Вятские байки. Тужинская сторона. Часть - 7
Двоюродный внук троюродного дедушки
Попросила меня одна старушка поправить телевизионную антенну на крыше ее дома. А я в свою очередь позвал себе на помощь нового приятеля Сергея. Сергей моложе меня на десять лет, половчее. Он наш местный, но долгие годы жил в Питере, работал там, а теперь вернулся домой, чтобы (с его слов говорю) «ходить по родным улицам и дышать нашим михайловским воздухом».
Вдвоем антенну мы быстро водрузили на место, привинтили ее покрепче, и вскоре уже сидели за столом у благодарной нам старушки, угощались. Делали это раздельно: Сергей понемножку выпивал, я по-хорошему закусывал.
В ходе застольной беседы рассказал я своему приятелю несколько легенд: про нашего колдуна Михея-мельника, про клад деда Матвея - а он мне говорит:
- А я дальний родственник деду Матвею. Ну, скажем так, двоюродный внук троюродного дедушки. Долго разбираться, но все же родня каким-то боком. В первом классе я даже зимой жил у него, в школьном интернате места не было, а до Ромашей, где мы тогда жили, каждый день ходить не хотелось.
- И о мельнике Михее тоже в детстве от бабушки кое-что слышал.
- У нас в Ромашах когда-то, в годы молодости моей бабушки, жил один богатый мужик, очень богатый, спиртовой завод даже хотел поставить. А вот с семьей ему не везло: одну жену похоронил, женился на другой, молодой, и с той беда случилась. Упала она с лестницы, так неудачно упала, что ни рукой, ни ногой не могла пошевелить. И голос пропал, только чуть шептала и всё смотрела на единственного своего сыночка Ванятку, которого любила безумно.
- Возил этот мужик свою жену в город к докторам, а те только руками разводят – вроде бы всё в порядке, а полная неподвижность. Помочь ничем не могут.
- Вот и обратился он к Михею за помощью. Нет, не так. Сам Михей однажды увидел в селе Федора, да, Федором его звали, а жену его - Любой, увидел, позвал к себе и дал какую-то мазь. «Вот, - говорит, - растирай ее всю, особенно ноги, а через пару недель я приеду и подумаю, что дальше делать».
- Сам не сам растирал Федор больную, но лечили ее таким-то образом. А она все молча плакала и просила, чтобы Ванятка, тому уже годика четыре, был около нее.
- Приехал Михей в Ромаши, осмотрел больную, ничего не сказал, ушел в деревню и все шептался о чем-то с нашими бабами. Кого-то искал среди них и вот выбрал нужную ему – Евдокию, она ему подошла.
- И вот слушай, что дальше было. Лежит эта парализованная Люба в доме одна, и вдруг дверь резко открылась, вбегает Евдокия, волосы распущенные, в глазах ужас, и с порога кричит:
- Люба! Люба! Ванятка твой упал с лошади! Беги быстрей!
- И та… подымается! Не бежит, конечно, но идет, хватаясь за всё. Через силу, но переставляет ноги, через порог, на крылечко, во двор, а там Ванятка бежит ей навстречу. Обнимаются оба, плачут, целуются. Тут и Федор, и Михей подошли, и все Любу обнимают, поддерживают. Вся деревня сбежалась. Ну, не сразу Люба выздоровела, но пошло и пошло с этого дня дело на поправку. А потом как начала она рожать детишек Федору, одного за другим. Самой многодетной эта семья была в нашей деревне. Говорят, на праздниках Люба петь и плясать очень любила, голос чистый был у нее, звонкий, а сама такая статная, красивая.
- Сергей, а почему ты не женился?
- Любу такую не нашел, - с доброй улыбкой сказала хозяйка дома.
- Сначала было не охота, потом некогда, а теперь уже и незачем.
- А ты где там в Питере работал?
- В основном дачи под Питером строил. Такое место красивое около одной деревеньки: сосновый бор, речка, луг заливной. Вот там и строили мы три дачи. У одной - хозяин начальник милиции, у другой – поп, а третья дача у двух братьев – бандитов. У всех хозяев всё было одинаковое: дачи, машины, одевались одинаково. Не отличить.
- Через овраг деревня была. Мы туда ходили молоко, яйца покупать. А еще хлеб покупали. Идешь по той деревне – боже мой, запах настоящего деревенского хлеба! Караваи круглые. Почему-то сверху эти караваи были облеплены кленовыми листьями. Вкуснотища! Я часто ужинал одним хлебом с молоком. Хлеб вместе с листьями съедал.
- Жила в этой деревне одна старушка. Ходила она плохо, с палочкой. Оказывается, старушка эта, тетка Груша (Агрипина, наверное?), она воевала, снайпером была, на войне поморозила ноги, и ей пальцы на обеих ногах отняли. Жила она одна, мужика своего давно похоронила. А тут какой-то старик приблудный к ней жить попросился, мол, помогать буду. И правда, вначале помогал: в огороде копался, яблони обрезал - а потом пить стал. И пить начал, и тетку Грушу стал поколачивать. Бабы в деревне шутили по-черному: «Люблю как душу, колочу как Грушу!» Она, бывало, неделями потом из дома не выходила.
- И вот один раз приполз этот старик пьяный домой, сидит на крылечке, подняться не может, стучит в дверь: «Открой, ведьма, я тебя убивать буду!» Открыла старушка дверь и вышла на крылечко… с топором в руках! Посмотрела на этого пьяницу, послушала его матюги и угрозы, подняла топор и жахнула ему по голове! И сразу насмерть. Прибежал народ (наверное, видел кто-то всё это), стоят все у крыльца, а одна дура и спрашивает: «Как ты, Груша, зарубила его?» Спросить бы: «Как ты решилась на это?» А она:
- Как ты зарубила его?
- А вот так! - ответила старушка, подняла топор и как жахнет еще раз не обухом, а острием по черепу уже мертвого старика!
В ужасе, собравшиеся, вместе с калиткой выскочили со двора.
Потом была милиция, следователи. На суд старушку привез участковый. Сидит та на суде в платке, в какой-то хламиде. Судья ее спрашивает: «Вы такая-то? Встаньте!» Встала тетя Груша, сняла с себя эту хламиду, плащ какой-то – а на кофте у нее медалей! Орденов! Среди них три Ордена Славы всех степеней! Это же Герой Советского Союза!
Побежал судья звонить в военкомат – есть такая в списках? Какие у нее награды? Там глянули, вот те на! Не знали! Она у них числилась только в списках инвалидов.
Тут же примчались на суд из военкомата, еще куча всяких чиновников. Пошептались, ну и дали старушке чего-то там условно и тут же вроде как амнистировали ее. Домой ее на машине отвезли. Потом уже и пенсию ей дали хорошую, и дом перестроили. А ведь все с топора началось. Вот так-то!
- Ужасы какие! В военкомате ничего не знали про Героя?! Хотя у нас всё может быть. Меня, правда, больше всего впечатлил аромат деревенского хлеба. Я тоже видел в детстве хлеб, испеченный с листьями на корке, но только листья свеклы и капусты. А для чего хозяйки обклеивали караваи листьями?
- Не знаю. Для красоты? Вкуснее так? Пропекался хлеб лучше? Верхняя корочка чтобы не трескалась?
Тут и старушка внесла свою лепту в наш разговор:
- Чтобы хлеб дольше не черствел.
- Вот оно что! Да, не каждый день топили большие печи, дров не напасешься. Караваи быстро черствели, если ничего не предпринимать.
- Я в школу ходил через деревню Масленскую и думал, что масленские каждый день хлеб пекут, - сказал Сергей. – Тогда в Масленской жили одни марийцы. А почему этот народ еще черемисами называют? По-ихнему, я слыхал, черемисы – значит, богатыри. Идешь по деревне – такой аромат в воздухе! Вкуснотища! Марийцы в своей деревне совершенно по-другому жили. Я помню, как они еще на своем языке тогда между собой говорили или на очень своеобразном русском, как их женщины носили свои национальные платья.
- На старых картах так обозначено – черемисы. Уже потом сюда на Вятку другие народы переселялись. Я однажды в какой-то книге прочитал, как в наши края в 19 веке был сослан политический, и он написал своей жене, что живет в совершенно диком краю, что вокруг только леса и черемисы. А жена и просит его в следующем письме: «Пришли мне одного черемиса на воротник».
- Между прочим, Иван Грозный только тогда Казань взял, когда к его войску присоединились отряды лучников - марийцев. Очень даже отважный народ. В Масленской, ты, наверное, не застал, жил мужик, у него с войны орденов было – во всем нашем селе столько не наберется.
- А это не он говорил, мол, «если бы не мы, вы, русские, никогда бы германцев не победили»?
- Значит, ты, Сергей, ромашинский?
- Да. Два километра от Масленской. У них, у марийцев, был интересный обычай. Вот построил, к примеру, один хозяин дом, всё туда перенесли, и теперь самим пора перебираться. И тут вот такой ритуал надо было выполнить. Заходила хозяйка в дом, проходила в переднюю и садилась под иконы, ждала. А хозяин должен вежливо постучаться в дверь и только после этого зайти в дом. «Кто там пришел?» - спросит хозяйка. «Радость пришла, счастье пришло в новый дом», - ответит хозяин. Ну, что-то в этом роде.
- Вот построил новый дом один мужик, Лукояном его звали. Как положено, первой в дом зашла его жена Марья с иконой, поставила ее на место, села, ждет, а ее Лукоян не идет, во дворе замешкался. Решила она обойти новый дом, полюбоваться. Прямо у дверей была западня в подполье – Марья открыла ее, в подполье заглянула. И тут стук в дверь! Баба скорей в переднюю и под иконы! Лукоян вошел в дом, сделал шаг и с грохотом улетел в подполье! А Марья ласково так спрашивает:
- Кто там кодит?
- Черт лысый там кодит! – ответил Лукоян, выбираясь из подполья. – Ёкарный бабай там кодит! Пошто, старая, подполье раззявила?!
… Ну, всё, пора нам и честь знать. Попрощались мы с гостеприимной хозяйкой. Сергей на правах подвыпившего человека даже обнял и чмокнул ее в щечку. Вот что значит, культурный человек! А как же, в Питере жил!
«А вся моя родня по-шаровски!»
В этом году Пасха была поздней, в самом конце апреля. На улице солнечно, безветренно, и решили мы с Сергеем отметить этот праздник из праздников поближе к природе.
Отправились на устье, туда, где наша речка Маслинка впадает в «великую русскую реку» Немдеж. Костер разожгли: и для уюта, и ушицу решили сварить из заранее наловленной рыбы. Разложили на чистое полотенце ватрушки, крашенные луковой шелухой яйца, вареных раков, пару чекушек.
От прогретой весенним солнцем земли поднималось тепло. Пахло сожженной сухой травой.
- А почему, Сергей, наша Маслинка впадает в Немдеж, а ниже по течению, на Немдеже, деревня Масленская?
- Кто его знает? Там еще дальше была когда-то деревня, то ли Немдеж, то ли Немдежана. Может, чтобы не путать. Знаю, что на Маслинке, вверху, почти у самого истока, была когда-то деревня Верхне-Масленская. И даже есть легенда, что в старину по всей реке это была одна марийская деревня, которая тянулась на многие километры.
- Ну, это уж нет! Столько народу на наших скудных вятских землях не прокормить.
Уха сварилась. Моя любимая уха из ершей. И праздник этот я люблю – в душе покой и благодать.
Над нами порхают бабочки, одна даже покружилась, а потом села на крашеное яйцо. По тропинке мимо нас весело пробежал ежик.
- Отец у меня ромашинский,- сказал мой приятель, когда мы с ним выпили по рюмочке, поздравив друг друга. – А мама моя родом из Шарово. Была такая деревенька недалеко отсюда тоже на Немдеже. Ее некоторые почему-то называли Шарницы. Так вот, в этой деревне, мама рассказывала, был один интересный дяденька, Николаем его звали. Он, как выпьет, любил всех обличать, выводить на чистую воду. Идет вдоль деревни, останавливается у каждого дома и громко так, на всю улицу режет правду-матку про всех, кто живет в этом доме: вор, скряга, лодырь, неряха…. Отругает, к следующему дому идет. А когда пройдет всю деревню, растягивает свою гармонь и начинает концерт со слов: «А вся моя родня по-шаровски!» Тут уж к нему люди смело выходят, всем он рад и даже не знает, какие хорошие слова им сказать. Играл на гармони он отменно!
- Значит, все-таки деревня Шарово.
- Конечно. У этого Николая еще шутка такая была, говорил он своей жене: «Вот нисколько, Марья, пить не хочу! Вот скажи мне – выпей, не буду! Вот как ни уговаривай, а сказал - не буду, значит, не буду! Ну, скажи, выпей!» В конце концов Марья сдавалась и говорила: «Выпей рюмочку, Николай». Тот радостно улыбался: «Ну, если уж ты так просишь. Другому отказал бы, а тебе, Марьюшка, не могу!»
- Давай и мы примем еще раз за светлый праздник!
- Вот и ты умеешь уговаривать. Будем здоровы!
- Христос воскресе!
- Воистину воскресе!
- Аминь!
- Я часто ходил в эту деревню Шарово к бабушке и хорошо помню, кто где жил. А что такое «аминь»?
- Да будет так!
- На краю деревни жил еще один интересный мужик, Михаил. Здоровый такой и весь заросший волосами: голова, рубашка расстегнута – на груди целые заросли волосьев торчат, руки тоже волосатые. Прямо страхолюдина, неандерталец! А жена у него маленькая, сухонькая и даже горбатенькая тетенька. И, поверишь, боялся ее он до смерти. Только соберется с мужиками где-то бутылочку распить, тут как тут его Аксинья! И сразу, все бросив, трусцой-трусцой Михаил домой, а женушка, бывало, догонит его и вичей по спине подбадривает.
Какой-нибудь мужик скажет ему: «А ты, Михаил, пожалуйся на свою Аксинью участковому, пусть меры принимает». Поднесет Михаил под нос шутника свой огромный волосатый кулачище, и шутки тут же заканчивались. А жене он с улыбкой говорил: «Ты ругать-то ругай, а рукам воли не давай!»
А потом Аксинья померла. Похоронил ее Михаил, походил по деревне с недельку, нарядился в свою самую красивую красную рубаху и повесился на березе около дома. Вот так бывает! Не смог без неё!
- А не было ли в той деревне каких- либо колдунов, знахарей?
- Во как тебя тянет ко всякой нечисти! Сам-то не пробовал порчу наводить? Была! Была одна то ли блаженная, то ли колдунья, то ли полудурочка. Я ее не застал, она в 30 годы жила. В девках эта Поля была поначалу как все, а потом, рассказывали, чудить начала.
Началось с того, что внушила она себе, или кто-то ей подсказал, чтобы удачно замуж выйти, непременно надо ей московское платье иметь, не городское, заметь, а именно московское! И вот весной одна без единой копейки, взяв в руки увесистую дубину в качестве дорожного посоха, отправилась Поля в дальний путь. И пешком шла, и на попутной телеге и на чугунке (так поезд она называла) ехала. Добралась до Москвы! И на швейную фабрику устроилась, какие-то тюки там таскала. Потом нашили ей швеи из каких-то остаточков платьев, платков, туфли ей купили, бусы подарили, и следующим летом эта Поля уже дома была.
- Вышла замуж?
- И корову купила, и дом родителям отремонтировала, и замуж в Ижевскую за какого-то там Михаила вышла.
- Погодь, погодь! Так это же Поля Мишиха! Я о ней много слышал! Да, это настоящая колдунья была! Видели, как лунной ночью сидела она на крыше своего дома и метлой сметала удачу в расставленные банки.
- Точно! А я как-то и не подумал об этом. Ну, конечно же, Поля Мишиха! Один мужик, рассказывали, увидел ее на крыше во время колдовства, снял свои штаны, давай ими размахивать над собой и кричит: « А чего ей, того и мне!»
- Рыбачить она любила, зимой. Тогда как рыбу ловили? Еще летом на реке делали мужики запруды, вбивали колья по ширине реки, оставляя узкий проход для рыбы. А зимой в этот проход под лед ставили морды, такие плетеные корзины. Так вот Поля никакие ловушки не устраивала, просто опускала под лед в любом месте свою снасть, а на следующий день доставала полную корзину толстых, пузатых налимов. Мужики только руками разводили.
- С ней ссориться, конфликтовать никто не решался. Два брата пошли в лес грибы собирать. Поля их увидела и говорит: «Мне грибов принесите». Старший промолчал, а младший буркнул: «Сама сходи!» И что ты думаешь? Старший в лесу грибы собирал, а младший ходит, о грибы запинается, но так ни одного и не нашел.
- Ну, а если кто заблудится в лесу, то тут Поля Мишиха очень нужна была. Живого ли, мертвого, но найдет. В Безденежье учительница пропала, это уже после войны было. Пропала зимой, а позвали Полю только весной. Где-то за деревней, около оврага, нашла Мишиха сумку с тетрадями и останки учительницы. Волки растерзали.
- Ну, что-то мы о грустном. Такой праздник светлый, Пасха ведь.
- На Пасху в детстве я всегда уходил в Шарово, там ее особенно весело отмечали. Этот волосатый Михаил около своего дома обязательно ремонтировал или заново устанавливал для детворы качели. Сам же их и опробовал. А потом садилась его Аксинья! И Михаил ее так раскачивал, что качели едва круг не описывали. А Аксинья хохочет, словно молоденькая девчушка. Ее страхолюдный муж стоит у качелей и улыбается.
- Рано утром мы, детишки, ходили по родне и получали в подарок пасхальные яйца. Придешь, вежливо поздороваешься и скажешь: «Христос воскресе!» И пожалуйста яичко! Я, малой еще был, пришел к своей тете, стою у дверей, а она мне: «Что нужно, Сережа, сказать?» А я ей говорю: «Дай яйцо!»
- В первый день Пасхи все старались побывать именно в Шарово, так принято было. Когда еще церковь была в селе, после службы все и стекались в эту деревню. На берегу Немдежа, весна ранняя, весь день, слышно, в колокола звонят, и на улице в деревне необыкновенно чисто. В Шарово, знаешь, даже на лошадях не принято было ездить по улице, к домам при надобности по задворкам подъезжали.
Шаровские старались как можно больше гостей в свой дом зазвать. Чем угощали? Все сохранившиеся припасы доставали. Кадушки из подпольев доставали: с квашеной капустой, мочеными яблоками, солониной, медом, грибами. Из колодцев поднимали бочонки с огурцами. Всякие булки, пироги! И конечно, самогоночки было вволю.
- Угостившись, все выходили на улицу и с песнями, с гармошками шли вдоль улицы. Нарядные, веселые! Никогда в Шарово драк не было! В других деревнях гуляния без кровопролития не обходились, а как же, русская широкая душа выхода требует. Не помню, где видел, как идет во время гуляния длинная толпа народа, и тут из нее выскакивает какой-то мужик, отрывает от забора здоровенный кол и, бешено вращая глазами, орет: «Да я вас всех!» Тут же к нему подбегают мужики: кто-то его успокаивает, уговаривает, кто-то ему по морде хлещет, кто-то кому-то отвечает. Женщины разнимают дерущихся, и через пять минут все, успокоившись, подобрав гармошки, идут дальше по улице. А в Шарово не дрались, не было этого и всё!
Вот нигде больше не видел такое развлечение в Пасху – катание яиц. В самом просторном доме у Милютиных собирались мужики, пол засыпали мякиной, ставили под углом доску с желобком и по очереди по желобку катали пасхальные яйца. Если чье-то яйцо, катясь по полу, ударится о другое яйцо, всё, счастливчик забирает трофей себе. Куриные яйца по полу катятся непредсказуемо, но и тут среди участников были свои мастера, виртуозы. Интересно было смотреть на солидных мужиков, увлеченных такой незатейливой игрой.
А ребятишки собирались около колхозного амбара. Там стояла полуразобранная машина без колес – вот мы и забирались в кузов, садились вдоль бортов на сделанные из половиц скамеечки и организовывали свои игры. Больше всего запомнилась игра про Татьяну. Всем раздавали скрученные для секретности в трубочки записочки, на которых были написаны роли каждого игрока: Татьяна, сыщик, вор, судья и т. д. Начинала главная героиня: «Я Татьяна, была пьяна, меня воры обокрали, сундук с золотом украли. Сыщик, ищи вора!» И тут «сыщик» должен был как-то угадать, кто из присутствующих покусился на личное имущество потерпевшей. Запомнилось, как «защитник» на суде, выгораживая «вора», спрашивал Татьяну: «А откуда у тебя столько золота?!» И еще добавил: «Пить меньше надо!»
- А крашеными яйцами бились?
- А как же! О, тут была целая наука! Как яйцо для прочности варить, как его подставлять под удар, как бить. И наука, и хитрость, и жульничество – всё было. Под удар деревянные выкрашенные яйца подсовывали, бывало, крепкие гусиные яйца в руках зажимали. Много было чего!
- Ну, подставляй тогда, а я стукну!
Сергей долго выбирал нужное яйцо, взял его двумя ладонями, подставив под удар только самый кончик, один носик. Я стукнул, и мое яйцо треснуло. Мой товарищ прямо возликовал:
- Вот так-то, неуч! Эх, ты, недотепа!
А погода была чудеснейшая! Ни комаров, ни мух!
Вокруг нас целые заросли золотых шаров купальницы.
Раннее утро, впереди целый день празднования!
С Немдежа поднялась стайка уток и полетела в ту сторону, где когда-то была деревня Шарово.
На чумуринском поле
Совсем недавно самой интересной профессией на селе была профессия шофера: дальние рейсы, поездки по бездорожью, поломки, шоферское братство… Сколько приключений, сколько потом рассказов! Я завидовал.
Давно это было. Ездил один наш шофер в Киров. Машина старенькая, ГАЗ-51. А у этих машин была одна особенность - когда у нее что-то внутри, бывало, там разладится, она при запуске стреляла. Нажмешь стартер, а машина как хлопнет! Вот едет наш земляк уже из Кирова, и догоняет он целый обоз. Цыгане кочуют: кто-то в кибитках едет, многие рядом идут, песни поют, хохочут.
И решил наш озорник подшутить над кочующим племенем. Поравнявшись с табором, он на ходу заглушил машину, бензину подкачал да и включил передачу. Нет, не выстрел раздался, ударила целая дальнобойная батарея! Шофер в зеркало увидел, как его оторванный глушитель пронесся над дорогой в неизвестность. А цыгане, боже мой, кто куда! На дорогу попадали, в кювет рванули, юбки цветастые, рубахи атласные мелькают. Лошади храпят, какая-то кибитка с дороги свалилась!
Но, о счастье, машина завелась, и шутник, сам напуганный не меньше цыган, рванул домой побыстрее, боясь сурового цыганского возмездия. Так и ехал домой без глушителя, да еще время от времени мотор уже по своей инициативе выстреливал, напоминая шоферу о случившемся.
Надо сказать, что грузовая машина в руках сельского шофера была лучше собственной. На ней только днем на работу, а вечером можно дров себе привезти, сено, можно в гости в соседнюю деревню к куму съездить. Красота! Бензина вволю, запчасти в колхозной мастерской. Никакой ответственности. И пьяные, бывало, за руль садились. Но существовало негласное правило – нашкодил, сам всё исправляй, чтобы избежать карательных санкций со стороны начальства.
Вот и поехал один наш хлопчик, Санек его звали, ближе к вечеру по своим делам. Был он в изрядном подпитии, поэтому и опрокинулся в кювет. Побежал в село (живой! Повезло – удачно нырнул), нашел тракториста - машину подняли, тайком затащили в гараж и стали чинить. До утра еще далеко. Что-то заменили, что-то перебрали, осталось измятую кабину восстановить. А восстанавливали ее так: изнутри помятую часть выдавливали домкратом, а снаружи били тяжелой киянкой по этому месту, чтобы ровненько все было.
Тут в гараж прибежал и отец виновника аварии, узнавший о случившемся. Искренне желая помочь сыну, он сразу решительно залез в кабину и тоже стал выдавливать неровности. Ногами упирался в пол, а головой стал поднимать крышу кабины. Сын, видя, что крыша неровно начала бугриться, изо всей силы врезал тяжелой киянкой по самому выпуклому месту. Очнулся старик к утру, как раз к этому времени всю работу и закончили.
Вот что я заметил? Чем нереальнее история, кем-то мне рассказанная, тем меньше свидетелей у событий, легших в основу повествования. Зачастую только сам рассказчик и принимал участие в том, о чем он поведал. А вот история, где всё не так.
Август. Начало 70- х. Собралась сельская молодежь у клуба, а директор был не в духе и клуб открыть отказался.
- А поехали все в Васькино, - предложил один парнишка, Виталик. - Может, там танцы есть. Я вас мигом туда всех домчу.
Залезли все в кузов его машины, брезентовый тент свернули к заднему борту и поехали. Молодежи было много: первые держались за передний борт, а следующие – друг за друга. Весело было: кто-то кого-то щипнет за мягкое место, кто-то руку как бы случайно не туда запустит. А когда машина ныряла в глубокую яму на дороге, то тут уже с визгом и хохотом хватались все, не разбираясь за что, и без всяких обид.
Приехали в Васькино, и там клуб закрыт.
- А поехали в Пиштенур, - сказал шофер. – Я знаю прямую дорогу через чумуринское поле.
И опять по еле угадываемой дороге уже по темну помчались в поисках новых развлечений. Какие-то лесочки, овраги, отдельные кусты, туман несколько раз пересекал дорогу.
- Где едем?
- Что это за поле?
Вскоре машина остановилась, и шофер тоже высунулся из кабины:
- Что-то я уже и не знаю, где мы. И машина чего-то еле ползет!
- Только вперед!
- Нет, нет! Давайте сориентируемся, где мы.
Виталик выпрыгнул из кабины, и все услышали, как под его ногами отчетливо чавкнула сырая земля.
- Люди! Болото!
- Какое болото?! Откуда болото здесь?!
Еще пара парней спустилась вниз. Сомнения отпали – машина находилась в невесть откуда взявшемся болоте. Ну, не трясина, но все же!
- Где мы?!
- Что делать-то будем?
- Танцевать будем! Мы же на танцы ехали!
- Жаль, Виталик, что ты гармонь с собой не взял!
- Как не взял?! Вот она в кабине (два слова о Виталии-гармонисте. Я застал его. Сколько у него было в игре переливов между аккордами. Виртуоз! Маэстро!).
Танцевали, конечно, тут же в кузове машины, по очереди. Танцевали три-четыре пары, остальные парни и девушки сидели на бортах. На медленный танец, «медляк», выходило больше пар. Про болото уже все забыли. Кто-то уже нежно голову склонял на грудь своему дружку, кто-то шептал на ушко что-то многообещающее своей милашке. Настоящая деревенская гулянка (увы, меня там не было! Я тогда еще в институте зубрил старославянский – идеша, идехом…).
К утру и танцевать, и плясать устали. Расстелили брезентовый тент по всему кузову и улеглись отдыхать, кто где и с кем выбрал.
Проснулись, когда уже совсем рассвело. Кто-то с осторожностью спустился вниз проверить обстановку. Никакого болота не было! И больше того, машина стояла на едва заметной, но все же дороге. Удивительно: машина стояла так, будто вчера ехали не из Васькино, а, наоборот, в Васькино!
Попереглядывались, поохали, поахали и покатили в обратный путь.
Потом я еще много раз сталкивался с загадками чумуринского поля.
Автор - Рассказы Владимира Щеглова.
Источник.
Новость отредактировал Estellan - 5-07-2020, 23:34
Ключевые слова: Кировская область Вятка деревенские байки нечистая сила деревенское колдовство фольклор аномальные места