял в углу на сойке.
- А неплохо, - произнес, присвистнув, Гена. – И покупать по первой ничего не нужно.
Аня зажмурилась от удовольствия. Она не могла поверить. Собственный дом. С ним. Пусть тут были бы хоть голые стены. Это не важно. Теперь все станет еще лучше. Подойдя к кровати, она аккуратно просела на краешек, примяла рукой, немного попрыгала. Матрац оказался жестковат. Она любила спать на мягком.
- Пойдем посмотрим кухню, – сказал Гена, поманив её за собой рукой.
Стол, два табурета, холодильник и плита. Пожелтевшие обои. Старые жильцы, видимо, много курили. В кухонных принадлежностях обнаружили штопор, который тщательно вымыв, вкрутили в пробку. Немного усилий, громкий «чпок», и по купленным заранее одноразовым стаканам разлилось красное вино. Стол, за которым они расположились, находился прямо напротив двери. Анна, подперев рукой голову, смотрела на своего мужчину. Вино немного ударило в голову, и она с легкой беззаботностью, отдавшись целиком пьянящему мареву, слушала слова Гены о том, как он хочет обустроить новое жилище.
Странное ощущение не покидало Андрея. Борис не шел у него из головы. Сидя дома, он открыл бутылку коньяка, подаренную ему прошлым вечером коллегами. Воспоминания всплывали сами собой.
Полночь. Дача одногруппника, где-то недалеко от станции «Раздоры». Шумная компания. Разбросанный кругом лайм, капли текилы на полу. Перепутав кокаин с солью, какая-то девка едва сдерживает рвоту. Обычно веселая Жанна тиха и молчалива.
- Лапуля, что-то случилось?
- Я должна кое-что тебе сказать, Андрей. У меня задержка. Я сделала тест.
- Наверное, завтра поедем в Икею, надо купить новый матрац, шкафы, мало ли, вдруг клопы живут, – говорил Гена.
Анна, протянув руку, открыла дверцу холодильника и поморщилась.
- Холодильник тоже заменим в первую очередь. Пахнет. Вообще, я хочу заменить все. Неприятно находиться в квартире с чужими вещами.
- Согласен, – подливая вино, ответил Гена, – Как будем делить обязанности?
Анна улыбнулась:
- Известно как - я красивая, ухоженная принцесса, а ты все делаешь.
- Вот так, значит, да? – усмехнулся Гена. – Попка не треснет?
- Моя? Что ты глупости говоришь! Моя не треснет.
- Вообще, я считаю своим долгом собрать всех наших на новоселье. Как мебель купим, расставим, нужно будет собрать стол…
Гена так увлеченно говорил, выковыривая из стакана какую-то залетевшую в него шелуху, что не заметил, как резко поменялась в лице его возлюбленная. Его мысль прервал сдавленный, хриплый не то писк, не то крик. Подняв глаза от стакана, он едва не подавился: на бледном лице Ани читался ужас. Нижняя челюсть двигалась, создавая впечатление, что та хочет что-то сказать. Обернувшись по направлению её взгляда, сердце Гены со свистом бухнулось куда-то в район копчика, а взор затуманился.
Геннадий и Юлия позвонили в дверь. Та распахнулась почти сразу, и заплаканная Аня вылетела на лестничную клетку, едва не сбив с ног бабушку. Кое-как успокоив внучку и убедив её войти внутрь, они вошли в квартиру. Потерявший сознание Гена лежал на кухне возле стола. Рядом растеклась бурая лужа вина. Приводить его в чувство Геннадий доверил жене, а сам принялся расспрашивать Анну о том, что случилось.
Если бы дед не знал, что Аня хорошая девочка, из её рассказа он бы сделал вывод, что они с Геной на пару наглотались каких-то таблеток, от чего у обоих были галлюцинации. Но он знал. Точно так же, как знал, что она крайне рассудительна и осторожна. Да и Гена, пришедший в себя, уж никак не смахивал на наркомана. Слушая их, Юлия крестилась и бормотала что-то вроде: «А я говорила», чем раздражала Геннадия и нагоняла страху на молодых. Но и от неё, в конечном итоге, была польза. Именно она вспомнила, что у её подруги были проблемы с «нечистым». Именно она позвонила подруге и, разбудив, выпросила у неё номер телефона человека, который когда-то помог с решением проблемы. Он приехал через три четверти часа.
Андрей спал плохо. Не закрыв ночью окно, врач весь продрог, отчего сон сделался еще беспокойнее. Странный сон преследовал его всю ночь. Он будто он смотрел в зеркало, пытаясь сбрить волосы, которые странным образом выросли у него на губах. И каждый раз, почти закончив, он видел силуэт у себя за спиной. Оборачиваясь, он никого не находил, но, снова повернувшись к зеркалу, он понимал, что волосы отрасли заново.
Спустив ноги с кровати, он толкнул пустую бутылку коньяка, отчего та упала на бок и покатилась, издавая при этом шум, от которого тяжелая голова Андрея начала буквально раскалываться. Взглянув на будильник, он понял, что встал даже чуть раньше положенного, но ложиться больше не было смысла.
Приняв душ и позавтракав яичницей, он запил все это двумя чашками быстрорастворимого кофе, после чего отправился на работу. Сегодня ему весь день принимать пациентов. Ожидается трудный день.
В квартиру вошел мужчина. Ему было не многим за тридцать, но темные круги, что залегли под его глазами, худое лицо и скулы, об которые можно было порезать руку, делали гораздо старше на вид.
Поздоровавшись с Геннадием, но, не представившись в ответ, они сели на кухне, где дедушка и поведал необычную историю пришедшему человеку. Внимательно выслушав, человек спросил:
- Где ребята? – голос его был сух и напоминал, скорее, шелест.
- Жена увезла домой. В себя им надо прийти, – ответил Геннадий.
Незнакомец покачал головой, окидывая взглядом окружение.
- Вы им верите?
- Я человек рассудительный, но внучке своей верю. Девчонка она рассудительная.
- Я вас услышал, поезжайте домой. Если я вам не позвоню, значит, можно заселяться в квартиру. Ключи оставлю у соседей.
- А как же деньги?
Незнакомец ухмыльнулся.
- Захотите заплатить - позвоните. Теперь идите. Я должен остаться один.
Больше ничего не говоря, Геннадий вышел из квартиры. Абсолютно сбитый с толку странностью этого человека, он встал у подъезда, закурил и вызвал такси. Спустя десять минут он ехал в сторону дома, глядя в окно на проносящиеся мимо фонари. Глядел и ни о чем не думал.
Оставшись один, человек прошелся по комнатам, тихо напевая какой-то мотив. Тихая, пыльная квартира. Глазу не за что зацепиться. Да это и не нужно вовсе. Вернувшись на кухню, он взял в руку бутылку вина. Инкерман, сухое. Вина он не любил, но глоток все же сделал. Подошел к окну, отдернул занавеску. Закурил. Не докурив и половины сигареты, он не услышал, а скорее почувствовал чье-то присутствие. Сделав глубокую затяжку, он развернулся к двери. Она стояла там. Грязная ночнушка прилипла к бледной, отдающей желтизной, коже. Спутанные волосы падали на плечи сосульками. Сжатые желтые губы почти терялись на желтушном оттенке лица. Выделялись только глаза. Так живой смотреть не может. И живые, в свою очередь, не должны видеть таких глаз. Ледяная агония, потемневших, дрожащих белков сливалась с безжизненной радужкой, обрамляющей неподвижный зрачок. Все лицо будто сливалось какофонией образов, как бы выгоняя из него все человеческое. Но даже это лицо не могло поспорить с другой деталью в вопросе, заставляющим мурашек бежать по спине, не разбирая дороги. Из-под ночнушки тянулась сухая пуповина, которая заканчивалась в районе груди женщины. В том самом месте, где она руками прижимала к груди младенца.
- Я расскажу тебе, что случилось, а ты мне поможешь, – констатировала она.
Мужчина кивнул.
Был вечер, когда к Андрею привели его последнего пациента. Тот самый Пегов, который вчера показался ему странным, был приведен санитарами в смирительной рубашке и водворен на стул.
На вопросительный взгляд Андрея санитар буркнул:
- Буянил.
Андрей понимающе кивнул.
- Вы можете идти.
Санитар вышел, а Андрей посмотрел на пациента. В приглушенном свете кабинета его глаза были почти не видны из-под глубоких темных впадин.
-Как вы себя чувствуете?
- Заткнись, доктор, и дай-ка я тебе кое-что расскажу, – шелест его голоса заполнял собой весь кабинет. – Каждый из нас находится на своем витке эволюции, Андрей. Но эта самая эволюция играет с человеком злую шутку. Способствуя развитию твоей личности, она подбрасывает тебе различные ситуации, проверяя тебя. И то, как ты из них выходишь, служит определяющим фактором, сгниешь ли ты еще до смерти или проживешь жизнь Человеком. Окружающие люди по-настоящему не судят тебя, дружок, себя судишь ты сам. Когда не спишь ночами. Когда пытаешься заглушить порывы не смиряющейся с грязью души. Где-то там, в глубине, она чернеет, а ты сидишь и пытаешься заштопать её белыми нитками. И в этот момент у тебя тоже есть выбор, ты либо принимаешь свою мерзость, либо, как ты, прячешься от неё. Сводя себя с ума, стараясь оправдать, скрыть, замазать. Для того, чтобы быть тварью осознанно, нужна смелость, а без неё ты сереешь, высыхая, теряя себя самого в противоречиях. На деле мы все изначально святы. Поэтому быть хорошим несложно, ты подсознательно знаешь, как и что делать. А вот для падения нужна смелость. Человек не знает, в какую пучину может пасть, и оттого путь во тьму страшен и труден. Но ты испугался, ты решил, что тебе удастся заштопать черноту. Ты нашел в себе силы бросить её одну в квартире, без возможности вызвать помощь.
Андрей побледнел. Удары сердца набирали обороты в геометрической прогрессии, болью отдавая в висках.
- Интересно, когда она позвонила тебе и сказала, что у неё сильно тянет низ живота, болит поясница, пошла кровь, ты сразу понял, что это выкидыш? А приехав к ней, чем усыпил? Или она потеряла сознание? Что ты чувствовал, закрывая дверь в её квартиру, оставляя её одну умирать, м? А потом на похоронах принимая соболезнования? Руки не тряслись, когда нес гроб?
- Я сожалею! – выкрикнул Андрей, и слезы хлынули у него из глаз. – Я не могу попросить прощения! Но я раскаиваюсь! Я знаю, что мне нет прощения, но если бы я мог, я бы умолял её простить!
В кабинете потемнело еще сильнее, отчего лицо Бориса смешалось с чернотой окружения.
- Твоя мечта осуществилась. Я принес её к тебе.
Из-за спины Бориса, опустившего подбородок на грудь, выросла темная фигура. Стискивая от ужаса зубы, Андрей не успел убрать язык. Из открытого рта потекла кровь. Он пытался что-то сказать подходящей фигуре, но из-за откушенного языка изо рта вырывалось лишь отчаянное блеянье.
- Ты и этот шанс упустил, доктор, – проговорил Борис.
Она подошла к нему, такая же красивая и молодая, какой он её помнил. Холодная рука коснулась его щеки. Андрей замер. Рука провела по глазам, отчего Андрей на секунду потерял её из виду, а когда увидел снова, увидел абсолютно другой. Глаза, которые живим видеть не положено. И младенца, прижатого рукой к груди. В панике он задергался, пытаясь встать с кресла, но ноги не слушались. Она шагнула ему за спину, и в следующую секунду на шею Андрею упала холодная пуповина.
- Ты умрешь в мучениях, – услышал он знакомый, но в тоже время чужой, голос Жанны.
Он еще пытался закричать, но вместо этого кровь затекла в легкие, обжигая их огнем. Петля из пуповины затянулась на шее. Её хруст еще долго аукался Андрею на пути в пустоту.
Новость отредактировал YuliaS - 19-04-2016, 05:01
Ключевые слова: Девушка выкидыш аборт ужас страх кровь квартира врач сумасшедший психбольница авторская история