Экзотика
— Ох, и деловой у тебя внук получился, Татьяна! Цветово-о-од, — протянула полноватая, улыбчивая старушка.— И не говори, Петровна, — умиленно глядя на белобрысую головёнку, качающуюся над бархатцами, оживилась ее собеседница. — Наташка моя, видать, передала свои гены. Каждый цветочек ведь знает, каждую травинку. Читает много, опять же — всё про зелепушки разные. И мне рассказывает, да про такое, что я и не слышала ни разу.
Вот только тоскует по своей земле, как дом в деревне продали. Здесь-то, на общественной делянке, только цветы выращивают, а ему всякого хочется... Вот загорелось ему вырастить какую-то тыкву экзотическую. Говорит - из неё, на самом деле, делают все эти цукаты магазинные. Да знаешь ты их: разноцветные и с тропическими вкусами — манги и ананасы всякие. Вот Санька и говорит, что тыква эта ни цвета, ни вкуса, ни запаха своего не имеет и всё в себя вбирает. Хочешь — сделай цукаты со вкусом да запахом смородины, хочешь — с креветками. Не отличить будет.
— О как!
— Да-а-а… Чуть сон парнишонка не потерял. Все магазины с ним обошли-объездили, а там даже и продавцы глаза на него таращат и название переспрашивают. Нет у них такого зверя и не было отродясь.
— Как называется-то невидаль? — с улыбкой тронула за руку собеседницу Лидия Петровна.
— Э-э-э-э… Вот память подводить стала. Никак не могу название запомнить. Такое… — неопределенно покрутила в воздухе рукой Татьяна Викторовна, — не то козаностра, не то камасутра.
И тут же первой рассмеялась, — Нет, не так, конечно, но очень похоже. Так вот: нашел всё-таки Санька эту козаностру на сайте китайском. Заказал.
— Ой, да из Китая семена-то заказывать - сплошная интрига: то ли вместо хризантемы редиска вырастет, то ли вместо помидоров — бальзамин. Плавали уже, знаем.
— Да слышала я. Но тут что-то с ними случилось, видать. Прислали Саньке правильные семена. Да не улыбайся ты, что я, в деревне всю жизнь, разве не выращивала тыквы те? Тыква, точно тыква. Одно странно: семечки вот такенные, — она показала пальцами не меньше пяти сантиметров.
— Ну ты, Танька, чисто рыбак: «вот такенные»!
— Да у нас еще одно семечко-то осталось, на всякий случай. Хоть щас покажу!
— Ладно, не кипятись, не кипятись. Верю я тебе. Ты скажи лучше: проросли чудо-семечки-то?
— Проросли, — забыла про обидное недоверие бойкая старушка, — еще как проросли. Мы-то два посадили, чтобы уж наверняка, а они оба и взошли. Санёк с ними по утрам с первыми здоровался. Сначала их польет, подкормкой китайской побрызгает (да, китайцы еще и удобрение с семенами прислали), только потом сам умываться и завтракать пойдет. И ка-а-ак попёрли они у нас… Весь подоконник заняли и батарею закрыли, и на пол поползли.
Вот я и подговорила Саньку пойти к старшей по дому. Договориться, значит, чтобы во дворе высадить чудо-юдо китайское. Вероничка и разрешила, место нам выделила. И с другими старшими договорилась. А что? Листья большие, красивые. Цветет, опять же. И растет, как зверь, даже и без подкормки уже. Вон же они растут! Пойдём поближе.
Женщины живо снялись с облюбованной лавочки и пошли по двору, ограниченному четырьмя панельными пятиэтажками. Тыква, действительно, впечатляла. Слегка резные, лопухастые листья обрамляли край газона сразу за асфальтом проезда. Плети казались бесконечными, но не расползались во все стороны, дисциплинированно вились строго по периметру, деликатно оставляя место для куртинок бархатцев возле самого поребрика. Мощный бордюр с огромными желтыми воронками цветов выглядел непривычно, но солидно и дорого, как на картинке из журнала. Уж точно лучше кривых лебедей из покрышек.
— А я ведь еще по дороге к тебе любовалась и спросить хотела, что-за цветы у вас тут такие… И это вот всего из двух саженцев получилось? — Петровна недоверчиво обвела глазами двор. Лианы обнимали весь газон с большой детской площадкой в центре, оставляя только проход с двух сторон, там, где были асфальтированные дорожки.
— А я тебе о чём говорю? Зверь! Теперь вот думаю семян с неё насобирать... Санёк! А пойдем уже домой, бабу Лиду чаем будем поить…
***
Асфальт строптиво качался под ногами, Вовке никак не удавалось поймать этот непослушный ритм. Два раза уже земное тяготение победило человека, брюки и ладони собрали пыль с дороги.
«Опять Ленка гундеть начнет… А я ей по зубам дам, чтобы хлебало на главу семьи не разевала. Правду батя говорил: бабу надо в страхе держать, чтобы кровь с мужика не пила. Неделю мужик вкалывал, так неужели в пятницу не имеет право расслабиться? Имеет! И нечего тут зудеть. Принцев с конями на всех не припасено, а честного работягу нечего жизни учить… А ей всё неймётся, не успеет закончить фонарь под глазом замазывать, а уже новый зарабатывает. Суп ей свежий каждый день варить для кормильца недосуг, тоже работает она, видите ли… А ему выпить нельзя с парнями. От соседей стыдно, цаце. Это еще на соседей посмотреть надо. А то, может, бегает уже к Ленке принц какой, пока су…супруг на работе корячится.
Еще и дочку науськивает, наверняка. Вон, как глазами зыркает уже, стоит папке домой чуть подшофе прийти. А вот папка терпеть больше-то не будет, вот тут ремень у папки на такие зыркалки имеется. Вырастет, так зять только спасибо скажет, что в строгости девку отец воспитал…»
Вязкие, пьяные мысли прервало неожиданное препятствие. Неожиданное, но очень приятное. Прямо на пути развалился толстыми белыми боками пакет из супермаркета, приветливо разинул беззубую пасть, показывая свое щедрое нутро. Копченая колбаса палкой и спиралькой, перевязанной промасленным шпагатом, ломоть пастромы, багет, пара долговязых огурцов, толстопузые помидоры, кусок сыра, прозрачные контейнеры с салатами… и самое прекрасное — четыре горлышка бутылок, глянцево отражающих редкие огни.
Володька остановился, с трудом поймал равновесие, сглотнул липкую слюну и воровато оглянулся. Это ж какой ворон посеял такой дастархан? Двор был обнадеживающе пуст.
«Сейчас, сейчас… Сейчас папочка заберет тебя домой… Вот сейчас…»
Хмельное дыхание перехватило: пакет рос и стремительно отращивал острые зубы, вожделенная начинка его неуловимо сменилась длинным языком, бешено извивающимся кольцами в огромной пасти. Язык мгновенно захлестнул мертвой петлей тонкую шею работяги и рванул к себе, во влажно поблескивающую утробу…
***
— Бабушка, бабушка! — белоголовый мальчишка тормошил задремавшую в тенечке старушку одной рукой, второй придерживая на носу очки в круглой оправе.
— Что, хороший мой, что?
— Бабулечка, тыква первая уже выросла! Не знаю, как я ее не увидел вчера. Приличная такая уже.
— Да рано еще для приличной-то… ну пойдем, пойдем, покажешь.
В зеленой тени листьев на самом деле притаилась зеленая тыквина с бледно-зеленым мелким крапом. Бабушка переглянулась с внуком, пожала плечами: — Рано, ну так необычная же… а как ты хотел? Пойдем домой, зайчик мой, пойдем. Скоро сериал начнется, да и ужин готовить пора. Завтра посмотрим внимательно, может, еще где наросли уже твои чудо-тыквы.
***
Худая, долговязая фигура моталась по дворам уже второй час. Лешка (он же Лещ) зябко втягивал голову в плечи, нарочито сутулился (хрен его знает, вдруг пялится в окно кто-то из пенсов). Глаза из-под длинного козырька бейсболки неустанно сканировали окружающую темноту.
« Ну хоть кто-нибудь попался бы, — то тоскливо, то лихорадочно кружилась в голове одна мысль, — хоть кто-нибудь».
Полутора сотен, сиротливо болтающихся в кармане джинсов, катастрофически не хватало, а в долг дозу ему не давали уже давно. Одна надежда, что в субботний вечер (да, какой вечер, ночь уже) встретится на пути кто-то, с карманом потолще Лехиного.
«А-а-а-а-а… падлы! Попрятались все… Сдохну ведь до утра… Хоть с телефоном бы кто попался, трубу можно толкнуть толстой Зинке из ларька…»
Темное окно на первом этаже в доме, к которому несло Лешку отчаянье, открылось, сверкнуло стеклом от света уличного фонаря. Послышался старческий голос, зовущий громким шепотом Ваську-заразу и раздражающее кисканье. Идея пришла мгновенно, Лещ тихонько прочистил горло и хрипло мяукнул в ответ. Сосредоточился и начал мяукать почти без перерыва, как можно жалобнее. Бабка активизировалась, начала кис-кискать с удвоенной силой.
«Выйди, курва старая, выйди на улицу… Васеньке твоему очень плохо. О-о-очень плохо».
С бабкой можно зайти в подъезд, а там — и в квартиру. У стариков вечно припрятано на черный день. Подумав об этом, Лешка выдал особенно страдальческий мяв, натянул капюшон поглубже поверх бейсболки и тихо порысил к нужному подъезду. Возле развесистого клена притормозил и прислушался. Вот! Открылась и закрылась дверь подъезда. Он нащупал и выволок из кармана нож с выкидным лезвием, втянул кисть с оружием поглубже в длинный рукав и выглянул из-за толстого ствола. Не стала бабка ждать в дверях, пошла на поиски, видать. Темная фигура вынырнула из тени клена и быстро двинулась к подъезду.
«А вот и бабка. Сидит на корточках и заглядывает в заросли каких-то лопухов на газоне — Васеньку ищет, дура старая».
С трудом сдержался от нервного смешка и протянул максимально невинным голосом: «У Вас случилось что-то? Давайте я Вам помогу». Наклонился к бабке, старательно растягивая подрагивающие губы в улыбке.
«Не напугать, только не напугать. Чтобы не заверещала старая, раньше времени, чтобы дойти с ней до квартиры…»
Старуха, не меняя позы, повернула к нему голову. Глаза смотрели цепко и спокойно, губы начали расползаться в ответной улыбке.
Шире, еще шире…
Улыбка, буквально, доползла до ушей, сделав лицо похожим на карикатуру… В одно мгновение бабкина пасть по-акульи распахнулась, что-то резко дернуло опешившего Лешку внутрь и нужда в дозе для него пропала.
***
«Вот же сука Верка… Не такая она, видите ли. Ага, а все эти юбочки-вырезы-разрезы — это для того, чтобы ее богатый внутренний мир лучше проветривался и не заплесневел к херам».
Серега нервно шагал по направлению к дому, терзая зубами сигаретный фильтр и сжимая в кармане свободный кулак. Мало того, что бабло на нее потратил, так еще весь вечер кривлялся, джентльмена из себя корчил, о любви бормотал, домой провожал. А теперь еще и пешком шпарил. Восемь остановок топает, с полвторого ночи — вот удовольствие-то. Лучше бы пивасом затарился и с любой шалавой местной завис. Дешево, сердито и яйца не ломит после такой романтики.
В голове Сереги болезненно плескались остатки чахлого винного хмеля, усиливая раздражение. Хорошо, что дома у матери припасена бутылка водки. «На компрессы». Вот, как раз, сейчас ему неотложно нужен компресс на кишки. Он в очередной раз с ненавистью пробормотал под нос: «Шлюхи. Все шлюхи, только некоторые себе цену не могут сложить» и сплюнул на асфальт. Ноги ныли от непривычного марш-броска, пропотевшие носки только что не чавкали в дешевых кроссовках, натерших пальцы. С каким удовольствием он сейчас пробил бы тупую башку безмозглой курице…
Предпоследний спящий двор — еще немного и он дома. Стащить ненавистные носки, сполоснуть липкие, разбухшие от влаги, измученные ступни, высосать стакан теплой водки, закусить холодной котлетой и рухнуть спать.
Надо же: кто-то еще, кроме него, шарашится по ночам. В десятке метров впереди хрупкая девчушка, присев на корточки, поправляет застежку на босоножках. Ультракороткие шорты и топик со стразами почти ничего не скрывают. И не торопится, совсем не торопится: трет тонким пальчиком что-то на ноге…
Может быть, вечер и не совсем потерян: забыты откровенно мокрые носки и джинсы в паху становятся все теснее. До дома рукой подать. Девочка явно ищет приключений, в такое-то время и в таком прикиде. Да даже если и не ищет… Сразу за домами справа прячется в кленах и тополях ряд металлических гаражей…
«Такой красавице опасно одной гулять по ночам, может, погуляем вместе? Или проводить Вас до дома, чтобы никто не обидел?» — сдерживая участившееся дыхание и почти не слыша себя из-за бухающего в ушах сердечного ритма, выдавил он из себя банальность.
«Только бы не заорала и не побежала, только бы не побежала. Хотя — на таких шпильках далеко она от него не убежит» — скачет в голове в такт пульсу. Девушка, не вставая, поднимает к нему кукольное личико с блестящими глазами, с приоткрытыми пухлыми губками. Улыбается, медленно облизывает губы и игриво манит его пальчиком.
«Да ладно! Неужели… Да и хрен с тем, что совсем рядом окна!»
Такого экстрима в его жизни ещё не было. Голову совсем заволокло жарким туманом и Серега, не веря своему счастью, торопливо дергая непослушными пальцами молнию на джинсах, продвигается навстречу этому жаркому ротику, открывающемуся уже совсем недвусмысленно.
Шире…
«Да, детка!» — бьет в череп изнутри.
Еще шире… еще…
«Как так-то?!» — успевает мелькнуть мысль.
Голова девчушки распухла и увеличилась на глазах, верхняя часть лица откинулась назад, как крышка у шкатулки. Длинная плеть вылетела из распахнутого зева, обхватила бедра замершего Сергея, и рывком, складывая тело пополам и комкая его, как дешевую куклу, затащила в нутро.
***
Алевтина Николаевна инстинктивно отпрянула от своего наблюдательного пункта и приложила руку к груди, будто стараясь механически успокоить сердце, зашедшееся в галопе. Нет, так не пойдет, надо досмотреть до конца. Приникнув глазом к заготовленной щелке между плотных портьер, внимательно вгляделась в сцену только что закончившейся трагедии. Все еще раздутая непомерно, тыква бугрилась неровностями и довольно острыми выступами. Кора жуткого плода ходила ходуном, казалось, что ее мнет в ладонях невидимый великан, стараясь вылепить из бесформенного куска глины присущие обычной огородной культуре формы.
Тыква постепенно сдулась до относительно небольшого размера. Выглядела она теперь килограмма на три-четыре, не больше. Мощная лиана втянула плод под прикрытие листьев и теперь из окна пенсионерки было видно только один округлый бок.
Что же: финал такой же, как с Володькой-алкашом. Вон, за кустиком бархатцев, пристроилась тыквина, упокоившая дебошира, держащего в страхе тихую, интеллигентную Леночку, дочку ее и соседей. По крайней мере — тех, кому физическая подготовка или воспитание не позволяли надрать пьянице зад, как он того заслуживал.
Тогда, в первый раз, Алевтина Николаевна малодушно зажмурилась, когда тыква резко раздулась и раскололась пополам зубастой пастью. А потом убедила себя, что большую часть увиденного придумал измученный бессонницей мозг. Теперь же она была уверена: ничего ей не померещилось. После случая с алкоголиком пожилая дама провела собственное расследование и результаты его тщательно запротоколировала, зашифровав для верности: негоже оставлять потомкам основание сомневаться в ее здравом рассудке.
Каждый день она неторопливо делала несколько кругов вокруг плантации хищного (теперь уж нет никаких сомнений) растения. Неспешно выпалывала редкие, чахлые сорняки, аккуратно складывая их в мусорный пакет; обрывала неряшливые увядшие лепестки с бархатцев. Сама же внимательно разыскивала дальнозоркими глазами цветы, плоды и зародыши, тренировала память, запоминая их расположение, размер и вид. Много и охотно слушала кумушек всех возрастов, знала уже все сплетни в округе.
Плоды питались, вероятно, один раз в жизни — доросший до размеров среднего грейпфрута зародыш однажды ночью выкатывался, как клубок с хвостом-побегом, под ноги припозднившегося прохожего и, видимо, одурманивал его, показывая подходящий морок.
Володька что-то готовился поднять с земли (не удивилась бы, если он видел бутылку). Незнакомый парень возле соседнего дома, стоящего перпендикулярно к Алевтининому, дал затрещину кому-то невидимому, ниже себя, а потом наклонился с занесенным кулаком, будто хотел добить упавшую жертву, незримую для других.
Теперь вот хлыщ откуда-то из ближайших домов. Пенсионерка хорошо знала этого парня: он часто проходил через их двор один или с шумной, развязной компанией; одно время крутился возле вежливой девочки из последнего подъезда их пятиэтажки, несколько раз заходил с ней в подъезд. Потом исчез из поля зрения, а славная девочка, здороваясь, начала прятать от соседок-пенсионерок заплаканные глазки. Поганцу тыковка показала, очевидно, что-то непотребное, по его интересам — он явно готовился сдернуть портки перед хищником.
После «ужина» каждый плод успокаивался, устраивался поудобнее и начинал, не спеша, обрастать восковой корочкой. Ни размера, ни положения больше не менял. Если верить этой примете, то в их дворе было утилизировано гнидоловкой, как Алевтина про себя окрестила хищную лиану, еще девять проходимцев, кроме трех, бесславный конец которых она видела воочию. Аккуратно собранные со всей округи слухи подтверждали: исчезают, исключительно, персонажи, людьми называться недостойные.
Нашла доморощенная мисс Марпл и огородников — забавно серьезного маленького блондина в очках и его бабушку. Ненавязчиво выспросила про растение и источник семян, прочитала всё, что нашла в сети про названный мальчиком вид. Тут ее постигло жестокое разочарование: ссылка, которую переслал ей малыш-ботаник, больше не работала, а в других найденных источниках не было на фото, с созревшим плодом в разрезе, огромных семян и ни слова не говорилось о каком-то особенном удобрении.
Надежда на то, что мальчик поделится последним оставшимся семечком, была чахлой. Оставалось только разжалобить его самого (вообще недопустимо) или его бабушку искренним рассказом, почему ей очень нужно именно это растение. Но тогда пришлось бы вываливать на светлого, счастливого пожилого человека их общую с дочкой и внуками беду с зятем Алевтины. И окончательно огорошить результатами частного следствия. Кто знает, как отреагирует добросердечная соседка…
Оставив этот вариант на крайний случай, Алевтина Николаевна решила добыть семена из зрелых тыкв. А пока взяла себе за правило выходить в бессонные ночи на прогулку вдоль тыквенного бордюра. Надо же проверить: не будет ли растение нападать на любого полуночника, когда не шляются мимо мерзавцы.
***
Доктор филологических наук в отставке (как она сама себя называла с неизменной мягкой улыбкой) неспешно совершала свой, привычный уже, дневной моцион по периметру двора. Довольно щурилась от нежного сентябрьского солнышка, учтиво раскланивалась с соседями. И со сдерживаемым нетерпением, надеждой и легкой тревогой осматривала плантацию гнидоловки. Судя по количеству запечатавшихся в белый воск плодов, зеленый хищник неплохо почистил округу. Собственно, это было заметно и по царившей в их уютном дворе идиллической атмосфере. По крайней мере, Алевтине Николаевне так казалось.
Несмотря на это, хищный бордюр продолжал цвести и завязывать новые зародыши.
К счастью пенсионерки, никто из соседей или ближайших домов не покушался на тыквы, выглядевшие совсем зрелыми. А если и позарился кто на чужой урожай… Как знать, может, уже и переваривалась тушка, жадная до дармового и не умеющая просто попросить по-человечески, под слоем растительного воска. Пара плодов (расположенных в слепой, с её ночного поста, зоне) «поужинали» только на днях.
Алевтина ждала, когда начнут сохнуть плодоножки у экзотических тыкв. Именно это должно стать сигналом, по подсказке маленького садовника, что семена внутри полностью созрели. Леди-детектив уже получила от Саньки подтверждение заявлению бабушки, что все желающие соседи могут угоститься урожаем и застолбила пару плодов, чтобы уж наверняка. Вопрос оставался только в специальной китайской подкормке для рассады. Славный белокурый очкарик серьезно пообещал приготовить собственное удобрение. Вот только получится ли у него то, что нужно, без знания, чем кормится взрослое растение?
Ну, что ж… Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, не так ли? У Алевтины Николаевны впереди вся зима на изучение огородной премудрости и пара идей насчет возможных ингредиентов для детского питания малышей-гнидоловок.
Автор - dreamnoks.
Источник.
Ключевые слова: Внук семена тыква соседи хищник клумба