Нимф всегда хоронят заживо
Зло, которое пробудилось в городе, нельзя было обвинить в торопливости. Никто никуда не спешил. С момента последнего звонка по номеру 53-412 прошло три с половиной года. За это время Диме Михайлову не довелось столкнуться с чем-нибудь из ряда вон выходящим. Темные силы, будто специально, пытались разуверить его в своем существовании. Черный седан, который первые месяцы после исчезновения Обухова был притчей во языцех, незаметно стал городской легендой. Время вытравило из памяти подробности роковой трагедии, из-за чего та приобрела множество вариаций, имеющих слабое сходство с действительностью. Даже те, кто последними видели Яшку в живых, намеренно или случайно коверкали события того ужасного дня, добавляя лишние детали или, напротив, опуская что-нибудь важное. В результате, привычная история обросла столь внушительным количеством интерпретаций, что разобраться в том, где была правда, а где вымысел, оказывалось затруднительно.Одно оставалось неизменным - Яшка Обухов сгинул, а тот, кто ему в этом помог, вряд ли получит справедливое воздаяние. Хоть Дима и старался не терять бдительности, учебная рутина взяла свое. Похитители залегли на дно, Лилит (а именно так представилась женщина на том конце провода) безмолвствовала - все это отбрасывало тень на прожитое, делая его нереальным. Кроме того, жизнь в постоянной тревоге, в ожидании удара откуда-то из тьмы, не могла продлиться долго. Мрачные настроения постепенно уступали место простым радостям.
Михайлов учился обходиться без близкого друга, все чаще растворяясь в больших компаниях, которым ранее внимание не уделял. В пятнадцать лет Дима лавировал между товарищами по волейбольной секции и дворовыми приятелями, с какими он, следуя бунтарскому духу юности, курил в рукав. Была у него и девочка. Светловолосая Карина из параллельного класса. Они сошлись на почве любви к альтернативной музыке. Гуляли после уроков, украдкой держались за руки и неуклюже целовались в кино.
Временами, блуждая по городским улицам, Михайлов встречался взглядом с каким-нибудь прохожим, будто силясь узнать в нем повзрослевшего Обухова. Это случалось помимо его воли. Разум спонтанно возвращался к Яшиному лицу, рисуя в уме его черты, которые становились все менее отчетливыми. Облик пропавшего друга неизбежно забывался. И лишь общая классная фотография, где Обухов стоял третьим слева, в первом ряду, не позволяла окончательно проститься с его образом.
И в тот момент, когда Дима в третье касание нанес решающий удар, приведя команду к победе в общегородском турнире, крики болельщиков заглушили шум приближающейся беды. История не была окончена. Спектаклю следовало продолжаться.
Начало декабря выдалось на удивление теплым. Температура не опускалась ниже минус пяти градусов по Цельсию. В город пришла мягкая зима, радующая жителей атмосферой волшебной сказки. Именно тогда у горожан, проживающих в привокзальном районе, появился новый повод посудачить.
На торце дома, где проживали супруги Обуховы, появилось граффити. Аэрозольный рисунок, слишком большой, чтобы его можно было нарисовать за одну ночь, привлек внимание. Неизвестный художник изобразил черный автомобиль и садящегося в него мальчика. Зритель смотрел на происходящее словно через рыбий глаз. Сюжет, запечатленный на стене, был окаймлен языками пламени, а центральный персонаж, во внешности которого с легкостью угадывались черты Яши Обухова, прихотью рисовальщика, выглядел донельзя уродливо и карикатурно.
Известно, что каждый ребенок, но анониму удалось изобразить мальчика так, что тот утратил детскость, ту незримую энергетику подрастающего существа, которую излучает всякое жизнерадостное дитя. Обухов превратился в шкодливого пигмея, каких обычно иллюстрируют в поучительных книжках про хулиганов.
Яшина мама узнала о граффити от соседки. Сперва она крайне превратно расценила услышанную новость. В ее сердце все еще жила надежда, поэтому любая весть, в которой хотя бы мельком упоминалось сыновье имя, пробуждало веру в лучшее. Но когда она увидела, что история Яши не приближалась к хэппи-энду, а продолжила свое развитие в отвратительном арт-объекте, с ней случилась истерика.
Несчастная женщина стояла на пяточке треснувшего асфальта, крапчатого от колодезных крышек. И кричала. Вопила, заламывая руки. Ветер шевелил ее волосы, словно раздувая огонь, вспыхнувший в душе. Отголоски этого крика отдавались эхом по округе, множа скорбь. Она повисла призрачным облаком, которое вскоре опустилось на район, снова напомнив всем об ужасной трагедии.
***
С галерки прилетело послание. Скомканная бумажка пересекла кабинет по диагонали и упала на раскрытую Димину тетрадь. Кто-то идеально рассчитал силу броска. Весточку отправили в тот момент, когда учительница повернулась к подопечным спиной, чтобы начертить координатную плоскость. Михайлов глянул назад, однако никто из одноклассников себя не выдал. Напротив, взору открылась практически идиллическая картина. Без малого тридцать прилежных подростков изучали особенности квадратичных функций.
Дима спрятал за пеналом смятый клочок бумаги и прочитал записку. «Слыхал про Обуховский дом?», - короткий вопрос, значившийся в ней, выбил Диму из равновесия. Ему стало любопытно. Почерк он узнал. Так неаккуратно и размашисто писал только один человек в классе – Серега Хлябин. Задиристый пацан, с которым Михайлов сдружился в этом году. Они играли в школьной волейбольной команде, где прослыли тандемом точности и безрассудства. Причем последнее приписывалось Диме.
Как только прозвенел звонок, Михайлов мигом покинул свое место и направился к Хлябину, который ждал его у выхода из кабинета.
- Что ты имеешь в виду? – спросил Дима, толкая дверь.
- Короче, ты не в курсе, да?
- Говори яснее. Ты вообще о чем?
Они шли по коридору под галдеж идущих туда-сюда школьников.
- Кто-то нарисовал на доме Обухова огромное граффити с Яшкой в главной роли.
- Что? – Михайлов остановился. – Ты прикалываешься?
- Если бы.
- Ты видел его что ли?
- Нет пока.
- А когда оно появилось?
- Не знаю, вроде как сегодня утром.
- Чушь какая-то. Кто тебе рассказал?
- Анка Смирнова, а ей Колян из «В»-класса.
- Этот тот Колян, чья тетя нас как-то пирожками угощала?
- Ну да. Та, что соседка Марины Геннадьевны.
- Яшкиной мамы, - впервые за разговор Михайлов почувствовал, каким тяжелым был его рюкзак.
- Ага. Кто бы мог это сделать?
- Не знаю, но мы должны увидеть своими глазами. Вдруг это все выдумка.
- Если нет, то граффити наверняка закрасят, поэтому надо торопиться.
- Ты прав.
- Давай тогда после уроков сразу сгоняем?
- Договорились, - Дима силился поддерживать беззаботны вид, скрывая от приятеля смятение, что вдруг коснулось его сердца.
Весь следующий урок Михайлов не мог сосредоточиться. Второй закон Ньютона казался менее важным, чем то, что произошло минувшей ночью. Кто, а главное, отважился на такое? Если все, о чем говорят - правда, то это настоящее глумление. Просто плевок в Обуховых.
- Блин, Серый, совсем забыл, я не смогу с тобой сегодня пойти, - сказал Дима на очередной перемене.
- А что так?
- Обещал заскочить к отцу на работу. Он помочь просил.
Естественно, это была ложь. Глава семейства третий день находился в командировке.
Дима хотел встретиться с Кариной. Как будто через кроткий поцелуй ему удастся удержать хрупкий баланс между прошлым и настоящим. Отправил СМС: «Давай увидимся?» Через минуту получил ответ: «Хорошо. В три на нашем месте». Этим местом была незамысловатая металлическая конструкция непонятного назначения. Некоторые из взрослых использовали ее в качестве стойки для выбивания ковров, дети же видели в ней очередной турник. Небольшое сооружение словно было частью некогда полноценной фигуры, лишившейся по необъяснимой причине нескольких своих граней. Эта железяка стояла в палисаднике, разбитом между двух хрущевок.
Дима немного опоздал. На пути в гардероб его остановил физрук и попросил прийти на дополнительную тренировку: «Скоро областное первенство. Нам всем нужно быть в форме». Михайлов вежливо кивнул, хотя не очень-то радовался такому повороту событий.
Карина стояла, облокотившись на металлический столб. Дима узнал ее шарф в шахматную клетку. Тот заметно выделялся на фоне розовой куртки.
Заметив Михайлова, девушка сняла наушники и обняла своего парня.
- Что слушаешь?
- My Chemical Romance.
- Круто.
- Ты какой-то нервный, - сказала она. – Что случилось?
В двух словах Дима поведал ей историю с граффити. Карина терпеливо выслушала, но было видно, что рассказ не произвел на нее сильного впечатления.
- И это все?
- Тебе еще что-то нужно?
- Просто… - замялась она поначалу, но затем приободрилась, словно от некой невидимой инъекции. – Ну расписали стену и что?
- Там же есть Обухов.
Карина развела руками:
- И что? – пауза. – Я понимаю, он был твоим другом и тебе жалко его родителей. Но вся эта ситуация никак нас не касается. Уверена, рисунок сотрут.
- Да дело не в этом, - перебил ее Михайлов.
- А в чем тогда?
- Я… я не знаю… - обескуражено промямлил Дима, подбирая нужные слова. Те, как назло, вылетели из головы. – Неправильно это. Нельзя вскрывать рану, которая недавно едва затянулась.
- Тут ты прав. Надеюсь, хулиганов поймают.
- Ты думаешь, милиции это удастся?
- Да. Это я тебе как дочь майора говорю.
Прощаясь, Карина чмокнула Михайлова в щеку. Дима остался недоволен свиданием. Направляясь к дому, он все прокручивал сказанные Кариной слова. «Ситуация никак нас не касается». Фраза получилось удивительной хотя бы потому, что Димина зазноба впервые употребила местоимение «нас». Неужели он ей больше, чем просто нравится? Однако эту приятную мысль вытеснял мучительный непокой. Мозг словно был вентилятором. Кто-то касался спицей его вращающихся лопастей, издавая при этом назойливый, бесящий звук, мешающий думать. Этим кем-то был призрак Обухова.
Сказать начистоту, Михайлов рассчитывал прогуляться с Кариной до «Обуховской стены», но диалог с самого начала не задался, поэтому свою идею Дима так и не озвучил. Теперь он лениво плелся домой. Дал себе обещание не смотреть на это дурацкое граффити, да и вообще обходить стороной тот квартал, где жили бесконечно несчастные и бесконечно одинокие Яшкины родители.
Очутившись в квартире, Дима застал маму за чтением журнала. Она сидела в гостиной. Медленно смерила отпрыска взглядом, затем предложила тарелку супа. Михайлов старался вести себя как ни в чем не бывало и согласился пообедать.
- Как дела в школе?
- Все хорошо.
Глаза матери следили за ложкой, вернее за тем, чтобы сынок забирал бульон движением от себя, а не к себе.
- Сегодня вечером у меня тренировка, - констатировал Дима, отодвигая тарелку.
- Что ж, ладно. Только аккуратно. Про бродячих собак слышал?
- Мам, я не боюсь каких-то шавок.
- Все равно, осторожно. Возвращаешься поздно, поэтому будь внимателен.
Про собак мать упомянула неслучайно. В последние несколько дней, взявшиеся из ниоткуда, псы наводнили дворы и облюбовали мусорные контейнеры. Сообщалось даже о нападениях на людей. Один случай ухитрился попасть в местную газету. Пострадавший утверждал, что часу в одиннадцатом на него напал бультерьер, материализовавшийся из пакета с пищевыми отходами. Отличали зверя несоразмерные его лапам когти, которыми тот раздербанил пуховик жертвы.
Михайлов во всю эту чушь не верил, считая, что история, как и проблема в целом, сильно преувеличены.
***
Вечер наступил быстро. День был проглочен темнотой, словно та была чудовищем, которое, наконец, настигло свою жертву.
На тренировке Дима почувствовал невиданный прилив сил. Ему нравился спорт. Для юноши он служил перезагрузкой. Михайлова привлекала необходимость быстро принимать решения. Концентрироваться на одном предмете так, будто ничего другого не существует. Есть только Дима, летящий мяч и движения, доведенные до автоматизма.
Михайлов работал на износ. Тренер дивился такой самоотверженности. «Ты сегодня в ударе», - аплодировал он после того, как Дима в эффектном прыжке отразил сложную атаку оппонентов.
А вот Хлябин в зал не пришел. Но Дима на него не обижался. Он был даже рад, так как это избавило его от очередной лжи. Словоохотливый товарищ в любом случае стал бы интересоваться, что делал Михайлов в отцовской фирме. Чрезмерное любопытство было отличительной чертой Сереги. К тому же тот бы вновь стал упрашивать Диму «позыркать» на граффити.
Два часа пролетели в одно мгновение. После физической нагрузки организм был приятно «взвинчен». Легкие будто бы распирало от скопившегося внутри воздуха. В раздевалке, пропитанной запахом пота, стоял гомон. Десяток юных голосов, перебивая друг друга, рассказывал истории. Кто о компьютерных играх, кто о последних мачтах НБА, кто о задачах по геометрии. Только Михайлов молчал. С завершением тренировки он понял, что все-таки хочет увидеть «обуховскую стену».
На улице шел снег. Он падал крупными хлопьями, которые напоминали сцепленные парашютики одуванчиков, кружащиеся в свете уличных фонарей. Маршрут от школы до дома занимал минут десять, но Яшина пятиэтажка была не по пути. Чтобы посмотреть на нее, Диме пришлось сделать крюк, свернув в сторону привокзалки. Это прибавляло лишние семь-восемь минут пути.
Михайлов пересек школьный стадион и вышел на проспект, выступающий одной из главных артерий города. Здесь было шумно и многолюдно. Остановившись на перекрестке, в ожидании зеленого сигнала светофора, Дима вновь спросил себя, действительно ли ему нужно бередить душу и утомлять разум мыслями об Обухове. Не проще ли просто забыть и выбросить все из головы? Однако Михайлов знал, что в его конкретном случае это невозможно. Он перешел дорогу и, вместо того, чтобы пойти направо, туда, где ждали его родные пенаты, он зашагал вперед, даже не подозревая, что это решение кардинально изменит всю его судьбу.
В конце улицы Диму ждала арка, образующая своеобразные врата во внутренний двор, опоясанный малосемейками. Тут царила странная тишина, в которой скрип снега под ботинками Михайлова отзывался скрипичным эхом.
Юноша ускорился. Это произошло неосознанно. Дима просто понял, что идет быстрее, чем раньше. Он хорошо знал этот двор, но сейчас, в вечерней темноте, тот казался ему враждебным. Фонарный столб, который должен был освещать территорию, изредка мигал, поддаваясь тяжести нависающего морока.
«Пожалуйста, не выключайся», - мысленно просил его Михайлов. Но лампа погасла, и округа погрузилась во мрак. Пятна света, слабо льющегося из окон, не делали дорогу светлей. Дима меж тем напрягся. Он не страшился темноты, но всегда оказываясь в ней, испытывал иррациональное беспокойство. Ему мерещилось, что за ним кто-то наблюдает. «Осталось чуть-чуть», - подбодрил он себя.
Возле детского сада начиналась небольшая аллея, по обе стороны которой высились тополя с подпиленными сучьями. В конце пути виднелся дом Обухова. Следуя по вытоптанной дорожке, Дима осмотрелся. Никого. Минуту спустя он достиг пункта своего назначения. В ночи изображение выглядело почти монохромным. Дима пожирал его глазами. Картина поразила до глубины души. Именно в этот момент мальчик понял смысл слова «кощунство».
- Что они сделали с тобой, дружище? – спросил он вслух. Но Яша, превратившийся в плюгавого карлика, ему не ответил.
Образ черного седана вновь пробудился в голове Михайлова. А ведь он так хотел забыть тот треклятый день и эту чертову машину.
Дима так простоял минуты три-четыре. Вперился в стену, следуя взглядом то за одной, то за другой линией. Взор скользил по ним, как вагонетка по рельсам. Несомненно, эту зловещую, урбаническую фреску создал мастер, знаток своего дела. Но скорее всего он работал не один. Тут требовалась целая команда помощников.
Когда Михайлов решил, что пора уходить, случилось странное. Сперва ему показалось, что авто, изображенное на стене, подмигнуло ему своими фарами. Испугавшись, Дима отшатнулся и чуть не упал. Однако на этом проблемы не кончились. Позади себя он услышал слабое рычание, нарастающее по мере приближения зверя. Юноша обернулся и увидел облезлого пса. Тот остановился в паре метров от Михайлова. Не переставая скалиться, он вытянул голову вперед. Багровые точки, которыми были его глаза, излучали ненависть.
Дима начал пятиться назад. Стараясь не терять голову, он не допускал резких движений. Сердце учащенно билось. Снегопад тем временем усилился. Дима стал рыскать по сторонам в поисках какой-нибудь палки или иного предмета, который помог бы ему отбиться от собаки. Но, по закону подлости, ничего под руку не подвернулось. Рычание переросло в лай.
- Я уже ухожу, - сказал Дима, выставив руки вперед, в примирительном жесте. На псину это не произвело никакого впечатления. Михайлов продолжал отступать к стене, забирая при этом влево, чтобы не оказаться в ловушке.
К рассерженному зверю присоединился еще один. Он обозначил свое присутствие тяжёлым дыханием. Его белая голова словно вынырнула из некой абсолютной тьмы, точки в пространстве, что будто портал вела в какое-то иное измерение. Массивный череп, обтянутый тонкой кожей, имел форму дорожного конуса с розоватым носом вместо вершины. Это была некая помесь бультерьера с овчаркой, как если бы та совершенно не имела шерсти. Выделяясь размерами и когтистыми конечностями, чудище вселило в Михайлова подлинный ужас. Юноша задрожал всем телом.
На фоне нежданного гостя дворняга смотрелась жалкой. Повернулась к недобультерьеру и облаяла его. Дима замер. Ноги отказывались идти. Все шло к тому, что две псины будут драться. Но, вопреки ожиданиям Михайлова, этого не случилось. Бродяжка обнюхала альбиноса и даже завиляла хвостом. После обратилась к Диме и вот уже вместе с недобультерьером принялась рычать на мальчика. В отличие от своего хвостатого собрата, пришелец был наглее и агрессивнее. Он хищно оскалился и мерно приближался к Михайлову с фланга. Собака-переросток собиралась атаковать. Мешкать было нельзя. Нерешительность могла оказаться фатальной. Дима смекнул, что при развороте он потеряет несколько секунд, а это в его ситуации слишком рискованно. Пришла идея сыграть Ва-банк. Разум понимал, что это глупо, но адреналин зашкаливал. Михайлов шагнул в сторону и резким скачком юркнул в пространство меж двумя собаками, чудом увернувшись от прыжка дворняги.
Дима бежал, не чувствуя ног. В голове не укладывалось, как он мог отважиться на такую авантюру. Он мчался, не оборачиваясь. Только вперед - твердил он себе. Не запыхаться помогала спортивная выучка. Но где же его преследователи? Их что-то не слышно. Борясь с желанием обернуться, Михайлов корил себя за любопытство, которое принесло ему столько проблем. Зачем только он пошёл смотреть это граффити?! Сидел бы сейчас дома...
Дима выбежал на асфальтированный проулок. Не совладав собой, наступил на те же грабли, что и Орфей, утративший навсегда свою Эвридику. За Михайловым никто не гнался. Дорога была пуста. Сбавляя скорость, Дима не заметил ямы и споткнулся. Снег смягчил падение. Но все равно было больно. Послышался автомобильный клаксон. Звук исходил откуда-то спереди. Михайлов поднялся и быстро отряхнулся. Гудок машины напомнил Диме, что он в мире не один. Здесь есть люди и, если он попадет в беду, они смогут ему помочь.
Яркий свет зажженных фар ослепил мальчика, из-за чего тот на мгновение потерял ориентацию. Когда глаза привыкли к свету, картина начала вырисовываться. Из декабрьской черноты проступали контуры седана непонятной марки. В машине было что-то человеческое. Решетка радиатора изгибалась в насмешливой улыбке, вместо очей были миндалевидные фары, что глядели на юношу как-то по-женски игриво. Сама форма кузова, лишенная строгих линий, казалось, сделана из какого-то податливого материала, обладающего металлическим блеском и эластичностью пластилина.
И тут Дима понял. То, что он испытывал при встрече с собаками, не было страхом. Это всего лишь испуг, примитивное опасение получить увечье, почувствовать физическую боль. Зато сейчас, глядя в гипнотическую физиономию автомобильного монстра, он испытывал всамделишный ужас.
- Я следующий, - щёлкнуло где-то в мозгу. Задняя дверь машины отворилась. Дима пустился наутек. Пробежал не более десяти метров и наткнулся на старых знакомых. Животные будто ждали его, неся вахту и закрывая пути к отступлению. В этот раз перехитрить зверей не удастся. Те обзавелись компаньонами, такими же, как они, четвероногими зубоскалами.
- Далеко собрался? – в морозном воздухе чужеродный голос звучал подобно треску рвущейся ткани.
Михайлов увидел подле себя молодую женщину. Она стояла в нескольких шагах от него. Укрывалась от снега с помощью прозрачного зонтика. Похожие Дима видел только в кинофильмах. На незнакомке были полосатые брюки и медово-желтый свитшот с надписью, которую не получалось разглядеть. Фиолетовые волосы спадали на плечи, а косая челка скрывала половину лица.
- Кто вы? – спросил юноша.
- Пожалуй, ты знаешь, - произнесла женщина, кокетливо крутя зонтик в руке. – Ну же, смелей, как меня зовут?
- Понятия не имею, о чем вы.
- Ты теперь не такой смелый, да? – саркастично протянула незнакомка и сделала шаг навстречу. Между ними оставалось не больше метра.
- Что вам нужно? – Дима хотел закричать, но собственный рот изменил ему. Фраза вышла тихой и в каком-то смысле виноватой.
- Смешной ты, Михайлов. С какой неохотой вы, люди, признаете свои ошибки. С какой легкостью отрекаетесь от любых слов, лишь бы спастись, вернуть себе ощущение комфорта и безопасности. Вспомни, как еще лет пять назад, ты хотел отомстить мне? Куда делся этот мальчишеский задор? Признаться, я была занята и не могла сразу ответить на твой вызов, но сейчас у меня куча времени. Чего же ты ждешь?
Михайлов молчал.
- Или ты забыл про Яшу Обухова? – женщина приблизилась к Диме вплотную, накрыв зонтом. В нос ударил запах ее духов. Юношу буквально обдало ароматом грозы и горячего асфальта. Голова закружилась, а буквы на свитшоте, наконец-то, сложились в слова: «Нимф всегда хоронят заживо».
- Нет, - вздохнул Михайлов, - я все помню. – Последние слова звучали обреченно.
- Хороший мальчик, - ласково сказала ему Лилит и движением свободной руки убрала челку с лица. На месте левого глаза виднелся лишь его аккуратный рисунок. – Мне нравятся такие, как ты.
- Вы уууу… бббббь… ееее… те меня? – Дима пытался говорить тверже, но заикание выдавало его страх.
- Ну что ты, мой дорогой! – она дотронулась до его щеки, румяной от мороза. – Я припасла для тебя кое-что получше.
Новость отредактировал Estellan - 7-02-2020, 11:25
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Лилит друг граффити авторская история