Милосердие
Сколько же всего пережил Иван Петрович… И подумать страшно. Он был сед, и морщин на его лице было больше, чем волос на голове. Однако, Иван Петрович был хорош собой и легко сходился с дамами.Почти каждый день Иван Петрович ёжился, спрятавшись в облезлую шубу. Ему постоянно было холодно. На голове его распласталась потрёпанная шляпа с дырявой вуалью, и создавалось впечатление, будто у Ивана Петровича четыре глаза. Щедро намалёванные красные губки его поминутно вздрагивали, и он тут же взмахивал тонкими ручонками в замшевых перчаточках:
- Ах, ох! Да возможно ли, сударь!..
С каким сударем Иван Петрович вёл беседы, неизвестно.
Перчаточки и прочее он добывал очень озорно, с неистребимым азартом, но убивал Иван Петрович исключительно по вторникам и лишь обладательниц ухоженных, нежных ручек. Неряшества Иван Петрович не признавал, даже в делах кровавых. Впрочем, слова «кровь» он тоже не любил, заменяя его на слово «сок». И женщин Иван Петрович любил резать «сочных».
Он вспоминает.
Приоткрытая дверь светлой, просторной квартиры. Тюль раздуваем лёгким дыханием ветра.
На пожелтевшем паркетном полу - бездыханное тело женщины средних лет, совершенно голой. Вокруг был разбросан окровавленными клочками пух белых волос; один из них покоился на круглом белом животе, чуть повыше чёрного лобка. Тихо. В окно глупо и настойчиво билась жирная муха, имитируя безмятежный пульс. У старого трельяжа, ехидно виляя задом, Иван Петрович одевался в орехового цвета платье. Под платьем Иван Петрович прячет бюстгальтер, невероятно тяжелый: с комьями ваты и по кило манки в каждой чашке.
Накрахмаленный воротничок был чуть измазан ещё теплой кровью. Иван Петрович что-то ищет глазами, как женщина, собирающаяся на променад. В углу, на потемневшем крючке в форме ундины, безжизненно повис золотистый шарфик, пахнущий арабскими духами и немного форелью. Иван Петрович намедни видел рекламу таких в доме быта: продолговатый прозрачный флакончик. Рядом торгуют рыбой и спрутовидными осьминогами с толстыми пальцами щупалец, будто светящихся изнутри тайным золотистым жиром…
Сердце Ивана Петровича орёт внутри его плоской груди, как воздушный мотор, и он, самозабвенно подняв юбку, мочится на парик с каштанового цвета волосами.
Ветер с Фонтанки ласково треплет золотистый шарфик, белеющий в лучах холодного петербуржского заката, и чуть дрожит вуаль на голове Ивана Петровича – дрожит в такт чёрным каблучкам, цокающим в сквере.
К концу мая Иваном Петровичем были убиты три брюнетки в возрасте восемнадцати, тридцати четырех и пятидесяти лет.
Последняя жертва, четвёртая, оказалась белокурой. Это сломало Ивану Петровичу всю жизнь, всю рафинированную её схему, идеальную, как кончик только что купленной помады…
Это было будто бы во сне.
Иван Петрович плавно достает из сумочки уголок ржаного хлеба, который тут же принимается крошить себе в холеную мягкую ладонь, и вот уже летит к нему крошечный воробей… Ласково гладя его по маленькой круглой головушке, вульгарно накрашенный Иван Петрович со спёртым дыханием говорит ему:
- Кушай, птенчик, кушай, маленький…
Новость отредактировал Qusto - 15-11-2015, 15:47
Причина: Изменён раздел.
Ключевые слова: Маньяк убийство труп трансвестизм авторская история